Старое кладбище

Он ловко лепил куколок из воска, и я знал, что такой куколкой он может влюбить человека, а может и прикончить чью-то жизнь. Он умел подсматривать чужие сны и слушать могилы. Бывало, он надолго уходил в лес, а возвращался с окровавленными губами и мутным взглядом. Боги, бесы, демоны, мертвые были его собеседники, покровители и слуги.

И в то же время Колдун не любил, когда о магии говорили как о волшебстве.

Нет никакой магии – так он меня учил. Существует лишь более широкий взгляд на мир. Есть законы, которые пока не сформулированы. Не верить в неизведанное – глупо и наивно, что не раз доказывала история человечества.

Светлана смотрела прямо мне в глаза, и никогда она не была более прекрасной, чем в этот момент. Она больше не принадлежала собственной плоти, она как будто бы вырвалась из тюрьмы, расправила крылья, стала свежее, тоньше, беззаботнее. В ее взгляде был покой вечности и тающая тоска по всему несостоявшемуся, по тому, что ей, возможно было уготовано. Неслучившаяся жизнь, невстреченная любовь, недостроенный дом – в нем она растила бы детей, которым никогда не суждено было появиться на свет из ее теперь набитого старыми тряпками чрева. Неувиденные ею дальние дали, непрочитанные строки, которые заставили бы ее смотреть на линию горизонта, нахмурившись. Вся ее несостоявшаяся суета – это было похоже на ломаный танец призраков. Ей было всего шестнадцать лет, и через четверть часа гроб с ее телом должны были отнести к уже разверстой влажной яме.

Во взгляде ее не было растерянности, она не просила меня о помощи, просто молча делилась со мною этим растворяющим блаженством вечности, тем, что уже невозможно отнять. Как снисходительный гид, который показывает окрестности обалдевшему от красоты туристу.

Я не знаю, сколько прошло времени, но к реальности меня вернул грубый хлопок ладони по спине.

Я очнулся и как пловец, вынырнувший из глубины к свету, какое-то время не мог примириться с реальностью. Я по-прежнему стоял посреди церкви, гроб с телом Светланы уже вынесли, и мы остались вдвоем – я и Колдун, который смотрел на меня так, словно увидел впервые.

– Идем, – кивнул он. – Ты понимаешь, что произошло?

– Я видел ее… Она смотрела на меня, – пересохшими губами прошептал я.

Меня шатало и мутило, воздух был слишком тягучим и плотным, было неприятно впускать его в легкие. Колдун в прямом смысле выволок меня из церкви, и, отойдя на несколько шагов, я рухнул в бурьян и меня вывернуло наизнанку.

– Она чуть не забрала тебя с собой. Идем же. Тебе надо отдохнуть. Потом я все тебе объясню.

Наверное, это был мой самый лучший вечер в доме Колдуна. Я жил подле него два года, и все это время был едва удостоен взгляда и нескольких дежурных слов. Со мною обращались как с крепостным. Но в тот вечер Колдун ухаживал за мною как за сыном. Напоил каким-то пряным горячим отваром, от которого кровь прилила к щекам, заставил улечься на лавку и закутаться в грубое шерстяное одеяло. Потом случилось и вовсе чудо: он поджарил для меня картошку. Я уже успел отвыкнуть от такой еды – простой, человеческой, деревенской, и она показалась мне пищей богов. Я смаковал, желая растянуть забытое удовольствие. Колдун сидел возле меня, пока я не уснул. Время от времени он брал меня за руку и слушал пульс. Наконец ему показалось, что со мной всё хорошо…

Я уснул и провел в черном омуте без сновидений целую вечность – три дня и три ночи. А когда наконец пробудился, Колдун посадил меня напротив и поставил передо мной ковшик с темным отваром – велел выпить до дна. Так я и сделал, после чего едва за порог ноги сумел вынести – меня наизнанку вывернуло на крылечке. Зато в голове прояснилось – словно водой меня ледяной обдали с головы до ног. Я почувствовал себя свежим, мысли были ясные, хотелось плечи расправить и полной грудью дышать. Я немного постоял на крылечке, с наслаждением щурясь на солнце. Все таким ярким казалось – высокое небо, шелестящая листва.

Колдун меня в доме ждал. Он изменился, по-другому смотрел на меня, с интересом и каким-то даже будто бы теплом. Никогда раньше я такого отеческого выражения на его лице не видел, это было удивительно.

– Не ожидал я от тебя, мальчик, – покачав головой, наконец сказал он. – Ошибся я в тебе. Думал, ты пустой. Мать твоя просила тебя в услужение принять, говорила, из мальчишки толк будет.

– Да? – удивился я. – Я думал, она ради денег… Продала меня.

– И это тоже, – усмехнулся Колдун. – Да вот только она все твердила: мальчишка у меня, мол, непростой. Сны ему яркие снятся, фантазия богатая, мысли такие, иногда скажет такое, что и вовсе не понятно, словно не твой сын говорит, а профессор из телевизора. Просила меня присмотреться к тебе. Но я только твое лицо увидел, как понял – пустое, не нашей ты крови человек. И вот, выходит, ошибся.

– Что вы имеете в виду? Какой еще «нашей крови»? – заинтересовался я.

Я находился в том возрасте, когда полумифическая принадлежность к группе каких-то странных «мы» льстит и будоражит воображение.

– Мы – это те, кто мир тоньше чувствует, – усмехнулся Колдун, – нас мало, почти все в «третьем возрасте» находимся, глубокие старики. А у тебя, получается, вообще редкий дар, ты с самой Смертью общаться умеешь.

– Как со Смертью можно общаться? – удивился я. – Она, чай, ни о чем не спрашивает и ничего не говорит. Приходит и забирает свое, вот и всё.

– Так-то оно так, – согласился Колдун. – Но ты же сам помнишь, что видел в церкви. Покойницу ты видел, Светлану. Смотрела она на тебя, так? С собою, поди, звала?

Я поежился, вспомнив прозрачные мутные глаза, в которых утонуть хотелось, как в гиблом омуте. Вспомнил, как парил под церковным потолком, какой гул и скрежет в ушах стоял, и еще будто бы смех тоненький, хрустальный, детский, словно ангелы меня приветствуют.

– Видел… Я сам не понял ничего. Я как будто бы из тела своего вылетел. Свободно парил.

– Это редкость, – серьезно сказал Колдун. – Ты ведь знаешь, чем я тут занимаюсь. Много раз замечал, что ты следишь за мной.

– Вы видели? – подпрыгнул на стуле я. – И ничего мне не сказали?

– Мне было любопытно, что ты дальше делать станешь, – ухмыльнулся он. – Ты мне не мешал. Конечно, я с самого первого раза видел, как ты крадешься за мной, трогательно по траве ползешь. Я в лесу уже четверть века живу, волка за километр почуять могу, а тут мальчишка как хвостик за мною шастает… Я считал тебя бесполезным, но безобидным. А теперь выходит, ты помогать мне можешь.

– А я разве не помогаю?

– Помогать в моей настоящей работе, – уточнил Колдун. – Ишь как глазенки заблестели. Ты, мальчик, не обольщайся, много времени пройдет, прежде чем к делам допущен будешь. Сначала азам научу, а там посмотрим.

– И что это за работа? – У меня даже дыхание от возбуждения перехватило.

Нельзя сказать, чтобы я на сто процентов верил в разрекламированное могущество Колдуна. Его жизнь казалась мне какой-то полусказочной. Но одно дело – прозябать в лесу, таская воду в тяжеленных ведрах и надраивая дом, и совсем другое – быть учеником настоящего колдуна!

– И не надейся, – как будто бы прочитал мои мысли он. – Я просто помогу тебе развить твой дар. Научу тебя правильно со Смертью разговаривать, получать от нее то, что надо тебе. Это полезное ремесло, с таким нигде не пропадешь. А ты за это мне помогать будешь, столько, сколько мне потребуется.

Мне только и оставалось, что кивнуть согласно.

На Колдуна работали и другие. Он называл их «агенты». Во всех окрестных городках у него были «свои», те, которые были в состоянии исполнить странные его задания.

Рыжая Нина когда-то была хороша собой, но с возрастом оплыла и разбухла, оставив в прошлом блеск глаз, смех, и жажду жизни. Ей было немногим за пятьдесят, иные женщины в этом возрасте лишь начинают удивляться, что увядание приходит так внезапно и неумолимо, и пытаются сопоставить свои амбиции с числами в паспорте. Большинство из них обречено на проигрыш – слишком древний и последовательный их соперник, время. Для того чтобы время обмануть, нужны стратегия и труд – с самой юности.

Но Нина к их кругу не принадлежала. Она давным-давно смирилась с фазой дожития и ничего хорошего от будущего не ждала.

Спасение она нашла в круговороте машинальных дел, расправляясь с отведенными ей часами и минутами как завоеватель, напавший на спящий город.

Нининого первого мужа посадили, он так и сгинул в колонии где-то в Западной Сибири. Второй муж однажды тихо умер во сне – она и не сразу заметила. Утром беляши для него испекла, потом на рынок ушла, затем еще телевизор смотрела в его безмолвном присутствии – «Угадай мелодию». И ее даже почти не удивляла глубина его сна. Алкоголики засыпают, как в болото топкое проваливаются, она давно к такому привыкла. Только увидев, как жирная муха залетела в его полуоткрытый рот, Нина поняла – а ведь мертвый он!