– Что я должна делать? – она с опаской поглядела на сталкера.
– Чтобы я не сдал тебя Инквизитору и Монголу – двум маньякам-социопатам? – Фрегат осклабился. – Для начала разденься.
Белка испуганно вскочила с лавки и начала пятиться, пока не уткнулась спиной в дощатую стену полуразвалившейся беседки.
– Не выкобенивайся, – спокойно и надменно продолжал сталкер, – оба получим удовольствие. А ты можешь считать, что это ради дела. Живее, пока нас не хватились.
Девушка принялась расстёгивать куртку, руки не слушались. Сталкер тем временем снял с плеча автомат, положил на траву и шагнул к ней.
– А ты думала, дурёха… Это Зона, тут свои законы.
Позже, сидя на крыше дома и крутя в руках оставленную мной сигарету, Фрегат думал о произошедшем между ним и спасённой девицей. Грязный, потный, с заросшей мордой, он вряд ли был ей симпатичен. Первая женщина за полгода. Но все предыдущие были проститутками из бара, а Белка…
– Ты – мразь, – донеслось из слухового окна.
Белка, лёгкая и стремительная, прошлась по крыше и села рядом с Фрегатом, свесив ноги.
– Не ожидал, что ты придёшь.
– Чтобы сказать, какая ты скотина…
– Огонёк есть? – словно не услышал её Фрегат. – Я тут сигаретку нашел, хочу дымком подышать, а то от свежего воздуха мне как-то поплохело. И вообще, хватит ныть. Тебе ведь понравилось, не отрицай.
– Такое не может понравиться, – девушку трясло.
Она с минуту внимательно разглядывала своего обидчика, потом достала из кармана зажигалку и протянула было ему, но разжала пальцы, и пластиковое вместилище огня полетело в темноту.
– Хочешь меня убить? – поинтересовался Фрегат. – Тогда столкни с крыши. Правда, в этом случае тебя разоблачат, и не сможешь выполнить то, что поручено Ивановым. Давай-ка поступим разумно: мы доведём твоё дело до конца. Ведь цель – заманить сталкеров в ловушку, верно?
– Цель, близкая к этому.
– Значит, угадал… Мы теперь в одной лодке, дурёха. Мне нужен Иванов, а тебе – спокойное выполнение его задания. Поможем друг другу и разбежимся.
Фрегат извлёк из кармана спичечный коробок и потряс им перед Белкой:
– И помни, деточка, если я прошу огонька, это не значит, что у меня нет спичек.
* * *Вика научилась плакать молча давным-давно. Она не рвала на себе волосы, не всхлипывала, лишь позволяла слезам течь из глаз, промывая душевные раны. Многое довелось пережить. Вечерами, закрывая глаза, девушка вспоминала двухкомнатную квартиру в центре Кирова. Лабиринтистую двушку её семья – мама и бабушка – делила с отцом и его новой семьёй, тремя приёмными и двумя своими детьми. Маленькая двухкомфорочная плита с застарелыми потёками жира, кричащие женщины и вечно плачущие карапузы. Они могли разъехаться, но обладание жилплощадью в центре города принималось как важнейшая цель. Самый терпеливый получал всё.
Когда отец напивался, он любил приходить к ней в комнату.
– А ну, брысь отсюда, бабы, – говорил он побледневшей бабушке и маме, тоже частенько выпивавшей. – Хочу с дочуркой поговорить.
И женщины покорно удалялись на кухню, помня крепость его кулаков. А отец садился на кровать рядом с Викой и начинал беседовать о своём далёком детстве…
Когда девочка подросла, начались приставания.
Адресованное бабушке и маме «А ну, брысь…» теперь означало, что девочку будут трогать там, где трогать нельзя.
– Только не перейди черту, пожалуйста, – жарко шептала мать, а Вика про себя думала: «Где ты видела черту? Защити меня от него! Пожалуйста, мама!»
В шестнадцать Вика ушла из дома и уехала в Москву. Этого оказалось достаточно, чтобы понять, что Киров, который она так стремилась покинуть, не хуже и не лучше прочих городов. Всюду есть хорошие и плохие люди. Ей попадались плохие, словно судьба расставила их вдоль жизненного пути девушки.
В безрадостном посёлке с названием Радостный, в восьмидесяти километрах от Зоны отчуждения, Вика очутилась по собственной глупости. Подружка, с которой они на пару снимали комнату у подслеповатой бабуси в Чертанове, сообщила, что ей предложили работу.
– Платят мало, – сказала подруга, – но там перспективы. Если пройду проверку особистов, позволят устроиться в Надеждинске. Может, поварихой на Рубеж попаду. Уж там деньги – так деньги.
И Вика рванула вместе с непутёвой соседкой по жилплощади. Работу не нашла, и через несколько дней подруга попросила ее уехать обратно.
– Ты прости, Викусь, – надув губы, страдальчески выдала та. – Но у меня мужик появился, из военных, а комната маленькая… Сама понимаешь. Возвращайся в Москву, может, баба Катя ещё нашу комнату никому не сдала.
Но отступать Вика и не думала. На попутке она добралась до города Надеждинска и принялась искать работу там.
Разумеется, не нашла – город, разрастающийся и крепнущий на крови сталкеров и военных, редко вбирал в себя случайных людей. Врачи, учителя, слесари, инженеры были нужны, а девочка из Кирова без образования и с опытом работы в сигаретном киоске всякий раз оказывалась перед закрытыми дверями.
Первую ночь – благо, тянулось жаркое, душное лето – Вика провела в сквере возле одного из магазинов, вторую – привалившись к детскому грибку-песочнице. На третьи сутки безденежных мытарств девушку задержал патруль.
Правда, отвезли её вовсе не в комендатуру для разбирательства и не в здание управления Рубежа, а в неприметный частный дом на окраине. Она отчётливо помнила, как её посадили на жесткий стул в пустой комнате. Потом скрипнула дверь, вошел грузный мужик лет шестидесяти в свитере крупной вязки и потёртых джинсах – руководитель всех военных сталкеров, тогда ещё полковник, Стеценко.
– Девушка из глубинки, без образования. Либо пойдёшь по рукам, либо снаркоманишься, – сообщил полковник. – Но у меня есть для тебя одна работёнка…
Можно сказать, он свёл Вику с Ивановым. Поначалу Виктор использовал «подарок» Стеценко для мелких поручений – принеси-подай, потом начал привлекать к более серьёзным делам. Закрутился роман. И немудрено, ведь Виктор был практически идеальным мужчиной в её представлении – сильный, смелый, хитрый. Он служил таинственным Хозяевам, всемогущему тайному обществу, о котором даже ей не рассказывал.
После бурных ночей Вика прижималась к его груди, слушала, как колотится сердце в оболочке горячей плоти, и спрашивала:
– Кто такие Хозяева?
Но даже тогда, в минуты высочайшего блаженства, когда мужчина, как считала Вика, готов отдать женщине всё и обо всём рассказать, он молчал. Молчал так, словно боялся за себя и за неё.
Она мало понимала в происходящем. Виктор куда-то уезжал, приводил в квартиру странных людей, много разговаривал по телефону.
Девушка знала, что её мужчина – часть огромного механизма, который вот-вот сомнёт существующий миропорядок. И Виктор – главный винтик, без которого никак. Позже Вика узнала о проекте «Воин», секте «Ветер» и прочих «орудиях». Именно «орудиями» называл их Виктор.
– Все они лишь орудия, которые послужат нашей цели, – улыбаясь, сообщал он, и за этими словами чувствовалась непоколебимая уверенность.
Минувшей осенью что-то переломилось. Виктор звонил Хозяевам, кричал в трубку, а потом долго и горько плакал, закрывшись в ванной комнате.
– Нервы сдают, – говорил он Вике.
И вот в конце ноября Виктор просиял. Он вбежал в их уютное гнёздышко, квартиру на окраине Надеждинска, и скомандовал: «Собирайся!»
Они спустились во двор, молча сели в припаркованный у подъезда броневик с символикой военных сталкеров.
– С Викой вы знакомы, – быстро бросил Виктор человеку, сидящему на переднем сиденье рядом с водителем.
– Виделись, – хрипло отозвался тот, и Вика узнала в нём полковника Стеценко.
Машина, ревя мощным двигателем, вырвалась за пределы города и понеслась по трассе вдоль Рубежа. Бетонная махина стены мелькала по правую сторону от трассы, слева тянулся хвойный лес.
– Хозяева торопят, – вдруг прервал молчание Стеценко, – после бегства Журавлёва всё пошло наперекосяк. Рубежники провели чистки, и много наших ребят из числа военных сталкеров срезались.
– То есть план захвата Рубежа пошел псу под хвост? – раздраженно переспросил Виктор.
– А не надо было устраивать весь этот балаган в Надеждинске, – рявкнул Стеценко, – хватило ума… Ты разве не понимал, что после такого все спецслужбы будут рыскать в поисках внедрённых агентов Хозяев? Я и то чудом вывернулся.
– Был на допросе? – уже смягчаясь, спросил Виктор.
– Был… Крутили-вертели, спрашивали, почему на блокпостах фальшивых военсталкеров и тебя, дурака, пропустили. Отбрехался, свалил всё на местного особиста Сапунова и на его зама, Верещагина, мол, они недоглядели. Первый теперь в Матросской Тишине, второй, к нашей радости, в могиле.
– Что думаешь делать дальше?
Стеценко пожевал губами, потом глухо скомандовал водителю:
– Валера, останови.
Тот послушно прижался к обочине и заглушил двигатель броневика.
– Я мало что понимаю, – перегнувшись через спинку сиденья, выдохнул Стеценко. – Когда мы с тобой выстраивали эту систему, всё представлялось логичным. Вот мы, – он сжал правый кулак, показал Вике и Иванову, – а вот они, – второй кулак, – и мы их окружим, сожмём и раздавим. Для этого – военная компания, для этого – группировка «Легион» и секта «Ветер». Но осенью всё пошло через одно место…
– Сталкеры нас перехитрили, – согласился Виктор, – но теперь следы заметены, и можно двигаться дальше. Да, мы кое-какие позиции вынуждены будем отыгрывать вновь… Но главное, что ситуация по-прежнему под нашим контролем.
Стеценко крякнул:
– Я удивлён, почему Хозяева тебя не прикончили после всего, что произошло.
Виктор не ответил, хотя мог рассказать о многом… Минувшей осенью, узнав о предполагаемом местонахождении легендарной аномалии «Скорбящий Камень», он спланировал сложную многоходовку. Представился сотрудником Рубежа, прибывшим из Москвы для курирования спецоперации, нашел военных сталкеров, которые дошли бы до «Скорбящего Камня» и разведали маршрут. Причём выбрал он наиболее отчаянных. Судьба благоволила Виктору, и вскоре выяснилось, что он может разом отыскать легендарную аномалию, за доступ к которой Хозяева сулили золотые горы, и сталкера Максима Зверева, за голову которого сумма была назначена немногим меньше. Всё рухнуло в одночасье – наставник Иванова, профессор Кривошеев, проявил самодеятельность, и в итоге Зверев погиб, доступа к «Скорбящему Камню» получить не удалось. Виктор умел признавать свои поражения, и это была его крупнейшая неудача.
– Есть план выравнивания ситуации, – спокойно произнёс Виктор. – Мы можем одним махом расправиться со всеми ненавистными сталкерами – с Монголом, со Спамом, даже с дезертиром Журавлёвым.
Стеценко кивал, не перебивая. Наконец всем весом навалился на спинку сиденья и выпалил:
– Рассказывай.
Виктор, не торопясь, положил к себе на колени аккуратный кожаный дипломат, открыл крышку и извлёк на божий свет несколько машинописных листков.
– Ты выйдешь на связь со сталкерами. С кем именно, я сообщу. Скажешь, что руководство Рубежа решило уничтожить секту «Ветер», но действовать силами военсталкеров или солдат Рубежа не хочет, а потому ты предложишь им сделку… Они уничтожат «Ветер», а Рубеж амнистирует всех отличившихся. Сообщишь, что ведёшь борьбу с Хозяевами, и вы споётесь…
– Сталкеры не пойдут на контакт со мной. Я же априори их враг, даже если среди них бывшие военсталы.
– Всё продумано… Контактировать тебе предстоит со сталкером Инквизитором. Слышал о таком?
– Ушибленный на голову правильный герой… Конечно, слышал. Только он со мной разговаривать никогда не станет.
– Если знать, что сталкер Инк – это полковник Косарев, который считался погибшим со времени появления Зоны, ситуация несколько меняется… Согласен?
Стеценко удивлёно вскинулся:
– Лёня Косарев? Да он же мой старый знакомый…
Виктор улыбнулся. Довольно, словно слизавший сметану кот.
– Когда сталкеры согласятся… – продолжил он уверенно, – а они обязательно согласятся, сообщи им координаты, которые я тебе выдам. На этом твоя работа завершится.
– А что будет потом со сталкерами?
– Не всё ли тебе равно?
Стеценко распахнул дверцу, тяжело выбрался из броневика.
– Не хочу быть соучастником убийства Лёни Косарева…
– Он – не самоцель. Косарева оставим в живых, когда начнётся второй этап. А будет он простым и действенным. Их встретит засада. Повяжем тех троих, кто всё знает, выпытаем всё, что нужно. Как только они расскажут, где спрятали ключ к аномалии, всё завертится. Мы с артефактом-ключом двинемся к «Скорбящему Камню». Потом останется лишь ждать команды для начала масштабного наступления. Сил мы накопили достаточно.
Стеценко слушал речи Иванова с нарастающим ужасом.
– Не бойся, друг… – притворно заулыбался Виктор, – мы возьмём себе даже ракетную батарею, которую летом смонтировали возле Радостного.
– Это будет война? – похолодел от ужаса Стеценко.
– Да, Валера, – Иванов победно расхохотался. Теперь уже это был смех умалишенного. – Я сижу рядом с двумя Валериями… между тобой и водителем. Загадаю-ка я победить в этой авантюре.
– Только не забывайте, что Журавлёв – мой, – подал голос молчавший до этого момента водитель Валера.
– Я помню, помню, – отмахнулся Иванов.
А Вика была в полном восторге. Ей предстояло стать важной частью плана по захвату Монгола, Спама и Журавлёва. Справится – и мир пошатнётся.
Виктор рассказал девушке обо всём, что запланировал. Он ей доверял. Для начала войны Хозяевам нужна сила аномалии «Скорбящий Камень». Но когда «Камень» будет у них, начнётся страшное. Подготовленные бойцы проекта «Воин», сектанты «Ветра» и фанатики из «Легиона», обвешанные артефактами, захватят линию Рубежа, подвергнут излучению «Камня» всё население Надеждинска, и уже через сутки в руках у Иванова и его хозяев окажется целая армия, но главное – батарея ракет с ядерными боеголовками, смонтированная на секретном объекте в окрестностях посёлка Радостный. Их воткнули в глухом лесу, в ста километрах от границы Зоны, но и туда доберутся послушные воле Виктора люди. Ракеты нацелят на Москву, Вашингтон, Пекин. «Спящие агенты» есть повсюду. Они начнут отравлять водохранилища, взрывать здания – словом, будут сеять хаос, которым воспользуются Хозяева.
– Дух захватывает от перспектив, верно? – спросил Иванов у побледневшего Стеценко.
У Вики захватило дух, потом вышибло весь воздух из лёгких… Произошедшее в гнилой беседке напугало её сильнее, чем тот рассказ Виктора…
Когда юная дурёха Белка только пришла в Зону, в лагерь на Пятихатках заявилась группа ребят разного возраста. Кому-то было за тридцать или около того, а кто-то – совсем ребёнок, лет шестнадцати, не старше. С одним из парней у Вики, что называется, «проскочила искра», они целовались в полутёмной избе, когда в комнату влетели, грязно ругаясь, несколько сталкеров. Первого в Зоне приятеля Вики несколько раз как следует тряхнули, и оказалось, что он вместе с отморозками, кучкующимися в АТП «Труженик», заманил в Зону подростков, чтобы насиловать. Парня убили на её глазах, и Вика, которой следовало бы в ужасе визжать, лишь молча взирала на здоровенных, заросших детин, выволакивающих из дома бездыханное тело того, с кем Вика недавно целовалась. Тепло его губ осталось на коже девушки надолго.
Тогда она поняла, что такое Зона. Сделала для себя ёмкий и успокаивающий вывод: Зона – это твоя ненависть, обращённая на тебя же. Каждый, приходящий в аномальные земли, был очередной каплей ненависти в бушующем море. Кап-кап, вот и полнится море.
Фрегат казался ей нормальным. Когда группа Монгола клюнула на подброшенную Ивановым наживку, Вика быстро и цепко оценила каждого. Журавлёв, Хорёк, Спам, Грызун – все они были какими-то мутными, с дикими взглядами. Инквизитор и Монгол представились ей очень похожими, жестокими и беспринципными чудовищами, и лишь Фрегат, вечно острящий, показательно злобствующий, казался более человечным. Ошибалась. Впрочем, как всегда.
А Иванов тоже хорош! «Девочка, это твоё последнее задание», – говорил он. С такой холодностью и отчуждённостью говорил, что Вика всё поняла. Она была его орудием, разящим мечом, и пока меч требовался, была теплота во взгляде, в жестах, в словах. И вдруг – меч в ножны, в голосе холод.
Вика сидела на заснеженной траве неподалёку от двухэтажного корпуса детсада. Тридцать минут назад злой и грубый Фрегат пересёк черту. Девушка закрыла глаза, прислушалась к внутренним ощущениям, утёрла слёзы и двинулась к двухэтажке. У дверей её встретил Хорёк:
– Не ходи тут одна. Мутанты ночами выходят на охоту, – предостерёг он.
Вика лишь усмехнулась: один мутант уже есть – выродок Фрегат. Что он шептал ей на ухо, когда Вика замирала от боли и стыда? Что-то про Максима Зверева, в которого превращается и Фрегат.
«Ты никогда не станешь им», – прошептала она, но не со злостью, скорее сочувствующе. Виноват был не Фрегат, а Виктор Иванов, отправивший её в руки сталкерской братии. Но Иванову плевать.
Вика хотела стянуть автомат одного из сталкеров и бежать прочь от жуткого детсада, прочь от Виктора и его сектантов, прочь от Фрегата. Но отбросила эти мысли. Зимней ночью через заснеженный лес она ни за что не проберётся. В одиночку, во всяком случае.
Девушка прошла через вестибюль, поднялась на второй этаж, где в одной из комнат расположились сталкеры. Они уже раскатали спальные мешки и теперь, усевшись на них, о чём-то тихо переговаривались. Фрегата видно не было. В центре неотапливаемой комнаты парил над полом небольшой светящийся шарик, от которого волнами накатывало тепло, обволакивая людей.
– Хорошо придумано, – заметила Вика, – использовать «бетельгейз» для того, чтобы согреться.
Сталкеры обернулись на голос.
– Это Монгол придумал, – кивнул на татарина полноватый мужик лет сорока – Грызун, это Вика помнила точно. Иванов приносил ей фотографии и биографические справки о каждом из сталкеров, а Вика прилежно учила. Своего врага нужно было знать в лицо.
– Давняя практика, – отмахнулся Монгол, – мне вообще кажется, что все артефакты в Зоне служат для того, чтобы сталкеры могли выживать. Одни защищают от холода, другие восстанавливают повреждённые ткани, третьи ещё что-то делают.
– Чит-коды, – поддакнул Спам.
Этот, как помнила Вика, – программист. Изначально девушка определила его как «мутного», теперь же сменила характеристику. Спам был не «мутным». Он был «убогим». Такие ангелята со сливочной улыбкой – вечные подростки, никогда не становящиеся полноценными взрослыми мужчинами. Они не в силах пережить отрыв от пуповины детства. Вот и Спам… Легенда Зоны…
Сталкеры тем временем потеряли к ней всякий интерес и принялись обсуждать что-то своё.
– А кого ещё можно позвать? – спрашивал Монгол и сам же отвечал: – Знаю пару ребят толковых: Спрута, Юргенса… Грызун, помнишь Юргенса? Можно ли ему доверять?
«Леший» пожал плечами:
– Не знаю… У него странные друзья были в последнее время. Года три назад в Надеждинск приехали натовские военные. Трое. С ними мужичок лет пятидесяти. Худой, бледный. По-русски ни бельмеса, так ему Юргенс был вроде переводчика. Не поручусь, что он тогда с Хозяевами не спелся.
Я попытался вспомнить Юргенса, но не мог. Зато краем глаза заметил, как изменилась в лице Белка.
– Вика, ты его знаешь? – спросил я, пока девушка не собралась с мыслями. Внезапным и точным оказался вопрос. Губы Белки дрогнули.
– Я… – она глубоко вздохнула, сдерживая подкатывающие слёзы. – Я… знала. Раньше…
– Давай дальше, – повернулся я к сталкеру, – про мужичка ты рассказывал.
– А, ну вот, значит… – радостно вскинулся Грызун, довольный, что разговор перешел в нужную плоскость. Женские слёзы пугали его куда больше, чем мутанты. Как справиться с мимикримом, Грызун знал, как остановить девичью истерику – даже не представлял.
– Мне Юргенс и рассказывает… – заговорщически зашептал Грызун, и когда произнес имя прибалта, Белка замерла, будто парализованная. – Что этот мужик нанял его и нескольких других ребят, чтобы мы, ну, то есть, они – Юргенс с братией – дошли до «Скорбящего Камня» и принесли «слёзы камня», чтобы вылечить старика. Он, говорит, болен смертельно.
Грызун замолчал, что-то прикидывая в уме, наконец, продолжил рассказ:
– Хосе Руис его звали. Испанец, вроде.
– А в итоге что? Нашли они «слёзы камня»?
– Да ни хрена, – Грызун сплюнул, – ушли – и с концами. Наёмники там были знатные. Матео, Трупоед… Никто не вернулся. Испанца погрузили в машину и увезли.
Я молчал, переваривая услышанное. А вот Белка не утерпела. Поднялась на ноги, прошла через всю комнату. Красивая, гибкая, лёгкая.
– Что стало с Юргенсом? – спросила она дрожащим голосом.
– Да ничего… Уехал вместе с испанцем, – Грызун пожал плечами.
– А я знаю, где он сейчас, – сообщил возникший словно из ниоткуда Фрегат. Он не мог знать об отношениях Вики и прибалта, но наверняка уловил в голосе и поведении девушки интерес.
– Мы не о нём сейчас, – сказал, как отрезал, Монгол, которому уход от важной темы казался лишней тратой времени. – Мы о «Камне».
Вика вспыхнула:
– «Камень», «Камень»! Только и слышу про этот «Камень». У вас хоть что-то на уме, кроме куска гранита, есть вообще? Вы – люди или скотина тупая?
Фрегат присвистнул:
– Это ты загнула, бабёнка. Любовь, что ли, твоя – этот Юргенс?
– А если и любовь, то что?
– Да так, – Фрегат состроил равнодушную мину. – Тебе же сказали, что свалил твой хахаль. Взаимности добиться – ой как непросто.
Вика замерла, напружиненная, в центре комнаты, губы её дрожали:
– Су-чё-ныш-ш-ш, – по-змеиному прошипела она и быстрым шагом покинула помещение.
Громко хлопнула дверь.
– Ладно, продолжим, – я покосился на Фрегата, блаженно улыбающегося своим мыслям. – Грызун, ты этого прибалта видел потом в Зоне?
– Не-а, – сталкер энергично замотал сальной гривой, – я его в Надеждинске видел. Он там какое-то время работал с Поляком. Это такой проводник, который…
Я лишь отмахнулся:
– Да знаю я… С ним кто только не работал. Даже Зверев.
– Это какой Зверев? Который людей у Барахолки потрошил?
– Ну, – Фрегат вскочил с кресла, глаза его хищно заблестели, – он дочурку Поляка оприходовал… Может, и прибалт её того, трахнул, в смысле.
Грызун зло сплюнул.
– Дурак ты, Фрегат. Как пацан пятнадцатилетний… Трахнул, оприходовал… Работал он у Поляка курьером. Частенько посылки доставлял в Москву. Он по документам Рубежа чист, как стёклышко, вот и мотался туда-сюда.
– А потом?
– Суп с котом и водка с перцем. Уехал он потом. Я-то в Надеждинске уже год как не появлялся, а после засветки на том блокпосту…
Мне вспомнились события минувшей осени, когда группа боевиков Иванова захватила один из блокпостов на линии Рубежа и устроила там бойню. Грызун и Инквизитор тогда влетели на территорию, вооруженные до зубов, на натовском броневике, чёрт-те где найденном, поливали из пулемётов направо и налево. Засветились на всех камерах видеонаблюдения.
– Ясно… – я задумчиво побарабанил костяшками пальцев о подоконник, – значит, Юргенс нам не помощник. Даже если бы мы были в нём уверены, его ещё найти нужно…
Фрегат принялся загибать пальцы:
– Юргенс – не помощник, он уехал. Сталкер Тарантул не помощник – он умер. Мне продолжать?
– Не стоит, я понял… Тогда остаются только те, кто сейчас в этой комнате, плюс Хорёк.
– Ага… Психованный татарин, «лешие», бывший вояка и баба. Команда мечты для того, чтобы помереть.
– Ещё вчера наш план казался тебе удачным.
– Вчера, – Фрегат присел на пол рядом с Монголом, словно не обращая на «психованного татарина» никакого внимания, и протянул к артефакту озябшие руки ладонями вперёд. – Вчера, братцы-сталкеры, было вчера. Тогда я не знал, что в этом лагере столько умалишенных сектантов. Могут и нас покрошить в темноте. Фактор неожиданности тут ни фига не фактор. Быдло-убийцы, которые Белку хотели ухлопать, не вернутся через несколько часов. Что будут сектанты делать тогда, я не знаю, может, сразу вышлют новую группу на поиски, поняв, что стряслось неладное, а может, подождут до утра. Мы – супермены, чтобы идти на них, зная, что нас ждут?
– Один мой знакомый, – я горько усмехнулся, – спрашивал, почему в Зоне так много бывших спецназовцев, десантников и прочих людей с военным прошлым. И сам же мне отвечал, что программисты, учителя и юристы погибают в первые же дни или пасутся у Рубежа. Иногда таким чудикам везёт, и они далеко забираются.
– И к чему ты это? – Фрегат прищурился.
– К тому, что все здесь имеют какой-никакой опыт. Хорёк – прекрасный следопыт и отменный снайпер, ты тоже стреляешь хорошо…
– Ага, найди того, кто лучше, и я тебе мороженку куплю.
Не слушая колких замечаний непризнанного гения пулевой стрельбы, я продолжал:
– …мы можем и без поддержки попробовать. Да, сектантов там больше, чем планировали, но Фрегат прав – будем мешкать, и они подготовятся, а потом размажут нас на подходе. А так… мы ведь везучие. Вот Спам, например.