Клубок со змеями

– Стой, ассириец! – послышался властный голос.

Я резко прекратил созерцание неба и перевел взгляд на проход между барханами позади тюремщика. Тот, в свою очередь, удивленно обернулся через плечо. В полутора десятках локтей от нас в предрассветных сумерках виднелся силуэт всадника на красивом вороном коне. Неизвестный был облачен в полный доспех. Плотная рубаха, с нашитыми поверх металлическими пластинами, защищала его от шеи до колен. Голову венчал шлем-шишак, а на кожаном поясе красовался меч с золотой рукояткой. Сделав несколько шагов по направлению к нам, всадник остановил коня и ловко спрыгнул на землю. Осел ассирийца поднял голову и с интересом стал рассматривать незнакомца. Когда же тот сделал еще пару шагов навстречу, то он перестал быть таковым.

«Эти голубые пронзительные глаза на беспристрастном лице невозможно забыть».

Эмеку-Имбару. Командир отряда городских стражников.

«Интересно, что он здесь делает?».

– Что привело сюда такого благородного мужа? – прошелестел Тегим-апал, переставая поигрывать клинком и настороженно смотря на незваного гостя.

– Мне надо задать осужденному несколько вопросов.

– Боюсь, это невозможно, господин. Никто не вправе общаться с преступником после вынесения приговора. А мне поручено привести его в исполнение.

– После того, как я получу ответы, можешь исполнять свой приговор, но я выясню то, что мне нужно, – Эмеку-Имбару был все также невозмутим. Его пронзительные голубые глаза не переставали следить за ассирийцем.

– Если вы не уйдете, господин, то мне придется применить силу, – молвил Тегим-апал, медленно поворачиваясь боком к командиру.

– Я не уйду без ответов, – спокойно произнес воин, с лязгом обнажая меч.

– Что ж, дружок – ухмыльнулся ассириец, – я могу закопать и двоих в одну могилу.

Тегим-апал одним прыжком преодолел расстояние между ними, нанося рубящий удар. Он целился в грудь. Эмеку-Имбару легко отклонил выпад и тут же кольнул в шею в ответ. Однако ассириец отпрыгнул, и кончик меча пронзил пустоту.

Тегим-апал, злорадно оскалившись, начал медленно кружить вокруг командира, пытаясь зайти тому с боку. Стопы тюремщика продолжали погружаться в зыбкий песок, но это словно совсем не сковывало его. Эмеку-Имбару внимательно следил за ассирийцем, держа последнего в поле зрения и выставив меч перед собой.

Тюремщик вновь нанес рубящий удар. Эмеку-Имбару поставил блок. Звон металла разнесся по округе. Последовала череда взаимных выпадов. Лязг мечей взорвал тишину, заглушая легкие порывы ветра. Я вместе с ослом и лошадью составляли молчаливую троицу наблюдателей, равнодушно следившую за поединком со стороны.

После обмена ударами противники разошлись на расстояние нескольких шагов, продолжая следить друг за другом.

– Хорошо орудуете мечом, господин, – продолжая ухмыляться, бросил Тегим-апал.

– Меня не уболтаешь, – спокойно ответил Эмеку-Имбару, – эти уловки оставь для других.

Ассириец осклабился и сделал резкий выпад. Воин поставил блок, пытаясь отклонить клинок, но атака оказалась ложной – Тегим-апал внезапно изменил направление, пытаясь пронзить обводящим ударом снизу. Эмеку-Имбару с трудом ушел от выпада, но потерял равновесие и упал. Послышалось глухое бряцание металлических пластин. Песок налип на доспех. Тегим-апал быстро метнулся вперед и с яростью опустил меч, целясь в грудь. Однако клинок пронзил лишь песок – командир успел откатиться в сторону, а затем, вставая, нанес ответный удар наотмашь. Задел щеку ассирийца. На лице выступила кровь. Это привело Тегим-апала в бешенство. Издав рык, подобно голодному льву, он с удвоенной силой начал наступать на Эмеку-Имбару, нанося мощные удары. Лязг металла стал сильнее. Стражник спокойно отбивал каждую атаку, однако теперь уже не делая ответных выпадов.

Поначалу я никак не мог понять – почему Эмеку-Имбару перестал отвечать на удары, а только уворачивается и блокирует свирепые атаки? Но потом я начал замечать, что движения ассирийца становятся менее резкими. В них появилась тяжесть и скованность, будто его члены налились свинцом. Дышать он стал куда глубже и прерывистее, нежели соперник. Вывод напрашивался сам собой. Эмеку-Имбару просто изматывал Тегим-апала, а сам берег силы для решающего удара. Очевидно, это начал понимать и сам тюремщик. Совершив еще несколько яростных попыток пробить защиту командира, ассириец внезапно перестал атаковать и быстро отошел на безопасное расстояние, пытаясь восстановить дыхание. Несмотря на утреннюю прохладу, лоб Тегим-апала покрылся испариной, а веки заливал пот. Тем не менее он не сводил с Эмеку-Имбару взгляда своих сощуренных злобных глаз. Песок налип на металлические пластины воина, покрывая их причудливыми узорами. Лицо командира продолжало оставаться спокойным и непроницаемым.

В этот момент волна безразличия начала постепенно отступать, обнажив под собой естественные человеческие чувства. Я ощутил искорку надежды. Надежды на спасение.

«Прирежь его, прирежь!»

– Убирайся отсюда! – прорычал Тегим-апал, пытаясь восстановить дыхание.

– Сложи оружие, если хочешь жить, – спокойно ответил Эмеку-Имбару, выставляя клинок острием вперед.

Но ассириец лишь зловеще рассмеялся.

Тегим-апал перекинул оружие в левую руку, разминая пальцы правой:

– Это мы еще увидим, кто останется жив, вавилонский поросенок!

– Ты забыл свое место, тюремщик, – Эмеку-Имбару пронзил соперника ледяным взглядом.

– А я все жду, когда же ты укажешь мне на него?

Командир не ответил, и Тегим-апал, восстановив дыхание, вновь пошел в атаку. Он нанес удар наотмашь, пытаясь снести голову одной атакой. Но воин ловко поднырнул под рукой тюремщика, оказываясь позади него. Тегим-апал вовремя сориентировался, и когда меч воина уже готов был пронзить его меж лопаток, развернулся и отбил клинок.

Сильный звон металла заставил непроизвольно поморщиться.

Не давая опомниться, ассириец нанес выпад в шею. Эмеку-Имбару в эту секунду спасти могло только одно – и именно это он и сделал. Упал плашмя на песок, пропуская меч врага над головой. Удар Тегим-апала оказался настолько сильным, что тот, не удержав равновесие, сделал пару лишних шагов, и лезвие клинка пронзило шею осла, стоявшего позади Эмеку-Имбару. Животное взвилось вверх, заполняя округу отчаянным ревом и окропляя песок собственной кровью. Завалившись на левый бок, оно чудом не погребло под собой командира, но тот успел откатиться, попутно едва уворачиваясь от конвульсивных ударов копыт.

Издав яростный рев, ассириец бросился на Эмеку-Ибару, пытаясь нанести рубящий удар по затылку. В мыслях он уже видел, как голова катится между дюн, собирая на себя песчинки. Воин не успевал отразить атаку, поэтому, не выпрямляясь, бросил Тегим-апалу песком в глаза. И хотя тюремщик успел зажмуриться, это помогло выиграть время и принять оборонительную стойку. Быстро избавившись от песчинок, тюремщик вновь приблизился, делая ложный замах, однако на этот раз тот был готов к уловке и перехватил руку ассирийца, а затем нанес сильный удар ногой в пах. Тегим-апал застонал, падая на колени, правда мгновенно придя в себя, тут же боднул головой Эмеку-Имбару в живот. Удар оказался такой силы, что лицо воина покрыла бледность. Тем временем ассириец, не обращая внимания на то, как металлические пластины оставляют на его голове кровавые отметины, боднул еще раз. Затем еще. И еще! Четыре мощнейших удара за пару секунд! Его лоб испещрили глубокие царапины, словно по лицу прошлись граблями. Кровь из свежих ран, смешавшись с потом, заливала ассирийцу глаза, но он даже не замечал этого. Издав слабый стон, воин вынужден был отпустить руку врага. Тот тут же схватил Эмек-Имбару за ноги и повалил на песок.

Тегим-апал попытался пронзить его, но тот со звоном отбил атаку и сделал ответный выпад, целясь в лицо. Ассириец откинул голову назад и перехватил руку с клинком свободной кистью, так крепко сжав ее, что я услышал хруст костей. Воин страшно побледнел, будто стая комаров разом высосала из него всю кровь. При этом командир стражи не издал ни звука. Только глаза вспыхнули ярким пламенем, когда он посмотрел прямо в окровавленное лицо Тегим-апала. На устах ассирийца взыграла торжествующая улыбка. Сейчас он походил на довольную гиену, которая добралась до долгожданной добычи и вдоволь напилась ее крови.

– Вот и все, господин, – прошелестел он, – пора вам отправляться в загробный мир. Не переживайте. Скоро этот мушкену догонит вас, и по пути вы сможете задать ему все свои вопросы, что так мучили ваше любопытство, стоившее жизни.

Все эти секунды Эмеку-Имбару не сводил глаз с лица ассирийца. И когда тот произнес последнее слово своего монолога, внезапно разжал пальцы – меч выпал из кисти, однако не долетел до земли. Он был перехвачен свободной левой рукой. Клинок упал не совсем удачно. Воину не удалось перехватить его за рукоять, и пальцы Эмеку-Имбару сомкнулись прямо на лезвии. Но он об этом даже не думал. Лишь крепче стиснул оружие. На поверхности меча проступили багряные пятна, однако командир стражи не замечал их. Он нанес яростный удар в правый бок Тегим-апала, вложив в него всю силу, какая только оставалась. С противным чавканьем металл вошел в человеческую плоть.

– А-а-а-г-р-р-х – прорычал ассириец. На его лице смешались чувства удивления, боли и злобы.

Эмеку-Имбару крутанул лезвие в ране и резко дернул меч, вытаскивая обратно. На правом боку Тегим-апала зияла страшная дыра, из которой забил алый фонтан. Тюремщик пошатнулся и, вяло взмахнув мечом, рухнул на колени. Внезапно ослабевшие руки выронили оружие. Клинок тихо упал на песок. Следом за ним повалился и Тегим-апал, простояв на коленях со стекленеющим взглядом всего пару секунд. Рухнув лицом вниз, ассириец совершил вялую попытку подняться, но безуспешно. Издав слабый стон, в котором читались боль, досада и гнев, Тегим-апал уронил голову и затих. Кровь обагрила место поединка. Там, где упал ассириец, уже появилась небольшая красная лужа.

Наступившая после боя тишина ощущалась чересчур непривычно. Все еще прохладный предрассветный ветерок приятно обдувал кожу. Набедренная повязка Тегим-апала слегка колыхалась под его порывами, будто парус маленькой лодки. Ничто не нарушало покоя просыпающегося мира.

Командир стражи с трудом поднялся на ноги. С его губ сорвался тяжкий стон. Правая рука безжизненно повисла вдоль тела, а кисть левой была вся залита кровью. Он прерывисто дышал. Грудь под доспехами вздымалась в такт дыханию, однако последнее постепенно приходило в норму. Лицо Эмеку-Имбару оставалось совершенно спокойным и непроницаемым, как бронзовая маска древнего царя. Его покрывала сильная бледность. Он медленно подошел к лежащему ассирийцу и отшвырнул ногой меч врага. Тот совершил кувырок в воздухе, блеснув в первых лучах восходящего солнца, и упал в паре локтей от тела хозяина. Командир тихонько пнул Тегим-апала ногой под ребра, но тот не подавал признаков жизни. Посмотрев на бездыханное тело несколько секунд, воин обернулся ко мне. Эмеку-Имбару присел на одно колено, положив оружие на землю и осмотрел свою изрезанную кисть. Кровь стекала с пальцев на песок, скапливаясь маленькую лужицу. Оглядев увечья, командир стражников медленно перевел взгляд на меня. Голубые глаза вновь стали холодными и пытливыми, утратив вспыхнувшее ранее яркое пламя.

– Спасибо, – прошептал я.

– Меня благодарить не нужно, – ответил Эмеку-Имбару, беря окровавленной рукой меч за рукоятку и убирая в ножны. На ней остался багровый отпечаток ладони

– Откуда вы здесь?

– Я не сводил глаз с Эсагилы с момента суда, – он сжал руку в кулак, еще сильнее побледнев. – Я был уверен, что тебя поведут на казнь в самое ближайшее время, причем постараются сделать это в наименее людном месте. Однако не ожидал, что ассириец повезет тебя в пустыню. Видимо, для тебя подготовили особо изощренный способ казни, – он вновь посмотрел на изувеченную руку, – но сейчас это не важно. Хоть и выглядело любопытно.

«Любопытно? Всего лишь любопытно!?».

– Но зачем вам я?

– Я же сказал, мне нужны ответы на вопросы, – резким тоном ответил командир, – не думай, что я делаю это по доброте душевной.

– Разве Верховный жрец не ответил на ваши вопросы во время слушания дела?

Эмеку-Имбару взял небольшую паузу, в которую оценивающе разглядывал меня.

После чего ответил ледяным тоном:

– Я похож на болвана?

От растерянности у меня слегка перехватило дыхание:

– Что… нет!

– Тогда не трать мое время. Слова жрецов звучали слишком хорошо, чтобы быть правдой. Их сладкие речи могут усыпить многих, но только не меня.

– И что вы хотите знать?

– Все.

Я вздохнул:

– А что потом?

Он вперил в меня свой холодный взгляд:

– Об этом мы подумаем позже. А теперь выкладывай.

Я размышлял. С одной стороны, мне хотелось все рассказать. Поделиться хоть с кем-то, и командир городской стражи казался мне отличным слушателем. С другой стороны, я понимал, что он преследует лишь собственные цели, и поручиться за свою дальнейшую судьбу я не мог.

Поэтому я ответил:

– Сначала скажите, что вы сделаете со мной?

Все такой же беспристрастный, только бледный, воин молвил:

– Много себе позволяешь, мушкену. Не забывай, мне хватит сил, чтобы разделаться с тобой.

– Тогда вы ничего не узнаете, и я унесу все тайны в могилу.

Про себя же подумал:

«Какая удача, что Бел-Адад пришел навестить меня прошлой ночью и решил потрепать языком. Иначе ничего стоящего рассказать я бы не смог. Если это сможет привести храмового писца на плаху, по милости которого я сам оказался отправлен на нее, то буду только рад».

Однако начать я, все же, не решался, выжидательно посматривая на командира городских стражников.

Эмеку-Имбару глубоко вздохнул, вновь переведя взгляд на кровоточащие пальцы. Казалось, он тщательно обдумывает мои слова.

Наконец, спустя секунды томительного ожидания, он поднял на меня взор:

– Тебя убивать не стану. Это все, что могу обещать. Большего не дождешься. В конце концов, я могу и пожертвовать твоими тайнами.

Я не мог понять – хитрость это или нет? Под хладнокровной и спокойной маской могло скрываться все, что угодно. С другой стороны, молчать тоже было опасно. Так, что я, поколебавшись, решился и поведал абсолютно все, начиная с момента знакомства с Бел-Ададом и заканчивая сегодняшним утром, которое, кстати, уже сменилось днем. Взошедшее над барханами солнце неплохо припекало. Эмеку-Имбару внимательно слушал от начала до конца, ни разу не перебив и жадно поглощая каждое слово.

– Вот и все, – выдохнул я. В горле вновь начинало першить от сухости.

Наступила тишина, прерываемая лишь усилившимися порывами ветра, да пофыркиванием коня Эмеку-Имбару. Лежащий рядом холодеющий труп Тегим-апала нисколько его не смущал, как и окровавленное тело осла. Очевидно, скакун командира повидал на своем веку и не такое.

Наконец, Эмеку-Имбару произнес:

– Значит, я был прав. Рассказ жрецов звучал слишком хорошо, – он поднял глаза к небу, – у меня мало времени.

– Что вы собираетесь делать дальше?

– Тебя это не касается.

– Постараетесь помешать их планам?

– Я сказал, это не твое дело, – он снова выдержал паузу, – уже не твое.

Я застонал, но он не обратил внимания. Поднявшись, Эмеку-Имбару быстрым шагом направился к своему коню. Когда он вскочил в седло, при этом застонав сквозь стиснутые зубы, и взял в окровавленную ладонь поводья, до меня, наконец, дошло.

Выпучив глаза, я закричал:

– Вы же сказали, что отпустите меня!

– Нет, я сказал, что не убью тебя, – спокойно ответил он.

– Оставить меня здесь – равносильно убийству!

– Умолкни, – резко ответил Эмеку-Имбару, – если боги посчитают нужным, они тебя спасут. Если нет, значит на то их воля. Можешь считать это Божьим судом.

– Почему нельзя взять меня с собой?!

Командир вперил в меня свой взгляд, под которым даже в самый жаркий зной можно почувствовать себя неуютно.

Затем он легонько похлопал вороного коня по шее:

– Марнишку не вывезет двоих.

Полностью пораженный я уставился на него:

– Да вы с ума сошли!!!

Ни один мускул не дрогнул на лице Эмеку-Имбару:

– Следи за языком, мушкену. Иначе я отрежу его напоследок. У меня нет времени на то, чтобы тащить тебя в город. На счету каждая минута, а путь до Вавилона неблизкий. С твоей тушей в седле и моей сломанной рукой на него весь день уйдет. А тем временем жрецы осуществят задуманное.

– Может, оно и к лучшему! – в сердцах выпалил я.

Да, мне очень хотелось поквитаться с Бел-Ададом, пусть и чужими руками, однако зерна сомнений в честности и непогрешимости вавилонского повелителя уже давно были посеяны в моей душе. События последних суток лишь ускорили их всход. А тут еще командир стражников, намеревавшийся безжалостно бросить меня на произвол судьбы, подкинул дров в огонь праведного гнева.

– Для кого-то, может, и к лучшему, – услышал я ответ Эмеку-Имбару.

Несколько мгновений я просто, молча, созерцал мощную, слегка ссутулившуюся, фигуру, восседавшую на вороном коне. Желтые песчинки медленно осыпались с блестящих пластин его доспеха. И чем чище они становились, тем яснее мне виделось то, что происходит. Словно в металле отражалась вся суть и все помыслы Эмеку-Имбару, скрытые до сего липким покровом песка. На меня снизошло озарение, окатившее подобно ледяному дождю.

– Верно, – прошептал я.

Ветер подхватил мои слова и, вместе с дюжиной песчинок, перенес в сторону Эмеку-Имбару.

– Царь благосклонен к сословию воинов, и вам не хочется лишиться его покровительства. А ведь именно это и произойдет, если жрецы Эсагилы захватят власть. Но дело не только в этом, так? – Эмеку-Имбару не ответил, и я продолжил. – Вы просто хотите получить повышение по службе за раскрытый заговор. На меня вам плевать. Вам вообще плевать на всех, кроме себя.

«Кто бы мог подумать, что за этой непроницаемой маской скрывается личина хладнокровного честолюбца!?».

Казалось, моя гневная тирада нисколько не поколебала спокойствие командира. Он все также безмолвно восседал на вороном коне, пронзая меня взглядом голубых глаз и сохраняя непроницаемую маску на бледном лице, которую не разбил бы и удар кузнечного молота.

Испытывая злость с примесью неподдельной обиды, я процедил:

– Тогда лучше убейте меня прямо сейчас.

Последовало короткое молчание, после которого Эмеку-Имбару ответил:

– Я не убийца.

– Оставляя меня здесь, вы совершаете то же самое убийство!

Конь под всадником презрительно фыркнул, словно насмехаясь надо мной.

Несколько мгновений Эмеку-Имбару внимательно смотрел на меня, а потом отстегнул от седла маленький кинжал и бросил в песок. Тот приземлился в пяти-шести локтях от моих ног.

Тупо уставившись на оружие, я спросил:

– Это еще что значит?

Крепче ухватив поводья, Эмеку-Имбару молвил:

– Считай моим прощальным подарком.

Я перевел взгляд на воина:

– Издеваетесь?

Тот вяло пожал плечами:

– Думай, как хочешь.

– Лучше воды оставьте!

– Она мне нужнее.

– Но…

– Прощай, узник Эсагилы.

– Подождите…

– Пошел! – резко крикнул он скакуну, и тот галопом поскакал от меня по проходу между дюнами.

– Стой! – закричал я внезапно охрипшим голосом и закашлялся.

Разумеется, Эмеку-Имбару не внял мольбам. Он даже не обернулся на звуки моего голоса, быстро скрывшись за песчаным холмом. Вот теперь я по-настоящему ощутил себя одиноким. Настолько явственно и тяжело, как никогда. С пересохших губ сорвался отчаянный крик, в котором смешалась досада и гнев. Однако долго надрывать глотку не позволил проснувшийся внутренний голос.

«Кинжал! Нужно достать кинжал немедленно!»

Налетевший особо сильный порыв ветра врезался мне прямо в лицо, швыряя в глаза целую охапку песка.

«Проклятье! Я не могу открыть глаза, иначе он попадет прямо в них! Кинжал! Где кинжал!?».

Я помнил, что он упал где-то недалеко от моих ног. Отчаянно стараясь сохранить в уме примерное положение кинжала, я начал поворачиваться боком в ту сторону. Затекшее тело категорически отказывалось слушаться. При каждом движении его словно пронзали раскаленными иглами. Я стонал. На лбу выступила испарина. Нос был забит песком, но жажда к жизни полностью высушила те волны безразличия, что окатывали ранее. Был шанс на спасение. Нужно только дотянуться до него, пока песок не поглотил кинжал в своей утробе.

«Если успею вовремя освободиться, то смогу увидеть куда поскакал конь Эмеку-Имбару и найти дорогу домой! Нужно только поторопиться!».

На то, чтобы повернуться боком к тому месту, где должен быть кинжал, у меня ушло около минуты, которая показалась вечностью. Все мое существо призывало перевести дух, отдохнуть немного, но я заставлял себя двигаться дальше. Медленно, я покатился туда, где должно было находиться спасение. Один перекат. Ничего. Второй перекат. Ничего. Третий. Четвертый. Я запаниковал.

«Неужели он уже скрылся за толщей песка, или я выбрал неверный путь?».

Пятый перекат.

«О, боги, помогите мне!».

Когда я начал движение в шестой раз, то напоролся животом на что-то твердое, вдавив своим весом предмет глубже в песок.

«Вот он! Только не потеряй! Только не потеряй!».

Я резко отодвинулся назад, повернувшись спиной к кинжалу. Разум заставлял торопиться, боясь, что я загнал оружие вглубь и теперь не удастся найти его. Собрав последние силы, превозмогая боль, я дернулся, лихорадочно скребя ладонями по песку.

Ничего.

Еще одно усилие.

Снова ничего.

Стиснув зубы, я постарался еще глубже погрузить руки в песок. Сильная боль пронзила запястья. Онемевшие пальцы плохо слушались, но я продолжал искать с упрямой настойчивостью. И наконец нащупал его! Мизинец левой руки коснулся деревянной рукояти. Я затаил дыхание, стараясь не шевелиться. Затем, медленно, завел палец за нее и аккуратно потянул вверх. Клинок не поддался. Закусив верхнюю губу до крови, я повторил попытку с чуть большим усилием. Снова никак. Пальцы дрожали сильнее, чем листья пальмы на ветру, но я боялся, что если хоть на секунду дам им передохнуть, то уже никогда не смогу вытащить кинжал. Я закричал, делая очередную, отчаянную попытку. И он поддался!

«Кинжал поддался!».

Уже через секунду я ухватил его безымянным пальцем, а спустя пару мгновений вся левая кисть сжимала рукоять спасительного лезвия. Крепко вцепившись в него, я перевернулся на живот и засмеялся. Однако смех быстро перешел в хриплый кашель, который сотрясал меня несколько минут. К тому моменту, когда он прекратился, я осознал, что уже не слышу звуков копыт. Однако все равно следовало поторопиться, ибо еще оставалась надежда увидеть, в какую сторону направляется Эмеку-Имбару.

Я спешно начал водить кинжалом по веревкам, но случайно задел кожу несколько раз. С досадой пришлось немного сбавить темп. Прошла целая вечность прежде, чем я почувствовал, что веревки ослабли, а спустя еще немного окончательно порвались. Я тут же постарался стряхнуть этот отвратительный песок с глаз, но кисти так затекли, что не удалось даже дотянуться до лица. Пришлось лежать, сгорая от нетерпения. В ожидании, когда кровь, наконец, вновь наполнит члены. И вот она запульсировала в руках, а в кожу словно воткнули десяток колючек. Но я не обратил на это внимания, а просто резко сбросил песок с лица и открыл веки. Яркий свет, усиленные отражением от песка, тут же ослепил взор. Пришлось зажмуриться и приставить ладонь к глазам. Перед ними расплывались желтые круги. Подождав, пока зрение привыкнет к безумным пляскам бликов и лучей, я осторожно поднял веки и стал перерезать путы на ногах. Усилившийся ветер играл моими растрепанными волосами. Поскольку я уже мог видеть, то освобождение шло куда быстрее. Наконец, мне удалось полностью сорвать злосчастные узлы. Оставалось только ждать, когда кровь наполнит онемевшие члены, и можно будет встать на ноги. На это ушло еще несколько драгоценных минут.

Почувствовав силу, я резко поднялся. Ступни невыносимо кололо. Я с трудом мог передвигаться, постоянно прихрамывая. Голова гудела, в глазах двоилось, а солнце испепеляло тело. Но в то мгновение я не обращал внимания на все это. Моей единственной целью было взобраться на один из высоких барханов. Даже не взглянув на холодный труп ассирийца и его осла, со скоростью, на которую только был способен, я начал нелегкий подъем. Песок скатывался вниз под ногами, так и норовя утянуть вниз, но я, стиснув зубы, продолжал двигаться вверх. Когда до вершины оставалось чуть меньше половины пути, я уже тяжело дышал. Пот градом катился по всему телу, покрывая кожу, будто липкая древесная смола. В висках стучали кузнечные молотки, а конечности еле-еле передвигались. Но я продолжал. Продолжал словно безумец в своей упрямой жажде достичь цели.