Умопомрачение
– Рилинд? – обратилась она к нему.
Мальчик не отреагировал.
– Рилинд! – громко повторила та.
Мальчик словно очнулся и перевёл взгляд на воспитательницу.
– Подойди сюда, – попросила та, и он подошёл, отведя глаза и глядя куда-то в сторону и вниз. – Рилинд, у тебя что-то случилось? – поинтересовалась она у мальчика.
– Нет, – покачал головой Рилинд.
– А почему ты так смотришь на тётю?
Рилинд открыл было рот, чтобы сказать о сиянии, но слова словно застряли у него в горле. Он не понимал почему, но ему не хотелось делиться своим восхищением ни с кем. К тому же неведомое доселе осознанное чувство самосохранения вдруг встрепенулось и тоже велело ему молчать. Рилинд опустил голову и лишь пожал плечами, смотря себе под ноги, чтоб не выдать себя.
– Любовь с первого взгляда, – пошутила практикантка, погладив его по голове.
Рилинд смутился настолько, что решил немедленно ретироваться и вновь заняться игрушками.
– Ну всё, смутили ребёнка! – засмеялась воспитательница, глядя ему вслед.
Рилинд сбежал от обеих в самую гущу детей, чтобы там надёжно спрятался от вопросов и шуток. Его сознание ребёнка быстро переключилось на игры окружающих его детей и на игрушки, надёжно отсекая в памяти пережитое смущение. Лишь изредка Рилинд посматривал на практикантку краем глаза, но так, чтобы это оставалось никем незамеченным. Впервые он пожалел, что сам не светится, а то он был бы таким же красивым, как она. Как папа. Как они все.
Ближе к десяти утра в группу пришла мама с новеньким мальчиком, которого никто ещё не видел. Мальчик казался застенчивым. Пока воспитательница показывала маме помещения группы и рассказывала о распорядке дня, практикантка подошла к мальчику и спросила, как его зовут. Мальчик ответил, что он – Бранимир и после этого опустил голову и отвернулся, давая понять, что он не желает ни с кем разговаривать. Мама попрощалась и ушла, а мальчик остался стоят с надутым видом. Он вовсе не хотел оставаться здесь один с незнакомыми людьми, а закатить истерику просто постеснялся.
Воспитательница взяла новенького за руку и отвела к детям, представив его им. Дети с интересом посмотрели на мальчика и тут же потеряли к нему интерес. Рилинд тоже не особо заинтересовался новеньким: тот был самым обыкновенным, без сияния. Воспитательница отошла, предоставляя событиям идти своим чередом, а Бранимир остался стоять слегка в стороне от остальных детей, не решаясь подойти к ним и включиться в совместную игру с кем-нибудь. Практикантка, недолго думая, решила помочь мальчику влиться в коллектив. На глаза ей попался Рилинд. Девушка вспомнила, с каким восхищением он смотрел на неё и решила, что на этом можно сыграть. Взяв за руку стеснительного Бранимира, она подошла к сидящему на полу Рилинду.
– Ты ведь Рилинд, да? – на всякий случай уточнила она, не будучи уверенной, что правильно запомнила его имя.
– Да, – ответил Рилинд подняв на неё глаза, в которых снова отразилось восхищение.
– Рилинд, ты мне поможешь?
– Да, – ответил Рилинд.
– Это, – она указала на Бранимира, – Бранимир. Он никого ещё здесь не знает, он первый раз пришёл. Ты поиграй с ним, пожалуйста, – попросила она.
– Хорошо, – согласился Рилинд.
– Бранимир, – практикантка заглянула в глаза новенькому, – это Рилинд. Садись с ним рядом, бери машинки и кубики, и начинайте строить город. Договорились?
Бранимир согласно кивнул.
– Молодцы, – похвалила обоих мальчиков девушка. – А я потом посмотрю, какой у вас получился город.
Практикантка отошла от детей. Когда она оглянулась на всякий случай, то увидела, что Рилинд смотрит ей вслед. Поймав её взгляд, он отвернулся.
Работа закипела. Мальчишки увлечённо доставали из короба кубики и домики, строя город для машинок. Общий труд их быстро сдружил. Незадолго до обеда они уже считали себя друзьями. Практикантка часто поглядывала на них, отмечая успех своей затеи.
Перед обедом воспитательница оставила практикантку приглядывать за детьми, а сама куда-то вышла. Дети уже успели устать и проголодаться. Их игры уже были не столько активными и увлечёнными, сколько конфликтными. Рилинд тоже устал. Усевшись на полу, он стал осматриваться по сторонам, лениво катая машинку. Его взгляд скользил в том числе и по практикантке. Её сияние привлекало мальчика, словно мотылька свет свечи в ночи. Но он старался смотреть на девушку вскользь, не желая снова вызвать в свой адрес шутки. У стола, за которым сидела сейчас практикантка, топталась девочка. Она крутила в руках свой рисунок – большая кособокая бабочка над маленьким цветком с разноцветными лепестками. Девочка устала и начала вредничать, размахивая своим рисунком. Как-то так получилось, что, размахивая им, она чиркнула ребром листа по своей второй руке, и он, словно острый нож, прошёлся по маленькому запястью, оставив узкий, но глубокий кровоточащий и болезненный порез. Девочка громко разревелась, глядя на взрослую и ожидая от той помощи и хотя бы капельку сочувствия.
– Ах ты ж моя бедненькая, – практикантка встала из-за стола и, быстро подойдя к девочке, уселась перед ней на корточки. – Ну-ка, дай посмотреть…
Девочка прекратила реветь и, хныча, протянула руку с порезом практикантке.
Никто из окружающих не обращал на эту маленькую трагедию никакого внимания. Подумаешь там, кто-то разревелся – обычное дело в детском саду. Если кто и посмотрел в ту сторону, то быстро потерял интерес. Но только не Рилинд, который следил за ними.
– Порезалась? Ну-ну! Ничего страшного, – стала успокаивать девочку практикантка и внимательно рассмотрела порез.
– Болит, – пожаловалась девочка жалобно.
– Не плачь, маленькая, – погладила ребёнка по головке девушка. – Сейчас перестанет болеть.
Практикантка взяла в свои руки маленькую пухлую ручонку девочки, так, чтобы порез оказался между её руками. Дальнейшее заставило сердце Рилинда усиленно заколотиться в его груди. Он отчётливо видел, как сияние практикантки усилилось. Практикантка убрала руки.
– Видишь, уже всё зажило! – улыбаясь, она показала девочке малюсенький шрамик.
Девочка с удивлением посмотрела на свою руку. Был порез и вот его уже нет! Девочка подняла глаза и внимательно посмотрела на практикантку.
– Ты волшебница, да? – серьёзно спросила девочка.
– Нет, конечно, просто твоя ранка была такая маленькая, что быстро зажила, – практикантка улыбнулась. – Ну, беги, играй.
Девочка вприпрыжку направилась к детям. Рилинд сделал вид, что он ничего не видел. Вопросы начали появляться в его маленькой головке один за другим. Люди – фонарики могут светиться ещё сильнее? И при этом ранки заживают? Его папа тоже так умеет? Поэтому он стал врачом? Почему никто никогда ему ничего о них не рассказывает? Почему… В этот момент кто-то упал рядом с Рилиндом, и он отвлёкся от своих мыслей.
Вечером дома Рилинд уловил минутку, когда отец был один в комнате, чтобы забраться к нему на колени, повернуть его лицо к себе ладошками и спросить шёпотом:
– Папа, почему люди светятся?
Мерджим понял вопрос по-своему. Он поцеловал сынишку и ответил:
– Люди светятся от счастья. Когда им очень хорошо.
– Значит, тебе хорошо?
Мерджим засмеялся.
– Вот, как? Я свечусь?
– Да, – честно ответил Рилинд, глядя на отца.
– Да, я счастлив.
– А мама?
– Уверен, она тоже очень счастлива.
– Тогда почему она не светится?
Мерджим ласково погладил мальчика по голове и ответил:
– Наверно, она очень устаёт на работе.
Рилинд распахнул глаза: такая мысль ему не приходила. Значит, остальные не светятся потому, что сильно устают? Что-то ему подсказывало, что отец не прав, но спорить с ним не хотелось. Он прильнул к отцу и замер. Так они и сидели обнявшись, когда Ерта позвала их ужинать.
Глава пятая
Ранним утром 8 февраля 1984 года Рилинд, проснувшись раньше, чем родители, чтобы сбегать в туалет, теперь торчал у окна и смотрел на то, как на улице валит снег. Выпавший перед самым началом Зимних Олимпийских Игр снег был настоящим чудом, поскольку уже открыто высказывались опасения, что открытие Олимпиады придётся отложить на более поздний срок. Но Рилинда, смотрящего на падающие хлопья, радовало не своевременное открытие Игр, а просто сам факт появления снега, как это радовало любого ребёнка, который в четыре года уже знал, что со снегом делать.
Снега выпало очень много. Настолько много, что он затруднил движение транспорта. Тем не менее, сегодня в четвёртом часу вечера фигуристка Сандра Дубравчич должна зажечь Олимпийский огонь, пронесённый через всю Югославию, на стадионе «Кошево».
***
Было бы непростительно медлить с утренней прогулкой, и воспитатели детского сада сразу после завтрака скомандовали одеваться своим подопечным и повели их гулять. С весёлым гомоном дети высыпали на заваленный снегом двор. Дети по дороге к территориям своих групп, не обращая внимания на взрослых, весело перебрасывались снегом. Надёжно укутанные в зимнюю одежду мальчишки и девчонки испускали изо рта клубы пара, ели снег и ложились в него. Через некоторое время ажиотаж спал, и воспитатели смогли организовать детишек для строительства снежных домов и снеговиков.
– Давай снеговика лепить? – предложил Рилинд Бранимиру.
– Давай! – быстро согласился Бранимир.
Собрав некоторое количества снега у себя под ногами, мальчишки стали катать комок снега по земле, постепенно увеличивая его в размерах. И чем больше становились шары, тем тяжелее они были.
– Хватит! – тяжело выдохнул Рилинд, остановившись.
– Давай ставить, – ответил Бранимир.
Вместе, они поставили немного в стороне самый большой снежный шар, руками его очистив от лишнего снега. Потом они благополучно донесли второй шар и водрузили его на первый. Пока Бранимир замазывал снегом шов между шарами, Рилинд занялся последним, самым маленьким шаром, которой должен был стать головой. Заодно он откопал 2 камня для глаз и ветки для носа и рук. Мальчишки установили голову снеговика и украсили её. Снеговик был готов.
– Смотрите! – крикнули они, привлекая внимание воспитательницы. – Мы снеговика слепили!
– Какие вы молодцы! – улыбнулась детям воспитательница. – А теперь помогите достроить стену, – тут она указала пальцем на остальных детей, что возились с возведением снежной стены, выкладывая её из небольших снежных шаров и замазывая щели снегом.
Два друга отправились к снежной стене, и работа пошла веселее. Когда стена была закончена, дети решили соорудить с одной её стороны подъём, а с другой – спуск. Когда всё было готово, все стали просто забегать наверх и перекатываться или сбегать вниз. Поднялся радостный крик и писк. Стало достаточно скользко, скорость скатывания возросла. Желающих было так много, что скоро очерёдность была нарушена, кроме того, дети попытались спустится сразу по несколько человек подряд, из-за чего внизу горки возникла свалка. Воспитатели стали наводить порядок среди детей, но это было не так-то просто. Дети разбаловались не на шутку. В какой-то момент Рилинд потерял равновесие и завалился на бок. Его ноги оказались между снежными комьями разрушенного участка стены. Он повернулся и встал на четвереньки, чтобы выползти, но не успел этого сделать. На его ноги обрушился очередной участок стены вместе с детьми. Рилинд дёрнулся, пытаясь вытянуть свои ноги, да не тут-то было. Мальчик запаниковал и стал кричать:
– На помощь! На помощь! Я застрял!
Тут кто-то стал тянуть его за руку. Это был Бранимир, который попытался вытащить Рилинда, но не смог этого сделать. Подбежал кто-то из взрослых, Рилинд даже не стал смотреть, кто это был. Сейчас было главным выбраться из западни. Кое-как Рилинду помогли выбраться. Отряхнувшись, мальчик посмотрел на то, что осталось от стены. Разглядеть что-либо хорошо было невозможно. Там была куча-мала из детворы, которую растаскивали воспитатель и практикантка. Отстранённые дети тут же норовили удрать к всё ещё резвящимся на развалинах снежной горки приятелям, а те, кого воспитатели тянули из общей свалки, старались выскользнуть из их рук, чтобы остаться. Включив громкий и очень строгий голос, воспитатель и практикантка кое-как растащили и разогнали детей в стороны. Рилинд обратил внимание, что свечение практикантки стало пульсировать. «Наверное, она сердится, поэтому и мигает», – подумал Рилинд. Ему теперь приходилось самому делать выводы. Как-то он спросил папу, почему тот светится, на что получил ответ, что папа светится от счастья. Ответ, данный на основе устоявшегося выражения, для четырёхлетнего мальчика прозвучал достаточно убедительно. Что касалось мамы, ответ отца мальчика не удовлетворил. Рилинд какое-то время наблюдал за мамой и пришёл к выводу, что либо мама совсем не светится, либо она всё время очень уставшая. Последнее выглядело сомнительным потому, что по утрам в выходные дни мама выглядела не уставшей и счастливой, но светиться не начинала. Значит, мама не светится, а папа ошибается. Но тогда получается, что папа не видит ни своего свечения, ни свечения у других. Странно: он, Рилинд, видит, а папа… Наверное, кто-то видит, а кто-то не видит также, как кто-то светится, а кто-то нет.
Удовлетворившись такими выводами, Рилинд даже забыл тот разговор с отцом, но спустя несколько недель к нему мама и папа стали приставать с расспросами про то, как именно светится папа, и светится ли только папа. Мерджим упомянул о разговоре с сыном, потом им пришли на ум его рисунки. И вот тут-то у Мерджима и Ерты возникли вопросы. И чем больше Рилинд озвучивал подробностей, тем чаще переглядывались родители. Рилинд не сразу понял, что родители обеспокоены его, как они думали, необузданной и странной фантазией, а когда понял, то ему это совсем не понравилось, поэтому он сделал единственное, что мог: сбежал от родителей, сказав, что ему надо в туалет. Он просидел там специально достаточно долго, чтобы мама с папой переговорили вдвоём и каждый занялся своим делом, оставив его в покое. Чтобы всё выглядело натурально, он даже смыл воду. Вернувшись, мальчик увидел, что больше его не собираются донимать расспросами, но напрасно Рилинд решил, что всё позади. Родители повели его через пару дней к какому-то доктору, который его осмотрел, прослушал и задал множество вопросов. Потом Рилинд ждал в коридоре, пока доктор переговорит с родителями с глазу на глаз. Две недели Рилинду давали пить по утрам какую-то совершенно безвкусную микстуру, от которой он становился немного вялым, родители с повышенным вниманием разглядывали рисунки Рилинда и расспрашивали его о том, видит ли он всё ещё светящихся людей на улице и сияет ли папа. Рилинд сделал единственно возможный вывод: его родители не видят никакого сияния вокруг людей, и не верят ему, считают его больным, как и тот доктор, который прописал ему лекарство. Рилинд понял, что до конца откровенным быть нельзя. Даже с папой и мамой. На этом расспросы про светящихся людей с его стороны были закончены. Теперь Рилинд внимательно следил за тем, чтобы не упоминать про людей-фонариков при родителях, не рисовать их, а если увидел на улице, то не таращиться с любопытством, а то папа и мама могут это заметить и опять поведут его к доктору. Но если это нельзя делать при папе и маме, то тем более нельзя при чужих. Мама и папа уже сводили его к доктору, но хотя бы не отправили в психушку, потому что они его сильно любят. А вот чужие… чужие сразу туда отправят, и он не выйдет оттуда никогда-никогда! При слове «психушка» Рилинда пробирала дрожь, её он боялся, как огня. Он слышал, как папа и мама иногда обсуждали тихим голосом, думая, что их никто не слышит, как тех, кто себя плохо вел (именно такой вывод сделал Рилинд), отправили в психушку, а те там умерли. Воображение Рилинда рисовало ему каждый раз нечто ужасное. Поэтому Рилинд больше никому и никогда не говорил про свечение, даже Бранимиру. Вопросов Рилинд тоже не задавал. Почему одни люди сияют, а другие нет, ему предстояло выяснить самому, без посторонней помощи, но пока он об этом не задумывался серьёзно. Каждый день у четырёхлетнего мальчика были дела поважнее. Например, как сейчас: поиграть в снежки или сделать снеговика.
– Так! – сердитым голосом заговорила воспитательница. – Становимся парами! Мы возвращаемся в группу!
– Ой, ну, можно ещё поиграть?! – послышалось откуда-то из-за спины Рилинда.
– Нет! Пойдёмте уже в группу! – возразила стоящая рядом девочка. – У меня ручки замёрзли!
– И что?! – огрызнулся кто-то из мальчишек сзади.
– А я кушать хочу! – закричала другая.
– Прекратили споры и встали парами! – послышался громкий приказ воспитательницы. – Всё! Мы идём в группу! Пора обедать и отдыхать!
Воспитательница и практикантка помогли детям поскорее встать в колонну по двое. Взявшись за руки, дети неуклюже заковыляли вслед за воспитательницей ко входу в здание детского сада. Практикантка шла последней.
Глава шестая
Рано утром 9 сентября 1985 года Рилинд сидел в группе на полу и играл игрушками в одиночестве. Детей пришло ещё мало, и в окна из темноты барабанил дождь. Пятилетний Рилинд продолжал посещать детский сад. Мерджим и Ерта и помыслить не могли, чтобы кто-то из них бросил работу, чтобы быть с сыном дома. Денег в семье не хватало, а ситуация в стране продолжала ухудшаться. Югославия импортировала продукты питания, а энергетический кризис привёл к повышению цен на газ и нефть, из-за чего цены подскочили абсолютно на всё. Безработица шагала семимильными шагами, особенно среди молодёжи. Правительство ввело ограничение на продажу бензина, потому что люди старались набрать его впрок. Мерджим стал мрачно шутить, что скоро придётся ходить пешком, что, по идее, должно улучшить их здоровье.
Счастливое беззаботное детство Рилинда закончилось раньше, чем это должно было бы произойти в условиях социалистической Югославии. В стенах детского сада были теперь не только друзья или хорошие знакомые, но появились враги. Это были дети, чьи родители в поисках лучшей доли мигрировали по стране. Такие дети держались обособленно, возникали ссоры между местными и приезжими детьми, порой переходившие в драки, и воспитателям приходилось постоянно держать руку на пульсе. Если же драка случалась, заведующей приходилось проводить воспитательную беседу. И, если воздействовать на ребёнка получалось всегда, то с родителями часто дело обстояло иначе: неустроенность и отсутствие уверенности в завтрашнем дне делало драку детей чем-то мелким и совсем не важным. В общем, объективную критику они воспринимали, как нападки лично на них.
– Привет! – Рилинд услышал хорошо знакомый голос и обернулся.
Конечно же, это был Бранимир. За прошедшие годы они сблизились ещё больше, играя вместе не только в детском саду, но и на улице, потому что он жил рядом.
– Привет, – поздоровался Рилинд и улыбнулся.
Бранимир, взяв одну из машинок, которые лежали в ящике с игрушками, уселся рядом и принялся играть с Рилиндом. Мальчики изображали гудение моторов, когда их машинки двигались по воображаемым улицам, и сигналили друг другу на разные голоса. Периодически они устанавливали на полу из подручных средств дополнительные декорации воображаемого города: то появится новое дерево, а то и целое здание вырастит с припаркованными возле него машинами.
Воспитательница поглядывала на детей в группе, внимательно следя за тем, чтобы всё было в полном порядке. Время шло, детей в группе становилось всё больше и больше.
Незадолго до полудня мальчик по имени Марко, чья семья недавно переехала в Белград, подошел к Бранимиру и Рилинду. Его никто не прогонял, мальчики внимания на него не обращали, увлечённо продолжая свою игру. Марко стоял и следил за двумя друзьями. В какой-то момент Бранимир нечаянно задел ногу Марко своим локтем, и происшествие прошло мимо сознания Бранимира, но не мимо сознания Марко. Лицо его стало злым, мальчик шумно засопел и сильно пнул Бранимира ногой, глядя на него сверху вниз с вызовом.
– Ты чего? – искренне удивился Бранимир и потёр рукой место удара.
– Ты меня первый ударил! – заявил Марко.
Бранимир опешил:
– Я тебя не бил!
– Нет, бил! Ты меня локтем по ноге со всей силы ударил!
– Я нечаянно, а ты дерёшься специально! – Бранимир встал перед Марко, готовый постоять за себя.
Рилинд тоже поднялся и встал рядом с Бранимиром. Впервые драку затевали не с кем-то, а с ними. Сердце у Рилинда сжалось в груди, но вместе с тем он впервые в жизни почувствовал настоящую злость. Какого чёрта?! Они никого не трогали и никому не мешали! Он не был конфликтным ребёнком, но ему уже успели изрядно надоесть приезжие дети, которые вечно лезли в драку. Видимо, чувства отразились на его лице, потому что Марко вдруг отступил на шаг назад. Он был несколько обескуражен тем, что их двое против него одного, но и остановиться он не мог.
– Вы, сербы, все такие! – заявил он, почерпнув из разговоров взрослых, какие сербы из себя.
В группе было шумно, и воспитатель с практиканткой не слышали произнесённых слов. Бранимир молча смотрел на своего обидчика, но кулаки его сжались. Он интуитивно почувствовал, что в нём задето что-то особое, чем он обладает.
– Не лезь к моему другу! – произнёс Рилинд, который тоже понял, что нанесена настоящая обида.
Марко зло взглянул в его сторону.
– А с тобой я вообще не хочу разговаривать! – огрызнулся Марко. – Проклятые албанцы!
Рилинда бросило в жар. Он чувствовал, что ситуация выходит из-под контроля. Кулаки его сжались. Он смотрел на стоящего перед ним Марко и решительно не понимал, за что его и его родителей обзывают проклятыми.
– Замолчи! – воскликнул Бранимир, делая шаг в сторону Марко.
– Вы – сербы, всё себе забираете! – выпалил Марко. – Такие, как мой папа и моя мама работают больше всех, а всё достаётся таким, как ты! А такие, как этот, – тут он указал пальцем на Рилинда, – вообще ничего не делают! Сидят на наших шеях!
– Неправда! – крикнул ему в лицо Рилинд. – Мой папа работает доктором! А мама – бухгалтер! – и тут у мальчишки от злости и обиды на глаза навернулись слёзы.
Бранимир тут же сильно толкнул Марко, тот повалился на пол и стал кричать так, словно его убивают.
К ним быстро подбежала воспитательница.
– Так! Что тут происходит?! Не кричи! – обратилась она к вопящему Марко и помогла ему встать. – Почему ты плачешь?! – спросила она Рилинда, вытирая предательскую слезу у него под глазом.
Рилинд не был в состоянии успокоиться и рассказать, что произошло, ему было горько и обидно.
– Они меня побили! – крикнул Марко, стараясь успеть первым вынести обвинение.
Воспитательница перевела взгляд с Марко на Рилинда и Бранимира, ожидая объяснений.
– Мы его не били. Это он меня ударил, а потом ещё и обзываться стал! – уверенно заявил Бранимир, указывая пальцем на Марко. – А ещё он назвал Рилинда проклятым албанцем!
– Марко такое сказал? – переспросила воспитательница, вскинув брови.
– Он всё врёт! Он всё врёт! – закричал Марко. – Я такого не говорил!
– Нет, говорил! – закричал в ответ Бранимир. – А ещё ты говорил, что сербы забирают всё, что твои родители зарабатывают!
– Не говорил я такого!
– Говорил!
– Всё, замолчите оба! – воскликнула воспитательница, поражённая ссорой на национальной почве среди пятилетних детей в многонациональной группе.
До чего всё дошло!
– Пойдёмте со мной все трое, – она вывела всех троих участников ссоры из общей комнаты.
Оказавшись в комнате, где дети спали на кроватях, воспитательница закрыла дверь и усадила детей на одну из кроватей.
– Итак, дети, – произнесла воспитательница, глядя на мальчиков. – Сейчас я с каждым из вас переговорю. Марко – ты первый, – она поманила его за собой к окну, пока Рилинд и Бранимир остались сидеть на кровати и хмуро смотреть в их сторону.
Оказавшись наедине с ребёнком, воспитательница стала внешне спокойно расспрашивать Марко:
– Пожалуйста, расскажи, что, по-твоему, случилось. Только ничего не придумывай.
Марко опустил глаза и молчал, не решаясь рассказать правду. Он отчасти понимал, что наговорил лишнего и спровоцировал противников, но он не понимал всей глубины своего поступка.
– Что же ты молчишь? Ты обижал Рилинда?
Марко, всё также смотря в пол, отрицательно покачал головой.
– Нет? – уточнила воспитательница. – Ты мне говоришь правду?
Марко после пары секунд раздумий пожал плечами.
–Что ты сделал? Ты подошёл к мальчикам, что было потом?
– Я смотрел.
– Смотрел, как они играют?
– Да.
– Что было потом? Ты им нечаянно помешал?
Мальчик молчал и никак не давал понять, «мешал» или «нет».
– Что было потом?
Марко нерешительно взглянул на воспитательницу.
– Меня Бранимир ударил локтем.
– Он это сделал специально?
Марко пожал плечами.
– Что ты сделал после того, как Бранимир тебя ударил локтем? – спросила воспитательница.