Мы правим ночью

– Если я не пойду, то двойную смену за меня отработает кто-нибудь другой.

Во славу Союза. Хуже того, у скаровцев появится еще один повод ее арестовать. Но и это не самое плохое. На заводе никто не осудит ее за то, что она осталась дома. «Бедняжка так быстро устает», – судачили у нее за спиной.

Мама вздохнула, втянув носом воздух. Затем закутала Лайфу в куртку, слишком большую для нее, и отвела к соседям. К тому времени, как она вернулась, Ревна уже успела встать и налить себе чашку чая. Ее спецовка задубела от пыли и при каждом движении похрустывала. От Ревны воняло дымом и гарью. Но пожарищем пропах весь город, так что ничего страшного.

– Я отвезу тебя перед работой, – сказала мама, – где твое кресло?

– Под каким-нибудь домом. Я вполне могу добраться и сама.

– Чтобы миссис Строгие Правила уволила тебя за то, что ты прибыла не в коляске?

Мама закатила глаза и вывезла из кладовки запасное кресло. В нем Ревна могла с грохотом двигаться только по ровной дороге, но его сделал папа, и она очень его любила.

Пока ее не сбила та телега, Ревна терпеть не могла сидеть на одном месте. Вечно где-то носилась, и угнаться за ней не удавалось даже папе. А потом случилась беда. Ей тогда было девять, и она, наслаждаясь полной свободой, ветром летела над землей. А пришла в себя уже в заводской больнице Таммина. Ноги ниже икр были объяты огнем.

Правую ей ампутировали чуть выше лодыжки, левую пониже колена. Поначалу ее ежедневно изводили фантомные боли, простреливая там, где у нее когда-то были лодыжки и ступни, словно они, уснув, требовали хорошей встряски. Когда она увидела топорные, похожие на ходули деревянные протезы, сделанные папой, ее затошнило. Но она научилась на них ходить, а когда они стали малы, папа сделал новые. С каждой новой версией они, по ее ощущениям, становились все лучше и лучше. Наконец он принес с завода достаточно обрезков, чтобы сделать ей ноги из живого металла. Когда она выросла окончательно, он их хорошенько подогнал, и теперь о ней, по-своему, уже заботился металл. Она могла ходить не хуже других, но у них в доме все равно хранились кресла-коляски, на тот случай, если она устанет. А теперь они нужны были и для ее работы.

Она застегнула куртку и сняла с вешалки у двери чистый шарф. Мама заправила его под куртку, наклонилась и поцеловала дочь в лоб.

– Я рада, что ты здесь, – сказала она.

– Я тоже, – ответила Ревна.

Вновь раздался стук в дверь.

– Кто там? – спросила мама и бросилась открывать.

Ее отодвинул в сторону человек в серебристой шинели. Тот самый скаровец, которого спасла Ревна. С ним были еще двое.

Проблема заключалась в следующем: ее пришли арестовывать.

Для нее такой поворот событий не стал неожиданностью. Она думала об этом полночи. Но все же теперь у нее дрожали руки, а живой металл протезов невольно впился в икры.

– Ревна Рошена? – произнес скаровец.

Судя по виду, он не спал всю ночь. Один его спутник щеголял подбитым глазом, другой теребил полу порванной шинели.

– Что вам угодно, господа? – спросила мама.

Она стояла, сплетя перед собой пальцы рук и слегка склонив голову, – сама вежливость и любопытство. Но Ревна видела, как побелели костяшки ее пальцев и как дрогнул подбородок, когда она сглотнула.

Скаровец не сводил глаз с Ревны.

– У нас дело к вашей дочери.

Мама вздернула подбородок.

– В таком случае вам придется иметь дело и со мной.

– Все в порядке, – вмешалась в их разговор Ревна.

Маме нельзя было сходить с ума и спорить с этим скаровцем, ей надо позаботиться о Лайфе.

– Ты опоздаешь на смену.

Скаровец бросил взгляд на товарищей и сказал:

– Если хотите, можете пойти с нами.

– Мама… – начала Ревна.

– Садись в кресло, – ответила та.

Дочь понимала, что делала мама. Она пыталась выставить ее беспомощной и невиновной. Если они одурачили миссис Родойю, заставив недооценивать девушку, то почему бы этот трюк не повторить и со скаровцами? Ревна не думала, что это сработает, но все же села в кресло и промолчала, когда мама покатила ее к двери. Ее взгляд задержался на предметах, которые ей хотелось запомнить. Плита. Кривобокий пандус, который папа положил поверх щербатых ступеней крыльца. Береза, вызывающе пробившаяся сквозь каменистую почву во дворе. До несчастного случая она не раз на нее залезала. И всегда хотела когда-нибудь попробовать опять. А сегодня, вероятно, видела ее в последний раз.

Таммин представлял собой странное сочетание развалин и порядка. Дома горделиво возвышались рядом с кучами битого кирпича – жалких остатков человеческих жилищ и пожитков. Спасатели из группы быстрого реагирования с помощью открытых платформ из живого металла уже расчистили проходы к заводскому кварталу. Увидев странную процессию, они замерли на месте, и Ревна поняла, что еще до захода солнца эта новость разлетится по всему Таммину. Новость о том, что дочь предателя тоже увели.

Положив на колени ладони, Ревна старалась не обращать внимания на шепот за спиной. Вот так ее и запомнят. Не как девушку, которая никогда не опаздывала, упорно трудилась и оставалась на работе допоздна. У миссис Родойи никогда не было причин ее наказывать, да и девочкам на конвейере она ни разу не дала повода питать к ней неприязнь. С живым металлом она ладила лучше всех на заводе и умела успокаивать его одним прикосновением руки. Но этого помнить не будут. Она была инвалидкой и такой же предательницей, как ее отец. «СПЛЕТНИ МЕШАЮТ СОЗДАВАТЬ БОЕВЫЕ МАШИНЫ», но именно сплетни в Таммине всегда выступали в роли движущей силы.

Скаровцы петляли по городу, неизменно натыкаясь на завалы, превратившие улицы в тупики, возвращаясь и выбирая новый путь. Мама с Ревной немного от них отстали. Наконец, они миновали квартал оборонных предприятий и оказались в более престижном районе города. Здесь повреждения были куда значительнее, многие дома угрожающе накренились, готовые вот-вот обрушиться. Спасатели из группы быстрого реагирования и молодые граждане разбирали завалы, окликая друг друга каждый раз, когда им казалось, что они нашли выжившего. Одна из бригад достала из-под руин обрушившегося дома безжизненное тело, и мама, увидев это, погладила Ревну по плечу. Девушка впервые со вчерашнего вечера обрадовалась, что воспользовалась Узором.

Таммин был не первым многолюдным городом, который эльды избрали своей целью. Четыре года назад враг на первых прототипах своих летательных аппаратов совершил налет на форпост Гореву – небольшой горнорудный городок на периферии Союза. К утру была объявлена война. В Таммине все полагали, что двенадцатилетнее перемирие между Эльдой и Союзом означало затишье, но первая же бомбардировка положила ему конец.

Эльды совершили внезапный, массированный налет, чтобы спасти Божественные территории – священные места, где землю, по их убеждению, благословил тот или иной бог. Они заявили, что поскольку главнокомандующий Союза Исаак Ваннин считает, что никакого бога нет, ему невозможно доверить заботу об этих священных местах. Древние легенды гласили, что Гореву благословила богиня утра. Эльды были недовольны тем, что Союз вырыл на этой территории котлован для добычи золота, серебра и живого железа.

Ревне всегда казалось странным, что после захвата Горевы добыча так и не прекратилась. Сырьевые ресурсы попросту перешли к эльдам. Причем ресурсы эти они использовали для производства Небесных коней и Драконов, способных летать все дальше и дальше на север, до самого Таммина, прилегающих к нему фермерских полей и окружающего их леса Телташа. В определенном смысле именно это привело к тому, что Ревну теперь под конвоем вели через весь город. И что дальше? Доходы их семьи вновь сократятся, и тень гражданина второго сорта будет сопровождать каждый шаг Лайфы, пока она не вырастет. Даже если через пару лет война закончится, ее все равно накажут – школой, в которую ей придется ходить, работой, на которую ей позволят устроиться. «Не плачь», – сказала себе Ревна. А то скаровцы подумают, что она боится. А ведь ей и в самом деле было страшно. Но еще больше душила злоба.

Их путешествие завершилось в импровизированном военном лагере, выросшем всего за одну ночь. Огромные двухэтажные дома губернатора, владельцев заводов и богатых торговцев не избежали столкновения с огнедышащими Драконами, но некоторые из них были не сильно повреждены. Стекла их окон покрывала пыль, обломки между гофрированными декоративными колоннами уже убрали. Работами по расчистке и восстановлению и здесь руководили люди в серебристых шинелях, проверяя документы и занимаясь своими обычными делами, которые входили в их обязанности, когда они не заключали людей под стражу и не препровождали их далеко на север.

Скаровцы подвели мать и дочь к величественному строению с зеленой черепичной крышей. В палисаднике перед ним росли чахлые цветы, уныло цеплявшиеся за жизнь. На всем лежал неизбежный налет пыли от бомбардировок. В мирное время Ревна расплакалась бы, увидев этот дом. Но теперь была рада и ему, не такому уж вычурному, уцелевшему в квартале, который Драконы обошли стороной.

Мама провезла Ревну по узкой, выложенной плитняком дорожке до входной двери и осторожно вкатила кресло через порог в коридор. По сравнению с другими особняками, в которых девушке приходилось бывать, холл здесь был просто крошечный, а все изящество интерьера блекло на фоне царившего хаоса. На паркетном полу, инкрустированном идеальными геометрическими узорами, подсыхали грязные следы ног. На голубых обоях красовалось темное пятно, природа которого отбивала у Ревны всякое желание к нему присмотреться. В углу валялось дерево в перевернутой кадке, ветки которого были усеяны крохотными зелеными плодами, и никому даже в голову не пришло не то что убрать грязь вокруг, но хотя бы придать растению вертикальное положение.

У парадной лестницы выстроились бутылки – надо полагать, пустые, – а во всем холле стоял кисловатый запах. Наверху кто-то закричал. Ревна впилась руками и подлокотники кресла.

Скаровец в порванной шинели помчался наверх.

– Ваше кресло, мисс, – сказал его утомленный товарищ.

Узкий холл за лестницей переходил в коридор с чередой комнат. Ее старое, громоздкое кресло там просто не пройдет.

– Нам придется вас нести, мисс.

– Нет, – ответила она, совершенно не подумав.

Слово сорвалось с губ сильным и злым звуком. Ревна вспыхнула. Но если ей пришел конец, она не хотела бы его встретить в объятиях палача.

– Я пойду сама.

Она схватилась за балясину у подножия лестницы, осторожно сняла ноги с небольшой полочки, специально вырезанной для них отцом, и встала.

А когда почувствовала, что твердо стоит на ногах, вновь перевела взгляд на скаровцев. Утомленный бесцеремонно пялился на ее ноги, хмуро разглядывая острые металлические пальцы. Подбитый глаз и вовсе избегал смотреть на нее.

– Сюда, – сказал утомленный, протиснувшись вперед.

Она думала, что ее отведут в комнату для допросов. Но не думала, что та окажется такой… розовой.

Стены были чуть бледнее дивана, обитого тканью с орнаментом из роз, который, по всей видимости, вышел из моды еще до последней войны с эльдами. В центре комнаты стоял ореховый стол, за которым и полагалось вести допрос. Спасенный ею скаровец взял обитый тканью стул. Его коллега с подбитым глазом захлопнул перед носом у мамы дверь.

Утомленный жестом показал на диван и сказал:

– Садитесь.

Ревна опустилась на мягкую подушку. На полу бесцеремонной кучей валялись документы. Над книгами на небольшой полке в углу комнаты тоже торчали какие-то бумаги. В окно Ревна видела квадратик затянутого дымкой голубого неба. Городскую тюрьму, по всей видимости, разбомбили. Иначе с чего бы ее привели сюда?

– Ревна Рошена, – произнес утомленный, взял со стола папку и открыл ее.

После чего сделал паузу, будто ожидая, что она что-то на это ответит.

– Так?

Скаровец, должно быть, прекрасно знал, как ее зовут, а папка в его руках рассказала ему все остальное: ребенок, предатель, ампутация ног, работница на заводе.

– Сколько вам лет?

А разве в твоей дивной папочке этих сведений нет?

– Семнадцать, – ответила она, сплетя перед собой пальцы.

Каждый вдох давался ей с трудом.

Он сверил ее лицо со словесным портретом, пройдясь по всем пунктам, и несколько мгновений в комнате царила тишина, нарушаемая лишь скрипом карандаша. Его товарищ стоял, прислонившись к двери. Ревна закусила щеку, чтобы не расхохотаться. Она опасалась нападения скаровцев на каждой темной аллее и в каждом казенном здании, а теперь готовилась встретить свою судьбу в уродливой розовой комнате, сидя на мягком диване с розовым узором.

– И давно вы экспериментируете с Узором?

– Я…

И ничего я не экспериментирую. Полгода. Год. Она хорошо отрепетировала каждый из этих вариантов ответа, но понимала, что сейчас любой из них будет неверным.

– Лгать нет смысла, – он взглянул ей в глаза, впервые с тех пор, как они пришли в этот дом, – я ведь был рядом.

– Я ничего не знаю, – выпалила она.

Это прозвучало глупо, ведь все понимали, что всё она знала.

– Благодаря вам я пролетел двадцать футов по воздуху, – он хлопнул ладонью по лежавшей на столе папке с ее делом, – вы спасли мне жизнь.

– Я не хотела.

Он удивленно приподнял брови.

– Не хотели меня спасать?

Нет.

– Все погрузилось во тьму, вокруг рушились здания, спрятаться нам было негде… я даже не понимала, что делала. Прежде я никогда ничем подобным не занималась. И не собираюсь заниматься впредь.

Слова слетели с ее губ без запинки, но когда она увидела, как он слюнявит карандаш и прижимает его к бумаге, ей почему-то стало только хуже. Ей хотелось быть гордой, признать правду и достойно принять уготованную ей судьбу. Но она все говорила и говорила, надеясь найти какие-то особенные слова, способные ее спасти.

– Я приношу пользу. Я никогда не делала ничего плохого, не опаздывала на работу. Можете спросить мою контролершу, миссис Родойю. Я действительно тружусь на заводе и работаю на армию.

Скаровец подался вперед.

– Мне плевать, – сказал он и положил на стол руку.

Ревна застыла на полуслове с открытым ртом. Так они просидели несколько секунд. Затем он откинулся на стуле обратно.

– Это отец научил вас пользоваться Узором?

– Нет.

Они не могут повесить на папу еще одно преступление!

– Тогда ваша мама.

– Нет! – в приступе паники воскликнула Ревна. – Я научилась сама.

– Это невозможно, вы прибегли к сложной тактике…

– Мама даже не знала, что…

– Не перебивай меня, – зарычал он.

В его разъяренном лице было что-то звериное.

У Ревны по спине побежал ледяной холодок. Теперь они будут ломать ей руки и ноги и сдирать живьем кожу, пока она не расскажет о своей жизни все.

Интересно, а стены здесь толстые? Мама услышит, как она будет кричать в этой импровизированной камере? Ревне хотелось думать, что ей удастся вынести пытки ради своей семьи. Но она не была в это уверена.

Звякнула ручка открываемой двери. Ревна подпрыгнула и сделала судорожный вдох, собираясь попросить маму выйти. Но порог переступила вовсе не она. Вошедшая женщина в грубо скроенном мундире с нашивкой «Вооруженные силы» была небольшого роста. Ревна не ожидала, что скаровский палач будет выглядеть именно так. На самом деле в ней было что-то неуловимо знакомое. Ревна силилась узнать ее, но не могла вспомнить, где ее видела.

Женщина перевела взгляд с Ревны на утомленного, потом посмотрела на его товарища с подбитым глазом.

– Я же велела сообщить мне, когда она будет здесь.

Скаровец с фингалом заерзал, будто хотел выскользнуть из комнаты, не привлекая к себе лишнего внимания. Утомленный откинулся на стуле и хлопнул ладонями по коленям.

– Мы приступили к одной весьма специфической процедуре, – ответил он.

Женщина улыбнулась. Ее улыбка была не доброй, как у мамы, и даже не покровительственной, как у миссис Родойи. Этой улыбкой она будто приглашала офицера сделать еще один неверный шаг.

– Моя процедура будет предшествовать вашей. Если желаете в этом удостовериться, спросите у Исаака.

Он скривил губы, но ничего не сказал. Теперь в нем не осталось ничего от того хищника, которым он был с Ревной. Скаровец встал, отодвинув стул от стола.

– В любом случае я уже устал ее слушать.

В самом деле? А как же великое дознание и допрос? Все лишь для того, чтобы бросить меня на этом уродливом розовом диване?

Скаровец с фингалом выскользнул наружу, женщина посторонилась, пропуская к выходу утомленного.

– И закройте с той стороны дверь.

Она подождала, пока он с грохотом не захлопнул за собой створку, и села на освободившийся стул.

– Прошу прощения за этот инцидент. Особый контрразведывательный отряд военного времени привык вести себя бесцеремонно. Но сегодня увидеть тебя хотели не они, а я.

Ревна крутила головой, глядя то на дверь, то на женщину. Та протянула ей руку.

– Меня зовут Тамара Зима.

У Ревны открылся рот от изумления. Женщина показалась ей знакомой потому, что ее фотографии были на обложках всех газет и журналов; ее слова прочно отпечатались в памяти тысяч юных девушек. Тамара Зима была самым выдающимся авиатором Союза, а по сути – единственным. На самом первом аэроплане она подлетела к линии фронта, а потом, совершив двадцатичасовой полет, пересекла весь Союз из конца в конец. И слыла единственным человеком, способным послать к чертовой матери любого генерала из штаба Исаака Ваннина.

Она так и стояла, протянув Ревне руку. Та вытерла ладонь о спецовку и пожала ее.

– Ты понравилась нашим скаровцам, – сказала Тамара.

Ревна, не в состоянии совладать с собой, опять бросила взгляд на дверь.

– Уж можешь мне поверить. Они, конечно же, напускают на себя суровый вид, но ты произвела на них неизгладимое впечатление. Иначе они бы меня не позвали. Я слышала о тебе и собиралась спуститься вниз, чтобы посмотреть самой.

Она была с ними заодно. Пока Тамара просматривала папку с ее делом, Ревна ждала первого вопроса, засунув ладони себе под бедра.

Тамара, казалось, прекрасно видела, как девушка растеряна. Она подалась вперед и улыбнулась куда теплее, чем до этого скаровцу. Ревне захотелось ответить ей тем же, но она не стала. Это была еще одна уловка в арсенале допросов Союза.

– Расслабься, мисс Рошена. Тебя никто не собирается здесь арестовывать. Напротив, мы в тебе очень заинтересованы.

Ревна ничего не ответила. Ее, конечно же, собирались арестовать. А интересовались только потому, что хотели вытянуть из нее как можно больше перед тем, как окончательно сломать ее волю.

– У тебя есть кое-что, в чем отчаянно нуждается Союз, – произнесла Тамара.

Эти слова повергли Ревну в замешательство.

– Что вы сказали?

– Что тебе известно о летательных аппаратах Эльды?

– Э-э-э… что они летают? – высказала предположение Ревна.

Тамара подняла бровь, и девушка покраснела.

– То есть… эльды искажают Узор и используют его для полетов.

Тамара склонила набок голову.

– В принципе верно. По сути, они делают то же, что вчера проделала ты, только в более усложненном варианте. Вот почему мы проявили к тебе такой интерес.

Понятно.

– Я не шпионка.

Слова прозвучали резче, чем она хотела. Союз мог в любой момент обвинить девушку в измене. Но назвать ее перебежчицей им не удастся.

Тамара глубоко вздохнула и стала царапать что-то ручкой на страничке открытого дела Ревны.

– Думаю, мы подошли к этому вопросу не с того конца, – наконец произнесла она, – я хочу тебе помочь.

– Почему?

Мама сердито осадила бы ее за столь бесцеремонный вопрос, но Ревну охватило любопытство. С каких это пор Союз пытается ей помочь?

– Потому что эльды выигрывают эту войну в воздухе. Чтобы их победить, нам нужны собственные авиаполки и пилоты Узора. Нам нужны люди, которые умеют делать то, что делаешь ты. Вернее, мы, – уточнила Тамара и посмотрела Ревне в глаза.

– Вы пользуетесь Узором? – спросила та.

– А как, по-твоему, я летаю на моем аэроплане?

Об этом Ревна как-то не подумала.

– Но ведь вы же знаменитость. Вас каждый знает. К тому же вы с Исааком Ванниным…

Она осеклась лишь в самое последнее мгновение, чуть не брякнув «любовники». Как бы там ни было, это всего лишь слухи.

– …хорошие друзья. – закончила она.

– Летать я научилась в Эльде, еще до войны. Из того, что я узнала там, я поняла, что Узор далеко не так хрупок, как мы думаем. Исаак Ваннин полагает, что нам стоит рискнуть, и поэтому разрешил мне набрать подходящих людей.

Тамара подалась вперед.

– Я хочу, чтобы ты помогла мне спасти Север. Ты согласна?

В ее глазах искрилось обещание, она казалась такой уверенной и прямодушной, но в груди у Ревны все равно билось чувство обиды. Тамара Зима нарушила закон, которому не одна сотня лет, и получила за это медаль Героя Союза. А отец Ревны всего лишь взял немного никому не нужного хлама и будет расплачиваться за это всю оставшуюся жизнь.

Отсутствие энтузиазма с ее стороны не осталось незамеченным для Тамары, и она решила немного надавить.

– В качестве младшего пилота ты будешь получать по двадцать три марки в месяц, плюс жилье, стол и премию за каждую успешную операцию. Кроме того…

Сказав это «кроме того», она сделала паузу и похлопала ладонью по лежавшей перед ней папке.

– Поскольку служить разрешается только Защитникам Союза, твоей семье вернут этот статус. Он сохранится, если, конечно, тебя с позором не уволят… или не признают виновной в измене.

Последнюю фразу она произнесла чересчур небрежно, словно запоздалую мысль. Ревне было плевать. Биение ее сердца – биение надежды – могло бы заглушить сейчас рев Дракона.

– И это действительно в вашей власти?

– Я уже отправила ходатайство. И очень надеюсь, что ты согласишься.

Тамара с видом заговорщика ей подмигнула.

Ревна не представляла себе жизни на передовой. И никогда к ней не стремилась. Не хотела работать на заводе или в любом другом месте, где Союз мог бы душить ее своими стальными пальцами. В конце концов, она – с железными ногами и предателем-отцом – была ему не нужна. Однако… Защитница Союза. Все это время она была проклятием, но теперь мама с Лайфой смогут вновь обрести кое-что из утраченного. Им возвратят прежний статус, дадут огнестрельное оружие, дополнительный паек и право пользоваться безопасными убежищами для добропорядочных граждан Союза. И пока она будет следовать установленным правилам и нормам, этот статус будет за ними оставаться.

Тамара наверняка сначала переговорила со скаровцами. И могла попросить их напугать Ревну, чтобы ее весьма уместное предложение показалось еще чудеснее. Но если бы даже Ревна знала наверняка, что так и было, ее решение не изменилось бы.

– Ну, что скажешь? – поднажала на нее Тамара.

Вы и так знаете, что я скажу. И все равно ответила.