У входа нет выхода

– С девчонками?

Макс испугался.

– Ты что, и-издеваешься? Ты маму мою не з-знаешь!… И б-бабушку, – добавил он через двадцать секунд. – И т-тетю, – сказал он еще через минуту.

Как это ни смешно, но громила Макс вырос в сугубо женском окружении. Папа, когда-то имевшийся в наличии, продержался не дольше первого приступа жадности у тещи, первого весеннего обострения у тети и первой робкой попытки объяснить бабушке, что в туалете конструктивно предусмотрен шпингалет.

В Москве Макс жил в центре, в семиэтажном доме, с потолками такими огромными, что в детстве заманивал в квартиру друзей и предлагал доплюнуть до потолка. За все годы получилось только у одного, не столько плевучего, сколько прыгучего товарища, причем слюна с хорошей примесью шоколада виднелась потом лет шесть. Квартира была старая, неудачно спланированная, с замурованными, никуда не ведущими дверями и громадным встроенным шкафом, в котором при необходимости можно было переночевать. Правда, для этого пришлось бы разгрести сотню банок с консервацией столь древней, что пробовать ее никто не решался, а выбросить рука не поднималась.

Окна выходили на Садовое кольцо. Когда на Макса нападала мозговая лень (а она всегда странным образом накладывалась на необходимость к чему-нибудь готовиться), он сидел на подоконнике и смотрел, как по кольцу ползут машины. Машины ползли по нему всегда, и маленького Макса беспокоило, не могут ли они когда-нибудь закончиться. Среди ночи, разбуженный ревом мотоциклов, он босиком подходил к окну и проверял, как там машины. Убеждался, что они все еще едут и, значит, не закончились, и, успокоенный, ложился в кровать.

Кафешка оказалась во дворах.

– Место г-глухое. З…засада! – уверенно заявил Макс.

– Почему?

– В кафе ее у…устроить проще! У тебя шнеппер есть?

Шнеппера у Афанасия не оказалось. Только нерпь, да и та в рюкзаке.

– Давай так! Я зайду, и если не появляюсь через шестьдесят секунд, беги меня спасать! – сказал Афанасий и толкнул дверь.

Когда он вышел десять минут спустя, Макс, сопя, выламывал из ограды железный прут.

– Чего так д-долго?

– Да они прямо у входа. Заболтался! – стал оправдываться Афанасий.

Гуля с Ниной сидели за вторым столиком от двери. Макс был представлен Афанасием как «мой друг Максимилиан». Он сам не знал, почему ляпнул «Максимилиан». Когда он нервничал, язык у него совершал немыслимые выкрутасы.

– А нам Афанасий в окно показывал, как ты забор ломал! Это было так забавно! Нина даже думала, что у тебя треснет водолазка! – зачирикала Гуля.

По этой реплике «друг Максимилиан» разобрался, где какая девушка, и стал незаметно разглядывать Нину. К его изумлению, она оказалась ничего. Цвет волос лошадник Макс определил как «серая в яблоках блондинка».

Афанасий тоже был удивлен. Вчера, когда Гуля сказала, что Нина несчастная, он представил себе тощенькую девушку, которую будут поддерживать под локоть. «Серая же в яблоках» блондинка оказалась румяной, отлично сложенной, но несколько в стиле: «Зачем вы мой бантик потеряли?»

Стилистика потерянного бантика проявлялась в том, что она хлопала ресницами, дула губы и поминутно произносила:

– Зачем вы меня сюда затащили?.. А тут кофе без коньяка? А то смотрите: сделаюсь буйная. Вы все будете за меня отвечать!

Богатырь Макс ей нравился. Скоро она стала бросать в него хлебными шариками, толкать коленом и повторять:

– У тебя страшные глаза! Я уверена: ты ужасный человек!

«Ужасный человек» слушал и млел. Афанасию он напомнил большую собаку, которую никто никогда не ласкал, а теперь вдруг решили почухать.

Кафе было уютное, с веселыми рисунками на стенах и потолке. За первым столиком сидело забавное семейство. Отец жевал с такой карикатурной важностью, будто тем, что поедал шоколадный торт, делал огромное одолжение и торту, и заведению, и человечеству в целом. Сын жался к матери и вообще был точной ее копией.

«Ребенок похож на того, кто его больше любит», – резюмировал Афанасий и стал прикидывать, так это или нет. Это была его внутренняя игра. Он выдвигал тезис, а потом подбирал аргументы «за» и «против».

– Эй! – окликнула его Гуля. – Ты уже десять минут размешиваешь чай! Может, остановишься?

Афанасий очнулся.

– Не обращай внимания! У меня пароксизм довольства! – объяснил он.

Гуля поспорила с официантом, что угадает все цифры его студенческого удостоверения, и за кафе им платить не пришлось.

– Это мелочи! – сказала Гуля скромно. – Зато я все теряю! А вот Нина только находит!

Афанасий через дырку в кармане незаметно отправил себе в ботинок два рубля и предложил Нине сказать, где они. Она нашла, слегка поморщившись, как профессор математики, у которого проверяют таблицу умножения. Макс долго думал, что спросить, а потом вспомнил, что в школе у него украли из раздевалки физкультурную форму, и спросил, кому она понадобилась.

Серая в яблоках блондинка кокетливо улыбнулась. Лицо у нее было невероятно гибкое и выразительное, с ямочками. Ямки эти, как выстрелы из миномета, всякий раз возникали на новом месте.

– Никому. Ее просто выбросили в окно. А вот солдатик в трещине за батареей – это интересно. Помнишь, ты проплакал всю ночь?

Оказалось, Макс помнит. Он и заикаться стал тогда же, хотя у них в семье была в ходу версия, что его напугала соседская собака.

Потом они пошли шататься по центру. Макс, поначалу робевший и державший Нину пугливо, как дверную ручку в общественном гигиеническом учреждении, постепенно осмелел и предлагал показать, как правильно сломать шею часовому, чтобы он не пикнул.

– Смотри, я пикаю! Пик-пик-пик! – немедленно подала голос Нина.

Осчастливленный Макс сгреб ее за шею. Гуля и Афанасий шли сзади, не слишком близко, чтобы буйная парочка на них не налетала.

– А почему ты говорила, что она несчастная? По-моему, веселая, – спросил Афанасий.

– Ее все бросают. Млада – это наша знакомая – говорит, у нее венец безбрачия и смыть его можно только слоновьей кровью!.. – сказала Гуля на полном серьезе. Имя служанки Белдо она произносила с трепетом.

– Чьей кровью?

– Напрасно издеваешься. Мы даже и в зоопарк ходили – да разве к слону сунешься?

Афанасий что-то пробурчал.

Нина о чем-то оживленно говорила, Макс же ограничивался в основном жестами. Не желая лишний раз заикаться, он заменял слова движениями. Мимика у него была богатейшая. Лоб он умел морщить ладов на двадцать. А уж его нос – веселая трактористская картофелина – вообще мастерски передавал всяческие выражения. И гармошкой собирался, и ерзал, и весело сопел.

В конце Тверской под одной из многочисленных мемориальных досок у шныров была зарядная закладка. Афанасий вспомнил о ней, когда за пятьдесят шагов до нее Нина внезапно подвернула ногу, а Гуля в ту же секунду метнулась через дорогу. Афанасий и раньше заметил, что понятия проезжей части для нее не существовало.

Афанасий догнал Гулю за секунду до того, как она размазалась о борт проносящегося фургона. Машины визжали тормозами. Сзади мчались Макс и Нина, сдернувшая с ноги туфлю. Гаишник, этот пастух машин, выпятив живот, стоял в своей будке. Когда они перебегали дорогу, он сердито засвистел, но догнать их не пытался. Пешеходы, даже явно сумасшедшие, были для него мелкой дичью.

– Ну и куда ты неслась? – спросил Афанасий на другой стороне Тверской.

Гуля задумалась, видимо, сама пытаясь разобраться зачем.

– Я забыла купить салфетки… Да, салфетки! – предположила она неуверенно.

Афанасий поразился быстроте реакции новорожденного эля. Секунд через пять Гуля окончательно уверится, что ей нужны были салфетки и что это ради них она едва не осталась на асфальте.

Починив Нине каблук, они погуляли еще часа два, и перед расставанием стали договариваться о новой встрече.

– Давайте в п-пятницу! – сказал Макс.

Нина и Гуля переглянулись.

– В пятницу мы не можем.

– Почему?

Внятного ответа они не получили. Девушки мялись. Все же из обрывков ответов Афанасий сумел сложить, что в пятницу ведьмари что-то затевают. И будет это в психологической школе на Болотной площади, в день очередного набора.

Прощались они в метро. Нина подставила Максу щеку и длинным ногтем наметила место.

– Надеюсь, ты не собираешься меня целовать? Это так омерзительно! – подсказала она.

Макс чмокнул ее с атлетической честностью, обхватив голову руками. Афанасий некоторое время ждал, не хрустнет ли у Нины череп, но Нина оказалась прочной.

– Ну вот! Мало того, что этот ужасный человек подлым образом затащил меня на свидание!.. Он еще на меня и кидается! – возмутилась Нина, доставая зеркальце, чтобы уточнить нанесенный лицу урон.

Пока Афанасий размышлял, обязан ли он целовать Гулю по той причине, что Макс поцеловал Нину, и не будет ли это являться плагиатом, Гуля поднялась на цыпочки – разница в росте у них была большая – и поцеловала Афанасия в бровь.

– До встречи!

Макс заржал так отвратительно, что Афанасий снова ушиб об него кулак. Подошел поезд. Они запрыгнули в вагон.

– Ну как тебе? – спросил Афанасий в тоннеле.

Макс подозрительно посмотрел на него. Он, как и барышня с телефончиком, не любил признавать себя счастливым. Недовольство – универсальная валюта, на которую все можно купить, если торговаться подольше.

– Кто?

– Сам знаешь.

– Н-ничего. С-сойдет, – осторожно признал Макс.

– А мне почему-то кажется, это надолго, – вздохнул Афанасий. – Ну с Гулей. Не то чтобы интуиция… Просто чем бестолковее ситуация, тем она более настоящая, что ли.

Макс ничего не понял и хмыкнул. Поезд замедлился, остановился и снова тронулся.

– Я теперь не успокоюсь, пока не прибью ее эля. Я себя знаю… – сказал Афанасий.

– Смотри и ее не п-прибей с ним вместе! – спокойно посоветовал Макс.

И снова они молчали. Макс мирно покачивался, держась за поручень. Афанасий же попрыгивал, как воробей.

– Ты все понял? – заорал он вдруг Максу на ухо.

– Да, – вздрогнул Макс. – А чего я п-понял?..

– Думай!

Макс думал до следующей станции.

– А! Что моя Нина, скорее всего, из форта Белдо, а не из форта Д-долбушина? Она пы-п-практикантка, – заикнулся он.

«Ого! – оценил Афанасий. – Моя Нина! Быстро он ее присвоил! А несколько часов назад называл обезьяной».

– Я не о том, – сказал он. – У ведьмарей новый набор! Хорошо бы посмотреть, как это все у них протекает? А?

В ШНыре Афанасий встретил Ула. Тот стоял со своим похожим на двустволку шнеппером и с пятнадцати шагов целил в консервную банку. Выстрелил. Банка осталась стоять.

– Я вот тут думаю о женских капризах. Ну, когда кому-то мерещится, что с лошадью больше времени проводят и все такое… – сказал Ул.

– А это правда? – спросил Афанасий.

– Не о том речь. Что их вообще заставляет так себя вести? Может, женщина капризничает потому, что ей важно проверить, вынесет ли мужчина капризы возможного ребенка? Типа тест?

– Есть девушки, которые не капризничают, – неосторожно брякнул Афанасий.

Ул снова выстрелил.

– Кто? Твоя радистка из Гондураса?.. Чудо! былиин! Так их, небось, учат на гвоздях спать, головой вниз есть и пальцем сейфы открывать.

– Учили, – сказал Афанасий.

– Как учили?

– Она погибла, – Афанасий опустил глаза. – Не вышла на связь. В горах, где был спрятан передатчик, нашли втоптанную в землю чеку от гранаты.

Ул схватил его за руку. Весь он – от волос на голове до ногтей на ногах – был одна сплошная дружба.

– И ты молчал?

– Да шучу я. Жива. Сидит дома. Купила кулинарную книгу, – кисло признался Афанасий.

Ул оттолкнул его.

– Ничего себе шуточки!!! Ты просто болван!

– Ага, – кивнул Афанасий. – Знаю.

Банка, в которую целился Ул, упала сама.

Калерию Валерьевну Афанасий нашел в преподавательской, узкой и длинной. Ходили споры: то ли Кузепыч замуровал часть коридора, то ли она вытянулась вследствие неудачной пляски шаманщиков, которые хотели задавить преподавательский состав ШНыра стенами, но не справились и только вытянули комнату.

Кавалерия стояла у доски с расписанием и соображала, как сделать из одного свободного педагога четыре, чтобы заполнить все «окна».

– Ничего не вытанцовывается! Опять народ будет болтаться без дела! Похоже, придется вам заниматься с новичками, – пожаловалась она.

– С новичками? Неужели пчелы…?

Косичка Кавалерии клюнула рыболовным поплавком.

– Последние вылетели сегодня. Пчелы успокоились – значит, осенний набор закончен. Этой осенью мы наберем девять. Плюс «беспчельная» Рина.

– А вы отдайте их Кузепычу. Он всем умеет находить занятие, – посоветовал Афанасий.

Кавалерия усмехнулась.

– Ну чего тебе?

Афанасий рассказал, опуская детали. По его версии, они встречались с девушками исключительно в интересах ШНыра.

– Конечно, можно атакующую закладку рвануть, но там не одни ведьмари будут. «Инкубаторов» жалко, – закончил он.

Кавалерия долго вертела в пальцах карандаш.

– Риск должен быть оправданным. Мы можем потерять человека, а что получим взамен?

– Ну как… посмотрим, как там и что.

– И что увидим? Стены?

– Не… Ну ведьмарей хотя бы… – растерялся Афанасий.

– А раньше ты их не видел?.. Или считаешь, что главы фортов будут делиться планами с толпой людей, собранных по всей Москве? – насмешливо спросила Кавалерия.

Сдаваясь, Афанасий выпустил воздух через вытянутые трубочкой губы.

– Значит, вы против?

– Мне нужно подумать.