Волки и боги

Нестор вспомнил свой сон и снова вздрогнул. Он был ослепительно ярким. Селена в нем была вспышкой серебра и света – разрушающего света. Она держала кого-то за руку, но из-за сияния он мог видеть только силуэт. Кто-то маленький и человекоподобный, возможно, ребенок. Нестор стоял перед ней, неподвижный. А в это время земля разверзла свои челюсти и поглотила всех людей. Он слышал, как они завывали от ужаса, когда бездна пожирала их.

А он просто стоял и смотрел на все это. И ничего не делал. Уже незадолго до пробуждения он услышал позади себя рев. Это было похоже на шум бури, но живой бури, как если бы она была одушевленной. Он не видел, что происходит за его спиной, но мог поклясться, что там хозяйничает луна, пронзая все своим светом. Крики, вспышки, ужас и смерть – все смешалось в темную спираль хаоса. Неудивительно, что проснулся он весь в поту и слезах. Его руки были напряжены, а голова болела так, что едва не лопалась.

Но хуже всего было даже не это. Хуже всего было то, что даже в своих снах, даже в своих видениях он был беспомощен. Нестор почувствовал движение матери. Она села рядом с ним и положила ему на лоб что-то прохладное, какую-то ткань. Мальчик продолжал лежать не шевелясь, со стиснутыми зубами и глубокой невидимой дрожью в костях. Мать обняла его и притянула к себе. Ее грудь поднималась и опускалась мерно, спокойно, и Нестор, закрыв глаза, отдался этому ритму. Вскоре его тело расслабилось, отяжелело, накатила усталость. Эта характерная усталость приходила каждый раз, когда его посещали видения. Кстати, это происходило не только ночью. Порой он мог просто идти по улице – и тут вдруг его тело коченело, череп начинал раскалываться, а дальше – хаос, движение и свет. Так жестокий язык богов через кости проникал в самую глубь его тела.

И почему только боги выбрали такой страшный способ, чтобы говорить с ним?

– Тебе лучше? – это была многолетняя семейная привычка: задавать ему этот вопрос и спрашивать о видениях.

Он кивнул. Прежде чем отстраниться, она обняла его покрепче и спросила:

– Что-то страшное было?

Нестор прикусил щеку изнутри. Ему не хотелось рассказывать матери о том, что он видел. Ни ей, ни кому-либо еще в деревне. Видения никогда не были ошибочными, но из-за сбивчивости и неясности их порой было очень трудно объяснить. Тут в сознании снова раздались те ужасные крики. Нет, едва ли это могло означать что-то хорошее.

Он услышал, как Мэй пошевелился у себя в постели. Но не звал к себе мать: не хотел нарушать интимности их общения. Нестор испытывал по поводу него странные чувства: симпатии и смущения одновременно. Мэй был очень немногословен, нетороплив, спокоен. При этом будто все время был начеку. И он любил его мать. Нестор знал это точно: по тому, как он догонял Санде, когда та ускоряла шаг, по шороху объятий и страстной глубине шепота, который раздавался из-за перегородки. Мэй не пытался навязывать себя в качестве члена семьи, и Нестор был благодарен ему за это. Ведь у него был собственный отец. И хотя он находился далеко, они старались по возможности поддерживать с ним связь. К тому же Нестор был почти взрослым, и еще один опекун рядом ему был совершенно ни к чему. В общем, Мэй делал счастливой его мать, а больше от него ничего и не требовалось.

– Расскажи, что ты видел, – попросила его мать.

Несколько секунд он колебался. Ему хотелось бы верить, что если игнорировать боль, если прогнать ее, забыть о ней, будущее сложится иначе. Но увы. То, что было решено там, наверху, пробивалось сквозь что угодно и неизменно происходило. И лишь пророческие видения давали хрупкую надежду на то, что ужас можно предотвратить.

– Я видел хаос. Но там была Селена, – Нестор слышал, как мать затаила дыхание, и ненавидел себя за то, что дал ей надежду. Он облизал губы и продолжил быстро говорить. – Потом земля разверзлась. Была темнота и крики. Я слышал, как вы падали, и я… Я ничего не сделал, не помог вам.

– Это видение, ты не можешь его контролировать.

– Но что это значит? Что я буду стоять и смотреть, как вы страдаете?

– Объяснять видения не твоя задача, – ответила мать, нежно поглаживая его по волосам.

У нее был такой приятный голос, что в нем почти не слышалось холодного беспокойства, острой болью пронзившего ее легкие. Она обнимала его еще некоторое время. Она любила так делать: долго обнимать, прижиматься всем весом, это всегда успокаивало его.

Но его мир под тяжестью пророческих видений разваливался на куски, и с этим ничего нельзя было поделать.

Он видел, как молодая мать превратилась в фигуру из пепла, которую прямо у него на глазах унес ветер. В ту зиму ее народ заботился о ней больше чем когда-либо. Они следили, чтобы она не переутомилась и не простудилась. Все зря: когда пришла весна, женщина проснулась мертвой. Он видел невинные вещи – такие, как первый снег, и ужасные – когда бог Сал решил умереть, оставив тех, кого он создал, сиротами.

Он позволил матери уложить себя обратно на подушку. Она сидела рядом и задумчиво расчесывала влажные волосы. Ему вдруг страшно захотелось попросить ее остаться рядом с ним, пока он не заснет, как если бы он снова был малышом. И именно потому, что его мать сделала бы это, он ничего ей не сказал. Нестор закрыл глаза и заставил себя дышать глубоко и ритмично. Он лежал и думал, интересно, чем заняты сейчас мысли матери? Может, она беззвучно плакала про себя, запирая в плотно сжатых губах свою тоску. Может, сожалела о своей доле быть матерью провидца.

Когда она встала, ему резко стало холодно, но он не подал виду. Большую часть ночи он просто лежал, притворяясь спящим. Так продолжалось до тех пор, пока рассвет не очистил горизонт и он не услышал первые песни жаворонков.

– Ну, рассказывай, что они тебе передали, – сказала Снегиня, как только они показались у нее на пороге.

Снегиня была самым старым оборотнем в стае, главной старейшиной. Тяжелая и мрачная – она источала удивительный запах, кисловато-терпкую смесь сосновой хвои и дубленой кожи. Нестор подошел чуть ближе и рассмотрел белое пятно, короновавшее то, что видимо, было головой Снегини. Оно спускалось вниз по плечам и действительно напоминало снег. Вот почему ее так зовут. Все старейшины в стае при смене статуса выбирали себе новое имя. Снегиня сделала это много лет назад, когда Нестор был еще ребенком.

После каждого видения, еще до того как мудрецы стаи принимались разбирать сообщения, присланные ему богами, Нестор отправлялся на доклад к Снегине. Та умела сохранять хладнокровие и не давать воли эмоциям. Для самого Нестора же рассказы об увиденном превращались порой в сущую пытку. Прежде всего это касалось тех из них, в которых, как сейчас, ему грезилось неизбежное. Ужас, который он не мог предотвратить. Или мог? В таком случае он становился виновником, обрекал своих товарищей на смерть. Он все еще не до конца отошел от последнего видения, предсказавшего нападение людей. Да, он смог предупредить, да, смог предотвратить самое ужасное. Но многих храбрых воинов в результате они все-таки потеряли. Его дядя, брат Мэя, отец Сьерры – все они погибли. Сьерра… До того момента, когда она ворвалась к нему в хижину со сжатыми кулаками, плюясь полными боли и ярости словами, которые как соль разъедали ее собственные душевные раны, они были друзьями. «Мой отец погиб, а ты ничего не сделал. Ничего не сделал!», – кричала она. И Нестор отлично понимал ее. Он и сам винил себя. Даже у Снегини при общении с ним голос становился напряженным, а жесты – резкими. Нестор для всех был как сорока, которая приносит дурные вести. И вроде бы надо знать их, а не хочется. Видения редко были приятными или легкими. Богам незачем было тратить свои силы, чтобы пожелать хорошего сезона охоты. И если уж они рассказывали, то рассказывали о по-настоящему серьезных вещах. И вот сейчас, стоя перед Снегиней, он говорил о луне, свет которой ослеплял все вокруг и будто вырывался изнутри человеческого тела. Он говорил о криках и голодных челюстях земли, пожравших всех ликантропов. И о том, кого Селена держала за руку.

– Кто был с Селеной? Это был кто-то из наших? – допытывалась Снегиня.

– Не знаю, я не понял. Человек или ликантроп… Ребенок, кажется.

– А шум, который ты услышал в конце? На что он был похож?

– На рычание, но очень-очень громкое. Поэтому я и подумал, что это мог быть шторм. И мне показалось, что этот шторм угрожает Селене. Не уверен, что она пыталась нам помочь, похоже, что она сама была в опасности, – Нестор сглотнул. – И даже если пыталась, это все равно не сработало, потому что в конце концов мы все упали в пропасть.

Снегиня молчала. Чувствуя растерянность Нестора, мать взяла его руку и нежно сжала, пытаясь успокоить, чем поселила в нем еще больше тревоги.

По старухе нельзя было понять, расстроена она или нет, но его мать точно была взволнована и этим жестом пыталась защитить его. В очередной раз в голове Нестора пронеслась мысль, как здорово было бы родиться без этой особенности, которую все вокруг упорно называли даром. И дело было не столько в том, что видения каждый раз потрясали его. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы его мать перестала беспокоиться о нем.

– Пусть мальчик отдохнет, он, похоже, нуждается в этом, – наконец проговорила Снегиня, и Нестор почувствовал слабое движение ее головы. – Я соберу старейшин. И сегодня вечером мы разберем видение, посланное богами.

Кто из богов посылал им эти предупреждения? И на какую помощь можно было рассчитывать, если та, которая создала их, отвернулась от них?

Он лежал в постели, и в сознании пролетали обрывки видения, которые заставляли его желудок сжиматься. Некоторое время он просто лежал, прислушиваясь к шумам, которые издавали члены его стаи, как если бы это это была странная и трагическая музыка. Смех детей, которые развлекались какой-то игрой. Чей-то тихий шепот, шаги, звон кухонной утвари, чье-то беспомощное возмущение.

«Неужели все это закончится вот так – вдруг?

Неужели наша богиня решила спуститься, чтобы прикончить нас?»

Нестор повернулся, ища какое-нибудь удобное положение, но это было невозможно. Нервы будто ядовитые спруты впивались ему в кишки и проделывали дыры во внутренностях. Да, наверное, это было так. Их богиня спустилась, чтобы убить их.

Ликантропы не обращали внимания на действия людей, пока они были далеко от их части леса. Не беспокоило их и то, что они становятся все более сильными и жестокими – в конце концов, для них они не представляли угрозы. До тех пор, пока луна заживляла их раны, давала им силу и скорость, они были практически неуязвимыми. И вот теперь они остались ни с чем. Луна забрала у них все свои дары, и даже волки перестали разговаривать с ними – просто ушли, оборвав все связи с оборотнями, не дав возможности попрощаться, не дав шанса задать последние вопросы.

С фениксами, четырехрогими оленями или воронами была та же история. Создания Сала обладали интеллектом, в разы превосходящим разум обычных животных. По сути, это был интеллект людей. Но с тех пор, как Селена спустилась с неба, волки молчали и сторонились их, как чужих. Лунная богиня создала брешь между двумя мирами, мирами, которые всегда составляли часть одного целого. Еще одно изменение было связано с тем, что теперь они очень медленно обращались. И наконец, последняя тревожащая Нестора вещь, о которой почему-то никто не говорил, потому ли, что не замечали, и просто потому, что не хотели: с тех пор, как Селена спустилась с небес, ни один из недавних щенков не совершил своей первой трансформации. Конечно, прошло еще не так много времени. Но те из ребят, которые явно готовы были впервые в своей жизни обратиться, не могли этого сделать. Трансформация могла происходить в момент ярости, или страха, или, наоборот, в момент покоя, без потери контроля. Так или иначе, ни Ивану, который уже несколько месяцев добивался обращения, ни Драго не удавалось получить то, что в иные времена проходило естественно, просто потому, что пришло нужное время.

В глубине души Нестор полагал, что пока их небо будет оставаться пустым, они так и останутся навсегда детьми, маленькими недооборотнями. Уязвимыми, как люди, и сжигаемыми изнутри волчьим огнем, неспособные дать ему ходу.

От этих печальных размышлений Нестора отвлекли шаги. Кто-то приближался к его хижине. Он поднял голову и втянул носом воздух, стараясь не издавать никаких звуков. Улыбнулся. Пахло приятно и сладко: девичий запах.

– А у меня в хижине опять сквозит из всех щелей, – хихикнула девушка. – Почему тебе разрешают спать так долго? Это нечестно!

– Сестра заставляет тебя рано вставать?

– Ну нет, не заставляет.

Если бы Сьерра узнала, что ее сестра опять убежала в гости, она бы ее, наверное, поколотила. И зная об этом, Нестор испытывал жгучее желание убить злодейку. Ветерок была совсем не такая, с ее нежным голоском и такими вот, запросто, приходами в гости.

Нестор был не против этих визитов. Он знал, что, имея приятеля со сверхспособностями, девочка чувствовала себя особенной. А еще он знал, что ей нравилось не подчиняться своей властной сестре. Что до него самого, то его грела мысль о том, что в кои-то веки рядом с ним человек, который знает, что он в любой момент может объявить об очередной катастрофе, и не боится этого. Не боится его.

– Значит, ты, Ветерок, встаешь рано, не потому что тебя заставляют, а просто так? Из протеста?

– Ну как сказать… Просто она встает ни свет ни заря и принимается ужасно шуметь, понимаешь? Иногда, умываясь, она даже водой в меня брызгает. А еще, когда она ест, у нее вечно рот нараспашку. Клянусь, в состоянии волка ее манеры гораздо, гораздо лучше.

Девочка непроизвольно хихикнула. Судя по шуршанию, Ветерок по традиции рассматривала и трогала украшения его матери. А ему было так приятно, что хоть кто-то рядом с ним чувствует себя спокойно и не тревожится ни о чем. Кто-то, с кем можно запросто посмеяться и хотя бы на время почувствовать себя нормальным.

– Ты больше не сбегала?

– Один раз, не очень далеко.

– Ветерок, ты в любой момент можешь потеряться. Лес опасен сейчас. Что если ты пострадаешь? Мы уже не такие сильные, как были раньше. На скорое исцеление рассчитывать не приходится.

– Я знаю, – ответила он так поспешно, что Нестор задумался, не случилось ли с ней чего-нибудь. Может быть, она споткнулась о корни и разбила колени? Или поцарапала ноги о какой-нибудь колючий куст?

– Говорят, у тебя было еще одно видение, – пробормотала она и наклонилась к нему. В ее голосе звенело любопытство, но оно было таким невинным, что Нестор не испытывал вины, что происходило всякий раз, когда он рассказывал об увиденном.

Его сознание вновь наполнили страшные крики, и ему стоило усилий сдержать себя, чтобы она не увидела в его лице собственные будущие муки.

– Расскажи мне, что ты видел!

– Узнаешь вместе со всеми остальными, – пробормотал он глухим голосом.

– Почему? Там было что-то ужасное?

– Видения всегда трудно объяснять, – он пожал плечами, пытаясь сменить тему. – Я лишь проводник. И не могу судить о том, что боги хотят сказать через меня. Поэтому мне приходится пересказывать свои видения старейшинам, и мы все вместе пытаемся их растолковать.

– Иногда ты и сам угадываешь. Помнишь, в тот раз, когда тебе привиделось падение луны? Ты ведь тогда сразу все понял. А они сказали, что нет, это что-то другое.

– Я думаю, что просто в это невозможно было поверить. Что богиня вдруг возьмет и бросит нас, – он прикрыл глаза. То видение было особенно ясным: луна превратилась в каплю света и просто упала с неба: тихонько, без единого звука. А спустя несколько дней именно это случилось в реальности. – Кому могло прийти в голову, что богиня, давшая нам жизнь, вдруг возьмет и отвернется от нас?

– Мне могло прийти в голову, – сказала Ветерок, и в голосе ее послышались едкие нотки, отчего он впервые показался Нестору скорее взрослым, чем детским. – Есть матери, которые бросают своих детей, и отцы, которые их убивают. Есть братья, которые ненавидят друг друга до смерти. Если боги создали нас такими, значит, они и сами не очень от нас отличаются.

Нестор открыл было рот, чтобы возразить, но слов не было и он смог только покачать головой. То, что только что сказала Ветерок, было непростительным богохульством, результатом невежества или хитрости. Говоря такое, она, видимо, хотела произвести впечатление и так заигралась, что сама не поняла, насколько опасно то, что она говорит.

– Никогда так не говори. Слышишь? Нигде и никому. Если кто-то из богов услышит подобное, они преподадут нам такой урок, что мало не покажется.

Ветерок пошевелилась. По ее движению Нестору трудно было понять, кивает она или возмущенно поводит плечами. Поэтому решил для верности повторить:

– Я серьезно, Ветерок. Нельзя провоцировать богов.

Да, у богов не было ушей повсюду. Но проблема была в том, что подслушать они могли абсолютно в любой момент. И тогда даже самым хитрым могло не поздоровиться.

Среди оборотней ходила одна известная история о человеческом правителе, который осмелился сравнить себя с Реем. Слухи об этом дошли до ушей бога богов. Наказание было жестоким: каждый раз, когда правитель совершал ошибку, часть его тела превращалась в золото. Сначала отнялись ноги, потом глаза потеряли способность видеть, а затем в тяжелый неповоротливый слиток обратился и язык.

Рассказывали, что останки того монарха – жуткую смесь залитых золотом костей – хранили в храме бога Рея, чтобы никто не забыл цену обиды богов. Ветерок слышала и другие подобные истории, но беда была в том, что она приближалась к тому опасному возрасту, когда щенки думают, что они умнее и сильнее взрослых.

– Да, я понимаю, – пробормотала она, поднимаясь медленно и, видимо, нехотя. – Мне надо идти, пока меня не начали искать. Встретимся вечером. Удачных видений.

– Не влипай в неприятности, – отозвался он и с трудом сдержал вздох, который рвался наружу, пока девочка выходила из палатки.

Стоило ему оказаться одному, как напряжение от предстоящего визита к мудрецам охватило его внутренности и принялось грызть изнутри. Та капля спокойствия, которая у него еще оставалась, готова была испариться прямо сейчас. Он прикусил щеку с внутренней стороны и вдруг почувствовал себя таким маленьким, что уже готов был позавидовать смелости этой крошки. Тем более, что понимал он ее, похоже, лучше, чем она сама.

Мать и сын. Привычные слова. Взгляды. Жесты, проникнутые нежностью и любовью. Как все было бы просто и понятно, если бы их отношения сводились только к этому. Если бы они были просто мать и сын. Но Заэль знал, что, когда появляются боги, просто не бывает. Поэтому на его матери сейчас серебряный намордник. А на запястьях у них обоих наручники. Вокруг десятки глаз, которые следят за каждым их жестом. Факелы сияют, отражаясь в лезвиях направленных на них орудий. Как будто они с матерью кусачие бешеные псы. Ведьм, как и псов, всегда привязывали накоротке.

Взгляд матери, в глубине которого, он знал, таилась нежность, сейчас горел яростью.

Женщина уже не могла контролировать свой огонь, но языки этого пламени по-прежнему шевелились в ее душе. Заель попытался скрыть боль и насмешливо улыбнулся.

Смех не придавал ему сил, не возвращал контроля над ситуацией, но давал надежду на то, что это все еще возможно в его жизни. Одна из стражниц сняла со старой ведьмы намордник. Засверкали лезвия. Все затаили дыхание.

– Ты будешь сопровождать группу разведчиков, – прошептала стражница прямо в ухо моей матери.

– Ты будешь сопровождать группу разведчиков, – повторила мать холодным голосом, глядя в упор в глаза сыну.

– И поможешь выследить оборотней, – продолжила женщина.

Мать Заэля повторила и это. Голос ее был кроткий, но в нем отчетливо слышалась ненависть.

– Отныне ты во всем подчиняешься Юпнии, нашей общей госпоже и исполнительнице воли Рея, короля богов.

На этот раз колдунья не стала повторять за стражницей. Сердце Заэля бешено забилось. Он гордился матерью, но всякий раз, когда она обращалась в свое упрямое молчание, его охватывала паника.

И не без причины. Вскоре один из солдат поднес к шее матери лезвие и слегка надавил. Выступила кровь. Заэль попытался было обратиться к своей магии, но безрезультатно. Магическая сила плохо подчинялась ему, хотя и определяла, по сути, всю его жизнь.

Ему до смерти хотелось, чтобы мать приказала ему убить их всех, и тогда, возможно, у него бы и получилось. В какой-то момент, когда рана на шее матери стала глубже, а кровь потемнела, ему показалось даже, что она тоже об этом думала. Но что толку, если они оба знали, что живыми отсюда им не выбраться. Мать скривилась. И голосом, полным ненависти и разочарования, повторила:

– Отныне ты во всем подчиняешься Юпнии, нашей общей госпоже и исполнительнице воли Рея, короля богов.

И только когда стражник отвел оружие от шеи матери, она смогла опустить голову. Заэль знал, что это вызывающее молчание еще аукнется им. В голове пронеслась мысль: что бы он отдал, чтобы освободить ее? Руку, глаз, сердце? Да всю жизнь! Но даже этого было бы недостаточно. Поэтому он просто молча кивнул, чтобы не провоцировать солдат еще больше. Но презрительную полуулыбку на лице все же сохранил: чтобы его мать гордилась им так же, как он гордился ею.

Воздух в хижине для переговоров был таким густым, хоть топор вешай. Он путался в руках и волосах. Каждый новый вдох вызывал у Нестора приступ головокружения. Пепел, ладан, розмарин… Эти запахи использовали, чтобы привлечь второстепенных духов – они помогали старейшинам объяснять видения. Нестор медленно вдохнул, выпрямил спину и смазал лоб смесью масел. Сумрак и шепот вокруг были ему на руку: в такой обстановке проще было обратиться к видению.

– Это была Селена? Ты уверен, что это была она?

– Уверен, как если бы она назвала свое имя.

– В каком обличье она явилась тебе?

– Она предстала в теле, которое таяло. – Нестор нахмурился, на лбу у него выступил пот. – Она будто бы замаскировалась под человека, но потом человеческое тело начало распадаться и обращаться в свет. Свет был очень яркий, перед ним невозможно было устоять. И ликантропы падали, ослепленные им.

– Вспомни существо, которое было с ней. Ты говорил, что оно было похоже на ребенка. Мог бы этот ребенок быть кем-то из наших? – Робле стоял совсем рядом, говорил спокойно, и Нестор цеплялся за спокойствие его слов, как за ветки могучего дерева. Самый младший из старейшин, по возрасту он мог быть еще воином. Но серебряные орудия людей необратимо повредили его позвоночник, и ноги стали его подводить. Робле был само спокойствие и, даже сильно страдая (а Нестор был уверен, что тот мучается), не позволял себе проронить ни звука, не давал понять другим, что что-то происходит.

В новую роль старейшины он вжился так быстро и начал выполнять ее с таким рвением, будто готовился к этому делу годами.

– Это могла быть девочка. Мне кажется, у нее были длинные и светлые волосы, и, по-моему, она была одета в белую мантию. Я не могу сейчас воспроизвести ее запах. Тут очень много движения и оборотней. – Нестор задумчиво прикусил щеку. – Но если бы она закричала, я точно узнал бы голос. В тот момент мне почудилось, что она плачет или дрожит от страха.

– Похоже, она выбрала ее для жертвоприношения, – проговорила Снегиня. – Это мог быть человек или кто-то из других созданий Селены.

– Не думаю, что это был кто-то из наших, – послышался надтреснутый голос Росио.

Росио была старой ликантропкой и низенькой, как ребенок.

– Если бы богам было это важно, он показали бы Нестору больше, – Робле говорил убежденно, и от его уверенности Нестору становилось легче.

– То, что ты слышал в конце, – был ли это голос другого бога? – спросила Снегиня. – Может быть… это был Сал? – шепнула она, и в ее голосе послышалась надежда.

Сал не создавал их, но он был отцом волков и покровителем всего дикого. Он был братом Селены. В хрониках говорилось, что он всегда ходатайствовал за смертных. Но Сал умер вместе со многими из его созданий. И созданные им существа умерли. Нестор покачал головой:

– Вряд ли это был бог. В том звуке не было божественной энергии. Да и не был он похож на бога. К тому же Селена готовилась напасть на него.

– Селена никогда бы не напала на Сала, – разочарованно кивнула Снегиня. – Только если он сам первым причинил бы ей вред.

– Что тоже маловероятно, – добавил Робле.

Нестор нахмурился и стиснул зубы. Он изо всех сил пытался воспроизвести недавнее видение. Капля пота выступила у него на лбу и покатилась по носу. Но вот парадокс: чем больше юноша погружался в бурю ощущений, тем больше отдалялось видение. Наконец, сила старейшин и благовония сделали свое дело. Вспышка – яркая, смертоносная. Рев, дикий, запредельный. И серая мгла вокруг, такая густая, будто воздух обратили в камень.

И все это так реально, что, кажется, дотронься и почувствуешь рукой. А потом мороз – обжигающий, ядовитый. И оглушительный, раскалывающий череп шум. Нестор едва мог дышать, его голова кружилась, но он держался. И его старания были вознаграждены. В конце концов рев позади него перестал быть просто хаосом. Он вдруг начал его понимать!