Младший научный сотрудник – 6
– Ну похоже, но все равно не то, – отвечал я, – Нау-По-Лорон… поролон какой-то.
– На старофранцузском почти так и пишется его имя, – просветила меня Лена, – Напаулеон… ну пара букв буквально не та.
– И что дальше?
– А дальше то, что и Нау, и По, и Лорон это названия городов на юге Франции, а описывает тут Нострадамус обычную средневековую войнушку… еще примеры нужны?
– Хватит, наверно, – сдался я, – а про Вангу что скажешь?
– Могу и про Вангу, мне не трудно, – ответила Леночка ангельским голоском, – это проект болгарского КГБ в основном…
– Да ты че, – повернулся я к ней и подпер щеку рукой, – она же, кажется, начала пророчествовать еще во времена Второй мировой, когда никакого болгарского КГБ даже на горизонте не значилось.
– Тогда, может, она еще сама по себе работала, – не стала спорить Лена, – кое-какие способности у нее, конечно, есть. Но после войны, когда поползли слухи про нее, и народ повалил в ее деревню толпами, тогда точно КГБ вышло на первый план… они там собирали сведения о визитерах, вот она и поражала их своим всезнанием.
– Но кое-что она же предсказала довольно точно, – не сдавался я.
– А по большей части пальцем в небо попадала, – парировала Лена, – со смертью Сталина ошиблась на несколько лет и на месяц, апрель она ему предсказала, прилет инопланетян обещала несколько раз, а их как не было, так и нет… опять же Тихонова взять…
– Штирлица что ли?
– Ну да, его – он приезжал к Ванге лет пять назад, и та попрекнула его тем, что он не купил будильник Гагарину… мол без него он проспал подъем в день своей смерти, и это как-то повлияло…
– И что тут не так?
– Да Штирлиц потом рассказал, что он и с Гагариным-то никогда знаком не был, не то, что о будильниках с ним говорил…
– Понятно, – только и смог ответить я, – а про Вольфа Мессинга я в принципе и сам все знаю…
– И что ты про него знаешь? – довольно искренне заинтересовалась Лена.
– Что он хороший психотерапевт был и мог улавливать мысли людей по их мельчайшим рефлекторным движениям… это он так угадывал, кто где чего спрятал…
– А тот знаменитый случай, когда он предсказал катастрофу самолета с хоккейной командой? – поинтересовалась она, – это на психотерапию не спишешь.
– Там все довольно туманно, – ответил я, – знаем мы об этом предсказании от позднейших интерпретаторов этой темы, а они могли накрутить все, что хотели.
– А расскажи поподробнее про эту катастрофу, – вдруг попросила Лена, – не каждый день и даже не каждые 10 лет спортивные команды разбиваются.
– Действительно, – пошел я ей навстречу, – не каждый… у нас в стране еще разве что Пахтакор разбился 2 года назад, а из зарубежных примеров можно добавить катастрофу Манчестер Юнайтед в Германии… это, кажется, лет 20 назад было. Так вот, – собрался я с мыслями и напряг память, – команда ВВС в январе 50-го года вылетела в Челябинск на матч чемпионата с этим… с челябинским «Дзержинцем», он потом в Трактор переименовался. Не полетели на этом рейсе только Всеволод Бобров…
– Он нашу команду тренировал на Суперсерии, – вспомнила Лена.
– Точно, а до этого был суперснайпером и в хоккее, и в футболе, редкий случай, – добавил я, – так вот, по общераспространенной версии у него не прозвенел будильник, и он тупо опоздал в аэропорт.
– А не по общераспространенной? – задала вопрос Лена.
– Там еще два варианта есть, самый простой – он как раз оформлял переход из ЦДКА в ВВС, поэтому как бы еще не был частью команды, вот и поехал отдельно.
– А еще кто тогда не полетел?
– Ну Василий Сталин, естественно, главный попечитель этого клуба, он благополучно дожил до 62 года и скончался от злоупотребления алкоголем. А второй – Анатолий Тарасов, другой наш знаменитый тренер… разбился его старший брат Юрий.
– И что там насчет пророчества Мессинга? – направила она в нужную сторону мои мысли.
– Якобы он сказал Василию Сталину, чтобы тот не летел именно этим рейсом. Это не подтверждает ни один независимый источник, раз, плюс Василий тогда вовсе не на каждый выездной матч ВВС выбирался, дай бог на каждый второй. Так что то, что он уцелел, скорее всего, просто цепь счастливых случайностей. Так же, как и у Боброва с Тарасовым.
– Да-да, – тихо согласилась Лена, – я в одном журнале читала, что на те рейсы, которые не долетели, куда им надо, аномально высокий процент пассажиров, опоздавших или отказавшихся от полета.
– Ладно, с Вангой и Мессингом мы разобрались, кажется, – сказал я, – теперь давай ближе к текущему моменту… что ты там намекала насчет Зины-Корзины?
– Да не Вольф же Мессинг она, – махнула рукой Лена, – и даже не Ванга. А то, что ее слова как-то и в чем-то подтвердились, это не больше, чем результат глупых совпадений.
– Уж больно много этих глупых совпадений, – позволил себе включить спорщика я, – и с диагнозом матери все совпало, и с тем, чтобы мне в больницу больше носа не казать, в цвет пришлось. Да и с самосвалом этим удивительно точно попало в цель.
– Прошло и прошло, – философски заметила она, – пуля мимо просвистела, забудь…
– Хорошенькое дело, забудь, – возразил я, – семьдесят рублей я ей таки отдам, когда буду в Нижнереченске.
– Отдай, если так хочется, – не стала спорить она, – а сейчас о будущем надо подумать. Что ты там говорил про этого товарища из Внешторга – напомни…
Винтовка рождает власть
– И что мне прикажешь делать с моей поджелудочной? – спросил Сандро, – сколько хоть мне осталось жить-то по твоему мнению?
– Год точно, а там как бог даст, – туманно ответил ему я, – но могу провести пару профилактических сеансов… как оно там получится, точно сказать не могу, у меня большие проблемы были полгода назад, в результате этот мой дар небес сильно пострадал…
– А что случилось полгода назад? – довольно искренне поинтересовался он.
– Долго рассказывать, – ушел от ответа я, – если коротко, то почти все потерял… но спустя некоторое время кое-что вернулось… так мы будем профилактику делать или как?
– Конечно, будем, – рубанул он сплеча, – только круглый дурак от такого предложения откажется.
И я начал… разговора с этой тварью, что притаилась в дальнем углу его желудка, у меня не получилось. Явно не тот вариант тут был, что у жены Бессмертнова… ну не хочешь по-хорошему, решил я, будем тогда крайние меры принимать.
Опухоль отреагировала на мое воздействие очень нервным образом – примерно как медуза, если тыкать в нее чем-нибудь острым. Ну ничего, я предупреждал, выдал я ей мысленный посыл, дальше будет только хуже… что, русский язык, сука, не понимаешь? Учись, пока живая…
––
Через полчаса я был мокрый, как мышь, а Сандро тяжело дышал, будто только что взобрался на стометровую горку.
– На первый раз достаточно, – сказал я ему, – как ощущения?
– Как будто по мне трактором проехали, – честно описал он свое состояние, – ты мне лучше скажи, как оно там? Поддается или нет?
– Или да, – хмуро ответил я, – пару сеансов еще надо будет провести.
– А теперь, может, расскажешь, как ты это делаешь? – хитро усмехнулся он, полностью придя в себя, – а я научусь… ты не думай, что я такой деревенский дурачок из провинции, я очень даже способный, когда надо.
– Да я и не думаю, – задумчиво отвечал я, – просто для того, что я делаю, нужно было некоторое время постоять под СВЧ-излучением определенных диапазонов, совмещенных с выбросом плазмы. Вряд ли мы в ваших джунглях сможем смоделировать мою ситуацию…
– Ладно, – вздохнул он, – отложим этот разговор… а сейчас можешь поприсутствовать на операции нашего лучшего хилера. Марсиаль его зовут.
В честь бога Марса назвали, помимо моей воли всплыло у меня в голове, оттуда же Марсель, Маркос, Мартин и Марселло, герой «Собаки на сене».
– Конечно, я хочу посмотреть, как ваши ребята работают, – покладисто согласился я, – почем, кстати, за операцию-то берете, если не секрет?
– Не секрет, – отозвался он, – в простых случаях в пределах тысячи песо, а если что-то сложное, то и до десяти тысяч доходит.
– Это по-божески, – вслух подумал я, – ну пошли в операционную…
––
Меня там представили этому Марсиалю, как Питера из России, тот долго смотрел на меня, но никаких слов не сформулировал. Потом привели пациента, точнее пациентку – молодую довольно филиппинку с затравленным взглядом. Марсиаль уложил ее на стол, покрыл простыней и начал свои манипуляции… мне смотреть на все это было довольно смешно, но эмоции свои я честно сдерживал. Битый час хилер демонстрировал усилия по излечению больной, на простыне тоже честно проступили кровавые пятна, после чего он с усталым видом уселся в кресло-качалку, а пациентка ушла, покачиваясь…
– И чего, он ее вылечил? – спросил я у Сандро.
– Не знаю, – пожал плечами тот, – сейчас спрошу.
Хилер сказал ему, что да – болезнь испарилась сквозь кожу.
– А какая у нее болезнь-то была? – продолжил допытываться я.
Оказалось, что варикозное расширение вен всего-то навсего. Я слегка обалдел…
– И ради этой ерунды стоило так сильно заморачиваться? – вылетело из меня помимо воли.
– Это совсем не ерунда, – встал в защитную стойку Сандро, – от варикоза, если ты не знал, куча народа страдает, многие и умирают, если запустить.
– Ладно, – угрюмо согласился я, – беру свои слова обратно… а дальше мы что делать будем?
Сандро посовещался с Марсиалем и высказал мне такое:
– Сейчас еще один пациент придет, вчера записался – так мы предлагаем тебе показать свои умения на нем…
– Деньги заплатите? – угрюмо справился я.
– Конечно, – тут же ответил Сандро, – сколько тебе надо?
– Среднюю ставку за операцию давайте и дело с концом, – отрезал я. – Что за пациент-то, с какими проблемами?
Они вдвоем посовещались пару минут, после чего Сандро огласил мне результат:
– Дадим тысячу песо. А у больного что-то с головой, падает иногда на ровном месте в обморок.
– Тэээк, – почесал затылок я, – случай не из легких, но раз уж обещал, надо выполнять – ведите своего больного.
До назначенного времени еще оставалось полчаса, которые Сандро заполнил все тем же вином из кувшина. А я не возражал, все веселее жить на свете…
– Значит, ты из России? – спросил он после первого стакана, – а откуда именно? Россия большая, не то, что наши Филиппины.
– Нижнереченск, – ответил я, – пятьсот километров от Москвы на восток. Примерно, как у вас от Багио до Манилы.
– И кем же ты был в этом своем Нижнереченске?
– Ученым, – с трудом подобрал нужное слово я, – изучал взаимодействие сверхвысокочастотного излучения с плазмой…
– Иди ты, – Сандро сделал круглые глаза, – а у нас, кстати, в прошлом месяце был на операции один ученый…
– Неужели тоже из России? – изумился я.
– Нет, из Швейцарии… из Женевы, кажется – рассказывал о своей работе, там тоже было что-то связанное с плазмой.
ЦЕРН, невольно подумал я, родина нашего КАМАКа, в честь которого меня назвали. И плазмой они там действительно занимаются, но немного в другом разрезе – термоядерный реактор хотят сделать, источник практически бесплатной энергии на ближайшие сто лет.
– И чего, – задал я логичный вопросик, – вылечили вы этого швейцарца?
– Ушел от нас, по крайней мере, довольный, – сообщил Сандро, – и назад не возвращался.
– Как звали-то его? – сам не знаю, почему спросил я, – может пригодиться в будущем…
– Бертран Ксавье его звали, – быстро вылетело из Сандро, а затем он перешел к более насущным вещам, – а это, кажется, наш пациент прибыл.
Больного завел в помещение Марсельо – был тот тощим, лысым, но в хорошем европейском костюме, из чего я сделал вывод, что деньги у него должны быть в достаточном количестве, назвался Рафаэлем. Сандро представил ему меня, как Питера из далекой страны, большого специалиста в области мануальной терапии, тот поклонился и начал раздеваться.
– Простыню будем накидывать? – справился я у Сандро, – так же это полагается у ваших хилеров.
– Делай, как тебе лучше, – махнул рукой он, – главное тут не простыни, а результат.
Олл райт, мысленно перекрестился я, будем выдавать результат на-гора… а то ведь эти ребята могут и шлепнуть меня из своих АКМов, если что-то пойдет не так.
––
Как я и предполагал, случай оказался тяжелым и вдобавок с хитрым вывертом – атеросклероз у этого Рафаэля был, причем в далеко зашедшей за края стадии. Как вот тут прикажете поступить, если у него артерии в мозгу забиты процентов на 80, если не на 90…
– Я сделал все, что смог, – сказал я Сандро через полчаса осмотра, – год он еще проживет точно, может быть полтора, а дальше, как бог даст…
– Ну и отлично, – обрадовался Сандро, быстренько перевел мои слова пациенту (я так подозреваю, что сильно откорректировал их при этом) и спровадил того за пределы хижины.
– И что дальше делать будем? – поинтересовался я после того, как вымыл руки под самодельным рукомойником в углу.
Но ничего определенного он мне сообщить не успел, потому что в этот самый момент к нам в комнату добавилась бородатая физиономия товарища Педро, главного среди бойцов ННА. Он начал громко говорить, помогая себе руками, а Сандро перевел все это мне:
– Облава, – сказал он тихим голосом, – через десять минут будут здесь – надо уходить.
– Куда уходить? – уточнил я.
– В джунгли, куда, – посмотрел на меня он, как на несмышленыша, – иди с ним, а я потом присоединюсь.
Как же мы с ним общаться-то будем, подумал я, с тоской глядя на бандитскую рожу филиппинского партизана, он кроме испанского ничего не понимает…
Новый день, новые неприятности
– Да откуда я чего знаю про этого внешторговца, – с некоторым раздражением ответил я, потому что этот полевой допрос начал меня немного напрягать, – звать его Евгений Палыч, фамилия сложная, Семенов-Косиевич, работает в главке научно-технического направления… высокий и лысый… все, больше ничего о нем не знаю.
– Он тебя склонял к чему-нибудь? – задала невинный вопрос Лена.
– В сексуальном смысле что ли? – не понял я.
– В любом, – отрезала она.
– Ну да, хотел, чтоб я его в соавторы взял, – ответил я, – а больше вроде ничего.
– Ясно… – Лена вытащила из пачки очередную сигарету, а я зажег зажигалку, – эта ситуация требует некоторого обмозгования, – закончила она свою мысль.
– А сейчас давай повторим, – предложил я ей, – я, кажется, слегка восстановился…
– У, ты какой ненасытный, – улыбнулась она в темноте, докуривая сигарету, – ну давай попробуем, Казанова ты наш нижнереченский.
––
И был вечер, и было утро… день энный… Лена по своему обыкновению оделась в рекордные 15 минут и отбыла к месту прохождения службы, а я первым делом прикрутил назад отсоединенные провода в двух телефонах, а вторым позвонил своему непосредственному работодателю в лице товарища Цуканова за дальнейшими указаниями и распоряжениями.
– Аааа, ты, – с видимым неудовольствием сказал тот в трубку, – одни проблемы от тебя, Петр Петрович…
– Есть немного, – бодро отрапортовал я, – так ведь это только если нет человека, тогда и нет проблем, как говорил один исторический персонаж…
– Ладно, проехали, – пробурчал Цуканов, – чего надо, выкладывай.
– Так ничего особенного и не надо, – даже растерялся я, – чисто докладываюсь, что жив-здоров и готов к дальнейшему труду и обороне отчизны. Какие-нибудь распоряжения последуют?
Цуканов не был готов к такому повороту беседы, что следовало из почти полуминутной паузы. Но потом он собрался и выдал такую конструкцию:
– У нас… то есть у Леонида Ильича на носу ответственный государственный визит… – и он снова впал в ступор.
– Опять куда-нибудь в Азию надо ехать? – помог ему я.
– Нет, – пробудился наконец он, – не в Азию, точнее не совсем в Азию. Вообще никуда ехать не надо, они к нам приезжают – послезавтра в Москву прилетает Миттеран…
– Франсуа который? – вклинился я.
– Да, самый он… а если совсем точно, то он Франсуа-Морис-Адриен-Мари… с супругой Дэниэль.
– Это очень приятно, – сказал я, – что нам наносят визиты такие уважаемые во всем мире граждане.
– Так вот, – спохватился Цуканов, – есть мнение свозить Франсуа и Дэниэль на Байконур, там как раз старт очередного Союза намечен… тебе надо сопроводить Леонида Ильича в этой поездке, – вывалил он, наконец, все, что собирался.
– Рад стараться, – мысленно выпятил я грудь и встал по стойке смирно, – тем более, что я никогда на Байконуре не бывал, любопытно будет посмотреть, как живет наша космическая отрасль.
– Готовься, короче говоря, – закончил беседу Цуканов, – выезд… точнее вылет послезавтра в восемь утра с Жуковского… ну тебе напомнят ближе к этому времени.
– А можно, я Лену с собой возьму? – высказал я такую наглую просьбу.
– Нельзя, – отрезал он, – не могу сказать причину, так что просто нельзя, – и он повесил трубку.
А я вовремя вспомнил, что на сегодня же перенес кучу дел со вчера… кто там у меня по порядку следует? Ага, в полдень это у нас товарищ Чурбанов и план концерта ко дню милиции, это ладно. Далее идет Наумыч в связке со своим непоименованным фирмачом – ресторан Прага и три часа дня. И на закуску приходится индийский милли… онер пока, товарищ Азим Премджи – это возле гостиницы «Украина» на набережной Москвы-реки. Почему-то он не захотел ни в одном закусочном заведении приземлиться и предпочел свежий воздух.
Олл райт, как говорят наши друзья из Великобритании, начнем с самого простого, с милицейского праздника. Все наработки и прикидки к этому концерту у меня в голове содержались, поэтому я сел за кухонный стол и прилежно битых полчаса переносил их на бумагу, даже рука устала. Телефоны меня не беспокоили, как вчера, а и слава богу. Но только-только я закончил свои труды, как звякнул городской, который желтенький, это оказалась мама, я же ей номер оставлял.
– Привет, мама, – весело сказал я в трубку, – как жизнь молодая.
– Идет потихоньку, – ответила она.
– Что-нибудь случилось? – озабоченно спросил я.
– Нет, ничего такого… разве звонить можно только по такому поводу, если что-то случилось? – задала логичный вопрос она.
– В принципе не только, – признался я, – но мне почему-то в последнее время исключительно поэтому звонят.
– Понимаю, – ответила она, – работа у тебя сейчас ответственная, ты многим, наверно, нужен.
Про грузовик и разборки с госбезопасностью я уж решил не ставить ее в известность, ибо древнюю мудрость «меньше знаешь – крепче спишь» никто не отменял. Про Байконур тоже заикаться не стал, ибо госсекрет – скормил мелочи всякие.
– А у тебя что, совсем ничего нового? – под конец поинтересовался я, – как здоровье-то после операции?
– Все хорошо, – откликнулась она, – ну почти хорошо, иногда побаливает, но с тем, что было до, не идет ни в какое сравнение… спасибо тебе большое, сынок, что бы я без тебя делала…
– Рад стараться, товарищ мама, – бодро оттарабанил я в трубку.
А потом задумался – чего ж она звонила-то… но так ничего и не придумал. А тут на часах уже пробило одиннадцать, пора выдвигаться на Петровку-38, прославленную в куче книг и кинофильмов, как нерушимый оплот борьбы с преступностью.
Так, от метро Пушкинская туда все же ближе всего, решил я, рассмотрев карту московского метрополитена имени Кагановича. Московское метро от Александра Сергеевича и до Лазаря Моисеевича – два столпа, на коих держится транспортная составляющая столицы, убери хоть один, и все рухнет…
Петровка-38, она же Петровские казармы, оказалось громадой в смешанном имперско-классическом стиле в форме буквы П с загнутыми внутрь нижними краями, так что гораздо больше, чем на П, она походила на букву Хэт из иврита. Пока обходил узорчатую решеточку и искал вход в милицейскую империю, невольно вспоминал историю этого дома…
Построили его кажется в начале 19 века, еще до наполеоновского пришествия, но в знаменитых пожарах сентября 1812 года здание как-то выжило. Далее оно последовательно использовалось, как казарма ремонтно-строительного батальона, расчищавшего Москву после нашествия, место предварительного заключения (ну да СИЗО царских времен) и наконец, управление корпуса жандармов – тогдашняя госбезопасность.
Ну а большевики, придя к власти, первым делом поменяли злых царских жандармов на добрую советскую милицию – тут чуть или не с 1918 года обосновался знаменитый Московский уголовный розыск, он же МУР. Если взять кинематограф, то это здание впервые было показано в сериале «Следствия ведут знатоки», где троица муровцев в лице Паши Знаменского, Шурика Томина и Зиночки Кибрит отважно боролась с кем-то, кто кое-где у нас порой. И фильм «Петровка, 38» по роману Юлиана Семенова естественно снимали здесь, где же еще. А вот «Место встречи изменить нельзя» затронуло Петровку, 38 очень косвенно, невзирая на то, что Жеглов с Шараповым работали именно в МУРе – фасад пару раз попал в кадр, а внутри Говорухин не получил разрешения на съемки.
Ну ладно, хватит исторических изысканий, пора переходить к современности, подумал я, протягивая паспорт в окошко с надписью «Дежурный».
– На меня пропуск должны были выписать, – сообщил я молоденькому лейтенантику, сидевшему за стеклом, – Юрий Михайлович к себе вызывал.
Тот с преувеличенной дотошностью изучил все страницы моего паспорта, потом заглянул в толстую тетрадь и тогда уже объявил:
– Петр Петрович, сейчас к вам спустится порученец Юрия Михайловича, он вас и проводит до места.
Ну что же, пришлось ждать… изучил от нечего делать красивые плакаты на стенах. На одном цитировалось то, что сказал Владимир Ильич насчет нашей родной милиции, ну а на другом, как вы наверно и сами уже догадались, были размещены фотографии разыскиваемых злодеев. Были они все со страшными рожами и насупленными бровями, как однояйцевые близнецы, честное слово. А тут и порученец прибежал, еще один молодой лейтенантик. Он и препроводил меня без лишних слов в приемную заместителя министра внутренних дел.
Чурбанов был хмур, сосредоточен и отдавал кому-то указания по телефону, когда порученец завел меня в кабинет.
– А меня не волнуют твои трудности, – громко говорил он в трубку, – сейчас всем трудно… дожимай… завтра чтоб показания были…
Он положил трубку, посмотрел на меня осоловелым взглядом, видимо, вспоминая, кто я такой, вспомнил и предложил садиться.
– Извини, Петр… Петрович, – буркнул он, – работа… так о чем мы там собирались поговорить?
– О распорядке концерта ко дню милиции, – напомнил я.
– Точно, – потер он лоб, – рассказывай.
Я вместо рассказа выложил перед ним две бумажки – первая хронометраж концерта по минутам, вторая краткий синопсис выступлений.
– Давай на словах, – поморщился он, – я напечатанные тексты с трудом воспринимаю сейчас.
Я пожал плечами и начал на словах… через десять минут он меня остановил.
– С Боярским-то договорились? Он сейчас на коне.
– Предварительно да, – осторожно ответил я, – думаю, что в этом вопросе подводных камней не появится.
– А в каком вопросе появятся? – быстро ухватил он мою скрытую мысль.
– В таком, например, – собрался я, – как воспримет конкурентов Алла Пугачева… она же сейчас у нас королева эстрады, пусть некоронованная. А тут какие-то непонятные личности ее вдруг пододвигать начинают…
– Не забивай этим голову, – строго ответил Чурбанов, – Пугачеву я на себя возьму.
После этого он налил в стакан минералки, выпил, гулко глотая, и продолжил.
– Значит так… репетиции у вас назначены на 25, 27 и 30 октября. Генеральный прогон 8 ноября, я на нем буду присутствовать в обязательном порядке. Начало концерта 9 ноября в девятнадцать ноль ноль. Смотри не облажайся, Петр… Петрович.
– Постараюсь не облажаться, Юрий Михайлович, – четко ответил я, – разрешите исполнять?
– Вольно, – смягчился он, – иди работай… да, еще одно дело – вчера ты мне звонил по поводу госбезопасности…
– Так точно, – вернулся я к столу, – вопрос решен, спасибо вам большое за помощь.
– Не совсем он решен, Петя, – помрачнел Чурбанов, – у Андропова на тебя большой зуб вырос, как оказалось.
– А за что? – растерянно спросил я, – у нас никаких непоняток не случалось… наоборот, .я ему немного помог в поликлинике на Мичуринском…
– Не знаю я деталей, – отмахнулся он, – но ты имей ввиду, если что… и веди себя соответственно, чтоб комар носа не подточил.
Что я мог сказать в ответ на это пожелание… ничего, кроме того, что всех комаров вместе с носами постараюсь извести в кратчайшие сроки. Фумигатором.
Ну а теперь у меня в программе строго Семен Наумыч Гинденбург и его таинственный протеже из Западной Европы. Времени до встречи оставалось предостаточно, поэтому я решил прогуляться пешком по осенней столице. Путь мой лежал… нет, не во мраке, а совсем наоборот – по Бульварному кольцу, повторяющему в общих чертах изгибы Садового кольца. Тверской бульвар был весь желто-красным от пламенеющих листьев лип и кленов… о, а это МХАТ имени Горького… то есть он будет когда-то таковым после разделов и расплевываний эпохи перестройки. Ефремов останется в старом здании возле Большого театра, а Доронина уведет за собой недовольную часть труппы сюда, на Тверской. А с другой стороны у нас рядом целых два музея-квартиры, Алексея Толстого и Максима Горького… меня когда-то в бытность школьником водили и туда, и сюда. Ну что могу сказать и про Алексея, и про Максима – неплохо жили писатели в Советской России, очень и очень небедно. У Горького личный особняк был в распоряжении, бывший купцов Рябушинских, Толстой, правда, можно сказать, ютился всего лишь во флигеле этого же особняка в последние годы жизни.