Сентябрь 1798 года, окрестности Ровно, Луцк, Любешов, Российская Империя.
Полк мы догнали через пять дней. До зимних квартир, где происходил сбор европейской армии, добрались без особых инцидентов. Вернее, прибыли мы в Ровно и встали лагерем за несколько вёрст от города. Я сразу предупредил фон Миллера, что останусь с ротой, пока мои солдаты не будут обеспечены жильём. Далее, уже готов принять участие в разного рода светских мероприятиях, которые не миновать. Посещать штаб тоже отказался, всё равно Суворова пока нет, он должен прибыть через месяц. И вообще, я в армии собираюсь служить, а не проводить время в развлечениях. Итак, порядком растерял физическую форму, так как, кроме постельных занятий за полтора месяца своё тело не нагружал.
Полковник моё желание обеспечить размещение солдат полностью поддержал и сам уехал в штаб армии. Сам же погрузился в ворох хозяйственных дел и возобновил тренировки с егерями. Были некоторые поползновения от офицеров других полков пригласить меня на разного рода приёмы и посиделки. Гонцов просто разворачивали без объяснения. Царевич я или нет? Имею право на подобное поведение и капризы. Чем раньше меня начнут считать нелюдимым хамом, тем лучше. Нам здесь до дождей и морозов надо боевое слаживание проводить, поэтому не до пьянок.
Форму я растерял, но не критично. Заодно мы продолжили с Руппрехтом спарринги на палашах. Давненько не приходилось так нагружать свои мышцы. Солдаты тем временем отдыхали, приводили в порядок форму, обувь и транспорт. За небольшим исключением новые фуры оказались не только более лёгкие и ёмкие, но ещё очень крепкие.
Фон Миллер вернулся через три дня. Судя по опухшему лицу полковника, ему как раз пришлось пить и немало.
– По приказанию штаба мы выдвигаемся в город Луцк, где встанем на зимние квартиры. Армия будет рассредоточена по линии от Ковеля до Кременеца. Карл Романович, – обратился полковник к фон Лоде, – Полк начнёт выдвижение через два дня. Ваша задача завтра отбыть на место для обсуждения всех вопросов с квартирмейстерами и интендантами. Не мне вам объяснять, что это за публика. Полк должен получить всё положенное по списку и никак иначе.
Более опытные офицеры встретили указание полковника улыбками и начали посмеиваться над капитаном, желая ему удачи. Основной мотив шуток был направлен на то, что фон Лоде единственный честный интендант в России и ему будет сложно договориться с коллегами. Далее обсудили порядок движения, разного рода мелочи и разошлись по своим ротам.
До Луцка добрались за два дня. Шли достаточно быстро, и очень повезло, что не было дождей. Дорога так себе, средней паршивости, видели и хуже. Ландшафт не очень изменился по сравнению с Белорусской губернией, но определённые отличия были. Крестьяне одеты немного иначе. Головные уборы отличаются, а в основном такая же убогость.
Город на удивление понравился. Красивый замок Любарта, несколько интересных домов и монастырей, достаточно большое оживление на улицах. Как всегда, большое количество евреев и уже ни одного православного храма, только костёлы с униатскими церквями. Здесь как нигде ранее ощущалось, что данная территория не имеет никакого отношения к России.
Фон Миллер собрал всех старших офицеров в здании луцкого дворянского собрания. Каждый командир роты получил инструкции по размещению. Фон Лоде заверил, что с местными всё обговорено и никаких проблем не предвидится. По возвращении с совещания у полковника собрал офицеров роты и ввёл в курс дела.
– Полк будет размещён в Луцком замке и прилегающих строениях. Полковник со штабом и часть офицеров будут жить в здании дворянского собрания. Роты займут прилегающие монастыри и большие строения. Мы разместимся в Монастыре Михаила Архангела. Здание неплохое, большая площадь и должны все поместиться. Лучше в тесноте, но под крышей, чем зимой в палатке. Монахов уплотнят, и часть переселят в другие места.
– Ваше Высочество, как-то зазорно жить в монастыре, зная, что мы потеснили людей божьих, – высказался Крапачёв, как наш самый набожный офицер.
– Я вас понимаю, прапорщик. Мне тоже не очень хочется делить здание с доминиканцами. Попросил у полковника разрешение разместить роту в женском монастыре бригиток, но артиллеристы нас опередили, – с серьёзным выражением лица отвечаю подчинённому.
Первым начал ржать Фитцнер, его поддержали остальные. Солдаты с удивлением смотрели на это шоу. Ушаков, который в последнее время был хмур и задумчив, чуть было не упал со стула. Это вызвало новый приступ смеха. Я про себя порадовался за Николая. Надеюсь, он пережил свою душевную травму, вызванную первой любовью. Всё-таки у нас в коллективе сложилась дружная атмосфера, и хотелось, чтобы это продолжалось и далее.
Монастырь оказался большим двухэтажным зданием. Настоятель пытался ставить какие-то условия, но в итоге был послан мною подальше. На типографию, которая работала при монастыре, я не покушался. А всю братию разместили в нескольких комнатах, где сколотили им лежаки в несколько ярусов. Их итак, было немного. И полезно монахам пожить в суровых условиях, тем более католикам. Многие работники были люди мирские и жили в городе. Мы с офицерами заняли комнаты руководства. Оставили только архивариуса, так как мне уже донесли, что здесь недурная библиотека. Будет чем занять себя зимними вечерами.
Личные покои настоятеля особо не впечатлили. Пришлось выносить весь хлам, который называется мебелью и заново обставлять. Благо город торговый и найти нормальную кровать, стол и стулья не составило труда. На стену я повесил карту России и портрет Павла.
У ворот соорудили нормальное караульное помещение, въезд перегородили шлагбаумом. С задней стороны возле какой-то речки решили разбить площадку для упражнений и шагистики. Работа кипела, как и в других ротах.
Дня через три после размещения собрал офицеров в рабочем кабинете и озадачил их дополнительной работой. Осень на носу, самое время собирать грибы, ягоды и орехи. Старшим над сборщиками назначил Крапачёва, заодно попросил его договориться с монахами на предмет сотрудничества. Эти святоши наверняка скупают или принимают как подношения от крестьян еду. Вот и мы им на хвост упадём. Надо разнообразить рацион, хотя мои солдаты питаются получше офицеров в некоторых полках. Ещё приказал прапорщику подумать о рыбе. Наверняка в окрестностях города должны быть реки или озёра. Можно самим организовать ловлю или купить у местных.
А вот далее началось нескончаемое паломничество волынской шляхты. На самом деле в Луцке дворян не так уж много. Но вокруг уездного города хватало усадеб и меня буквально завалили приглашениями. До определённого момента удалось от них отговариваться, но в этот раз не получилось. Граф Ежи Чарнецкий был велеречив и просто чертовски обаятелен. Эдакий невысокий живчик, с небольшим брюшком и длиннющими усами. Более того, он ещё был очень убедителен. Это как надо было запудрить мне мозги, чтобы я согласился ехать за более чем сто вёрст к нему в имение? К тому же я не люблю охоту, но мои офицеры так возбудились, что пришлось согласиться. Нам ещё тут зиму куковать, поэтому народу нужна разрядка. Захватив с собой егерей, мы выдвинулись в Любешов.
– Это не усадьба, а самый настоящий дворец, – говорю довольному и улыбающемуся хозяину.
Жилище графа внушало как снаружи, так и внутри. Современная мебель, картины предков, старинное оружие и доспехи. Граф явно не бедствует. Поместье приобрёл его отец, который и начал заниматься облагораживанием. Огромный парк вокруг это также заслуга Чарнецкого старшего, большого любителя флоры. А вот роскошный летний сад был предметом гордости графини. Высокая и чем-то похожая на итальянку, она была примой противоположностью низкого и белобрысого мужа. Забавная пара, но видно, что супруги живут, душа в душу.
Обед был шикарен, другого я и не ожидал. На удивление было мало гостей. По словам хозяина, местная шляхта считает его оригиналом и сторонником московской партии. И вообще, в имении семья живёт с апреля по октябрь, далее переезжает в Люблин, где у них дом. Там и сосредоточен основной круг общения Чарнецких. Здесь же собираются фанатики от охоты. После обеда, уже в мужской компании разговоры велись исключительно об оружие и убийстве братьев наших меньших.
Встали ни свет ни заря. Заняли позиции, зеваем и ждём продолжения. Со стороны леса слышен лай собак и стук колотушек. По словам гостеприимного хозяина, сегодня у нас на обед будет свежая кабанятина. Егеря нашли самку с несколькими подсвинками и обещали их вывести на нас. Сам Чарнецкий стоит метрах в пятнадцати от меня, сжимая в руках специальное копьё с крестовиной. Я не настолько погружён в данную тему и решил обойтись ружьём. На всякий случай есть пистолет и кинжал. Слева от меня расположился Ушаков, который оказался большим любителем охоты и буквально напросился в гости к поляку.
Треск ломаемых веток и на поле выбегает кабаниха с выводком. Всё дело происходит метрах в семидесяти справа. Раздаются выстрелы, сопровождаемые визгом раненных и умирающих животных. Новые выстрелы и радостные возгласы охотников. Наши взоры были устремлены в сторону бойни, оттого не заметили, как из леса появился огромный секач. Он сразу бросился в нашу сторону.
У меня не возникло даже мысли броситься в сторону. Навожу на несущуюся тушу ружье, и тихий щелчок оповещает меня об осечке. Отбрасываю в сторону ненужный аппарат и достаю пистолет, надеюсь, второго конфуза не произойдёт. Справа ухает выстрел, вырывая кровавый ошмёток с туши, но, не останавливая кабана. Стреляю из пистолета практически в упор и отпрыгиваю в сторону. Тут же раздаётся выстрел слева, туша спотыкается и начинает поворачиваться вокруг своей оси. Вытаскиваю кинжал и жду действий секача. Далее всё вспоминаю как в замедленной съёмке. Бешеные глаза Ушакова, который втыкает копьё в зверя. Чарнецкий, стреляющий в упор и что-то кричащий по-польски. Далее подбежавшие охотники, радостно хлопающие Николая по плечу и обнимающий меня граф. За всей этой вакханалией забылась одна деталь с выстрелом. На память я пока не жалуюсь, подумаю об этом позже.
До лагеря добрались минут через сорок. Двух подсвинков помоложе сразу разделали и приготовились жарить целиком. Я пресёк это безобразие. Мангал с шампурами мне изготовили давно, и ещё в Новгороде я баловал себя мясом на углях. А здесь сам бог велел показать народу новинку. Мангалы на Руси появились давно, но переносных и разборных вариантов вроде не было. У меня в повозке их было целых две штуки, рассчитанные на нашу большую компанию. Объяснил повару, чего хочу и уже через полчаса мы сидели за столом, глотая слюни от аромата жарящегося мяса.
– Я считаю, что первый кубок мы должны выпить за сегодняшнего героя пана Ушакова, – граф взял на себя обязанности тамады.
Публика с радостью поддержала тост, и героя начали расхваливать на все лады. Николай покраснел как девица и попросил ответное слово.
– На самом деле всё не так, как вы думаете. К своему стыду я так растерялся, что не успел быстро вытащить пистолет. А далее рука дрогнула, и чуть было не попал в Его Высочество, вместо секача. Так что не хвалить меня нужно, а ругать, ибо я повёл себя недостойно чести дворянина.
Народ начал дружно убеждать Ушакова в том, что при виде огромного кабана, кто угодно мог растеряться. У меня же в голове встал не место пазл. Ведь действительно, выстрел прозвучал прямо перед прыжком, и теоретически пуля могла меня задеть. Но прапорщик сам обратил на это внимание, значит, померещилось. Если я начну сомневаться в своём окружении, то тут до паранойи недалеко. Здесь подоспел шашлык и все дружно предались чревоугодию.
– Хорошая и нужная вещь этот складной мангал, – произносит уже изрядно захмелевший граф, – Мясо по-татарски получилось просто волшебное. И это рулет вообще находка, впредь на охоте буду, есть только его.
Я попросил повара сделать не только кусковой шашлык, но и пожарить рулеты. Это когда в тонкий слой мяса заворачивается сало и далее жарится на мангале. Хотя после таких впечатлений здоровые мужчины съели бы всё что угодно. Меня, кстати, ни грамм мне трясло, и не было никакого отката. Вроде побывал на волосок от смерти, но абсолютно спокоен. А может, просто не успел испугаться.
– Вы задали очень сложный вопрос, на который не может быть единого ответа. Я и сам часто думаю об этом и также нахожусь в глубоких сомнениях.
Сидим с графом в его кабинете и дегустируем отличное французское вино. За несколько дней у меня сложилось мнение об этом человеке и захотелось услышать его мнение. Разговор зашёл, конечно, о политике. Мне нужна информация и лучше получать её у обеих сторон, особенно из уст потенциального противника. Чарнецкий тем временем продолжил.
– К моему сожалению, прежней Польши не вернуть. Как бы этого ни хотелось польским патриотам, но мы проиграли более организованным соперникам. Когда Речь Посполитая была на вершине могущества и диктовали соседям свои условия, наши магнаты решили, что у короля слишком много власти. В результате пруссаки, которые столетиями копили силы, владеют Варшавой. А русские, которые непрерывно воевали всю свою историю, правят в Вильно. И скорее всего, именно вы переломите хребет этому чудовищу под названием Оттоманская Порта, что могли сделать поляки ещё сто лет назад. Будь у нас тогда единая система управления с наследным королём, то Крым бы взял не ваш Долгоруков, а наш великий Яблоновский[16 - Станислав Ян Яблоновский (1634–1702) – польский государственный деятель, русский воевода (с 1664), один из величайших польских полководцев конца XVII века, удостоенный императором Леопольдом I в 1698 году княжеского титула. Представитель магнатского рода Яблоновских, отец Яна Яблоновского, дед короля Станислава Лещинского.]. Самое страшное, но многие до сих пор не хотят понять, что мы сами разрушили свою державу.
Граф сделал глоток вина и грустно посмотрел в окно. Я слушал его и не перебивал.
– Шляхта до сих пор не может избавиться от мифов о прежней Польше. Будто это было государство рыцарей и прекрасных дам, но пришли москали с пруссаками и всё порушили. Это очень удобно – помнить только крохи хорошего, заодно забивать бредом мозги молодого поколения. Ныне мы не сможем добиться независимости без помощи третьей стороны. И ещё вопрос, нужна ли такая свобода, когда вместо прусского наместника нам придётся выполнять приказы из Парижа.
– То есть польская знать никогда не примет над собой главенство России? – решил поставить вопрос ребром.
– Многие готовы восстать в любой момент. Кто-то просто будет поддерживать патриотов материально. Меньшая часть, к коей я отношусь, будет воевать на стороне русских войск. Это если брать шляхту. Большей части крестьян и городской бедноты всё равно. Если ваш отец завтра отменит крепостное право и многие лишние налоги, то у мятежников не будет никакой поддержки. А вот со знатью всё иначе. Возьмите, например, пана Адама Хрептовича, это толстый весельчак, который был на охоте. Его брат[17 - Иоахим Хрептович (1729–1812) – один из крупнейших землевладельцев на территории современной Белоруссии, известный также как деятель польско-литовского Просвещения: сторонник физиократизма, публицист, поэт, переводчик, устроитель образцовой усадьбы Щорсы.] образованнейший человек и сторонник прогресса. Он и сам не чурается современных новаций. Благодаря его влиянию я ввёл на своих землях чинш[18 - Чинш (польск. czynsz, нем. Zins – процент, от лат. census) – в Речи Посполитой оброк (деньгами), платившийся с земли или дома, отданных в чужое продолжительное владение.], освободив крестьян от крепости и ни разу не пожалел о таком поступке. За что меня до сих пор осуждает большая часть соседей, – грустно улыбнулся граф, – Но если речь зайдёт о политике, то Хрептовичи терпеть не могут русских и Императора. Хотя более лояльных законов для шляхты, как на наших землях, придумать сложно. Самое забавное, что все эти Хрептовичи, Тышкевичи, Огинские, Вишневецкие и прочие Калиновские не природные поляки. Они русские, чьи предки перешли в католичество, и теперь считают себя более поляками, нежели я. Для них признать свою природную русскость страшнее смерти и они зубами будут цепляться за свои заблуждения.
– И какой выход из этой ситуации вы видите?
– Его нет, – грустно отвечает Чарнецкий, – Я много времени провожу в размышлениях о судьбе своего народа и понимаю, что мы в тупике. Более сильные соседи не оставят нас в покое, а сами мы неспособны завоевать независимость. Но национальная гордость и самообман не даст покоя патриотам. Мы обречены на новые восстания и гибель тысяч молодых людей.
– А если Польша получит независимость на территориях коронных земель? – мой вопрос заставил поляка встрепенуться.
– Я понимаю, что вы не просто так начали этот разговор. Странно, если бы это было иначе. Но вынужден вас огорчить. Никогда поляки не признают потерю литовских земель. Давайте не будем о грустном. Лучше расскажите, как вы наказали этого дурня Радзивилла? – граф аж засиял после заданного вопроса.
– У меня такое ощущение, что расстояния не властны над сплетнями.
– Вы правы, – со смехом ответил Чарнецкий, – Весь наш край – это одна большая деревня.
Под дальнейший смех графа рассказал ему о конфликте в корчме. Некоторые моменты он просил пересказать и смаковал, как вино, которого мы выпили в этот день немало.
– Хорошая фамилия. Правда вероотступников среди них хватает. Но в последнее время совсем обмельчали Радзивиллы. Младшего коего вы собирались выпороть, не пустили бы ранее в приличное общество. Только будьте осторожны, Ваше Высочество, Михаил очень злой и подлый душой человек. Может начать мстить.
Еду в Луцк и анализирую произошедшие события и беседы с графом. За своё поведение мне уже прилетело от братьев с Ильиным, которых я не взял на охоту. Они мне прямым текстом заявили, что пока не будет письменного указания Волкова, я выполняю все требования в плане безопасности. Спорить не стал, тем более что их полностью поддержали Богдан с Филипсом.
Второй день думаю о ситуации, которая сложилась во вновь присоединённых землях и не могу принять решения. С одной стороны, явная польская оппозиция без какой-либо надежды привлечь на свою сторону большую часть дворянства. С другой, вспоминаю Орловскую с графом и понимаю, что не всё так просто. Даже шляхта не монолитна и может принести много хорошего моей стране. Можно просто вспомнить Ягужинского, Каменского, Каховского, Раевского, Ржувусского, Лобачевского, Пржевальского, Клембовского, Малевича, Дзержинского, Косиора, Циолковсокго, Рокоссовского, Леваневского, Рождественского и главную Золушку нашей страны Янину Жеймо. И ведь это только небольшой пласт поляков, которые ковали историю России. Кровавую и неблагодарную, но историю моей любимой Отчизны.
Тоже самое касается жидов. Волей неволей приходиться переносится в мою реальность и вспоминать сколько горя принесли стране Березовский и Ко. А до него ещё всякая падаль, типа Троцкого, Свердлова и прочих Якиров с Ягодами. Евреи занимались целенаправленным уничтожением цвета русской и немецкой нации в России. А Голощёкин, который уморил голодом сотни тысяч казахов? Огромное количество подонков и палачей, всплывших как говно во время революции. Благо, что часть из них один грузинский государственник поставил зубами к стене. Жалко, что не всех.
