Гиблый Выходной

А что же главный человек на фабрике? Что же по этому поводу говорил генеральный директор ОАО «Двери Люксэлит», можно сказать – хозяин всего этого предприятия – Даниил Даниилович Шепетельников? Да ничего! Вообще ничего! Шепетельников не разговаривал с людьми, стараясь ограничить круг своего общения одним этажом офисного здания, он мало выходил из своего кабинета и вел до того замкнутый образ жизни, что в цеху его существование никак не обозначалось и всеми игнорировалось. В цеху он появлялся предельно редко, он избегал большого количество людей вокруг себя, сложив всю ответственность за производство на плечи Соломонова, который, в свою очередь, считал, что Шепетельников просто самый настоящий дуралей, которому самое место подальше от цеха.

В финансовые вопросы Константин Олегович не лез, его дело – производство, а деньгами заведует Оксана Игоревна Альбер. А она знала, что после того как почти три года назад уволился главный менеджер отдела сбыта Владимир Нильсен положение дел у Шепетельникова и у предприятия в целом – катастрофическое. Можно сказать, что у ОАО «Двери Люксэлит» предсмертная агония. Она прекрасно помнила, как замечательно работающий в паре с прежним генеральным директором Егором Васильевым главный менеджер отдела сбыта Нильсен после продажи фабрики Шепетельникову сказал: «Я скорее уйду на «Орфей», чем буду работать с этим кретином, который ненавидит даже собственную тень!» Шепетельников Нильсена презирал едва ли не больше остальных и эта ненависть была обоюдной. Владимир Нильсен терпел год с небольшим, но все-таки сдержал обещание и написал увольнительную. Работать с новым генеральным директором он не мог психофизически. В тот весенний день, когда зацвела верба Оксана Альбер ворвалась в кабинет Даниила Данииловича с криком: «Нильсен уволился!». Надо сказать, что за все время работы Оксана первый и единственный раз входила в кабинете генерального директора без стука. Шепетельников ответил, что пусть тот катиться ко всем чертям, а Альбер чуть не плача доложила, что Володя ушел не абы куда, а в конкурирующую фирму «Орфей». «И он, естественно, увел за собой всех заказчиков! – сказала Оксана, ломая руки будто в античной трагедии. – Вы не забыли, что основные заказчики были на Нильсене? Через него у нас держались две строительные компании, теперь они будут у «Орфея»! Скажу вам откровенно, Даниил Даниилович, но Володей Нильсеном надо было дорожить, это был золотой человек!» Шепетельников сделал гримасу брезгливости и, отворачиваясь к окну, изрек, что Нильсен имел непозволительно большой процент со сделок и что он слишком о себе воображал. Что «Двери Люксэлит» найдут себе других заказчиков и без Нильсена.

Время показало обратное.

Без Володи Нильсена Даниил Даниилович не справляется. Ни один менеджер не мог сравниться с Нильсенем в поиске заказчиков. В итоге спустя год у генерального директора накопилось чересчур много банковских долгов, Шепетельников не приспособился к переменчивому времени, вовремя не подстроился под новые рыночные ситуации, не смог преодолеть трудности, не смог продвинуть продукцию на рынке. Ему давали дельные советы и правильные рекомендации, предлагали переманить Нильсена обратно, но Шепетельников не считал возможным прислушиваться к плебсу и тем более унижаться перед каким-то премудрым воображалой Нильсеном. Даниил Даниилович считал это ниже своего достоинства и никогда бы не признал своих ошибок, даже если они столь очевидны, что отрицать их было бы еще более дурнее, чем исправлять. Шепетельников был непоколебим, все беды и трудности он вешал на отдел продаж, на бухгалтерию, на производственный цех, на кого угодно вплоть до руководителей региона и государства, но только не на себя. Еще чего! В итоге – предбанкротное состояние, хоть обычным рабочим это еще не известно, они ограничиваются пока лишь двухмесячной задержкой зарплаты.

Госпожа Альбер чувствовала, что Шепетельников что-то замыслил, что-то очень нехорошее, возможно противозаконное, но она – Оксана Игоревна – участвовать в этом не желала, да он и не предлагал. У него свои планы, у нее – свои, она тоже может кое-что придумать и пусть Даниил Даниилович разрабатывает какие-то свои секретные махинации, она будет действовать автономно от него.

Она не видела будущего у этой фабрики, она слишком хорошо знала финансовое положение ОАО «Двери Люксэлит». Пожалуй, она знала истинное положение дел даже лучше самого генерального директора. Те деньги, что она два месяца по своей инициативе придерживала от выдачи их рабочим в качестве заработанной платы – самые последние на фабрике и даже частично взяты в кредит у двух банков.

Оксана не знала, когда Шепетельников поставит на предприятии жирный крест, возможно со дня на день. Возможно, цех поработает еще месяцок, когда настанет время выплачивать следующую зарплату. Но это будут не ее проблемы, а самого Даниила Данииловича и его работников. А она возьмет с этого прогнившего места все что получится и отправит неудачникам воздушный поцелуй из солнечной Франции.

Размечтавшись, она забыла, что долгожданные деньги у нее в кейсе и случайно отпустила ручку. Кейс упал на бетонный пол и частично попал под днище станка взрезки петель на дверных полотнах. Альбер и Соломонов пробурчали ругательства (каждый свое) и синхронно склонились к станковому днищу, но в тот момент, когда Оксана ухватилась за ручку кейса, Костя вдруг взял ее за плечо. На этот раз не резко и не грубо как обычно. А настороженно. Проследив за его кошачьим взглядом, Альбер увидела троих спускающихся по металлической лестнице людей в синей форме монтажников вентиляционных систем. У одного из них на голове было одето что-то, что Соломонов определил как фонарик. Другой тип держал большой ящик с инструментами, третий размахивал каким-то предметом, издали напоминающим плоскую серебристую досочку. Троица повращала головами и один из них указал в сторону, тот что с фонариком на лбу немного с ним поспорил, но в итоге все трое быстрой трусцой спустились с лестницы и скрылись в указуемом направлении.

Соломонов и Альбер выпрямились.

– Скажи мне, почему ты спряталась? – спросил Костя у женщины.

– С чего это ты взял, что я пряталась? Я поднимала кейс.

– Нет, это я поднимал кейс. А ты хотела его поднять, но, когда я его взял, ты, мать твою, почему-то не разгибалась, – настаивал Константин. – Я хочу знать почему?

– А ты почему не разгибался? – в свою очередь напала на него Оксана, которой уже вконец надоело слышать постоянные тирады своего компаньона. Она начинала считать, что ей еще повезло и она работает не мастером в цеху, иначе ей приходилось бы разговаривать с заведующим производством ежедневно и постоянно. Ей повезло, что ее непосредственное рабочее место в офисе по соседству с хоть и омерзительным Даниилом Данииловичем Шепетельниковым, но, по крайней мере неразговорчивым. – Ты-то сам почему спрятался?

– Я? Я прятался? Еще чего?

– Ладно, – вздохнула Альбер и принялась отряхивать испачкавшееся в серой пыли пальто. – Давай признаемся, что мы оба прятались от этих трех монтажников. Так ведь? И ничего постыдного здесь нет, потому что мы же ведь ни хотим, чтобы нас кто-нибудь тут видел. Только вот кто это?

– По-видимому, монтажники вентиляции, – высокий Соломонов повернул свою схожую со скворечником голову и некоторое время пытался рассмотреть куда пошла троица в синей форме, но из-за станков, стеллажей и готовой продукции незнакомцы почти сразу исчезли из вида будто их и не было. – Данилыч, вроде, говорил, что должны прийти ребята… Только…

– Что «только»? – встрепенулась Оксана. – Что «только», Костя? Проклятье, когда ты замолкаешь, мне становится не по себе! Уж лучше говори, это, по крайней мере, успокаивает. Что «только»?

– Получается, что предчувствие тебя не обмануло, мать твою. Это они были в комнате мастеров.

– Ага! Я же говорила! – обрадовалась женщина. Теперь, кажется, она могла выдохнуть и немного успокоиться. Теперь она знала, что испугавшие ее звуки из помещения принадлежали всего-навсего трем работникам из фирмы по монтажу и ремонту вентиляционных систем.

– Только какого черта они пришли так рано и какого черта, мать их, они делали в комнате мастеров? – спросил Соломонов у самого себя. – Может искали начальство? Данилыча? Меня? Нет, не меня, я должен сейчас быть дома. Так… Оксан, давай рассуждать логически… Они, мать их, в фирменной форме? Да. Они с ящиком для инструментов? Да. Если применять мою десятибальную шкалу, где ноль – нирвана, а десять – это выход в открытый космос без скафандра, то сколько бы баллов ты дала?

– Это шкала чего?

– Это шкала предполагаемой опасности для жизни.

– И что я должна оценить?

– Мать твою! Разве непонятно, что я спрашиваю тебя об этих трех лбах! Не нравятся мне они!

– Ты считаешь, что они искали нас?

– Очевидно они искали Данилыча. Ну да… Мать их… Но… Я все равно поставил бы где-то между пятью и шестью, а это самое переходное состояние…

– Проклятье! Пошли! Костя, ты сам с ума сходишь и меня за собой тащишь! Деньги у нас, нам давно пора было свалить! Скорее!

– Э-э-э! – негодующе прогнусавил Соломонов и воззрился на Альбер возмущенными глазищами. – Я, кажется, спрашивал тебя про цистит? Напомни-ка, что ты ответила. Опять суетишься. Ответь-ка, мне, мать твою на вопрос – обязательно ли быть англоязычным, чтобы стать таксистом?

– Чего?

– Полагаю, ты ответишь, что не обязательно. А я тебе задам следующий вопрос…

– Пошли скорее! – Альбер потянула Соломонова к выходу, но не переставая задавать странные вопросы, конечная цель которых была настолько далека, насколько только можно и Оксане даже не хотелось вникать в предположительный круговорот его рассуждений. Не поддаваясь на уговоры двигаться в сторону выхода, Константин Олегович порылся во внутреннем кармане своей зимней куртки и в очередной раз извлек пакетик с порошком. Весьма, кстати, опорожненный. Увидев это, госпожа Альбер устало закатила глаза, за время их дела Костя вдыхал порошок уже пятый или даже шестой раз. И после каждого раза он все больше отвлекался от их операции на свое бесконечное разглагольствования, ситуация становилась неуправляемой. Костя и так уже не думал о деньгах, он как будто потерял интерес к результату, будь он удачный или нет. Как пьяный не думает о завтрашнем дне и о том, что на пороге его квартиры его поджидает жена со сковородкой.

– А следующий вопрос такой: почему же тогда у всех таксистов на их автомобилях слово «Такси» написано латиницей? – говорил Соломонов. – Не кириллицей, а, мать ее, латиницей…

Костя поочередно вдохнул по щепотке порошка в каждую ноздрю и Оксана Альбер раздраженно хлопнула себя ладонью по лбу. Опять! Костя Соломонов опять застыл на месте, тупо смотря в одну точку перед собой. А Альбер смотрела по сторонам, среди выключенных станков ей опять померещились движущиеся тени. Вопреки ожиданиям Костя не приходил в себя как прежде. Его глаза остекленели и не моргали, пакет с порошком выпал из пальцев. Подождав еще немного, Оксана потолкала заведующего производством за плечо, он не реагировал. Она похлопала его по груди и даже по щеке. Костя стоял столбом, вперив взгляд в конструктивные особенности гильотины по резке экошпона. И вдруг прямо на глазах у главной бухгалтерши Константин Олегович Соломонов стал медленно заваливаться назад как подрубленное дерево. Он грохнулся спиной на бетонный пол. Альбер вздрогнула. От такого удара плашмя костиному позвоночнику должно было нехило достаться, все кости должны были подпрыгнуть, но сильнее всех не повезло его затылку.

Лежа на полу, мужчина надсадно замычал, напрягся всем телом, на его висках и шее вздулись жилы, тело забила крупная дрожь.

– Алфавит… Алфавит… – повторял он сведенными судорогой губами. – Почему? Почему, мать вашу…