Метро 2033. Сказки Апокалипсиса (сборник)
После минутного молчания Емельян сел.
– У меня все, – заключил он и разлил по бокалам остатки красного вина.
* * *Как человек ни старался, на этот раз открыть глаза ему не удалось.
В комнате находились люди, много людей. Он чувствовал это. Слышал голоса, бряцанье инструментов, шарканье чьих-то ног.
– Где я? – спрашивало сознание, но одеревеневшие губы не проронили ни звука. – Как я оказался в этом Аду?
Голова пациента наполнялась влажным туманом. Шумы операционной, сливаясь в единый монотонный гул, пронизывали мужчину, высасывали последние силы. Зафиксированный тугими ремнями, он даже не замечал легкого покалывания в груди. Сердце больного билось все реже…
* * *– Гммм… Гммм…
Чье-то натужное сопение да требовательные тычки по кончику носа заставили мужчину очнуться и открыть покрасневшие от недосыпа глаза. Напротив него, указывая пальцем на лежащего Ивана, стоял белокурый мальчуган в подгузнике. Соска во рту бутуза ходила ходуном.
– Это дядя Ваня.
– М-м? – Недоверчивый взгляд малыша устремился в сторону сидящего папы.
Развалившись в огромном кресле-подушке, Емельян крутил в руках корявую фигурку трансформера. Лицо товарища выражало глубокую задумчивость.
– Нет, посмотри, какая егоза. Инженерная мысль, мать ее. Без инструкции хрен разберешься, – поймав на себе взгляд чистых детских глаз, Емеля добавил: – Дедушка с бабушкой брату твоему подарили. Упаковку только выбросили, а заодно с ней и инструкцию… Я же теперь мучайся – как этот автобот в машину превращается? Всю голову сломал, давно бы бросил, да самому любопытно. Смотри, сколько здесь деталек разных.
Не в состоянии переварить всей прелести конструкторского гения производителей маленького пластмассового перевертыша, Иван снова закрыл глаза.
Всего через пятнадцать минут робот обрел, наконец, форму грузовика. Иван допивал вторую кружку чая, когда Емельян, совершив заключительные манипуляции над игрушкой, поставил машинку на стол. Его супруга, так неожиданно вернувшаяся с детьми из деревни, в это самое время собирала Елисея на прогулку. Малыш признал телефонную будку в коридоре своим домом и никак не желал его покидать.
– Сначала папа, теперь ты, – голос женщины был поразительно спокоен. – Мы на улицу выйдем когда-нибудь?!
– Аы?
– Елисей, иди сюда.
Мимо двери мелькнул низенький юркий силуэт.
– Елисей!
Несмотря на прохладу первых осенних дней, погода в столице стояла солнечная. Едва тронутые желтым деревья наполняли игровой городок воздушными, полупрозрачными тенями, придавая ему какую-то особую, волшебную красоту. Вырастающий прямо из покрытого резиновой крошкой асфальта, с лазурными крышами башен, красными трубами переходов и салатовыми спиралями горок, он служил маяком для детей со всех окрестных домов. Вот и сейчас на площадке было не протолкнуться.
– Папа, догоняй! – старший, шестилетний сын Емельяна опрометью рванул к игровому комплексу и быстро потерялся в ярких хитросплетениях городка. Маленький Елисей бодро зашагал следом.
– Ну что, мать, – мужчина передал жене куртку. – Начали?
С неимоверной быстротой он оказался у лестницы. Крепко схватившись за поручни, толкнулся ногами и преодолел прыжком сразу пять ступеней. Оказавшись на широкой площадке, Емеля выпрямился, прошелся по U-образному мостику, после чего с проворством обезьяны начал карабкаться по рукаву из сплетенных канатов. Заметив отца, мальчуган взвизгнул. Крученый желоб вынес ребенка прямо к основанию комплекса. Емельян бросился следом и, настигнув сына у одной из опор, сильно раскрутил его.
– Не догонишь, не дого…
Обманный рывок в сторону мальчика заставил того вновь забраться по лестнице. Другие дети, глядя на счастливого погодка, начали потихоньку подключаться к игре. Ребятня от мала до велика с неподдельным выражением радости и небывалым азартом убегала от прыткого, неистощимого на хитрости незнакомца. Иван еле успевал следить за круговоротом детворы и молниеносными перемещениями друга. Переливчатый гвалт звонких голосов заполнил площадку в считаные минуты. Емельян отрывался вовсю – не было места, куда он не смог бы протиснуться или запрыгнуть. Были моменты, когда Иван ловил себя на яростном желании тоже поучаствовать в этом сумасшедшем марафоне. Однако, представив всю нелепость своего вида на конструкциях детского городка, ощутил себя лишним и погрустнел.
– Ладно, Емельян, поеду я, – Иван положил руку на плечо оказавшегося рядом разгоряченного бегом товарища. – Спасибо, что в гости позвал… Тебе теперь с семьей побыть хочется…
– Погоди, – скрестив над головой руки в знак окончания игры, мужчина повернулся к другу. – Опять через весь город в метро трястись?.. Давай лучше на мотоцикле отвезу. Тем более, гараж отсюда совсем недалеко.
То, что Емеля выкатил из ворот, слабо подходило под привычное понятие «мотоцикл». Первой, самой поразительной деталью мотоцикла была кабанья голова. Светло-бурая, с темными точками маленьких глаз и кольцом, торчащим из носа, она располагалась посередине руля. Длинные «перья»-клыки цвета слоновой кости тянулись от морды животного до переднего колеса, где загибались вверх почти под прямым углом. В раскрытой пасти кроме пожелтевшего ряда зубов виднелась еще и большая круглая фара. Сама рама с закрепленными на ней мотором и бензобаком укрывалась под плотным слоем жесткой щетины. Разросшийся темный загривок плавно спускался к вытянутому, стилизованному под седло каштановому сиденью, задняя спинка которого громоздилась на чоппере круглым деревянным щитом в металлическом обрамлении. С заднего крыла свисал бурый поросячий хвостик с пышной кисточкой на конце. Темная подножка уверенно попирала потрескавшийся серый асфальт.
– Знакомься, это Боря – мой мотоцикл.
Иван посмотрел на запирающего гараж друга и не узнал его: Емельян выглядел не менее экстравагантно, чем его транспорт. «Когда успел переодеться?»
У мотоцикла стоял человек в круглых очках, с закрытым банданой лицом, а также зеленой каской на голове. Снизу к брейнкапу крепилась массивная на вид челюсть болотного цвета с торчащими кое-где клыками. По бокам головной убор украшали остроконечные уши, а на затылке, стянутая лентой у самого основания, развивалась копна длинных черных волос. Оформленная в той же цветовой гамме, что и каска, кожаная куртка была застегнута наглухо. Перевязь из ремней крепко удерживала двухуровневые защитные накладки, расположенные на плечах байкера. Довершали картину серые джинсы, заправленные в высокие ботинки из толстой кожи с квадратными стальными мысами. Мужчина разворачивал знамя с вышитым изображением клыкастого свиного рыла.
– «Вархаммер» али «Варкрафт»?.. – саркастически поинтересовался Ваня.
– Значения не имеет, – Емельян вставил древко в специальный тубус и жестом пригласил товарища садиться.
– Зачем все это?
– Не знаю, – Емельян отстегнул от седла еще одну каску и протянул другу. – Наверное, ни за чем. Мне просто интересно менять мир вокруг, делать его необычнее: фантазировать и реализовывать задуманное. Все с поделок в саду началось. То жучков из листьев мастеришь, то елочку к Новому году. Бывало, модули для какого-нибудь большого оригами до двенадцати ночи складывать приходилось. Попробовал однажды кое-что в повседневную жизнь внедрить… получилось. Дальше – больше. Теперь вот за уши от хэндмэйда не оттащишь – втянулся: хожу все, прикидываю, чего да как.
Глаза за стеклами дорожных очков улыбались Ивану.
– Ты домой собираешься или так и будешь возле мотоцикла стоять?
Иван, надев каску, мигом оседлал «секача».
– За Орду! – крикнул он, похлопывая ушастый брейнкап товарища. – За Калимдор…
Сжав руль, словно поводья огромного боевого кабана, Емельян тронулся с места.
Тын… Тын… Тын, тын, тын – курсор в виде патрона уверенно прыгал по строчкам меню. Клик! Потемневший экран разродился схемой Московского метрополитена и несколькими абзацами текста в углу. Из колонок полился монотонный мужской голос с легкой хрипотцой: «Отсюда в Полис есть только одна дорога – через Красную площадь. Артём, ты должен…»
– Я – не Артём! – пробормотал Иван и встал из-за стола.
Ему вдруг в одночасье опостылели бубнящий голос, фигурки псевдолюдей с однообразным поведением, бесконечно повторяющиеся, сливающиеся в одно серое полотно, локации. Волшебство, внезапно свалившееся на Ивана за прошедшие сутки, с лихвой перекрыло красоту виртуальных погружений. Игра не казалась уже такой привлекательной. Пробираясь в сказку через компьютер, Ваня совсем не замечал ее в настоящей жизни. Но теперь… теперь она развернулась перед ним в полную силу – яркая, увлекательная, со множеством неожиданных путей и возможностей. Реальность, казалось, пропиталась сказкой насквозь.
– Не обижайся, ежели обидел вчера, – говорил Емельян, прощаясь с товарищем у подъезда. – Совсем пьяный был. В общем, если вам коляска, кроватка или вещи какие детские понадобятся, обращайся – у нас на балконе много чего хранится…
Взглянув еще раз на погасший монитор, Иван покинул квартиру. А когда вернулся, встретил у лифта жену. Понурая Варежка стояла возле мусоропровода, откидной люк которого сыто улыбался.
– Поздно уже, – сама не зная зачем, сказала женщина. – Ведро через край, а одеваться, чтобы до контейнера во дворе дойти, лень. Вот и решила сюда выбросить.
Семь пышных белоснежных роз выплыли из-за Ваниной спины.
– Держи, – произнес он, улыбаясь. – Это тебе.
Варежка крепко обняла супруга, и лицо мужчины потонуло в мягких каштановых волосах. Запах жасмина кокетливо защекотал ноздри.
– Знаешь чего, – Иван разглядывал обшарпанные стены коридора. – Вот поеду завтра да красок разных куплю, нарисую здесь поляну с цветами.
– Зачем? – Варвара отстранилась и удивленно посмотрела супругу в глаза.
– Пускай на этаже красота будет… А заодно и место работы сменю, – воспоминания о числовых узниках в клетках сметных таблиц заставили мужчину скривиться. – Найду что-нибудь более подходящее, интересное для себя.
Из раскрытого окна пахнуло вечерней прохладой. На мелких камушках детской площадки послышались чьи-то быстрые шажки и звонкий голосок:
– Папа, догоняй!
Иван улыбнулся жене.
– Да, Варька… и давай, наконец, ребеночка заведем.
Мужчина не успел опомниться, как Варвара прижалась к нему с небывалой нежностью. Казалось, все ее существо готово было втиснуться в тело супруга, слиться с ним, сделаться чем-то единым. Словно озноб, женщину колотила мелкая нервная дрожь. Иван не мог видеть лица жены, но чувствовал – Варежка плачет. И еще он почти наверняка знал, что она счастлива. Пускай они пока в начале пути и дети – только проект, но от одного осознания сделанного сейчас шага, принятого решения, внутри Ивана разлилась приятная, нежная теплота.
* * *Очередной удар в область груди не принес ожидаемых результатов: сердце молчало, пульс отсутствовал. На губах лежащего мужчины застыла блаженная, искренняя улыбка. Человек, когда-то заплутавший в лабиринтах постъядерного мира задолго до самой Катастрофы, вновь покидал неприветливые казематы Московской подземки под звонкий салют сдираемых хирургом перчаток.
Когда из палатки вышла бригада уборщиков с завернутым в темный полиэтилен телом, воздух в санитарном блоке успел пропитаться едким сигаретным дымом. Брезентовый портал снова заглотил врачей – внутри ждал новый пациент. Их трудовой день только начинался…
Татьяна Живова
С тех пор, как случился Рагнарёк
Они выжили и построили для себя и своих детей свою собственную сказку. Или былину… Или сагу… Неважно. Важно то, что родную сказку необходимо защищать. Чтобы она не превратилась в страшную сказку.
Лето 2033 года, деревня Осиновка где-то в глухом Верхневолжье
– Ва-а-аська! Васька, паразит, где тебя снова лешие носят?! Обед простыл давно, сто раз греть не буду!
Дородная пухлощекая женщина в вышитой по концам намитке высунулась в окно, зорко оглядывая двор и его ближайшие окрестности.
– Ма-ам, ну ща-ас! Доиграем только… – долетел откуда-то из-за угла нетерпеливый детский крик.
– Я вот щас возьму хворостину, да так тебе «доиграю»… по мягкому месту!.. Живо обедать! Ишь, князь какой выискался, зови тут его по сто раз! А ну домой!
Из-за угла донеслось разочарованное «у-у-у-у!», потом, немного погодя, в сенях грохнула дверь, что-то брякнуло, покатилось, загремело… Диким мявом взвыла возмущенная кошка, которой впотьмах отдавили не то лапу, не то хвост. Скрипнула дверь, и на пороге возник худенький, долговязый для своих девяти лет мальчонка в выбившейся из-под пояска выцветшей рубашке. В волосах его торчали какие-то соломины, голубые глаза светились задором и упрямством.
– Вы только поглядите на это чудо в перьях! – женщина всплеснула руками и уперла их в бока. – Опять с Ингваром по сеновалу как сумасшедшие прыгали? Сколько раз говорить…
Она вдруг осеклась, махнула рукой и уже совсем другим тоном распорядилась:
– Ладно. Умывайся – и за стол. Потом дело тебе будет.
– Какое еще дело? – насторожился мальчик.
– Ты поешь сперва!
Васька или, как его чаще звали дома и на улице, Васятка, развернулся на босой пятке и отправился обратно в сени, к рукомойнику. Тщательно намылил руки черным, пахнущим травами, мылом, старательно умылся и насухо вытерся рушником с узенькой скромной прошвой. Многие мальчишки на его месте просто плеснули бы пару раз водой в лицо – и тем бы и ограничились, но родители приучили Васятку очень серьезно относиться к чистоте тела.
Когда он вернулся, в кухне на столе уже дымились миски с зелеными щами. Мать нареза́ла хлеб.
Васятка втянул ноздрями вкусные запахи и юркнул за стол на свое место.
Обедали молча. Не потому, что сказать было нечего – просто так было заведено в их доме. Да и рты были заняты.
После обеда мать подала Васятке пухлый узелок из своего старого платка.
– Вот. Снеси-ка в Персюки для тетки Шехназ. Да и Дарью заодно проведаешь.
Расстроившийся было, что его не пустят обратно к дружкам доигрывать, Васятка повеселел. Поход в Персюки обещал много интересного – куда больше, чем игра в корабль викингов в колючих волнах сена!
Персюками в славяно-алано-урманской Осиновке называли лесной хутор в полудюжине верст от деревни. Жили там весьма интересные люди – Алишер и Шехназ, семейная пара из какой-то неведомой Васятке Персии. Где именно находилась эта их Персия – мальчик не знал, но бывать у них любил. Дядька Алишер слыл среди селян ученым человеком, алхимиком и знахарем. Именно к нему обращались, когда нужно было кого-то полечить, сделать какое-нибудь особо хитрое и сильное лекарство, а то и извести с огородов, полей или из дому не в меру расплодившихся и обнаглевших вредителей. Его жена, Шехназ, была искусницей в разных рукоделиях. Местные бабы и девки постоянно таскали ей лоскутки, обрезки кожи и мехов, бусинки и прочую милую запасливой женской натуре рухлядь, из которой персидка мастерила всякие красивости – начиная от игрушек и заканчивая украшениями и затейливо расшитыми поясными кармашками для мелочей. И не только сама мастерила – но и, бывало, обучала каким-то несложным приемам местных ребятишек. Тетка Шехназ, отличавшаяся редкостным ехидством и довольно острым языком, на вид казалась строгой и равнодушной к детям, но ребятня почему-то к ней липла, как мухи к меду. Дядьку Алишера же дети уважали и побаивались, считая колдуном и шепотом рассказывая о нем разные небылицы.
Дарья, старшая сестра Васятки, была замужем за сыном Алишера и Шехназ, Данилой. Так что, в какой-то степени, Васятка был родственником этой необычной пары. Что, кстати, прибавляло ему авторитета среди уличанских приятелей.
– Выйдешь из деревни, – меж тем поучала мать, вытаскивая из волос мальчика соломины и приводя его в достойный вид, – по сторонам не зевай. Особенно в лесу! С дороги не сходи, ягодами-грибами не увлекайся. Не дай бог, попадешься в ловушку! А ежели встретишь эльфа, кикимору или даже лешего – в разговоры особо не вступай, просто дай хлебца – на вот, возьми еще узелок – и спокойно ступай дальше. Хлебушек они любят и тебя не тронут, пропустят. Ну а ежели спросят, куда – так и говори: мол, к дядьке Алишеру иду. Они его знают и уважают – чай, тоже к нему лечиться бегают!
Васятка очень серьезно кивнул. О том, что родственник знается с лесным народцем, в Осиновке давным-давно ведали. Для взрослых это не было чем-то удивительным, но в глазах детворы добавляло личности знахаря еще большего ореола загадочности и дополнительных поводов его опасаться.
Прихватив свой деревянный меч (а как же воину в дальнем походе – да без оружия?), Васятка вышел из избы.
– Эй, ну что, мы будем доигрывать? – нетерпеливо окликнул его сидевший на соседском заборе Ингвар, закадычный приятель с урманского конца.
– Не, – важно, гордясь предстоящей миссией, ответил Васятка. – Не получится. Мамка велела в Персюки сходить, до дядьки Алишера! – знахаря он упомянул для вящей солидности. – Во, видишь? – показал он узелок. – Отнести велела.
– У-у-у-у-у… – протянул приятель одновременно с разочарованием, уважением и завистью. Он-то понимал, что его самого родители вряд ли отпустят сопровождать дружка в столь увлекательном походе. Буквально только что ему всучили для присмотра младшую сестренку, которая теперь возилась неподалеку, пытаясь превратить жирного, разомлевшего на солнышке соседского кота в верховую лошадь для одной из своих тряпичных кукол.
Не то чтобы Ингвар не любил нянчиться с мелкой – нет, шестилетняя Йоля – или, по-местному, Ёлка – была на редкость разумным и все понимающим человечком, не доставляющим особых хлопот. Временами приятели даже брали ее в свои игры. Но Ингвар считал, что путешествие на лесной хутор, где живет овеянный слухами, один другого невероятнее, знахарь – совсем не девчачье дело.
Правда, Йоля, кажется, была на этот счет иного мнения. Услышав, куда собрался приятель старшего брата, девочка тут же оставила в покое несчастного мышелова и подбежала к мальчишкам.
– Ты идешь в Персюки? – дернула она Васятку за рукав. – Возьмешь нас с собой?
– Ёлка! – грозно прикрикнул брат и, нахмурившись, показал ей кулак.
– А чего Ёлка, чего сразу Ёлка? – надула губки девочка, начисто проигнорировав его жест и тон. – Как вам, мальчишкам, так можно, а как мне… Между прочим, Огнива с кривичанского подворья давеча хвалилась новой куклой, что ей тетя Шехназ пошила! А у Затеи, ее сестры, новые сережки появились, тетя Шехназ ее научила, как делать! Я тоже хочу так научиться! Ну И-и-ингва-а-ар! – заканючила она. – Ты ведь давно обещался меня туда сводить! И все никак не сводишь!
– Да ты и молотка-то в руке не удержишь! – отмахнулся брат. – Сережки ей делать учиться, вот тоже придумала!.. А что до Персюков – так это надо у взрослых спрашиваться!
– Ну так спросись! – уперла руки в бока Йоля с таким видом, будто была крайне поражена братовой бестолковостью. – А то только болтаешь! Воин ты или нет?
– Тьфу на тебя, девка! – в сердцах плюнул Ингвар. Васятка давно заметил, что грозной взрослой суровости у друга, старавшегося держать сестру в строгости, обычно надолго не хватало. Не по возрасту разумная и не по чину боевая девчушка очень хорошо умела вертеть старшим братом!
Осторожно покосившись на приятеля – не смеется ли над ним? – Ингвар спросил:
– Мы можем пойти с тобой – если родители разрешат?
– А то ж нет! – обрадовался Васятка. – В компании и путь веселее!
– Тогда пригляди немного за этой трещоткой? Я до своих сгоняю, ага?
– Ага!
Ингвар умчался, вздымая босыми пятками уличную пыль и распугивая копошившихся в ней кур.
– У меня вот даже и бусинки для сережек есть! – радостно поделилась с Васяткой Йоля. Покопавшись в поясном кармашке-лакомнике, она что-то из него выудила и протянула мальчику раскрытую ладошку. – Вот! Отец с ярмарки привез! Правда красивые?
На ладони ее блестели, переливались стеклянными гранями две нарядные синие бусины величиной с крупную фасолину.
– Красивые, – согласился Васятка. – Небось, дорогие?
– Отец за них цивилам аж целый лосячий окорок отдал! – важно произнесла девочка, бережно пряча свои богатства обратно в лакомник. – А окорок этот и рога от лося сменял у эльфов на котенка от Белолапы.
Мальчик понимающе округлил глаза и присвистнул. Да, покупка была очень дорогая! Белолапа из дома Ингвара и Йоли славилась по всей Осиновке и за ее пределами как лучшая в округе кошка-крысоловка. Котят ее всегда охотно разбирали, едва они только приучались матерью к охоте. И еще ни разу никто из их владельцев не жаловался.
Цивилами в Осиновке называли жителей Буянова – села, лежавшего по ту сторону леса. Откуда повелось такое название – Васятка не ведал. Цивилы говорили на том же языке, что и в Осиновке, но одевались иначе, не пользовались доспехами и мечами, да и обычаи блюли иные – хоть в чем-то и схожие с укладом осиновцев.
Васятка несколько раз бывал с родителями в Буянове. Те время от времени ездили туда – на ярмарку и в церковь. В Осиновке церкви не было, но зато были капища, где другие жители деревни молились кто Одину, кто Роду, кто еще каким иным богам.
Несмотря на столь разные веры и обычаи, отношения между Осиновкой и Буяновым были вполне добрососедскими. Жили-то, почитай, сообща – из одной реки рыбу ловили, в один и тот же лес по грибы-ягоды да на охоту ходили. Как тут враждовать? Да и торговали друг с другом помаленьку, за новостями и в гости к соседям бегали, а то, случалось, и роднились даже. Что, впрочем, ничуть не мешало острословам с обеих сторон зубоскалить по поводу чудно́го уклада жизни соседей… ну так на то они и соседские отношения!
На дороге показался встрепанный и запыхавшийся Ингвар.
– Разрешили! – уже издали радостно крикнул он. – Ёлка, живо собирай своих кукол-шмукол, мы идем в Персюки!
– Ура-а-а! – завопила девочка и кинулась запихивать глазастых любимиц в висевшую через плечо холщовую котомку.
Лес между Буяновым и Осиновкой считался почти не опасным. Дикое зверье предпочитало держаться в его глубине и на окраины совалось не особо охотно. Конечно, бывали и потравы полей, когда кабаны или лоси выбирались из чащи и нагло паслись среди посевов, и случаи, когда оголодавшие волки задирали чью-нибудь овцу или корову, но массовых опустошительных набегов не случалось уже лет десять-пятнадцать. Численность расплодившегося было после Судного Дня зверья надежно сдерживали в разумных пределах как осиновские и буяновские охотники, так и жившие в лесной чаще лешие с кикиморами да эльфы.
Судный День или, как говорили в урманском конце, Рагнарёк, случился давно, лет так двадцать назад. Васятки тогда еще и не было на свете, но взрослые очень хорошо помнили те времена и рассказывали детям истории одна другой страшнее. Тут тебе и рушащееся на голову пылающее небо, и плавящаяся земля, и целые города, словно сметенные с лица матушки-земли одним взмахом чудовищной палицы неведомого богатыря, и горы обугленных трупов, и незримая смерть, косившая людей и зверье потом, годы спустя…
К счастью, эти места Рагнарёк не затронул. Взрослые говорили, что рушить в эдакой глухомани было просто нечего, потому Безносая и пронеслась мимо, лишь коснувшись этой земли краем своего савана. Но и этого хватило.
Васятка слышал от взрослых, что раньше, до Судного Дня, в Осиновке никто не жил. Да и Буяново стояло не особо населенное – так, доживали свой век в трех-четырех избах несколько стариков-цивилов, да летом и на праздники наезжали из города их дети и внуки со своими детьми. Нынешнее население Осиновки тоже ранее жило не здесь, а кто где. В основном, их родными местами были какие-то далекие города и страны, о которых теперешнее поколение слышало только из рассказов родителей, больше напоминавших сказки. Некогда все эти люди собрались в осиновском лесу на какой-то великий многодневный сход, или, по-урмански, альтинг. То ли князя-конунга над собой выбирали, то ли праздновали чего-то – Васятка так и не понял. Но Судный День случился как раз в те дни.
Отец рассказывал, что, пережив Рагнарёк, некоторые люди пытались вернуться в свои родные места, отыскать родичей… Они уходили из Леса, где укрылись от Судного Дня и его последствий участники Схода, уходили – чтобы через некоторое время вернуться… или не вернуться вовсе. Многие из тех, кто возвращался, потом умирали от непонятной хвори – умирали долго, мучительно, страшно… Именно они принесли в Лес вести о разрушенных городах, обугленных или рассыпавшихся в прах трупах их жителей, о царящем среди редких выживших ужасе, безумии и страшных в своем отчаянии и жестокости попытках выжить, выползти, выцарапаться…
На Большом Тинге, собранном вскоре после того, как были получены первые жуткие вести о творящемся в окрестном мире, было решено: из Лесу пока не выходить, для жилья выкопать землянки и возвести вокруг сего поселка надежный островерхий тын. Как потом оказалось, затея с тыном была верная: в первые дни и месяцы уж слишком часто в этих краях появлялись люди, бежавшие из опаленных Рагнарёком мест. Некоторые из них были мирные и охотно прибивались к лесной общине. Но некоторые несли зло и разрушение, как будто сами были исчадиями Судного Дня.