– Я уже бегу.
– Ух, черт! Сюда идет Энди Сандерс, и слезы так и катятся из его чертовых глаз. Попытаться задать ему вопрос или…
– Нет, этот человек три дня назад потерял жену, а теперь дочь. Мы не «Нью-Йорк пост». Сейчас приду.
Она разорвала связь, не дожидаясь ответа Пита. Поначалу не испытывала особого волнения, даже вспомнила, что надо запереть дверь редакции. Но когда оказалась на тротуаре, на жаре и под табачного цвета небом, спокойствие ушло, и Джулия побежала.
20
Джо, Норри и Бенни, подергивая руками и ногами, лежали на Блэк-Ридж-роуд под ставшим каким-то рассеянным солнечным светом. Жара плотно окутывала их. Ворона, ни в малейшей степени не проявляющая суицидальных тенденций, села на телефонный провод, уставилась на них блестящими умными глазками. Громко каркнула и, махая крыльями, улетела сквозь странный послеполуденный воздух.
– Хэллоуин, – пробормотал Джо.
– Заставьте их перестать кричать, – простонал Бенни.
– Нет солнца. – Руки Норри хватали воздух. Она плакала. – Нет солнца, Господи, больше нет солнца.
Наверху, в яблоневом саду, из которого открывался вид на весь Честерс-Милл, мигал яркий розовато-лиловый свет.
Вспыхивал каждые пятнадцать секунд.
21
Джулия, с еще опухшим от сна лицом и волосами, торчком стоящими на затылке, взбежала по лестнице к дверям полицейского участка. Когда Пит пристроился к ней, покачала головой:
– Лучше останься здесь. Я, возможно, позову тебя, когда буду брать интервью.
– Я люблю позитивное мышление, но я бы на это не рассчитывал. Как думаешь, кто появился после Энди? – Пит указал на «хаммер», припаркованный перед пожарным гидрантом. Около него стояли Линда Эверетт и Джекки Уэттингтон, увлеченные разговором. Чувствовалось, что обе женщины очень взволнованы.
В участке Джулию прежде всего поразила жара: кондиционер отключили, вероятно, чтобы экономить электричество. А потом – количество находившихся там молодых людей, включая двух из бог знает скольких братьев Кильян: эти узнавались безошибочно по крючковатым носам и круглым головам. Молодые люди заполняли какие-то бланки.
– А если у меня не было последнего места работы? – спросил один другого.
Снизу доносились крики вперемежку с рыданиями Энди Сандерса.
Джулия через просторный холл направилась к лестнице в подвал. Она бывала тут много лет, даже вносила деньги в фонд кофе и пончиков (их клали в проволочную корзинку). Ее никогда не останавливали, но тут Марти Арсено сказал:
– Вы не можете туда пройти, миз Шамуэй. Таков приказ. – В голосе звучали извиняющиеся, примиренческие нотки, которых, вероятно, не было и в помине, когда он выпроваживал из участка Пита Фримена.
И в этот самый момент Большой Джим Ренни и Энди Сандерс появились из Курятника, как называли подвал сотрудники полицейского участка Милла. Энди плакал. Большой Джим обнимал его и что-то говорил успокаивающим тоном. Питер Рэндолф следовал за ними. Форма чифа выглядела так, будто он идет на парад, но лицо принадлежало человеку, который едва спасся при взрыве бомбы.
– Джим! Питер! – обратилась к ним Джулия. – Я хочу поговорить с вами, для «Демократа».
Большой Джим повернулся к ней лишь на мгновение, чтобы одарить взглядом, в котором ясно читалось, что грешники в аду могут хотеть ледяной водицы. Потом повел Энди к кабинету чифа, говоря о том, что сейчас надо помолиться.
Джулия попыталась проскочить мимо стола дежурного. С виноватым выражением лица Марти схватил ее за руку.
– В прошлом году ты попросил меня ничего не писать о ссоре с женой, Марти, – напомнила ему Джулия. – Я не написала. Потому что иначе ты потерял бы работу. Поэтому, если тебе знакомо чувство благодарности, пропусти меня.
Марти отпустил ее руку.
– Я пытался тебя остановить, но ты не послушалась, – прошептал он. – Запомни это.
Джулия последовала за Ренни и компанией.
– Одну минуту! – обратилась она к Большому Джиму. – Ты и чиф Рэндолф – городские чиновники, и вам придется поговорить со мной.
На этот раз во взгляде Большого Джима читались злость и презрение.
– Нет. Не будем мы с тобой говорить. И ты не имеешь права здесь находиться.
– А он имеет? – Джулия указала на Энди Сандерса. – Если то, что я слышала о Доди, правда, он тем более не имел никакого права спускаться вниз.
– Этот сукин сын убил мою любимую девочку! – взвизгнул Сандерс.
Большой Джим наставил палец на Джулию:
– Ты все узнаешь, когда мы будем готовы ознакомить тебя с подробностями. Но не раньше.
– Я хочу видеть Барбару.
– Он арестован за четыре убийства. Ты рехнулась?
– Если отец одной из его предполагаемых жертв виделся с ним, почему нельзя мне?
– Потому что ты не жертва и не родственница жертв. – Верхняя губа Большого Джима приподнялась, обнажая зубы.
– У него есть адвокат?
– Наш разговор закончен, жен…
– Ему не нужен адвокат, его нужно повесить! ОН УБИЛ МОЮ ЛЮБИМУЮ ДЕВОЧКУ!
– Пошли, дружище! Мы скажем об этом Господу в молитве.
– И какие у вас улики? Он сознался? Если нет, какое у него алиби? Как оно соотносится со временем смертей? Вы вообще установили время смерти каждого? Если тела только что нашли, как вы можете так уверенно обвинять его? Их застрелили, зарезали или…
– Пит, избавься от этой болтливой ведьмы, – бросил Большой Джим не оборачиваясь. – Если она не уйдет сама, выстави ее. И скажи тому, кто сидит за столом дежурного, что он уволен.
Марти Арсено скривился, провел рукой по глазам. Большой Джим увел Энди в кабинет чифа и закрыл дверь.
– Ему предъявлены обвинения? – спросила Джулия Рэндолфа. – Нельзя предъявлять обвинения без адвоката, ты знаешь. Это незаконно.
И хотя он не выглядел опасным, только ошеломленным, от слов Пита Рэндолфа у нее похолодело сердце:
– Пока Купол на месте, Джулия, мы решаем, что законно, а что – нет.
– Когда их убили? Уж это ты можешь мне сказать.
