Но одновременно пришло и другое осознание. Люди, на которых опустилось голодное безумие, заканчивали обтянутыми кожей скелетами, воющими в небеса. А этот мужчина был худым, но не голодающим; безумным, но не сумасшедшим. Нет. Тут дело в чем-то другом.
– И отчего вы не ушли отсюда, когда корабли не прибыли?
– Как? Чем? Пешком через Лохарры? Без еды? Без…
– Санями. У них были собаки. Люди не могут питаться одним китовым жиром, но собаки – могут. Да и они бы смогли. Всего лишь просили о помощи.
Лицо мужчины превратилось в маску ярости.
– Это наше. Наше! Мы должны были сторожить! Не отдавать! Не дать! Наше! Не их!
Уже не говорил, только взлаивал, брызгая слюной во все стороны.
Альтсин заглянул ему в глаза, а вопли смолкли, словно связанному кто-то затянул на горле виселичную петлю.
– Их было двое. Единственные из племени, у кого хватило сил отправиться за помощью. Взяли собак, которые еще могли тянуть сани, и поехали на запад, откуда каждый год приходит весна. Добрались аж сюда. У вас было все, чтобы их спасти. Достаточно китового жира, чтобы накормить все поселение. Они не хотели ваших мехов или шкур, могли даже заплатить за этот жир своими. А вы…
– Если бы мы отдали этим животным, что они хотели, они приходили бы сюда каждый год. И их становилось бы все больше. Это не люди. Это твари. Взгляни на них. Взгляни.
Альтсин посмотрел на то, что висело под потолком. Два тела, почти человеческие, хотя ниже, чем люди, и шире в плечах, ободранные от одежд, словно это могло облегчить их… обработку. Оба ахера оказались профессионально выпотрошены, с частично снятой кожей. С бедер и ягодиц им вырезали широкие и длинные полосы мяса. Хотя, сказать честно, мяса этого на них было немного. Их лица с крупными надбровными валиками и клыками, торчащими из нижних челюстей, были удивительно спокойными для того, что с ними случилось.
– Видишь? Смотри. Это не люди. Человеческого мяса я бы не ел, клянусь, но они? Животные. Животных убивают, а не кормят собственной кровью.
– Ты вдруг начал говорить красивыми, длинными фразами? У них были собаки, они предлагали их вам взамен за этот жир. Вы могли взять сани, животных, поехать вдоль побережья сперва на запад, потом на юг. С хорошо откормленными собаками это восемь, ну, может, десять дней – и вы были бы среди людей.
– А они? Что они? Забрали бы часть добычи и пошли к своим, но потом – что? Вернулись бы за остальным? За нашим. Нашим! Не этих животных! Не их!!!
– А потому вы схватили этих двоих, убили и съели их собак, но те были худыми, надолго их не хватило. А потом – это? – Альтсин указал на тела.
– Они сами умерли. Сами. Наши ножи не отобрали их жизни.
Альтсин покивал.
– Это правда. Умерли сами. Вы только забрали их шубы, связали и оставили голыми на улице. А умерли они сами.
Он вышел из дома. Холодно. Далеко на востоке, где-то за Большим хребтом Ансар Киррех, он чувствовал… нечто. От этого места его отделяли еще сотни миль, потому впечатление было таким, словно он уголком глаза примечает лучик луны, протискивающийся сквозь щель в ставнях, но… проклятие, он мог это ощутить. С такого расстояния! И оттуда, из места, которое просил проверить Оум, в мир била ледяная ярость, чьи осколки даже здесь меняли времена года.
Владычица Льда была вне себя от злости.
Он вернулся и присел над связанным мужчиной. Тот вывернул голову и послал ему удивительно разумный взгляд.
– Убьешь меня?
– Да.
– Потому что – что? Потому что я убил этих животных? Потому что не захотел отдавать своего?
– Нет. Не поэтому. А потому что если не убью тебя, то не сумею спокойно спать. Потому что меня станет мучить чувство, что я не сделал всего, что необходимо. Потому что в мире должно быть хотя бы немного, хотя бы капельку справедливости, а иначе – пусть бы этот мир рухнул в тартарары.
– Справедливость? Это справедливость?
Альтсин взглянул на него сверху и улыбнулся уголками рта.
– Не требуй от меня слишком многого. Я учился ей, воруя и убивая в портовых закоулках.
Он прижал голову мужчины к полу и быстрым движением начертал на его лбу знак Сломанного Меча. Сила потекла сквозь тело пленника широким, неудержимым потоком. Тот заскулил, чувствуя, как жар наполняет его члены, как огонь рвется из вен. А в миг, когда волосы его заскворчали и обуглились, а кожа принялась дымиться, – завыл.
Сила вспыхнула и сформировала портал диаметров в пять футов, а тело мужчины распалось в прах.
Альтсин вошел в переход, зная, что сэкономил себе миль двести дороги через горы. Закрываясь, магические ворота дохнули огнем на дом, а деревянные стены мигом задымились и вспыхнули.
Несколько часов огонь танцевал по всему покинутому поселению.
Глава 1
Город млел в хватке жары. Дни напролет солнце плавило улицу с упорством кузнеца, который нагревает в очаге упрямый кусок железа, а по ночам горячие камни и кирпичи лишь отдавали тепло, словно издеваясь над молитвами жителей, истосковавшихся по малости холода. И хотя согласно календарю и наблюдениям астрологов и магов за оборотами звезд на небе была лишь середина весны, жара и не думала смягчаться.
Говорили, что счастливые обладатели подвалов переносили туда кровати, потому что лишь в нескольких стопах под землей можно было отыскать хотя бы небольшую передышку от вездесущей жары.
Некоторые старики рассказывали, что даже на их памяти не было такой горячей весны. Такая весна, говорили они, такая весна – знак недовольства Матери, знак войн, эпидемий, пожаров, наводнений, голода и мора скотины. Интересные времена близятся, бормотали они, интересные.
Но стариков мало кто слушал, для них любое время года было самым теплым, или самым холодным, или самым дождливым и любое предвещало если не конец света, то как минимум рост налогов или хотя бы болезненный запор. Порой старость смотрит на мир сквозь стекляшку, найденную в куче мусора, и тут невозможно что-либо поделать.
Но жара, независимо от таких разговоров, продолжала держать город в потной, липкой и отбирающей силы горсти.
К полудню любое движение на улицах замирало, тротуары пустели, торговцы закрывали лавки, скамьи перед винными погребками грелись под солнцем, с нетерпением ожидая гостей. Жизнь перебиралась поближе к фонтанам, колодцам и стокам с акведуков, где обмывались, обливались водой и даже пытались плавать, поскольку, чтобы добраться до любой из городских бань, требовалось либо резервировать места за несколько дней, либо трясти кошелем, полным золота.
Пришелец из дальних стран, внезапно перенесенный на эти улицы неким магическим фокусом, мог бы подумать, что оказался в одной из легендарных метрополий Дальнего Юга, где солнце восходит на небосклон повыше, где все носят шелка, где бесценные приправы устилают землю, а смуглокожие красотки прохаживаются в сопровождении рабов-кастратов. Он бы тогда наверняка не поверил, что находится в Меекхане, том самом Меекхане, Граде Городов, Сердце Империи, Цветке в Кремневой Короне, Первом Верстовом Столбе. Ну разве что городская стража задержала бы его за бродяжничество и бесправное использование телепортационной магии и, ругаясь на чистом меекхе, погнала бы в подземелья.
Маловероятное развитие событий, поскольку в полдень даже стражников было нелегко повстречать на улицах. Наверняка они искали прохлады подле одного из фонтанов.
Потный мужчина, который хромал коридором императорского дворца, убедился в этом на собственной шкуре. Портал выбросил его посредине улицы, после чего – чавкнув и издав шипяще-булькающий звук – исчез. На происшествие это никто не обратил внимания – даже хромая собака. Не то чтобы магический проход, открывающийся посреди улицы, был в столице чем-то необычным, поскольку все важнейшие гильдии и товарищества магов имели здесь свои представительства, да и армия, дипломаты и даже богатые купеческие цеха охотно пользовались возможностями быстрой переброски людей и новостей, но именно из-за этого тут руководствовались определенными правилами.
Вот уже сто лет Щит лох-Хевлена действовал безупречно. Десятки мощных амулетов – насыщенных Силой аспектов, сбивающих магические порталы, таких как Морозный Поцелуй, Собачий Нос или Терние, – приводили к тому, что в радиусе двух миль от центра города ни одна телепортация не могла совершиться с безопасным смещением. А для магов, которые пытались открыть переход непосредственно в один из императорских дворцов, они являли себя бездонной ледяной бездной, где невозможно было установить направление ни одного коридора или комнаты.
В мире, где и посредственный чародей с нужным аспектом умел открыть портал, на безопасности императора и двора не экономили.
Но это служило слабым утешением для путника, которого портал выбросил в двух милях от цели и который последние полчаса волокся раскаленными, словно печка, улицами, чтобы, добравшись до ворот в стене, что окружала императорский сад, и показав Имперскую Печать, продолжить ждать, пока некий службист-капитан из гвардии проверит, с кем они имеют дело.
В этот момент Гентрелл-кан-Овар придушил бы негодяя голыми руками, хотя, с другой стороны, сам приказал бы повесить офицера, если бы тот отнесся к безопасности спустя рукава. Есть правила, которые обязательны для каждого, к тому же Крысиная Нора отвечала за бо?льшую их часть.
Наконец ему позволили войти в пустынный сад и направили в левое крыло дома. Он задумался, отчего из трех резиденций императора в Городе выбрали именно эту. Не дворец Калиахэ, главную усадьбу рода бер-Арленс, которая служила центром власти вот уже двести лет, и не сияющую белым мрамором трехсоткомнатную архитектурную аберрацию, известную как Сонверия, окруженную садом в несколько сотен акров. Вместо этого встреча должна была пройти в Менанере, который официально – хотя и несколько на вырост – называли Менанерским дворцом.
Строение находилось в самой старой части города, помнящей начало Империи. Его выстроили сразу после того, как отбили эти земли у культа Реагвира, когда молодое государство, не готовое решиться, желает ли оно идти войной на остальную часть континента или же удовлетворится тем, что уже имеет, пыталось усилить свои границы. Эта часть столицы носила название Кремневого Района, и название точно не было дано на вырост. Здешние улочки, узкие, крутые, легко баррикадировались, дома имели мощные стены, охраняемые тяжелыми дверьми и узкими окнами, а отвесные крыши, покрытые серым сланцем, гарантировали, что брошенный на них факел скатится и умрет в канаве.
Менанер был сердцем этого района, старшим братом любого из домов, он вырастал над этим местом двумя башнями, гордо возносящимися в небо, – истинными защитными столпами с зубцами и скрытыми за ними стрелецкими галереями, откуда можно было вести обстрел во все стороны. А триста ярдов «сада» вокруг – сада, в котором не росло ничего выше молочая, – гарантировали, что лучникам не придется беспокоиться о выборе цели.
Эти триста ярдов измотали кан-Овара настолько же сильно, как и разогретая брусчатка города. Зато когда после очередной проверки он наконец оказался внутри, он стал догадываться о причине того, что встреча была назначена именно здесь.
