Мой город 5. Инвалид
–Как бы мне раздобыть коляску, чтобы я могла перемещаться?
–Это надо обратиться в соцзащиту. – ответила Лика. – Они занимаются этими вопросами. – затем она сказал. – Но сначала нужно оформить инвалидность.
Марья сказала:
–Одна я не справлюсь. – затем она спросила. – Поможете?
–Конечно помогу. – поспешила ответить Лика, и затем заверила. – Можете всегда на меня рассчитывать.
Оформление инвалидности было трудоемким и тяжелым трудом. Коляску, которую получила Марья в Раменской хирургии была неподъемная. Ее нельзя было сдвинуть с места, и поэтому Лике пришлось нанимать людей, чтобы те помогли ей перетащить Марью на первый этаж многоквартирного, и вынести ее во двор, чтобы усадить на задние сидение Ликеной авто. Обход врачей продолжался целую неделю или две. Затем ее поставили в очередь на оформление группы, на месяц вперед. И только взятка помогла получить ее на следующий день. Третья – работающая, такой был вердикт комиссии. Та посчитала, что если у Марьи есть руки, то и работать она может, а остальное неважно. В собесе ей назначили мизерную пенсию, и отправили на все четыре стороны. Что касается соцзащиту, то на коляски у них была очередь на полгода вперед. Так что инвалидную коляску Марья можно сказать не получила. Вместо этого она получила справку, что не может самостоятельно передвигаться, и ей требуется инвалидная коляска. Заверенной сотрудником собеса и главврачам городской больницы Лику направили в магазин по продаже инвалидных колясок, костылей и прочие. Там все же Лика купила инвалидное кресло, выложив за него годовой свой бюджет. Зато чешское, легкое. Ни то что дали в больнице, русское, двухтонное. На нем даже сидеть неудобно, спину ломит, и кости жмут в подлокотниках. А ездить вообще невозможно. Зато русское, патриотическое.
Лика прогуливалась в парке вместе с Марьей. Та весило руками крутила колеса инвалидного кресло, смотрела по сторонам, и любовалась природой. Осень близилась к своему финалу, вот-вот вступит в свои права белоснежная зима. Марья сказала:
–Я хочу полюбоваться этой красотой.
Лика подвезла коляску к неподалеку стоящей лавке. Поставила ее у нее, а сама села рядом.
Марья сказала:
–Я всегда любила осенний листопад. Вот и сейчас укрытый желтым ковром опадающих листьев, я чувствую какое-то умиротворение. Мне хорошо, и я рада этой успокаивающей умиротворенности.
–Я тоже. – тихо ответила с грустной и печалью и в то же время радостью Лика. – Все покойно. «Покойно как никогда», – затем она сказала. – Мне иногда кажется, что в такую погоду хочется просто отдохнуть, забыться. – сделав паузу она тихо добавила. – Только я, и больше никто.
–Что? – переслушала Марья. – Что Вы сказали?
–Ничего. – ответила Лика. – Просто иногда всем хочется побыть одним. – призналась она, и добавила. – Наедине с самой собой.
–Так давайте помолчим. – предложила Марья. – Каждая подумает о чем-то своем, личном.
–Я уже давно ни о чем не думаю, – призналась Лика. – и не могу ни о чем думать. – затем она сказала. – Все что есть у меня это Вы, Марья.
Тут Марья потребовала объяснений:
–Что Вы имеете в виду?
–Ничего. – с грустью ответила Лика. Затем она призналась. – Я не могу иметь детей. – она заплакала, и затем добавила. – У меня мертвые яичники. – затем она добавила. – Это приговор.
Марья долго молчала. Она не знала, что сказать? Ей не было что сказать по этому поводу. Она понимала, что сама она никогда не вырастит своего ребенка, а Олеся? Если она еще возьмет и ее ребенка? Если его ей дадут? Сможет ли она его вырастить? Вряд ли. Тут она словно успокаивая Лику, сказала:
–Давайте удочерим ребенка Олеси, и вместе с моим ее вырастим. – затем она добавила. – я возражать не буду, ведь мне одной даже своего ребенка не вырастить.
Лика тихо, нежно-вопросительным взглядом посмотрела на Марью, и ее сердце облилось кровью. Она понимала, что эта бескорыстная жертва со стороны Марьи была добровольной. По сути, она предложила ей стать няней для обоих детишек. Их второй мамой.
–Я всегда знала, что у вас Марья добрая душа, – сказала Лика. – а сердце еще добрее. – затем она заверила Марью, что завтра она подаст от их обеих заявление в соцзащиту, в отдел семьи и ребенка о том, чтобы им обеим разрешили удочерить дочь Олеси Анастасиевны Мщэртц.
В это самое время по пару прогуливалась какие-то три женщины. Одна из них сидела в инвалидном кресле, вторая находилась за ним, и везла это кресло. А около них шла третья женщина. Марья, увидев ее, никак не могла вспомнить, где она ее видела. Ее лицо было ей знакомо, но она так и не могла вспомнить, где она ее видела? Марья никак не могла вспомнить, где она ее видела. Мучительно вспоминая, где бы она ее могла видеть, она так и ни вспомнила, где она ее могла видеть? Вся информация была стерта. Проходя мимо Марьи, никто даже не обратил на нее внимание ее словно не было ни для кого. Со стороны казалось, что ее будто бы и не существовало вовсе, даже для той которая, как и она сидела в инвалидной коляске. На миг Марья ужаснулась. Она вдруг поняла, что никто не посмотрит на нее. Некому ни надо девочка-инвалид. Инвалид которая не имеет ног. Она теперь отчетливо и ясно поняла, что она осталась одна. Она такая же как эта девочка и инвалидном кресле. Ее просто везут на прогулку. Кто-то кто за ней все же ухаживает. А не будит их, кто станет ухаживать за ней и за кем-то бы ни было? Понятное дело, никто. Что дальше? Лишь пустота. Так и на душе у Марьи было пусто и уныло. Ко всему прочему шелест опавших листьев говорили ей о том, что ничто не может быть вечно. Она так же, как и они когда-то увянет, и тогда деваться будет просто некуда, лишь ждать сидя у окна старушку-смерть. В эту минуту одна из женщин обернулась, и с жалостью посмотрев на Марью, тяжело и горько вздохнула. В эту самую минуту она узнала ее. Да, эта та девка с пушкинской площади которая курила и пила. Она вспомнила, как один из парней, крикнул словно издеваясь. – «Во! Глядите! Юбка сидит, думает? – вся компания рассмеялась. Затем он крикнул. – Эй! Тормоз, я к тебе обращаюсь! – затем он под нос плюнул. – Чувырла. – затем он снова крикнул. – Твое время прошло! Что сука! Сидишь? Дома небось миллионы лежат. – затем он крикнул. – Эй, я к тебе обращаются, швабра! Где миллионы?
–Да что с этой сукой говорить? – раздался чей-то женский голос. – Не видишь Сань, она не из наших.
–А мне плевать. Ишь, какая краля сидит! Читает? Сразу видно из тех, интеллигентка сраная. – затем он обратился к какому-то парню. – Эй коришь, наливай. Сейчас она с нами за свободную жизнь выпьет.
Коришь налил стакан водки, и протянул его своему корешу, Сани.
–Держи.
Тут сидящая рядом девка, с призрением сказала:
–Да она небось и сигареты никогда не пробовала курить? – и закурив одну сигарету, она бросила. – Сука. – и сделав затяжку, она сказала. – Блин, водки хочу, и взяв бутылку водки, начала пить из горла. Затем поставив бутылку на скамейку, сказала. – Вот так надо. – затем она обтерла губы рукой, и сделав затяжку, крикнула. – А ты так можешь?
Тут все увидели, как женщина встала с лавки и пошла прочь.
Вслед ей эта компания что-то кричала. Но Вероника уже не слушала их. Признаться ей было все равно. Она знала, что то, что она написала в этом журнале, поймут единицы, а остальные просто проигнорируют это, и будут жить дальше, как неформалы – граждане новой России. Сейчас она шла к себе домой, домой, где ее ждали Лена и Вера. Она взяла их к себе, чтобы помочь им. Помочь выйти из этого положение, в которое они попали. И в это время ее сотовый зазвонил. Вероника взяла трубку сотового, и нажав кнопку вызова, спросила:
–Это кто?»
Да, она не забудет этого никогда. Будет помнить до своей гробовой доски и даже после смерти.
Тем временем, Марья пристально смотрела на женщину, прошедшую мимо нее. Она не могла вспомнить, где она ее видела? Но она своим нутром чувствовала, что она ее знает, а та знает ее.
Трое женщин остановились. Все трое посмотрели на Марью, и затем, одно из женщин что-то сказала своим спутницам, а затем все трое направились к Марье. Когда они к ней подошли, Марья поспешно поинтересовалась:
–Мы знакомы?
–Да. – тихо ответила женщина. – Мы знакомы. – она молча смотрела на Марью. Ей не было что сказать? Да и говорить-то было нечего. Впрочем, женщина сказала. – Помню, недавно Вы были красноречивей. – сказала она. – Обкурились и об пились. – затем она поинтересовалась она, а затем сыронизировала? – И где же теперь так называемые Ваши друзья? – затем она усмехнулась. – Что, бросили?
–Нет. – ответила ничего не понимающая Марья. – Они меня не бросили. – затем она добавила. – Они погибли.
Женщина тотчас же отпарила:
–Сожалею. – затем бросила. – Но вряд ли Вы понимаете значение этого слова; сожалею.
–Нет. – ответила Марья. – Я хорошо понимаю значение этого слово. – затем она добавила. – Как никогда. – затем она спросила. – Все же, кто Вы?
Женщина представилась:
–Меня зовут Вероника Васильевна. – затем она напомнила. – Я та женщина, – строго сказала она, – которую Вы так ласково прогнали с Пушкинской площади.
Тут Марья вспомнила:
–Конечно! – и с радостью что все же она вспомнила хоть что-то, с явным восторгом добавила. – Юбка.
–Не знаю для кого как? – строго сказала Вероник Васильевна. – А для Вас я Вероника Васильевна. – затем она подчеркнула. – Прошу запомнить.
Марья побледнела. Ей было стыдно что она назвала эту женщину, юбкой. Это всего лишь сленг, и ничего больше. Молодежный сленг, который зародился еще в конце восьмидесятых, или раньше? Кто знает? Марья извинилась, а затем представилась:
–Меня зовут Марья, а эта… – она хотела представить свою подругу Лику, но той не было намести. Марья подумала, что Лика куда-то ушла, и она здесь, не по далека.
Вероника Васильевна поинтересовалась:
–А эта? Что?
–Ничего. – весело ответила Марья. – Очевидно свежий воздух ударил мне в голову. – сказала она. – Вот и все думаю, что я не одна.
–Ясно. – ответила Вероника Васильевна. Затем она снова напомнила свое имя и представила спутниц. – Эта сидящая в кресле милая девушка, Лена, а эта ее подруга, Вера.
ВЕРА: – Очень приятно.
ЛЕНА: – Очень приятно.
МАРЬЯ: – Мне тоже.
Марья предложила женщинам сесть на скамейку, и сев, женщины разговорились. Они говорили обо всем, в том числе и о том, как они дошли до такой жизни. Каждая из них рассказала свою историю. Лена и Вера рассказали о докторе Зенькове, и о том препарате, который стал их пропуском к наркотикам. Марья рассказала о том, как она потеряла ноги. О том, что ее друзья погибли, а она осталась беременной. Выслушав рассказ Марьи, Вероника Васильевна с горечью сказала:
–Что ни говори, но за свою беспечность всегда надо платить. – она тяжело вздохнула, и добавила. – Жаль, что порой беспечность приводит к непоправимому результату, порой трагичным.
Марья поинтересовалась:
–О чем это Вы?
–Об этом. – сказала Вероника Васильевна. – О том, что сейчас уже поздно искать виновного, результат налицо. – затем она добавила. – Теперь только кресло-инвалида – это удел всех, кто относиться беспечно к своей жизни.
–Вы правы. – согласилась Лена. – Мы не понимаем порой что за свою беспечность порой приходится расплачиваться, а когда понимаем уже поздно.
–Да, – задумчиво ответила Марья. – беспечность никогда не была ненаказуемой.
Вероника Васильевна посмотрела на часы.
Лена поинтересовалась:
–Который час?
–Половина шестого.
–Нам пора. – сказала Лена. – скоро стемнеет, а нам еще домой надо как-то добраться.
–Да. – согласилась Вера. – Пора домой.
Вероника Васильевна поинтересовалась:
–Вы здесь одна?
–Нет. – ответила Марья. – Со мной подруга.
Попрощавшись три женщины, ушли, оставив Марью сидеть у скамейки в инвалидном кресле.
В этот момент появилась Лика с пакетом-сумкой в руке. Она, как и раньше сидела на скамейке рядом с Марьей, а пакет-сумка лежала рядом.
Увидев Лику, Марья сказала:
–Я не заметила, как Вы вернулись.
–Я никуда и не уходила. – ответила Лика. – Была здесь, недалеко. – она показала левой рукой вдаль. – Он у той палатке.
Марья посмотрела вдаль, туда куда показывала рукой Лика, и увидела стоящую неподалеку палатку, у которой стоял народ. Марья поинтересовалась:
–Что там продают?
–Воду и булочки. – Лика достала из пакета-сумке булочку, и протянув ее Марьи, поинтересовалась:
–Будите?
Марья взяла булочку, и поблагодарив подругу, поинтересовалась:
–Попить что-нибудь есть?
–Простая вода.
–Хорошо, давайте. – поспешно ответила Марья, добавив. – Пить хочется очень.
Лика дала Марьи воду, и та, открыв ее тотчас принялась пить. Она пила ее с жаждой. Казалось, что Марья не пила целую неделю, а затем она увидела следующее.
Глава 7.
В парке
Итак, Лика дала Марьи воду, и та, открыв ее тотчас принялась пить. Она пила ее с жаждой. Казалось, что Марья не пила целую неделю, а затем она увидела следующее. На парк опустилась тьма. Все вокруг стало темным-темно. Ничего не было нигде видно. Какой-то страх и полная опустошенность чувствовалось из темноты. Но вот включились фонарные фонари, и на дорогу упал тусклый свет. Марья посмотрела вокруг, все было в полумраке, и лишь вдали у палатки скопилось множество народа. Они стояли в очереди и что-то покупали. Затем они направились по дороге к скамейке, где сидела Лика, и Марья. Приближаясь все ближе и ближе, Марья видела их, но не могла понять, кто они такие. Казалось, что они были совсем из другого времени. И ни то, что из другого времени, из другой эпохи. Мужчины так же, как и женщины, были одеты в костюмы и фраки восемнадцатого – девятнадцатого века. Кто-то в руке держал трость, кто-то зонтик.
Марья недоуменно посмотрела на Лику, и увидев, что та смотрит на нее, поинтересовалась:
–Что происходит?
На лице обеих женщин читалось недоуменное удивление.
–Не знаю. – ответила Лика, и посмотрев на проходящих мимо людей, предположила. – Очевидно это из-за пирожков и воды, которые мы съели.
–Наверное я сплю. – предположила Марья. – И сейчас Вы и все эти люди снятся мне.
–Возможно это так оно и есть. – согласилась Лика, и предположила. – Я даже готова допустить, что мы обе спим, но почему нам тогда сниться одно и то же? – не понимала Лика. – Почему?
Марья растерянно пожала плечами.
–Сама не знаю, почему?
В этот самый момент к скамейке подошла какая-то женщина, и села. Женщины посмотрели на нее, и Марья тотчас признала в ней свою сестру, Олесю Анастасиевну. Она посмотрела на сестру, и сказала:
–Это я, Олеся. – грустная женщина с потерянным лицом. Впрочем, лицо как таковое у нее было, но оно было безрадостным, унылом, потерянным. Мы никогда не задумываемся над тем, что вообще такое, потерянное лицо? Для кого-то это сравнимо с честью. Для кого-то с долгом. Для иных упасть в глазах общество. Они так стремиться ввысь, что даже не замечают, что, по сути, они уже внизу. Они не существуют по их неверному мнению, что они потеряли лицо, ударили в грязь так сказать. Может быть по-своему они и правы. Но все же, что есть выражение, потерянный вид, и выражение потерять лицо? Они кажутся разными, но, по сути, это одно и то же. Разница лишь в том, что выражение потерять лицо – это попросту лишь утратить доверия коллег или семьи, а выражение ударить в грязь это значить сделать какой-либо поступок, который будет до того неприличен, что вам скажут эти слова, и вы потеряете лицо, то есть вы перестанете существовать как личность в их глазах. Что касается Олеси Анастасиевны, то выражение потерять лицо, для нее было заключено в следующем. Она потеряла ребенка, и теперь зная, что ее дочь у ее матери, а та могла сделать с ним что угодно, а защитить его она не могла. Это и значило для нее, потерянное лицо. Она сказала:
–Моя дочь в опасности. – затем она добавила. – Ее наша мать хочет отдать ее на попечение государству. – затем она жалобно, словно прося о помощи, произнесла. – Спасите мою дочь, Диану. Так я ее назвала по имени. Подайте заявление в службу опеки. Не дайте Клавдии Ивановне сделать задуманное.
Не зная, что и сказать, Марья сказала лишь одно:
–У меня есть такая мысль, но кто мне ее доверит? Ведь я – инвалид.
Тут Лика спросила:
–А Лика, она сможет помочь?
–Не знаю. – ответила Марья, и посмотрев на Лику, спросила, поможете?
–Конечно. – заверила Олесю Анастасиевну Лика. – Помогу.
–Хорошо. – облегченно вздохнула Олеся. – Теперь я спокойна. Затем она сказала. – Я еще не умерла.
От этих слов Марья остолбенела. Кто бы мог подумать, что сказанное Олесей Анастасиевной будет правдой? Ведь она погибла, так во всяком случае сказали Марье врачи.
–Но как это возможно?
–Авария была подстроена. – неожиданно сказала она. Затем она рассказала о том, что некий доктор, которого звали, Кум Карла Ибрагимовича, заинтересовался ее ребенком. Он говорил, что он родиться больной, что у нее врожденная ДЦП, и ему потребуется специальное лечение: – Тогда он предложил мне избавиться от ребенка, а когда я отказалась, он заявил, что я еще пожалею, что не сделала аборт. Когда я узнала о том, что Вы, Марья в больнице, – продолжала свой рассказ Олеся, я тотчас же приехала к Вам, и здесь я встретила доктора Кум. Он мне снова предложил сделать аборт, и когда я отказалась, он, каким-то образом устроил мне преждевременные роды. Очевидно все дело в успокоительным, которое мне дали, прежде чем когда я посетила Вас. – затем она продолжила. – Когда меня повезли в роддом, я по дороге родила. А так как на мосту была огромная пробка, вскоре приехала еще одна скорая, и повезла меня через Сафоновский переезд, в роддом. – затем она сказала. – По дороге мне сделали как мне сказали, успокоительный укол, и я уснула. – затем она сказала. – Теперь я в коме, лежу в московском центре. Что касается моей дочери Дианы, то эта так называемая авария, была выдумана самим доктором Кум. На самом деле никакой аварии не было, была лишь пародия на нее. Кто-то сказал, что на Сафоновском переезде была авария, и доктор Кум воспользовался этой информацией, и, убедил в этом Клавдию Ивановну. Та взяла ребенка к себе, а сейчас хочет от него избавиться. – затем она сказала. – Это на руку доктору Кум, и он сейчас хочет во чтобы-то не стало заполучить ребенка.
Не веря услышанному, Марья поинтересовалась:
–Зачем это ему надо?
–Все дело в деньгах. – сказала с удручающею грустью Олеся Анастасиевна. – Дети идут на трансплантацию. – сказала она. – Самый лучшей материал, – с усмешкой добавила она, и с иронией произнесла. – Не испорченный. – затем она попросила снова о помощи. – Теперь Вы понимаете, почему я прошу помощи? Я прошу ее не ради себя, а ради моей дочери, и справедливости, какой бы она ни была.
–Мы, конечно, поможем Вам. – заверила Олесю Марья. Она была вне себя от услышанного. Она даже не понимала, как это вообще возможно, чтобы доктор отнимал ребенка от матери? Лишал ее материнства, а ребенка попросту лишал жизни. И ради чего? Денег. Лишь деньги главное в их жизни. Деньги, и ничего другого. Ведь деньги – это бог или боги. Их много. В каждой стране она своя – валюта. Ее много, и лишь три из них наиболее ценны, Американский доллар, Европейская евро, и Английский Фунт-Стерлинг. Все остальные понятия о валюте, эфемерны. А что касается Российского рубля, то его вряд ли можно увидеть, лишь в России. Кстати, Вы знаете почему Россия до сих пор в рублевой зоне? Не знаете, так я скажу. Российская заработная плата составляет около сорока тысяч на две тысячи двадцатый год, – его начало. А в евро она бы составляла пятьсот шестьдесят три евро. Как говорится поднимать заработную плату в евро никто не захочет, да этот невыгодно России. Ведь тогда свой бюджет чиновнический аппарат должен пересмотреть, а это значит уменьшения их заработных плат. А кто добровольно от денег откажется? Лишь дурак. Правда сейчас вышла банкнота в две тысячи рублей. По цвету вроде евро, а по сути… бумага, бумага и есть. Дубовый рубль, так его прозвали в народе. Но вернемся к Марье. Она сказала, заверив Олесю. – Мы завтра же подадим заявление на совместное удочерение или опеку. – затем она спросила. – А что это за место?
–Другой мир. – объясняла Олеся Анастасиевна. – Мир, где нет страданий и мучений, только покой. Покой и умиротворение с самим собой.
Марья поинтересовалась:
–Разве существует такой мир?
–Да. – ответила Олеся. – Существует, – затем она показала рукой на дорогу по которой шли прохожие. – Вот он, мир покоя и безмятежной души. – затем она сказала. – Они, люди идут по дороге к покою безмятежного пути. Они идут и им покойно. Все здесь покойно. Тишь и благодать, покой и безмятежный дух. Что нужно еще для счастья? «Больше ничего», – затем она сказал. – Жаль, что на земле нет такой же безмятежной красоты и покоя. Безмятежной души. Лишь деньги на земле дороже всех на свете, и оттого всечеловеческие проблемы.
–Вы правы. – согласилась Марья с Олесей. – К сожалению везде ценят деньги, а о покое как-то само собой забывается.
–Вот видите, я права. – затем она добавила. – Жаль, что люди не понимают этого.
–Ничто на земле не вечно. – сказала Марья. – Может быть люди когда-то поймут, что все на свете не вечно, и деньги, это всего лишь пыль, а покой, он вечен. – затем она спросила. – Так я могу быть уверенна, что мою дочь Диану, избавите от страданий, которые уготовила ей Клавдия Ивановна, наша мать.
–Да, уверенна. – затем она добавила. – Я же уже говорила об этом.
–Да, говорила. – тихо ответила Марья. – И я пообещала выполнить Вашу просьбу. – затем она призналась. – У меня самой была такая мысль.
–Хорошо. – тихо сказала Олеся. – Так оно и будет. – затем она исчезла, оставив Марью, сидящей в своем кресле.
Когда Олеся исчезла, Лика спросила:
–Как Вы думаете, она сказала правду?
–Это Вы о чем?
–О докторе Кум?
–Не знаю. – неуверенно ответила Марья, и добавила. – C этим надо разобраться. – затем она тихо сказала. – Пора домой. – Лика встала со скамейки, и обойдя кресло-каталку сзади, взяла ее за ручки, и повезла по дороге к выходу из парка. Они даже не заметили, что шли по дороге, по которой еще шли люди из иного века. Другого времени, другой эпохи. Марья сидела в кресле, и задумчиво смотрела вдаль. День заканчивался, а время, нет. Оно словно бежало впереди нее, и тотчас же замедлялась. Шедшие возле нее люди словно вихрь помчались вдаль, оставив после себя лишь призрачное воспоминание о былом. Тем временем Лика везла Марью. Она видела, что все ускорилось. Ветер зашумел и желтые листья сорвало с веток деревьев, и они закружились в пришедшем вихре лунного света, и тихо легли на землю. Укрыв ее желтым одеялом, они словно светились под желтым светом бабушке-луны, и мерцания ночных звезд. Все тихо и хорошо. Покой и тишина. Гулять бы по такой дороге, и не о чем не думать. Жаль, что сказка заканчивается, и начинается жизнь.
Выехав из парка, Марья и Лика попали в водоворот реальной. Мимо них пролетали авто, народ суетливо спешил куда-то. Не замечая друг друга, они летели лишь только вперед. Не оглядываясь по сторонам. Они шли только вперед. Не останавливаясь ни на единую секунду. Для них она как бы и ни существовала. Люди просто не замечали ни Лику, ни Марью. Да, впрочем, что их замечать, ведь в толпе жизненного пути и его никто не замечает других проблем. Проблем других, тех кто не может вести полноценную жизнь. Кто они? Инвалиды. И никому они не нужны. Лишь они вынуждены доказывать другим, что они на что-то способны, но все их попытки тщетны. Лишь жалость их удел, и глубокое сочувствие, которое можно засунуть, в… Государство даже пенсию зажимает, только говорит, что прибавляет, а на самом деле? Нет. Попробуй инвалиду прожить на десяти тысячах целый месяц. На лекарства не хватит, а на жизнь уж… а еще за квартиру плати. Смех, да и только.
Марья посмотрела на Лику, и с грустью сказала:
–Очевидно на такси нам не доехать, а на метро тем более. – затем она пояснила. – Ведь лифты для инвалидов-колясочников в нем не предусмотрены.
–Что ж, – с грустью сказала Лика. – Вы правы. – затем она как бы подбодряя сама себя, и Марью, сказала весело. – Да ну его, это такси и это метро! Мы и так доберемся. Всего лишь несколько километров и мы дома.
–И то верно. – согласилась Марья, и с радостным возгласом сказала. – Поехали.
Глава 8.
Дорога домой: размышления на тему…
Итак, Марья посмотрела на Лику, и с грустью сказала:
–Очевидно на такси нам не доехать, а на метро тем более. – затем она пояснила. – Ведь лифты для инвалидов-колясочников в нем не предусмотрены.
–Что ж, – с грустью сказала Лика. – Вы правы. – затем она как бы подбодряя сама себя, и Марью, сказала весело. – Да ну его, это такси и это метро! Мы и так доберемся. Всего лишь несколько километров и мы дома.