Книга Либеральные реформы при нелиберальном режиме - читать онлайн бесплатно, автор Стивен Ф. Уильямс. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Либеральные реформы при нелиберальном режиме
Либеральные реформы при нелиберальном режиме
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Либеральные реформы при нелиберальном режиме

Норт обобщает свою концепцию идеей зависимости от предшествующего пути, заимствованной из области микроэкономики. Когда на рынке утверждается некая конкретная технология, эффект от масштаба (и в этом случае широко понимаемый и непременно включающий сетевые эффекты) закрывает возможности развития даже более совершенных альтернатив. Возьмем актуальный пример: поскольку на рынке почти безраздельно господствует операционная система Windows, программисты, разрабатывающие новые прикладные программы, заинтересованы в том, чтобы писать их под Windows, потому что программы, написанные под любую другую операционную систему, окажутся гораздо менее прибыльными, даже если работать будут с заметно большей эффективностью. Таким образом, поскольку Windows опередила всех на старте и практически захватила рынок, на нем очень трудно утвердиться новой операционной системе. Так же обстоит дело и с политическими предпринимателями, продвигающими систему политической экономии, которая требует новых навыков ума и превосходство которой стабильно возрастает по мере увеличения масштаба. Преобразование нелиберального режима в либеральный представляет собой куда более трудную задачу, чем вытеснение с рынка операционной системы Windows.

Поскольку свободу нельзя получить от правящих элит в подарок или в обмен на будущие выгоды, разумнее рассматривать ее как результат постепенного процесса, в котором группы с невысоким общественным статусом постепенно обретают силу, способную принудить власть к уступкам и договоренностям. Процесс может начать небольшая группа вроде баронов, которые заставили короля Иоанна Безземельного подписать в Раннимиде Великую хартию вольностей, и постепенно к нему будут присоединяться другие сегменты общества, как это происходило в ходе Столетней войны и Славной революции 1688 г., когда заключались всё новые соглашения между парламентом и королем. Эти соглашения существенно ограничили власть монарха, в результате чего король получил право собирать налоги только с согласия парламента, и постепенно всё более широкие классы собственников получали надежную защиту от мародерских замашек короны[39]. Нечто очень похожее происходило в Голландии. В обеих странах беспрепятственный доступ к торговле сделал возможным возвышение купечества, которое, набрав силу, в союзе с землевладельцами ограничило притязания монархии[40]. В своем очерке мировой экономической истории (John Powelson, Centuries of Economic Endeavor) Джон Пауэлсон отмечает сходный процесс распыления власти в результате возвышения прежде бессильных групп, формирующих горизонтальные союзы и договаривающихся с властвующей элитой о дополнительных свободах.

Этой истории можно придать и совсем уж мрачный вид, если припомнить случайные факторы, сыгравшие ключевую роль в успехе либеральной демократии: наследие древнегреческих городов‐государств; грубая демократичность и индивидуализм скандинавских завоевателей; разделение власти между церковью и государством; особенности протестантизма; география, побуждавшая европейские страны к соперничеству, но препятствовавшая их слиянию в рамках мощной империи, и т. п. Аналитики выделили и столь же случайные обстоятельства, воспрепятствовавшие движению к либерализму. Например, был выдвинут весьма правдоподобный аргумент, что рост экономической свободы на Ближнем Востоке прекратился из‐за ряда вроде бы малозначительных обстоятельств – эгалитарного правила наследования в равных долях, квазиблаготворительного институт вакфов[41] и отсутствия в традиционном праве места для корпоративной организации[42].

Если подходить к делу более оптимистично, превосходство либеральной демократии над альтернативными режимами никогда не было столь значительным, как в наши дни. Предприниматели имеют возможность производить перемены, соединяя интеллектуальные, природные и финансовые ресурсы, разбросанные по всему миру, при этом они зачастую используют форму сложных, широкомасштабных и долговременных предприятий – но все это возможно только в условиях верховенства права. Пожалуй, никогда прежде принцип верховенства права не давал столь высокой отдачи[43].

Наконец, вопрос о складе ума решается «каскадной» теорией, утверждающей, что люди обладают немалой, хотя здесь много разнообразия, склонностью подстраиваться при выражении своих мнений под принятые или преобладающие вокруг них, иногда из страха перед государством, но чаще просто из нежелания выделяться. Когда преобладающая точка зрения перестает соответствовать реальности, вначале лишь немногие берут на себя риск бросить вызов ортодоксии. Но с каждым новым открыто выступившим риск показаться чудаком уменьшается, так что уже и чуть менее смелым людям становится легче высказываться. И так далее. Если изменение точек зрения, критически важных для успеха либеральной демократии, происходит таким же образом, тогда не столь уж трудно провести необходимые изменения.

В любом случае, если Норт прав (а его анализ вроде бы исходит из весьма реалистичного понимания человеческой природы), то столыпинские реформы можно рассматривать как аномалию. Они явно не были непосредственным ответом на требования крестьян о приватизации их земельных наделов. Царь и поддержавшие реформу слои дворянства испытывали определенное давление, но оно не было направлено на приватизацию крестьянских наделов. Тем не менее они приступили к приватизации, и это решение в значительной мере было добровольным. Получается, что эти реформы представляли собой тот редкий случай, когда правящие элиты добровольно ослабляют себя тем, что наделяют других защищенной законом частной собственностью? Или это было жульничество, т. е. частная собственность была передана, а сопутствующий доступ к политическому влиянию, необходимому для ее защиты, предоставлен не был? Или, возможно, это пример реформ, не открывающих прямого пути к либеральной демократии, но только лишь закладывающих семена будущих преобразований?

Либерализация прав собственности в царской России

В 1906 г. государство Российское не было либерально‐демократическим, хотя, пожалуй, оно было не столь уж далеко от этого идеала, как принято думать. В начале июля 1906 г., когда Столыпин стал премьер‐министром, Российская империя жила в соответствии с Основными государственными законами (примерный аналог конституции), которые царь Николай II провозгласил 23 апреля 1906 г. под воздействием революции 1905 г. Этот закон создал законодательное собрание (Думу), избранное на основе избирательного права пусть и не совпадающего с идеалом «один человек – один голос», но по крайней мере гарантировавшего, что все существенные интересы были представлены – впервые в истории России. Однако этот закон оставил исполнительную власть в руках царя и его министров (не подотчетных Думе), а также оставил царю определенные законодательные полномочия. Даже там, где Дума могла проявлять законодательную инициативу (совместно с невыборным Государственным Советом), на ее решения могло быть наложено царское вето, которое, однако, можно было преодолеть. Хотя постоянные судьи назначались пожизненно, некоторые политические преступления находились в юрисдикции административных органов, а не судов, а судебные решения Сената, гибридного судебно‐исполнительного органа власти, во многих случаях осуществлявшего роль высшей судебной инстанции, могли быть отменены царем[44]. Хоть и можно сказать, что правительство Российской империи медленно продвигалось от самодержавия к конституционной монархии, путь ему предстоял неблизкий.

Это что касается несовершенства представительной демократии. Либерализм, если следовать моему определению, также был недоразвит. Отчасти это было связано с недоразвитостью крестьянских прав собственности на надельную землю, которая составляла подавляющую часть принадлежавших крестьянству земель и примерно половину всех сельскохозяйственных земель страны[45]. Гражданское общество было слабым, хотя уже вовсю действовали всевозможные союзы и ассоциации. Другие права собственности, не относившиеся к надельной земле, также были слабы; бизнес зачастую сильно зависел от государственных подрядов, разрешений, ассигнований и покровительства.

Возможно, именно православие сделало господствующий образ мыслей более враждебным к либеральной демократии, особенно в сочетании со склонностью некоторых русских подчеркивать отличия от Запада. «Славянофильская идеология, – пишет специалист по капиталистическому развитию России в XIX в., – всегда порицала легализм и его последствия – частную собственность, политический либерализм, конституционное правление и индивидуализм – как чрезмерно безличные и чуждые духу православия, приверженного идеям смирения, соборности и подчинения народа мудрому правлению самодержавного царя»[46].

Столыпин занял пост премьер‐министра именно в тот момент, когда царь – с согласия Столыпина – распустил первую Думу. Она была распущена в строгом соответствии с законом, но по причинам, которые не сулили ничего хорошего либеральной демократии. Оказалось, что невозможно придумать такого законодательного предложения, затрагивающего положение крестьянства, которое оказалось бы приемлемо и для царя, и для любого мыслимого большинства Думы. В Думе невозможно было составить большинство, которое согласилось бы открыть крестьянам доступ к тому, что, с нашей точки зрения, представляет собой всего лишь обычные права собственности на землю.

Крестьянские представители – социалисты‐революционеры (эсеры) и поддерживавшие их трудовики – стремились к масштабному перераспределению земли, точнее говоря, к тому, чтобы все частные сельскохозяйственные земли, не принадлежавшие крестьянам (а в 1905 г. таковые составляли половину крестьянских земель), были разделены между крестьянами[47]. Но если бы их идеи восторжествовали, крестьяне не получили бы защищенных прав собственности и в стране не сформировался бы обычный рынок земли. В любом случае никакой компенсации за отнятую землю прежним владельцам не предполагалось.

Господствующей в Думе партией были конституционные демократы, или кадеты, которых не без оснований считали «цветом русской интеллигенции»[48]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

David Moon, The Russian Peasantry, 1600–1930: The World the Peasants Made (1990), 21.

2

Предположительно это была одна из брошюр по агрономии, которые печатало и распространяло правительство, взявшееся за реформу прав собственности. См.: Бородин А. П. Столыпин: Реформы во имя России. М., 2004. С. 187–188.

3

Федоров Б. Петр Столыпин: «Я верю в Россию». М., 2002. Т. 1. С. 404–405 (цитата из: Шульгин В. В. Размышления. Две старых тетради. Неизвестная Россия ХХ век. Историческое наследие. Кн. I. М., 1992. С. 325.

4

George L. Yaney, The Urge to Mobilize: Agrarian Reform in Russia, 1861–1930 (1982), 207.

5

Тюкавкин В. Г. Великорусское крестьянство и Столыпинская аграрная реформа. М., 2001. С. 167.

6

Корелин А., Шацилло К. Ф. П. А. Столыпин. Попытка модернизации сельского хозяйства России // Деревня в начале века: революция и реформа / Ред. Ю. Н. Афанасьев. М., 1995. С. 8.

7

См.: Arcady Stolypine, De l’Empire à l’exile: avant et après 1917. Mémoires (1996), 19–23 (пишет о родстве с Лермонтовым через общего прадеда, Алексея Емельяновича Столыпина [1744–1810]). См. также: Федоров Б. Петр Столыпин: «Я верю в Россию». М., 2002. Т. 2. С. 194–204.

8

Федоров. Т. 1. С. 348; Сидоровнин Г. Столыпин: Жизнь за отечество. М., 2002. С. 29–37.

9

Корелин, Шацилло. С. 8.

10

Федоров. Т. 1. С. 348. См. также: Тюкавкин. С. 159.

11

Abraham Ascher, The Revolution of 1905: Authority Restored (1992), 219.

12

Abraham Ascher, P.A. Stolypin: The Search for Stability in Late Imperial Russia (2001), 16.

13

Сидоровнин. С. 45, 48.

14

Maria Petrovna von Bock, Reminiscences of My Father, Peter A. Stolypin (1970), 22 (рассказывает о его сопоставлениях и говорит, что эти наблюдения «послужили основой» последующих реформ) [см.: Бок М. П. Воспоминания о моем отце П. А. Столыпине. Нью‐Йорк: Издательство им. Чехова, 1953]. См. также: Ascher, P. A. Stolypin, 19.

15

См.: Столыпин П. А. Нам нужна великая Россия: полное собрание речей в Государственной Думе и Государственном Совете, 1906–1911. М.: 1991. С. 89 (речь от 10 мая 1907 г.).

16

Сидоровнин. С. 48.

17

Корелин, Шацилло. С. 11–12; Ascher, P. A. Stolypin, 56–59.

18

Ascher, P. A. Stolypin, 56–59, 42–43. См. также: Сидоровнин. С. 96–97.

19

Thomas Fallows, “Governor Stolypin and the Revolution of 1905 in Saratov”, in Politics and Society in Provincial Russia, Saratov Province, 1500–1917, eds., Rex A. Wade and Scott Seregny (1989), 160–190.

20

Ascher, P. A. Stolypin, 60.

21

См., напр.: Витте С. Ю. Воспоминания. М., 1960. Т. 3. С. 446.

22

Корелин, Шацилло. С. 20.

23

Ascher, P. A. Stolypin, 380.

24

См.: Ronald H. Coase, “The Problem of Social Cost,” J. of Law & Economics 3 (1960): 1—44. [Коуз Р. Проблема социальных издержек // Коуз Р. Фирма, рынок, право. М., 1993. С. 85— 139.]

25

См.: Sheila Fitzpatrick, Everyday Stalinism: Ordinary Life in Extraordinary Times: Soviet Russia in the 1930s (1999), 110, где она цитирует Надежду Мандельштам: Мандельштам Н. Воспоминания. 1970. С. 119–120. Фитцпатрик описывает патронажную систему в целом на с. 109–114. Стив Хедлунд (Stefan Hedlund, Russian Path Dependence [2005]) полагает, что патронажная система установилась в России не позднее середины XVII в. и в полной мере сохранилась по сей день. В главе 7, оценивая воздействие столыпинских реформ, я прихожу к такому же выводу.

26

См.: Mancur Olson, Power and Prosperity (2000). Особый случай представляют собой иерархические фирмы, действующие в конкурентной среде. Они менее подвержены крайним формам упадка в силу конкуренции на рынках капитала и на товарных рынках. Иерархические фирмы, обслуживающие клиентов хуже, чем малые предприятия, будут выдавлены из бизнеса, если только экономия на масштабах производства не позволит им компенсировать более высокие агентские издержки; если же руководство иерархической фирмы не сможет как следует контролировать отлынивающих от дела агентов, то фирма будет захвачена рейдерами, а руководители слетят со своих должностей.

27

David Landes, The Wealth and Poverty of Nations (1998), 398.

28

См.: Christopher Clague, Philip Keefer, Stephen Knack, and Mancur Olson, “Property and Contract Rights in Autocracies and Democracies,” in Democracy, Governance, and Growth, eds. Steven Knack, еt al. (2003), 136, 173.

29

Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2‐е изд. Т. 8. С. 207. Цит. по: Moeletsi Mbeki, “Underdevelopment in Sub‐Saharan Africa: The Role of the Private Sector and Political Elites,” CATO Foreign Policy Briefing No. 85 (April 15, 2005). Маркс сравнивает крестьян с пролетариями, но сказанное им дает возможность сравнить их и с фермерами, действующими в рыночном окружении и имеющими возможность превратиться в буржуазию, в способности которой защищать свои классовые интересы Маркс, конечно, никогда не сомневался.

30

Daron Acemoglu, Simon Johnson, and James Robinson, “Institutions as the Fundamental Cause of Long‐Run Growth” (National Bureau of Economic Research Working Paper 2004), будет опубликована в Handbook of Economic Growth, eds. Philippe Aghion and Steve Durlauf, 55–58.

31

Frederick Douglass, “The Significance of Emancipation in the West Indies,” Speech, August 3, 1857. In The Frederick Douglass Papers. Series One: Speeches, Debates, and Interviews, ed. John W. Blassingame (1985), 3: 204.

32

Acemoglu, Johnson, and Robinson, 42–43, 60. См. также: ibid., 70–71 о страхе Тюдоров перед политическими последствиями капиталистического обогащения; см. также: Alexander Gerschen-kron, “Agrarian Policies and Industrialization, Russia 1861–1914,” in Alexander Gerschenkron, Continuity in History and Other Essays (1968), 145–146.

33

Я оставляю в стороне реформы, проведенные в результате насильственной оккупации, как это было, скажем, в послевоенной Германии и Японии. Для проведения таких реформ явно нет нужды в добровольном согласии правящих элит отойти от власти. Что же касается трудностей преодоления сложившегося менталитета, о чем речь пойдет ниже, успех реформ вероятно был обусловлен, во‐первых, своего рода готовностью людей (см., напр.: John P. Powelson, Centuries of Economic Endeavour (1994), 13–41 (Япония), 314–326 (Германия); Francis Fukuyama, Trust: The Social Virtues and the Creation of Prosperity (1995), 53–54, 166–167, 175–176, 182–183 (Япония), 204–205, 207, 210 (Германия)) и, во‐вторых, тем, что Вторая мировая война сделала полностью нелегитимными фашистские элиты, развязавшие войну. Ср.: Mancur Olson, Jr., The Rise and Decline of Nations (1982). [Олсон М. Возвышение и упадок народов. Экономический рост, стагфляция, социальный склероз. Новосибирск: ЭКОР, 1998.]

34

См.: Gordon S. Wood, The Radicalism of American Revolution (1991) (здесь рассматривается процесс, в результате которого в XVIII в. гражданская республиканская идеология частной собственности и представительного правления вытеснила патримониализм и в конце XVIII – начале XIX в. проложила путь к либеральному рыночному обществу. [Патримониализм – форма политического господства или политической власти, основанная на «личной» и бюрократической власти. – Ред.]

35

См.: Steven Calabresi, “The Historical Origins of the Rule of Law in the American Constitutional Order,” Harv. J. of Law & Public Policy 28 (2004): 273–280.

36

Douglas C. North, Institutions, Institutional Change and Economic Performance (1990), 59–60, 101–104. [Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Начала, 1997. С. 83, 130–133.]

37

См.: North, Institutions. [Норт. Институты.] См. также: John V.C. Nye, “Thinking About the State: Property Rights, Trade, and Changing Contractual Arrangements in a World with Coercion,” in Frontiers of the New Institutional Economics, eds. John N. Drobak and John V. C. Nye (1997), 121–142.

38

См.: Paul Pierson, “Path Dependence, Increasing Returns, and the Study of Politics,” American Political Science Review 94 (2000): 251–266.

39

Классическое описание этого процесса см. в Douglass North and Barry Weingast, “Constitution and Commitment: The Evolution of Institutions Governing Public Choice in Seventeenth‐Century England,” Journal of Economic History 49 (1989): 803–832. См. также North, Institutions, 112–115. [Норт. Институты. С. 145–149.]

40

Acemoglu, Johnson, and Robinson, 66–72.

41

Имущество, отданное на религиозные и благотворительные цели, не отчуждаемое и не облагаемое налогами. – Прим. перев.

42

Timur Kuran, “Why the Middle East is Economically Undeveloped: Historical Mechanisms of Institutional Stagnation,” J. of Econ. Perspectives 18, no. 3 (Summer 2004): 71–90.

43

См.: Nye, 121–142.

44

George L. Yanee, The Systematization of Russian Government (1973), 327. См. также: ibid., 205–220, 237, 250–251, 259–260, 301–302, 382). К числу «постоянных» судей не относились судьи волостных судов, о которых речь будет ниже, и члены самого Сената.

45

См.: Geroid T. Robinson, Rural Russia Under the Old Regime (1969), 268.

46

Thomas C. Owen, Dilemmas of Russian Capitalism: Fedor Chizov and Corporate Enterprise in the Railroad Age (2005), 198.

47

Robinson, 268–269. Если оставить в стороне государственные земли и земли царской семьи, значительная часть которых была сравнительно непригодна для хозяйственной эксплуатации, крестьянство владело примерно 63 % сельскохозяйственных земель, а некрестьянской частью владели все остальные. Более подробно об этом см. в гл. 3. К 1914 г. преобладание крестьянской земельной собственности существенно усилилось. См.: Robinson, 270–272. По ряду причин результаты расчетов у разных авторов не сходятся, но можно считать, что крестьянские владения выросли до 170,5 млн десятин, а некрестьянские (учитывая те же самые категории не крестьянских собственников, что и в расчетах за 1905 г.) сократились до 71,3 млн десятин, т. е. соотношение стало 70 % и 30 %.

За период 1907–1914 гг. ссуды Крестьянского банка на выкуп крестьянами земли у дворян позволили крестьянам скупить примерно 19,5 млн десятин. George L. Yaney, The Urge to Mobilize: Agrarian Reform in Russia, 1861–1930 (1982), 159. Дороти Аткинсон [Dorothy Atkinson, The End of the Russian Land Commune, 1905–1930 (1983), 83–84] приводит примерно те же цифры.

48

Дякин В. С. Был ли шанс у Столыпина? // Государственная деятельность П. А. Столыпина: сборник статей / Отв. ред. Н. К. Фигуровская и А. Д. Степанский. 1994. С. 18.

Вы ознакомились с фрагментом книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста.

Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:

Полная версия книги