Сладкое зло
– Эх, ты! Родители теперь меня убьют!
– Отвратительная вечеринка, – прошептал кто-то в толпе.
– Джин, – Скотт говорил плаксиво и в нос. – Джей свихнулся! Этот паразит ни с того ни с сего налетел на меня, стукнул со всего размаху, а потом швырнул на окно. По-моему, он сломал мне нос.
– Черт! – Джин положил обе руки себе на голову и принялся качать головой взад-вперед.
Снаружи послышались вопли и удары ног – это Джей сделал новую попытку вырваться. Три силача схватили его крепче и прикрикнули на него, чтобы успокоился и не трепыхался. Я пробежала в дверь, потом вниз по ступенькам галереи и бросилась к нему.
– Джей?
Джей поднял глаза – дикие и незнакомые. Его щеки пылали, рот скривился в оскале, и он тяжело дышал сквозь зубы. Два парня держали его за руки, третий обхватил сзади за грудь. Он смотрел на меня, не отрываясь, и постепенно яростный взгляд смягчился, а хриплое дыхание превратилось в жалобное всхлипывание.
– Анна, он тебя обмешал… запоил…
Я знала, что он пытается объяснить, и кивнула футболистам:
– Спасибо, ребята, порядок. Сейчас отвезу его домой.
Футболисты отпустили Джея, он проковылял три шага назад и свалился в куст. Утром покорябанные места будут болеть. Я кинулась к нему, а самый рослый из парней – по-моему, его звали Фредерик, и он был выпускником этого года, – сказал:
– Дайте-ка я помогу вам дойти до машины.
Два других футболиста отправились в дом, а мы с Фредериком с двух сторон подставили Джею плечи. Так как Фредерик – в команде он играл полузащитником – был выше и меня, и Джея, мой приятель просто повис на нем, а я вообще не ощущала тяжести. Мы побрели в темноте к машине, а позади нас снова заиграла музыка, и возобновилось веселье.
Я оглянулась на дом и усилила зрение, пытаясь увидеть где-нибудь Каидана Роува. Никаких признаков. А у меня было так много вопросов к нему. Самое главное – почему мы такие? Что мы такое? Мы. Господи, сама мысль о том, что на свете есть кто-то еще, такой же, как я, пронзала мое тело стрелой безумной энергии. Мне требовалось увидеть Каидана. Как можно скорее.
Когда мы добрались до машины, я выудила из кармана Джея ключи и сотовый телефон, откинула пассажирское сиденье в горизонтальное положение и отошла в сторону, после чего Фредерик уложил туда Джея. Я поблагодарила его за помощь, и он тоже ушел на вечеринку. Джей был в полной отключке. Я подумала, что могла бы вернуться поискать Каидана. Но нет – что, если Джей очнется? Кроме того, мне не стоило присутствовать при разворачивающемся скандале.
Поэтому я никуда не пошла, а вместо того протянула слух в направлении дома – от грохота у меня исказилось лицо – и произнесла в пространство:
– Я не договорила с тобой, Каидан Роув.
И откуда-то из кухни мне ответил голос с единственным на весь мир акцентом:
– Аналогично.
Ночь была теплая, но меня пробрал озноб.
Я залезла в машину, настроила под себя водительское сиденье и с телефона Джея позвонила Яне. Оказалось, она на своей вечеринке. Яна окончила школу год назад и училась в колледже, но продолжала жить дома, а на занятия ездить. Узнав, что младший брат сейчас не в состоянии самостоятельно войти в дом, она ругнулась и все же пообещала встретить. Ее помощь давала шанс справиться, не разбудив родителей.
Вот уж влипли так влипли!
Я сильно нервничала, ведя машину по извилистой дороге среди непроглядно темного леса, хотя и пользовалась ночным зрением. Свет фар то и дело отражался в глазах мелких зверьков; некоторые выскакивали на дорогу – тогда я ударяла по тормозам.
Наконец лес остался позади, и мы оказались на магистрали. Только тут я позволила себе думать обо всем, что случилось вечером, и чем больше думала о поступке Скотта, тем сильнее расстраивалась. Мне понравилось – из-за этого я сама себе была противна. А со Скоттом придется серьезно поговорить. Не люблю ни с кем ссориться, но такие вещи не должны сходить с рук. Хорошо хоть, что учебный год закончился и на ближайшую пару месяцев я избавлена от встреч с этой компанией.
Но всю мою злость на Скотта и смущение по поводу собственного поведения совершенно затмила беседа с Каиданом. При одной только мысли о нем сердце сразу начинало биться учащенно. Я никак не могла поверить – Каидан действительно такой же, как я! Но что именно мы собой представляем? Он наверняка знает. Как бы мне хотелось, чтобы мы проговорили дольше! Интересно, как с ним можно встретиться?
Допустим, я пойду на следующий концерт «Греховодников», напишу свой телефон на трусиках и кину их ему на сцену. От этой мысли я громко расхохоталась. Скорее всего, он взглянет разок на белую хлопчатобумажную полоску и отправит ее в мусор.
Джей зашевелился. Он пытался что-то сказать, но язык его не слушался.
– Что, Джей? – Я говорила с интонацией, которую использую, когда нужно кого-нибудь успокоить.
– Меня сейчас вырвет!
Ох! Я съехала на обочину и, перегнувшись через Джея, стала открывать дверцу, которую, как всегда, заело. К счастью, она все-таки успела открыться вовремя.
Потом нам пришлось еще раз остановиться. Бедняга Джей. Закрыв дверцу, он прислонился лбом к стеклу, и я растерла ему спину. Сверх этого я мало что могла сделать. Когда мы въехали в его квартал, он начал всхлипывать. Я сказала:
– Все хорошо.
– Нет, не хорошо, – всхлипывание превратилось в мучительный стон. – Я не хочу быть как дедушка Лен.
– Как кто? О ком ты?
Джей не ответил, и вообще больше ничего связного после этого не сказал. Вскоре я увидела Яну – она стояла на краю тротуара, скрестив руки, и ее вид не сулил ничего хорошего. Ох и не хотелось бы мне завтра утром оказаться на месте Джея, причем сразу по многим причинам. Яна, суровый гот, не принимала отговорок.
Вдвоем мы довели его до кровати и помогли улечься – родители, как мы и надеялись, не проснулись, – а потом Яна повезла меня домой.
– Что это на него нашло, что он так упился? – спросила она.
– Вечеринка получилось слишком уж веселой.
– Постой, так это та, которая на озере? Даже я сегодня о ней слышала. Похоже, там все с ума посходили.
– Так и было.
Несколько минут мы молчали, потом я спросила:
– Кто такой дедушка Лен?
– А? Джей его упомянул? Да, это папа нашей мамы, буйный алкоголик. Хотя, если послушать маму, в трезвом состоянии дедушка был добрейшим человеком. Она в нем души не чаяла, и все остальные тоже. Но потом он напивался, и его словно подменяли злым близнецом. Изувечил кучу народу. Бился со своими личными демонами и в конце концов проиграл.
Глава шестая
Из темных дней
На следующее утро в девять, когда я пила какао на нашем балконе, было уже влажно и жарко. Стояло полное безветрие, с ближнего пастбища несло коровьим навозом. Патти вышла на балкон со своим кофе, принюхалась и сморщила нос. Она развернула газету, я раскрыла книжку. Мне никак не удавалось сосредоточиться – слишком уж много всего произошло вчера на вечеринке.
Я не любила думать о дне, в который родилась. Причина состояла отчасти в том, что иметь такие ранние воспоминания неестественно, отчасти – в том, что смысл происходивших тогда событий не был мне понятен. Я не знала, какие чувства они должны у меня вызывать, и не хотела испытывать неправильные чувства, если такое вообще возможно. Но теперь, когда Каидан сковырнул болячку, из нее снова пошла кровь, и ее нужно лечить.
Время до рождения я про себя называла «темными днями». Не потому, что там было что-то плохое, а потому, что в материнской утробе темно. Как будто лежишь ночью в теплом гамаке. Сильнее всего запомнился голос матери. Ее пение было первым, что я услышала. А когда я пробовала двигаться и наталкивалась на мягко-упругое сопротивление, она со смехом толкала меня в ответ, и я подпрыгивала. Голос Джонатана Лагре в темные дни тоже звучал, он был грубым и сиплым.
Рождение меня дезориентировало – слишком светло, слишком холодно, – но хуже всего было чувство, что я потеряла какое-то важное знание, что-то, что в темные дни было для меня совершенно очевидным.
Мои затуманенные младенческие глаза видели еще довольно плохо, но память в тот день запечатлела устремленный на меня взгляд мужчины, а в нем – какое-то знание, которого мне сейчас не хватало.
Просто скажи «нет» наркотикам, детка. Справишься?
Я не знала, серьезно ли говорил этот мрачный человек или иронизировал. И с тех пор я его больше не видела.
Я могла вспомнить монахиню, морщинистую старуху, пахнущую лавандой, чистотой и спокойствием. И Патти, как она стояла надо мной в день, когда пришла меня забирать, и ее волосы, окаймляющие лицо. Она чуть не разорвалась от любви, принимая меня в протянутые руки, словно какую-то хрупкую драгоценность.
Вот этой частью ранних воспоминаний – мгновением встречи с Патти – я дорожила, потому что здесь мне все было понятно.
Сейчас я наблюдала, как Патти перелистывает газету и хмыкает про себя. Среди редких сосен на холме показался поезд. Я сказала:
– Я встретила мальчика, такого же, как я.
Поезд дал свисток. Газета вывалилась из рук Патти и с шелестом упала на пол, а я застыла, ошеломленная. Вокруг Патти вздымалась черная туча эмоции.
– Патти? – прошептала я.
– Кто это был? – В ее голосе слышалась паника, и это меня испугало. Она ухватилась за край пластикового столика, так, как если бы ей требовалось восстановить равновесие.
– Н-н-н-а самом деле я его толком не знаю, – я начала заикаться, – м-м-мы поговорили немного вчера вечером.
– Держись от него подальше!
Чтобы подчеркнуть важность своих слов, Патти показала на меня пальцем и посмотрела огромными глазами.
Пока мы так глядели друг на друга, внутри квартиры зазвонил телефон. Звонок повторился.
– Возьми трубку, – сказала Патти. – Мне нужно подумать.
Я вскочила, побежала внутрь и ответила после третьего звонка.
– Слушаю!
– Привет! – Голос в трубке звучал слабо и сипло.
– Джей? У тебя ужасный голос!
Я присела к кухонному столу и поглядела на Патти на балконе. Она сидела в застывшей позе, закрыв глаза и все еще сжимая край столика.
– Я и чувствую себя ужасно, – ответил Джей. – Скажи, ты меня сильно ненавидишь?
– Что за глупости, Джей. Я просто беспокоюсь о тебе. Тебе очень плохо?
– Так, как будто по мне проехался тяжелый грузовик. Я не все помню, но того, что я помню, хватает. Я осёл.
– Нам повезло, что Яна помогла.
– Я за это заплатил. Она подняла меня в семь и заставила приготовить ей завтрак перед уходом на работу. И обрати внимание, не какие-нибудь хлопья, а яичницу с беконом и все такое прочее! А я стоять толком не мог.
Я подавила смешок, представив себе эту картину, и спросила:
– Что ты помнишь?
– Я разозлился на тебя, потому что решил, что ты под наркотиком, и приложился к бутылке джина. Ох. Я даже думать об этом не могу – сразу нехорошо делается. Потом все стали подходить ко мне и спрашивать, слышал ли я, что это Скотт подсунул тебе наркотик, а дальше я помню урывками. В основном как метался по дому, чтобы его найти. Совершенно точно сбил с ног несколько человек. Ох! Даже не верится – неужели я правда до такой степени одурел?
– Это все, что ты помнишь?
– Да. А что? Я что-то еще натворил?
Я осмотрелась, увидела, что Патти встала и смотрит на деревья, скрестив руки на груди, и понизила голос:
– Там случился небольшой инцидент с тобой, Скоттом и одним из окон.
– Ох, нет. Ты серьезно? Все целы? А окно – разбилось?
– Да, разбилось, а люди все целы. Скотт получил несколько порезов, возможно, у него также сломан нос, но больнее всего ты задел его самолюбие. Разве у тебя не болят костяшки пальцев?
– У меня все болит. Ой-ой-ой. Прощайте, сбережения на лето. Надо позвонить Джину и договориться, чтобы окно починили, пока его семейство не вернулось. Но скажи, это правда – насчет наркотиков? Ты ведь явно была не в себе, когда я тебя увидел.
Я ответила не сразу. Мне снова хотелось соврать.
– В моем напитке был экстази, и когда ты меня увидел, он уже действовал. Но полный эффект почему-то не наступил.
Джей издал долгий свирепый рык, похожий на раскат грома.
– Послушай. Я прошу тебя это пока отложить. Пожалуйста. Спасибо тебе, что вступился за меня, но не преследуй его. Я сама разберусь с этим делом, когда придет время. Ладно?
– Ладно, – пробурчал Джей. Звучало это очень неубедительно – он просто хотел меня успокоить. Но я все равно сказала:
– Спасибо.
– Погоди еще минутку. А что у тебя было с Каиданом? Когда я услышал про наркотик, то первым делом бросился искать тебя, но мне сказали, что ты ушла с ним.
У меня затряслись поджилки, и я снова поглядела в сторону Патти. Она глубоко погрузилась в размышления. Я перешла на шепот:
– Ничего не было. Мы сидели на пристани и разговаривали. Оказалось, он меня запомнил.
– А о чем разговаривали? Тебя совсем не слышно. Что тут, Патти рядом или что-то еще?
– Да, извини. Даже и не знаю – о наркотиках, о родителях. Вообще поддерживать беседу с Каиданом – очень непростое дело.
– Вы двое диаметрально противоположны друг другу, но это, может быть, и хорошо. Тебе с ним наверняка интересно.
– Ну, пожалуйста, – на секунду я забыла, что надо говорить тихо. – Все совсем не так, я не могу объяснить.
– Он тебе понравился?
– Он… он меня заинтриговал, – созналась я.
– Замечательно, – Джей явно обрадовался. – Отличное начало.
Начало чего? Я не знала, но хотела выяснить.
Глава седьмая
Кто я
Патти вела себя так странно, что я закрылась в своей комнате с книжкой. Прочитывала несколько предложений – и начинала думать о вчерашнем вечере, потом читала еще чуть-чуть – и спрашивала себя, что же такое случилось с Патти.
Обычно она не была беспокойной, а тут уже больше часа ходила взад-вперед мимо моей двери. В конце концов я не выдержала и окликнула ее:
– С тобой все в порядке?
Она робко вошла в комнату, окруженная нервной серой аурой, и присела на край моей кровати. Я скрестила ноги, чтобы освободить ей место, и приготовилась внимательно слушать.
– Анна, – Патти прочистила горло. Глаза у нее были влажные, веки покраснели. – В тот день, когда я забрала тебя из приюта… Нет, позволь, я начну совсем издалека. Потому что собираюсь говорить об очень странных вещах.
Она что-то обо мне знает! Я схватила ее за предплечье, стремясь не упустить ни единого слова.
– Патти, у меня вся жизнь – сплошные странности. Если ты что-то знаешь, пожалуйста, расскажи. Меня ничто не испугает и не…
Она выдохнула через нос и покачала головой:
– Тебя испугает всё. Милая моя девочка, я боюсь уже шестнадцать лет.
Я не ответила и отпустила ее руку. От вида ее лица и темно-серой ауры страха вокруг нее мое сердце забилось сильнее.
– Так вот, Анна, ты всегда была набожной, но я хочу спросить тебя, насколько ты на самом деле видишь – то есть веришь в сверхъестественное?
– В Бога? Верю…
– Знаю. А… в других духов?
– В призраков?
– Нет. Я об ангелах.
У меня побежали мурашки по шее и под волосами.
– Конечно, – медленно произнесла я. – В Писании говорится об ангелах на небесах, они поют, трубят и все такое.
– А еще об ангелах, которые приходят сюда, на землю. И о демонах тоже.
– Да, я знаю, что такие вещи случались в давние далекие времена, но разве это имеет отношение к нам?
– Как ты знаешь, – сказала Патти, – я была замужем.
Я озадаченно кивнула, не понимая, к чему она клонит. Патти поднялась и дальше говорила, расхаживая по комнате.
– Три года мы пытались зачать ребенка. Потом мой муж сходил к врачу и узнал, что проблема не в нем. Это стало для нас началом конца. Я молилась, чтобы Бог исправил мое тело и послал нам младенца, но проходил месяц за месяцем, а я не беременела. И однажды ночью мне приснился сон. То есть так я сказала мужу, а на самом деле знала, что это было в реальности.
Она остановилась и поглядела на меня. Я опять кивнула, прося ее продолжать, что бы там ни шло дальше.
– Анна, мне явился ангел и сказал, что в монастыре в Лос-Анджелесе меня ждет младенец.
Мурашки побежали у меня по позвоночнику. Патти подошла и села, положив руку мне на колено, как будто хотела меня удержать, чтобы я не убежала. И заговорила быстрее.
– На следующее утро я проснулась и рассказала все мужу, а он ответил, что я лишилась рассудка. В некотором смысле так оно и было. Я знала только одно – что должна во что бы то ни стало попасть к тебе. Я купила билет для себя одной – муж отказался со мной ехать, хотя я его очень просила. Когда я вернулась назад с тобой, то уже не застала его на месте. А спустя еще год он женился на другой. Но у меня была ты – только это и имело значение. Ты мне веришь?
– Конечно. – Но даже при этом мой мозг, как пулемет, выстреливал возражения против иррациональных идей. Я взяла руки Патти в свои, надеясь ее успокоить.
– Перед тем, как мне позволили тебя забрать, со мной побеседовала одна из монахинь, работавших в приюте. Ее звали сестра Рут, и ей на тот момент было не меньше ста лет. Никого старше нее я не встречала. По ее словам, она ждала меня и чувствовала, что я подхожу на роль твоей воспитательницы.
– Что это означало? – прошептала я.
Патти помедлила, глядя мне в лицо.
– Твое воспитание, Анна, требовало особой заботы, потому что ты больше, чем человек.
Я всегда знала, что отличаюсь от других, – почему же это звучало как совершеннейшее безумие?
– Так кто же я такая? – осторожно спросила я.
– Дитя ангелов.
Я нервно засмеялась, но оборвала себя, увидев, что Патти не улыбается.
– Твоя мать была ангелом света, а твой отец…
– Кто?
– Демон.
Усилием воли я заставила себя дышать и прошептала:
– Это невозможно. Ты же на самом деле в это не веришь, правда?
– Все, о чем предупредила меня сестра Рут, сбылось точь-в-точь. Когда тебе было три года, ты рассказала мне, что помнишь, как родилась. И все остальные события тоже произошли, одно за другим, и именно так, как она предсказывала.
– Ты знала?
Я была потрясена. Так вот почему Патти ни о чем меня не спрашивала! И не показывала меня врачам, когда я мучилась головными болями из-за пробуждения новых чувств, – это всегда казалось мне странным, при том, что она такая заботливая. Я думала – может быть, она не верит врачам, потому что у нее такая особенная девочка?
– Прости, что я не говорила тебе, – Патти запнулась. – У меня все время было ощущение, что еще не пора.
Я попыталась осмыслить все это. Должно же быть какое-то рациональное объяснение. Но разве не было у меня многолетних попыток рационально объяснить мои необычные способности? Я начала рассуждать вслух:
– Может быть, она сумасшедшая старуха, обладающая силой психического воздействия, или что-то в этом роде.
– Но как ты тогда объяснишь те сверхъестественные способности, которыми ты владеешь? Она говорила, что когда подрастешь, начнешь видеть и ангелов-хранителей.
Я задумалась – и вдруг меня осенило:
– Белые облачка!
– Ты их видишь?
Я выпрямилась и посмотрела на облачко Патти. Казалось, рука туманной фигуры лежит у Патти на плече. Черты были неразличимы – просто размытое пятно. Возможно ли, что это действительно ангел? Я протянула руку, и у меня на глазах облачная рука вспорхнула с плеча Патти и легла на мою ладонь. Ладонь ничего не ощутила, но пока рука лежала на ней, всю меня наполняло невероятное чувство умиротворения и понимания. Патти пристально следила за мной.
– Видишь, Анна? – проговорила она. – Все это правда. На земле нет никого, такого же, как ты. Есть похожие, но они лишь наполовину как ты. Это важно. Посмотри на меня.
Я по-прежнему смотрела на ангела-хранителя Патти, но тут заставила себя перевести глаза на нее.
– Все, кто похож на тебя, – это дети демонов, демонов и людей. И воспитаны они демонами. То есть мальчик, которого ты встретила, – он…
Где же твой ангел? Так вот что имел в виду Каидан!
– Он полудемон, – откликнулась я шепотом.
Все это сошлось вместе, резко ударило мне в грудь и полилось сквозь меня потоком ледяной воды.
– Надо было сказать тебе раньше, – из глаз Патти покатились слезы, но я была слишком потрясена, чтобы плакать вместе с ней. – Я эгоистка. Я знала, что если скажу, то пути назад не будет. Всё навсегда переменится. А на земле так мало этих полудемонов. Какая была вероятность, что тебе встретится один из них?
– Я на тебя не сержусь, – сказала я. Когда внутри бушует столько эмоций, невозможно сосредоточиться на какой-то одной. – Просто это трудно понять. Демоны и ангелы? Настоящие? То есть как? Это же…
Она подошла к моему туалетному столику и взяла с него Библию, а я подала ей бумажный платок из пачки, лежавшей на тумбочке. Патти промокнула глаза, вытерла нос, затем прокашлялась, уселась и раскрыла книгу у себя на коленях. Найдя нужное место, она передала Библию мне. Бытие, глава шестая, стих четвертый. Я прочла вслух:
– В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди.
Я взглянула на Патти, надеясь, что она сможет что-то объяснить.
– За годы, – сказала она, – мне удалось кое-что выяснить. Сыны Божии – это ангелы, дочери человеческие – просто обычные женщины, а исполин – ребенок, рожденный от небесного ангела или от демона. Демоны ведь тоже ангелы, только падшие. Так что ты – исполинка.
Было очень странно слышать это слово применительно к себе.
– Но разве исполины – это не великаны? Как Голиаф?
– Да, в Библии это слово означает великана, но ты же знаешь, – Патти улыбнулась сквозь слезы, – как тяжело определить, что там надо понимать буквально, а что – лишь метафорически. Людям проще представить себе исполинов как расу очень рослых людей, которая была и исчезла, или как носителей некой генетической мутации. В Писании много говорится и об ангелах, и о бесах, но даже верующие склоняются к тому, чтобы считать их всех чистой фантазией. Нелегко принять в сознание такое множество невидимых вещей.
– Но я другого не понимаю – как у ангелов и демонов могут быть дети? Они же бесплотные духи, верно?
– Им для этого требуется завладеть чьим-нибудь телом.
Ой! Одержимость бесом? Да, плохо дело.
– Я расспрашивала сестру Рут, и она попробовала объяснить мне ангельскую иерархию. Есть ангелы-посланники – один из них явился ко мне, – и есть ангелы-хранители, которые избраны для служения душам и пестуют их. Они не могут вмешиваться в жизнь людей, если только им не послана особая божественная сила. Если человеку еще не пора умереть, ангел-хранитель может совершить чудо исцеления или предотвратить несчастье. В остальных случаях они лишь стараются смягчить нашу боль. Как это прекрасно, если подумать!
Патти отвела взгляд, в котором читалась легкая зависть, и я вдруг поняла, сколько времени за долгие годы она провела в таких размышлениях.
– У меня было еще множество вопросов к сестре Рут, но на них не хватило времени. – Патти дрожащими руками забрала у меня Библию и вернула на столик. – И сестра Рут сказала, что тебе надо будет отправиться к ней, как только ты станешь достаточно взрослой. Сейчас это произошло.
– Да, хорошо. Разумеется. – Мне обязательно надо было увидеть эту сестру Рут. – А она объяснила, почему?
– Она не стала мне говорить. Она обладает знанием, которым может поделиться только с тобой, и это что-то такое, что слишком опасно записывать. И еще она сказала, что ты должна повидать… – тут она закрыла глаза и с явным усилием продолжила: —…повидать своего отца.
Меня, вообще-то, нелегко разозлить, но в тот момент я рассвирепела от одной только мысли об «отце».
– Я не желаю его видеть.
– Знаю. И сестре Рут я сказала, что против. Мне самой мучительно даже думать о твоей встрече с демоном. Но я передаю тебе пожелание сестры Рут. Она считает, что твои родители любили друг друга. Все ангелы – даже падшие – способны к любви. И если твой отец был в состоянии полюбить твою мать, не сможет ли он полюбить и тебя тоже?
Я подумала о его лице в тот день, когда я родилась, вспомнила, как он глядел на умирающую мать и на ее отлетающий дух. Да, он ее любил. И в его глазах, смотревших тогда на меня, не было недоброжелательства. И все же. Ни единого слова за все эти годы…
– Но откуда монахиня все это узнала?
– Сестра Рут, как и ты, единственная в своем роде. Она отличается и от тебя, и от остальных, но не объяснила мне, в чем разница. И я чувствовала, что она особенная. В ее присутствии я испытывала умиротворение – как и в твоем. Прости, Анна, что не могу сообщить тебе больше. В тот день мне и так нужно было усвоить очень многое.