10. Когда же много их придется насчитать,
Смешаем счет тогда, чтоб мы его не знали,
Чтоб злые нам с тобой завидовать не стали,
Узнав, как много раз тебя я целовал.
6. К Флавию[19 - Стихотворение это обращается к незнакомому нам приятелю Катулла, Флавию, живущему с ним в одном доме, и по содержанию сходно с Горациевой 1 од. 27.]
Флавий, о милой своей ты Катуллу,
Будь она только красивой, пристойной,
Все рассказал бы, не справясь с молчаньем.
Только не знаю, с какой недостойной
Там ты связался; признаться и стыдно.
Что не вдовой твоя ночь-то угасла,
Это с постели гласит нам немолчно
Запах венков и сирийского масла,[20 - Сирия нередко у поэтов смешивалась с Ассирией.]
Да изголовье; оно ведь измято
10. Тут вот и там, и кровать твоя еле
Держится, так она вся расшаталась.
Если слова их не верны, то в теле
Дряблость и шаткие ноги все скажут,
Что по ночам у тебя за затеи.
15. Ты что ни есть, хорошо или худо,
Все мне скажи; я вас с милой твоею
Стройною песнью прославлю до неба.
7. К Лезбии[21 - Стихотворение это в период блаженства любви, по мнению Вестфаля, отвечает на вопрос Лезбии, с которым она обратилась к поэту при прочтении стих. 5. Замечательно, что и в такие задушевные минуты поэт не забывает ученой приправы Каллимаховской поэзии, хотя относится к ней с известной иронией.]
С меня ты требуешь, о Лезбия, признаний,
Как много мне твоих достаточно лобзаний?
Как велико число либшских всех песчин,
Лежащих близ цветов Кирен[22 - Кирены – столица Киринейской области.] среди равнин,
5. Между оракула Зевесова жилищем
И Батта древнего почёющим кладбищем;[23 - В пустыне между Киренами и оракулом Юпитера Аммона на оазисе Сива. Древний батт, основатель Кирена, около 650 г. до Р. Х., предок Каллимаха. Могила его близ городской агоры пользовалась большим почетом.]
Иль сколько с неба звезд средь тишины ночей
Взирают на любовь таящихся людей,
Лобзаний столько же горящему недужно
10. Насытиться вполне еще Катуллу нужно,
Чтоб любопытный их не сосчитал какой,[24 - Многие до сих пор полагают, что весьма вредно считать цветы или плоды, так как они от этого пропадают.]
И порчи не наслал на них язык дурной.
8. К самому себе[25 - Настоящее стихотворение, подобно 46, 51, 52, 76, 79, представляет по форме монолог Катулла к самому себе, тогда как в других местах он говорит о себе в третьем лице. Поводом к нему, очевидно, была размолвка в период самой горячей привязанности, и выражаемое чувство отчуждения тем живей, что вызвано не изменой, о которой тут и речи нет, а той горькой обидой влюбленного, полагающего, что преданность его не оценена.]
Бедняк Катулл, не будь ты более шутом,
Коль видишь, что прошло, считай оно пропало.
Светило солнышко тебе живым лучом,
Когда ты хаживал, как дева указала,
5. Любимая тобой тогда как ни одна.
Какие игры тут бывали между вами;
Ты их желал, от них не прочь была она.
Живило солнышко и впрямь тебя лучами.
Не хочет уж она, ты тоже не хоти,
10. За убегающим ты не гонись, будь гордым,
Душою тверд сноси, волненья укроти.
Прощай же дева, ты. Уже Катулл стал твердым.[26 - Это прощай настолько же преувеличено, насколько 15 преувеличено слово преступная. Все дальнейшее застращивание Лезбии исполнено тайной уверенности в ее непоколебимой преданности Катуллу, причем ему и в голову не приходит, чтобы она могла утешиться с другим.]
Не станет он тебя отыскивать, молить;
Как не пойдет никто, так станешь ты унылой
