Ложь №250496

– Эй! Ты почему мне конфету не дал! Я вообще-то тоже из твоего класса!

Девочка, стоящая впереди меня, обернулась ко мне и поднесла палец к губам, а тот самый мальчик сделал шаг назад и испуганно посмотрел на меня, а потом шикнул.

– Ты что орешь?!

– Будто повода нет! -передразнила его я, -всем девчонкам конфету дал, а мне нет! А теперь они у тебя и вовсе закончились! Отличная история, получается!

– Да не ори ты, сейчас поищу. Он полез в карманы и начал искать, а я все это время стояла и выжидающе глядела на него, изредка посматривая, не смотрит ли кто на нас. Тут он все-таки достал маленькую барбарисовую конфетку с изрядно выцветшим фантиком.

– Держи, нашел, -довольный сказал он и протянул мне конфету.

– Ну, спасибо, а тебя как зовут-то? – спросила я, разворачивая обертку.

– Сережа, а тебя?

– Меня- Аксюта, я сюда с папой пришла! -гордо сказала я, и посмотрела на него.

Он шмыгнул носом.

– Понятно, а я не знаю, где мой папа, мама про него никогда не говорит. Мы живем с мамой и бабушкой. Они тоже очень хорошие.

– И ты не хочешь узнать, кто твой папа? – удивленно спросила я.

– Может хочу, а может и нет, не знаю. А твой папа хороший?

– Хороший, но, -я замолчала на минуту и опустила глаза вниз, – он тоже со мною не живет. Я с бабушкой и дедушкой, у нас огород большой, и кот.

Он улыбнулся.

– Я люблю котов, только у мамы аллергия на них, потому она не разрешает заводить.

– Уу, жалко.

– Наверное.

Тут все начали аплодировать, и заиграла музыка. Я испуганно протиснулась обратно на свое место, и под музыку вышел высокий мальчик, старшеклассник, а на его плече сидела маленькая девочка, которая держала в руках колокольчик, и звенела им так, что его было отчетливо слышно даже на фоне музыки. Они сделали круг вокруг клумбы, и потом все стали им хлопать. К каждому первому классу подошли учителя, и мы все вместе пошли наверх. Наша учительница показалась мне очень доброй, она все время улыбалась, поправляла девочкам банты, прямо как моя бабушка, а мальчикам одергивала галстуки и бабочки. Наверное, она хотела, чтобы в этот день мы были очень красивыми. А потом она сказала тихо и спокойно:

– Ребята, идем за мной, наш кабинет на втором этаже. Постарайтесь не шуметь, и не сбивать друг друга с ног, потому что мы с вами не одни.

Так, нестройным рядом, мы пошли наверх, а в кабинете сразу сели парами. Я села с Сережей. Учительница обвела класс глазами, а потом сказала, что пока мы можем сидеть так, а потом она рассадит по-своему, если вдруг решит, что чье-то соседство мешает уроку. Надеюсь, это будет не наше. Потом она еще раз сказала, какие учебники приносить в понедельник, и сколько будет уроков, а еще написала на доске, что номер нашего кабинета 14, и мы будем учиться в нем целых четыре года. Потом она сказала, что ее зовут Эмма Борисовна, и что если мы будем хорошо себя вести, то обязательно подружимся с ней, а потом каждый из ребят по очереди сказал ей свое имя. У нас были и Никиты, и Маши, и Насти, и Саши.

Когда знакомство подошло к концу, мы подарили Эмме Борисовне наши огромные букеты, и я сразу подумала, как же она пойдет с ними домой? Было бы хорошей идеей оставлять все цветы в коридоре, стройными рядами, в больших вазах. Тогда у школы бы на один день появлялся собственный цветочный коридор, разве это не здорово?

Наконец, дарение цветов закончилось, и мы стали спускаться вниз по лестнице. Я видела из окна, что папа стоит рядом с бабушкой и дедушкой у клумбы. Бабушка и дедушка смотрят в окно, и наверное, высматривают меня, а папа то оборачивается и бросает быстрый взгляд на ворота, то на часы. То, что он такой занятой, можно простить или нет? А оправдать?

После школы бабушку с дедушкой мы отвезли домой, а с папой поехали в кафе. Правда, всего лишь на час, но мне и этого хватило. Мы ели пиццу, и папа рассказывал школьные истории, говорил, что он хорошо учился, и что я должна равняться на него. А я рассказала ему о том, как год назад в диване нашла его дневник за восьмой класс, и там не было ни единой страницы без красной учительской ручки. То он разбил стекло, то подложил кнопку учителю, то во время доклада про собак начал лаять на уроке естествознания. Словом, Бабари вызывали в школу так часто, что им следовало бы жить хотя через дом от нее. После моей истории, папа посмеялся, и больше не говорил про примерное поведение.

Когда я оказалась дома, то сразу собрала на понедельник портфель. В одном отделении был пенал с ручками и карандашами, в другом- тетрадки и учебники, а в третьем пока было просто свободное место. Хотела положить туда тетрис, но бабушка категорически запретила его брать, потому в школе надо учиться, а не в игры играть. Может она и права.

Когда мы уже спали, я что-то слышала. Только не знаю, нужно ли мне было это слышать.

Сначала ночью кто-то позвонил в звонок. Я высунула голову из одеяла так, чтобы меня было не видно, а мне было видно все, и посмотрела в коридор. Дедушка наскоро надев плащ, выбежал на улицу, его не было около десяти минут, потом он вернулся, и минуты две спустя снова вышел, и сразу же пришел обратно. А потом позвал бабушку, и они пошли на кухню. Вот тогда я и услышала голоса.

– Вов, кто там был?

– Виктор Федорович приходил, совсем плох стал. Говорил, что в его доме воды невкусная, и попросил нашей.

– Из-за воды шел пешком с другого конца города?

– Видать так, Римме, говорит, не стал звонить, боится, что ругаться начнет.

– Да такая как Римма только ругаться и умеет! Довела человека до сумасшествия, а сама улыбается ходит, Аксюта верит, уши расставляет. Знаю я этих людей.

– Элл, не начинай. Сам устал… Такой человек был, лучший ветеринар в городе. А сейчас ходит… вода невкусная у меня говорит, черт бы побрал.

Потом бабушка заохала и они закрыли дверь. Дальше я совсем ничего не слышала, и потому не знаю, что сказать. Виктор Федорович хоть и был моим вторым дедушкой, но я видела его только два раза в жизни, а Бабари видела больше. Раз пятьдесят, наверное. И все это время она была хорошей.

Либо бабушка с дедушкой что-то не говорят мне, либо Бабари просто обиделась на второго дедушку за что-то. Вдруг он ей сделал больно, и поэтому она так? Они же любили друг друга когда-то, иначе бы не появился мой папа.

Или нет?

День, утонувший в чернильной краске.

Стоял октябрь, и с деревьев уже падали листья, прямо как четыре года назад, на 1 сентября. За это время не происходило вообще ничего интересного, и поэтому даже рассказать было нечего. Я привыкла к школе, и даже научилась себя хорошо вести там. Если не считать, конечно, случая, когда я вылила Штрыну клей на волосы, и они у нее все слиплись. Но тут она сама напросилась, нечего было смеяться при всех над моей поделкой с урока труда. Я и сама знала, что поделка, мягко говоря, получилась совсем некрасивой. Шишки покосились, и были похожи не на человечков, а на уродливые коричневые тучи, а листочки, которые должны были изображать траву, получились и вовсе как какие-то кривые зеленые кляксы. Словом, я и сама знала о том, что это явно был не шедевр, но к чему смеяться над ним?

Вот и мне было непонятно, поэтому она и получила. На самой деле, все остальные ребята были хорошие, а с некоторыми из них мы даже живем рядом, и потому каждый день ходим из школы вместе домой. Например, с Юлькой, Катангенсом, которую на самом деле зовут Катя, просто мы подумали, что называть ее так будет намного лучше, Савкой-якутом, Кириллом-клюшкой, которого все так называли потому, что он был очень высокий, прямо очень-очень, а еще молчал постоянно, куда бы мы ни шли.

В такие осенние дни мы с ними бегали после школы на заросший парковый пруд. Садились на деревянные спилы, которых там было разбросано целое множество, и играли в казаков-разбойников. Если честно, у меня не очень хорошо получалось прятаться, потому что каждый раз, когда я пряталась, я тут же начинала бояться, вдруг меня не смогут найти, и разойдутся по домам, а я буду стоять еще целый час, выжидая моменты своего раскрытия. Это будет очень обидно. Поэтому, спрятавшись, я начинаю проверять, ищут ли меня, и поэтому меня замечают и быстро находят, но это лучше, чем вообще не найтись. Хоть и не так интересно. Поэтому больше всего я люблю, кода мы садимся у берега и, выдергивая из середины тетрадки по листу, делаем кораблики, а потом запускаем их в пруд к сонным наевшимся уткам. А сейчас, осенью, можно даже листы не дергать. Мы берем опавшие кленовые и дубовые листья, вставляем сквозь них зубочистку, а сверху нее еще один листочек, только маленький, например березовый. Такие корабли получаются намного интереснее. Да и у меня они выходят получше чем та злополучная школьная поделка.

Поэтому сегодня, собираясь в школу, я, прихватила с собою побольше зубочисток, чтобы поделиться с ребятами, если вдруг у них не хватит. Планировался огромный корабельный заплыв.

– Куда все зубочистки делись? У тебя что, зубов как у крокодила? – кричит из кухни бабушка.

Похоже, она заметила нехватку зубочисток. Хоть и спустя неделю.

– Может это дедушка взял, почему я?

– Потому что у дедушки вставная челюсть вон в чашке плавает, и в зубочистках явно не нуждается.

– Тогда я брала.

– Зачем тебе?

– Мы кораблики делаем после школы. Они вроде мачты, понимаешь?

– Хорошо, пусть будет так.-кивает бабушка, – слава Богу уроков мало задают, жалеют все вас, а то бы не до гулянок тебе было.

Целую ее в щеку и выхожу во двор. Дедушка сидит между грядок на моих старых санках и пропалывает лук. Это он специально так придумал, чтобы не приходилось нагибаться, и спина не болела.

Машу ему рукой и иду за калитку, там у ларька на перекрестке уже ждет Юлька, чтобы мы вместе пошли в школу. Чб послушно идет со мною до забора, прыгает на почтовый ящик, потом на выступающую деревяшку в заборе, и затем ловко оказывается на заборе. Это наш ритуал прощания. Он доводит меня до края соседского забора, где уже начинается перекресток, подставляет свою усатую морду, чтобы я его погладила, а потом, когда я уже перехожу дорогу, разворачивается и идет обратно домой. Не было ни одного дня, чтобы он не проводил меня. Я уже перешла дорогу, и теперь смотрю, как петляет хвост Чб, крадущегося обратно между вишневых облетевших деревьев. Оборачиваюсь, и вижу, как машет рукой рыжая Юлька. У нее какое-то рассерженное лицо.

– Ты что так долго?

– Да, зубочистки не могла найти.

– Сегодня снова корабли?

– А что тебе не нравится?

– Мне все нравится, слушай, хорошо, наверное, что мы одни в школу ходим. Настю вон бабушка водит, только что мимо меня проходили. Она смотрит на нас и завидует, что мы потом гулять можем, а ее забирают и домой сразу ведут.

– Это да, – сказала я, а про себя подумала, вот было бы здорово, если бы меня папа в школу возил на машине и забирал. У него машина импортная, таких мало сейчас, тогда мне бы точно все ребята завидовали, да и уважать бы меня больше стали. Только такого не будет никогда.

– Какой у нас урок первый?

– А ты что? Не помнишь? Математика.

– Понятно, самый ужасный. Но у меня с собою еще кое-что есть.-подмигнула я.

Юлька выгнула шею и стала смотреть на мои руки, спрятанные в карманы.

– Да не здесь, в рюкзаке. Уговорила отца купить, давно, когда в Москве были.

– Показывай уже.

Я остановилась и сняв рюкзак, расстегнула маленькое отделение и, достав маленькую черную баночку, протянула ее Юльке.

– Ну и что в этом такого? Гуашь какая-то, – скептически заявила та, покрутив банку в руке.

– А ты открой.

– Там подвох?

– Сама узнаешь, открывай и все.

Юлька посмотрела на меня, а потом снова перевела взгляд на банку и подковырнула ногтем крышку.

– Что-то блестящее и черное, выглядит красиво, но все равно на краску похоже, -заключила она и покрутила банку под солнцем, чтобы лучше было видно блики.

– Потрогай теперь.

– Зачем?

– Потрогай и все! Не испачкаешься.

Юлька аккуратно дотронулась пальцем до содержимого банки, и тут же отдернула его.

– Где ты это взяла? Липкое, холодное и противное!

– Ой, ой, ой, ты сюда посмотри, – я выхватила у нее банку, и перевернув ее, вывалила эту массу себе на руку. Черное пятно как желе болталось у меня в ладони.

– Мерзко. Как это вообще называется?

– Лизун, я специально с собою взяла, чтобы ребятам показать.

– Вот Эмма Борисовна увидит и выставит тебя.

– Ты ужасно скучная, кто сказал, что она это увидит?

Юлька махнула рукой и ускорила шаг.

– Пришли уже почти, спрячь пока свою штуку. До звонка пять минут осталось, только сесть и успеем.

– Ты ужасно скучная, -снова повторила я и побежала за Юлькой.

Мы быстро миновали коридор и лестничный пролет, и уже через минуту сидели на математике.

– Вот и успели на твой любимый урок, – прошипела я Юльке, повернувшись к ее ряду, но услышать ответ не получилось, потому что она загородилась от меня книжкой, и в класс зашла Эмма Борисовна.

– Ребята, доброе утро, сегодня мы с вами пишем небольшую самостоятельную работу, чтобы я поняла, кто на какие оценки претендует к концу четверти.

Я поставила тетрадный домик, чтобы меня не было видно и шепнула Сереже:

– На перемене тебе штуку покажу классную, тебе точно понравится.

Он вначале сделал вид, будто не услышал, но это только потому, что учительница посмотрела на нас, а потом резко наклонился ко мне и сказал:

– Сейчас покажи.

– Сейчас нельзя, видишь урок идет. Еще и самостоялку сейчас будем писать дурацкую.

– Значит трусишь.

– Смеешься? Я не трусиха.

– Тогда покажи сейчас.

Я оглядела класс, чтобы удостовериться в том, что опасности нет, и потянулась к рюкзаку. Нина Борисовна как раз в этот момент отвернулась, чтобы написать на доске задания для работы. Быстро расстегнув молнию, я нащупала заветную баночку чернильного цвета.

– Держи быстрее, пока не увидели.

Сережа взял у меня банку и недоуменно повертел ее в руках.

– Краска что ли? И все?

Я шумно вздохнула, разозлившись.

– Что ты, что Юлька, одно и то же. Открой для начала.

Сережа быстро поднял глаза вверх, но Нина Борисовна еще писала задания на доске, и вообще не поворачивалась в нашу сторону. Он осторожно открыл банку, а потом радостно вывалил содержимое себе на руку.

– Ого! Лизун! Я видел такой!

– Тише ты, сейчас отберут.

– Я аккуратно, сама-тише.

Я отвернулась и сделала вид, будто усиленно переписываю за учителем, чтобы быть точно вне всяких подозрений, тем более сейчас это и вправду было важно, потому что из пяти заданий у меня было написано только одно. Половина класса уже давно начали все решать, и тут Нина Борисовна отошла от доски и стала показывать на задания указкой.

– Все как обычно, три решенных задания на тройку, четыре на четверку.

– Пять на пятерку, – крикнул Кортик.

Вообще, его фамилия была Кордик, но мы все стали называть его так, потому что он был острый на язык и ужасно наглый.

– Уж кому, а вам пятерка точно не светит. Хоть на тройку бы наскрести.– сказала Эмма Борисовна.

– Конечно, не светит, она же не лампочка.– подшутил Кортик, и весь класс засмеялся, а учительница строго покачала головой, а затем добавила, – сейчас я выйду из класса на пару минут, мне нужно взять ваш журнал в учительской, а вы сидите тихо до моего возвращения. Кого услышу уже в коридоре, у того сразу отберу тетрадку и поставлю двойку, все поняли?

Класс кивнул головой, и учительница скрылась за дверью, а Сережа тем временем продолжил еще интенсивнее издеваться над моим лизуном.

– Давай уберем уже! Двойку захотел?

– Да успеем мы все написать, там не задания, а легкотня.

– Когда это интересно ты успел это понять, если у тебя в тетрадке даже «классная работа» не написано?

– А зачем ты в мою тетрадку подглядываешь?

Я показала ему язык, и снова начала писать, пусть дальше, что хочет делает, мне уже все равно, его ведь накажут, а не меня.

– Серый, что там у тебя? – крикнул Ангел с последней парты. Ангел это только прозвище такое, потому что фамилия – Архангелов. На самом деле поведение у него совсем не ангельское. Хотя и у меня тоже.

– Лизун, Аксюта дала.

– О! Кинь посмотреть.

– Не вздумай! -шикнула я, но было уже поздно, и прямо в десяти сантиметрах от моего уха пролетела большая черная клякса, а затем раздался хлопок, и Ангел спрятал ее у себя в руках.

– Теперь обратно кидай, – сказал Сережа.

– Подожди, сейчас Клюву кину.

Клюв и Клюшка это одно и тот же. Человек один, а прозвища два.

– Хватит, я писать стараюсь, мне нельзя двойку получить, мать убьет.

Ну хоть Клюшка оказался разумным человеком.

– Тогда кинь обратно Сереже, а то не успеешь на пятерку написать, -язвительно сказал ему Ангел.

Я услышала, как Клюв разозлился на такое, резко встал из-за парты и швырнул куда-то лизун. Не успев увидеть, куда он приземлился, я услышала звук похожий на шмякание. Будто мяли тесто, и потом кинули лепешку на стол. На парте Ангела ничего не было. Я резко начала крутить головой, оглядывая класс, но потом поймала взгляд Сережи. Удивленный, испуганный и направленный куда-то вверх. Закусив губу, я посмотрела туда же, куда смотрел он, и увидела, что на потолке, между окнами, красуется огромное черное пятно, капля с которого начинает медленно тянуться вниз.

– Доигралась? – хмыкнула Юлька со второй парты.

Я повернулась к Сереже и стала орать на него.

– Видишь? «Да никто ничего не увидит» -передразнила я его, – сейчас придет и устроит мне! Этого хотел? У нас самостоялка не написана, так и еще и это теперь! Скажешь, что я виновата, чтобы в школу моих родителей вызвали? А вот и нет, я скажу, что ты во всем виноват! Эта твоя дурацкая идея была.

Сережа уставился в парту и даже не смотрел на меня. В классе вдруг стало очень тихо, и среди этой тишины я расслышала предательские шаги по коридору.

– Идет уже! Сейчас возьму и сдам тебя, – пнула я локтем Сережу и зло посмотрела на него.

Дверь открылась и в класс вошла Эмма Борисовна. Я максимально съехала вниз по стулу, чтобы меня не было видно, и уткнулась головой прямо в тетрадку.

– Еле нашла ваш журнал! Оказывается, соседний класс перепутал: вместо своего ваш взял. Вот уж поиски!

Она начала обмахиваться рукой, и села на стул, а потом резко посмотрела на часы и воскликнула:

– Это сколько же меня не было? До звонка 15 минут! Написали хоть что-нибудь без меня или с ума сходили?

Класс закивал головой, а потом три девочки встали и положили на стол свои тетрадки.

– Вот, молодцы! Сразу вижу, кто, действительно, старался.– похвалила их учительница.

Ну конечно, они же отличницы, им быстрее всех надо. Первая тетрадка, конечно, Коробка. Неудивительно. Быть отличницей значит быть хорошей подлизой. Сейчас этим они меня разозлили еще больше. После них тетрадку положил Клюв. Тоже мне «разумный человек». За ним пошла Юлька со своей тетрадкой и по пути не упустила момента смерить меня своим разочарованным взглядом. Вот тебе и подружка. Это была ужасная досада.

Ладно, первые три задания у меня более-менее готовы, остались последние два, за пятнадцать минут как-нибудь успею.

– Душно тут сегодня, может окно откроем? – сказала Эмма Борисовна.

– Вроде нормально, не жарко, – сказала Юлька.

Это она молодец, хоть в чем-то выручила. Только это не помогло.

– Ничего, ненадолго можно открыть. Головы проветрятся у тех, кто еще не сдал, глядишь, и мысли новые появятся.

Я как шпион повернула голову в сторону пятна. Оно выглядело просто ужасно. Если раньше капля только начинала образовываться, то сейчас она уже была увесистой каплищей и тянулась почти до самого подоконника. Если вначале, Эмма Борисовна ничего не заметила, то сейчас, у окна, не заметить будет просто невозможно.

Она уверенно пошла к окну, а я затаила дыхание.

– Извини, – шепнул Сережа, наклонившись ко мне. Но я сделала вид будто не слышу, и в этот момент уже все случилось. Взгляд учительницы повис на этой капле, вместе с ней спустился вниз и поднялся к потолку, там где и было место преступления. Я хотела съехать со стула вниз еще больше, но уже было некуда, потому что мои ноги упирались во впередистоящую парту, разве что совсем залезть под стол.

– Что это за клякса? – очень строго произнесла Эмма Борисовна. Я впервые слышала, как она говорит таким тоном, и он очень не шел ей. Когда ее лицо было сердитым, оно становилось некрасивым и пугающим. Но сейчас это происходило по моей вине, стало быть, нужно терпеть.

– Мне повторить вопрос? Что это за клякса? Кто принес это в школу?

Класс молчал.

– Хорошо, тогда я просто поставлю всем двойки. Пусть это будет несправедливо, но станет хорошим уроком для того, кто не струсил это устроить, а струсил признаться.

– Даже нам двойки? -завопили отличницы с первых парт.

– И вам тоже, – отрезала учительница.

– Это мое, -раздался сдавленный голос прямо рядом со мною. Я повернулась в сторону Сережи, и увидела, как он раскрасневшийся стыдливо тянет руку.

Все повернулись в его сторону, а Эмма Борисовна подошла прямо к нашей парте и грозно на него посмотрела.

– Это сделал ты?

– Да, можете ставить двойку, а другим не нужно. Я не хотел, у меня случайно так получилось.– бормотал он себе под нос, а я затаив дыхание исподтишка смотрела на него. Не выдал меня. Он, конечно, сам первый начал, но если бы я не принесла дурацкий лизун в школу, то вообще бы ничего не было. Значит началось то все с меня.

– Случайно или не случайно, а получилось как получилось. Зачем ты это сделал? У себя дома ты так же позволяешь себе?

– Я не…

– И мама, что на это говорит? Радуется?

– Не радуется.

– Вот и я не радуюсь! Огорчаюсь, но никак не радуюсь, в классе только летом сделали новый ремонт. И как нам теперь твое пятно оттирать? Будешь заново красить потолок?

– Придумаю что-нибудь…

– Пусть мама сегодня после уроков приходит ко мне. Будет оттирать твои художества. Да, уйдет с работы, отпросится, но ототрет, потому что нельзя так запросто брать и портить. Понятно?

– Хорошо.

– Вот и хорошо, что хорошо. Класс, тетради мне на стол. Скажите спасибо Сереже за то, что вы не успели дописать. Звонок через минуту, можете начинать собираться на музыку. Ребята загудели, я обернулась назад, и увидела как Ангел смотрит на меня и, качая головой, улыбается, типа «видишь, все нормально закончилось».

Только мне кажется, что совсем не нормально.

Я наклонилась к Сереже и сказала.

– Спасибо.

– Отстань, – сердито ответил он, и смахнув пот с лица, начал убирать тетрадки в портфель.

– Хочешь, твою работу тоже сдам? -спросила я.

– Можешь сдать, там все равно ничего нет.

Я встала и отнесла тетрадки на край учительского стола. Когда я подошла к парте, Сережа уже собрался, но не уходил, а насупившись ждал меня.

– Ну что ты, давай вместе ототрем с твоей мамой все после уроков?

– Твой отец придет чистить потолок?

– Сомневаюсь, -пожала плечами я, а дедушка точно придет, он знаешь как в растворителях всяких разбирается, этого пятна вмиг не будет.

– Главное, чтобы и стена осталась, -наконец засмеялся Сережа, и я засмеялась вместе с ним.

– Ты домой сейчас?

– Домой, буду маму морально подготавливать. А ты?

– Тоже, Юлька на улице ждет.

– Тогда до завтра.-пожал плечами Сережа.

Я махнула рукой ему на прощание, и выбежала из школы. Там около клумбы стояли Юлька, Ангел, Клюшка и Якут.

– Три часа тебя ждем, -зашипела Юлька, -все благодарила своего спасителя?

– Ты что бесишься? Он же защитил меня, -насупившись, пробубнила я.

– Я тебе сразу сказала, что идти в школу с этой штукой плохая идея. Не принесла бы, ему бы и защищать не пришлось.

– А может ей понравилось, что он ее защищал, будто не понимаешь, -засмеялся Якут.

Юлька гулко вздохнула и покачала головой.

– Гулять пойдем? -спросила я у всех.

– Я не смогу, сейчас мама приедет за мною, она говорит, дела какие-то есть, – сказал Ангел.

– Я тоже домой, отец сегодня в командировку уезжает, будем провожать его. Теперь только через две недели вернется.-отрезала Юлька.

Ее отец военный, поэтому обо всех его командировках она говорит с такой гордостью, будто у него, что не командировка, то новый подвиг.

– А ты, Клюв? -спросил Ангел.

– Я свободен.

Перспектива гулять только с Клювом была очень сомнительной и предполагала ближайшие два часа молчания, поэтому я подошла к Юльке и сказала.

– Я тоже пойду домой, мне надо уроки доделывать.

– Раз так, то и я домой.-сказал Якут.

Мы попрощались и быстро пошли в сторону дома, по пути ещё миллион раз обсудив лизун, сегодняшнюю самостоялку и Сережин подвиг. А у перекрестка мы, как всегда, разошлись, Юлька-направо, Якут-налево, а я прямо.