Рэндолф вздохнул и набрал другой номер. После двух гудков в его ухо ворвался раздраженный голос Большого Джима:
– Что? Что?
– Это я, Джим. Я знаю, что ты работаешь, и мне очень не хочется отрывать тебя, но не мог бы ты приехать? Мне нужна помощь.
16
Трое подростков стояли в ярком послеполуденном свете, под небом, определенно отливавшим желтым, и смотрели на мертвого медведя, лежащего у телеграфного столба. Столб наклонился. В четырех футах от земли из пропитанного креозотом дерева торчали щепки, и его марала кровь. И что-то другое. Белое. Похоже, осколки кости. И серое, губчатое. Должно быть, мозги…
Джо отвернулся, пытаясь взять под контроль рвотный рефлекс. И ему это почти удалось, но тут с громким хлюпаньем Бенни вырвало, и Норри последовала его примеру. Тут уж и Джо составил им компанию.
Когда они чуть оклемались, Джо снял рюкзак, откинул клапан, распустил веревку, достал три бутылки «снэппла» и раздал. Первым глотком прополоскал рот и выплюнул. Бенни и Норри повторили. Потом все начали пить. Сладкий чай заметно согрелся, но для пересохшего горла казался бальзамом.
Норри сделала два осторожных шага к черной, облепленной мухами туше у основания столба.
– Та же история, что и с оленями. Бедняга не нашел речного берега, чтобы прыгнуть с него, вот и вышиб себе мозги, колотясь головой о телеграфный столб.
– Может, у него бешенство, – сиплым голосом предположил Бенни. – Может, у оленей тоже.
Джо подумал, что такая возможность существует, но вероятность крайне мала.
– Насчет этих самоубийств… вот что я думаю. – Он ненавидел дрожь в голосе, но иначе говорить не получалось. – Киты и дельфины такое делают – выбрасываются на берег. Я видел по телику. И отец говорил мне, то же случается и с восьминогами.
– О, осьминоги, – поправила его Норри.
– Как ни назови. Отец говорит, когда загрязняется среда их обитания, они отгрызают собственные щупальца.
– Чувак, ты хочешь, чтобы меня снова вырвало? – Голос Бенни звучал устало и раздраженно.
– Именно это здесь и происходит? – спросила Норри. – Загрязнение окружающей среды?
Джо посмотрел на пожелтевшее небо. Потом указал на юго-запад, где на Купол осела сажа после пожара, вызванного ракетным ударом. Высота пятна составляла двести или триста футов, ширина – милю. А то и больше.
– Да, но это другое, – прокомментировала Норри. – Ведь так?
Джо пожал плечами.
– А вдруг у нас может появиться острое желание покончить с собой, так не пора ли нам повернуть назад? – мрачно произнес Бенни. – Потому что мне есть ради чего жить. Я еще ни разу не победил в «Вархаммер».
– Попробуем счетчик Гейгера на медведе, – предложила Норри.
Джо направил трубку на тушу. Стрелка не ушла к нулю, но и не двинулась дальше.
Норри указала на восток. Впереди дорога выходила из рощи черных дубов, которые и дали название этому месту. Джо подумал, что, выйдя из-под деревьев, они смогут увидеть яблоневый сад на вершине Блэк-Риджа.
– Давайте выйдем из-под деревьев, – словно прочитала его мысли Норри. – Там посмотрим, что покажет счетчик. Если стрелка двинется дальше, мы вернемся в город и скажем доктору Эверетту, или этому Барбаре, или им обоим. Пусть они сами разбираются.
На лице Бенни отражалось сомнение:
– Ну, не знаю.
– Если мы как-то странно себя почувствуем, то повернем немедленно, – нашел компромисс Джо.
– Если это может помочь, мы должны это сделать, – настаивала Норри. – Я хочу выбраться из Милла до того, как окончательно свихнусь.
Она улыбнулась, чтобы показать, что это шутка, но слова не прозвучали как шутка, и Джо не воспринял их шуткой. Многие прохаживались насчет того, какой маленький городок этот Милл, – вероятно, потому-то здесь и стала такой популярной песня Джеймса Макмертри. И еще демографический аспект. Он мог вспомнить только одну азиатку – Памелу Чен, которая иногда помогала Лиссе Джеймисон в библиотеке, а черных людей здесь не было вовсе, после того как Лаверти уехали в Обурн. Никакого «Макдоналдса», не говоря уже о «Старбаксе», и кинотеатр давно закрылся. Но раньше этот город казался ему очень большим, ему вполне хватало места, чтобы познавать мир. Удивительно, как сильно сжался Милл в мыслях Джо, едва только выяснилось, что он, и мать, и отец не могут сесть в автомобиль и поехать в Льюистон, чтобы поесть жареных моллюсков и мороженое в «Йодерсе». Конечно, город располагал немалыми запасами, но в какой-то момент закончатся и они.
– Ты права, – кивнул он. – Это важно. Стоит рискнуть. По крайней мере я так думаю. Если хочешь, Бенни, ты можешь остаться здесь. Эта часть миссии сугубо добровольная.
– Нет, я с вами! Если позволю вам пойти без меня, вы приравняете меня к собакам.
– Уже приравняли! – одновременно воскликнули Джо и Норри, потом переглянулись и рассмеялись.
17
– Это правильно, плачь!
Голос доносился очень уж издалека. Барби повернулся на голос, но никак не мог открыть горящие глаза.
– Тебе есть много о чем плакать!
Человек, произносящий эти фразы, похоже, сам плакал. И голос казался знакомым. Барби попытался посмотреть на него, но веки раздулись и отяжелели. А глазные яблоки под ними пульсировали в такт ударам сердца. И носовые пазухи так забились, что в ушах трещало, стоило ему сглотнуть.
– Почему ты убил ее? Почему ты убил мою девочку?
Какой-то сукин сын вырубил меня «Мейсом». Дентон? Нет, Рэндолф.
Барби удалось разлепить глаза, прижав ладони к бровям и потянув их вверх. Он увидел Энди Сандерса, который стоял у его камеры. По щекам катились слезы. И что видел Сандерс? Человека в камере, а сидящий в камере всегда выглядит виновным.
– Она – это все, что у меня было! – прокричал Сандерс.
Рэндолф стоял у него за спиной, выглядел недовольным и переминался с ноги на ногу, будто мальчишка, которому уже минут двадцать как следовало отпроситься в туалет. Даже с горящими глазами и забитым носом Барби не удивился, что Рэндолф позволил Сандерсу спуститься в подвал. Энди Сандерс был первым членом городского управления, и чиф находил практически невозможным сказать ему «нет».
– Ладно, Энди, этого достаточно, – заговорил Рэндолф. – Ты хотел его увидеть, и я тебе разрешил, пусть даже это и не по правилам. Он за решеткой, как и должно, и он заплатит за все, что сделал. А теперь пойдем наверх, я налью тебе чашку…
Энди схватил Рэндолфа за грудки. Чиф возвышался над ним на добрых четыре дюйма, но все равно выглядел испуганным. Барби его не винил. Он смотрел на мир сквозь густо-красную пелену, но мог разглядеть распиравшую Энди ярость.
– Дай мне твой пистолет! Суд для него – большая честь. Он все равно выскользнет. У него друзья в высоких местах. Джим так говорит! Я хочу посчитаться с ним! Я имею право посчитаться с ним, так что дай мне твой пистолет!
Барби не думал, что желание Рэндолфа ублажить руководство города простирается так далеко, сомневался, что чиф отдаст пистолет, чтобы Энди смог пристрелить его, как крысу в дождевой бочке, но полной уверенности у него не было. Возможно, существовала какая-то другая причина, помимо желания ублажить, по которой Рэндолф привел Сандерса вниз, и привел одного.
Барби с трудом поднялся на ноги.
– Мистер Сандерс. – «Мейс» попал и в рот. Язык и горло раздулись. Он не говорил, а крякал. – Я не убивал вашу дочь, сэр. Я никого не убивал. Если вы подумаете об этом, то поймете, что вашему другу Ренни необходим козел отпущения, и я – самая удобная…
Но в таком состоянии Энди ни о чем думать не мог. Он схватился руками за кобуру Рэндолфа и начал выдирать из нее пистолет. Перепугавшись, чиф всеми силами пытался оставить оружие на месте.
И в этот момент по лестнице спустился мужчина с внушительным животом, двигающийся, несмотря на габариты, легко и даже грациозно.
