– Вытащите все из карманов, я сверху посмотрю.
– Понятые будут? Акт?
– Это осмотр, а не досмотр! Ведется видеофиксация. – Он указал на камеру, висящую на брюхе.
– А акт?
– Какой акт?
– Осмотра!
– Будет вам акт, когда найду что-то запрещенное.
– Кем?
– Государством… вы мне тут ваньку не валяйте.
– А если не найдете? Компенсация будет за моральный вред?
– Какой еще вред?
– Моральный, говорю ж.
– То есть?
– Меня всегда потряхивает, когда вожу беседы с вами…
– А чего ж потряхивает, коль ничего при вас нету? – Он внимательно посмотрел в мои глаза. – Или все же есть?
– Да нет вроде…
– Приступим!
Со всей пролетарской ненавистью осмотрщик похлопал по моим карманам и даже наклонился к носкам. Мне стало почему-то весело. Я улыбался во все щеки. Товарища капитана злило сие еще больше. Второй страж дорог лениво досмотрел Лёвчика, они закурили, молча наблюдая за процессом…
Согласен, что паренек в спортивном костюме, едущий на старой «девятке», да еще и с невыспавшимися глазами, может быть наркоманом, но увы и ах, монсеньор, Штольман – идейный алкоголик, уж извините, не по адресу… Открыл двери. Открыл бардачок. Закрыл бардачок. Закрыл двери. Открыл багажник. Закрыл багажник. Дело дошло до барсетки. Я вытаскивал из каждого ее отсека содержимое, а там всякого хлама навалом, как у порядочной барышни в ридикюле. «А это что? А это?» – прощупывая каждый миллиметр, спрашивал меня бордовый капитан. Я отвечал весело, но спокойно. В одном из карманов таился с десяток презервативов россыпью и пропуск на работу, очень, кстати, символично.
– Это что? – страж правопорядка стал прощупывать один из продуктов компании Durex.
– Это презерватив, товарищ капитан, новый, запакованный!
Рука была убрана с такой скоростью, будто ее током прошибло. Знаете, какой самый насыщенный оттенок у красного? Киноварь. Его добывают из сульфида ртути. Такого вот цвета было лицо шерифа.
– Езжайте! – Он отдал мне документы.
– Все, да?
– Да! – уходя, сказал мне он.
– Точно?
– Точно! – заорал капитан.
– А акт?
– Какой акт?
– Осмотра!
– Не будите лихо!
– Спасибо! – крикнул я уже ему вслед.
– Ну ты, брат, даешь! – захохотал Лёвчик.
– Комплексующие люди всеми правдами и неправдами пытаются выбиться к любой форме власти, чтобы показать этому миру, как он заблуждался на их счет. На практике выходит лишь изощренная форма синдрома калитки, через которую они никого не пустят, не напомнив о том, что являются хранителями ключей, а значит, и могуществом над ситуацией. Ко всеобщему несчастью, таковых хватает во всех сферах жизни человечества. И это говорит о том, что оно обречено. Людей, что кричат о своем гордом величии, основанном ни на чем, хочется искренне пожалеть. Глупость сделала их такими. Им с этим жить и дальше, так и не познав того, что смех вокруг – над ними.
– Что-то я не заметил, как ты над ними ржал…
– Это все метафорически!
– Рули давай, философ, пока нас не загребли еще за что-нибудь!
– Так я не понял, Лёва, а чего тебя так мало шмонали?
– Да потому что я на алкоголика похож, а это не запрещено законом.
– Я вообще-то тоже.
– Все дело в лице! – Он указал на свою пропитую рожу. – Видал? А у тебя еще ничего…
– Не похож я на наркомана.
– Это не я сказал, а капитан.
– Он не говорил.
– Ну имел же в виду.
– И что?
– Ты синяки свои под глазами видел?
– Так не выспался.
– Времена нынче такие!
– А интересно, как они меня на своих мотоциклетках на освидетельствование повезли бы? Насколько я понимаю, если ты вызываешь подозрения, то на своей машине туда ехать нельзя.
