АНТОНИНА. А может, случайно? Ты ж не можешь себя всегда контролировать… когда пьяный, например.
Антонина зевает.
ВАСЁЧЕК. Так, стоп! От кого ты беременна?
Васёчек привстает на локти, сурово смотрит на Антонину, глаза ее бегают.
АНТОНИНА. От святого духа!
Антонина поворачивается на бок спиной к Васёчку.
ВАСЁЧЕК (сердится). Вот и вали к своему святому духу!
Васёчек встает и начинает надевать спортивный костюм.
АНТОНИНА (вскакивает, вешается на шее Васёчка). Милый мой, хороший, дорогой!
ВАСЁЧЕК (воротит морду). Не подлизывайся!
АНТОНИНА. Ты же бросишь ее?
ВАСЁЧЕК. Брошу!
АНТОНИНА. Сегодня?
ВАСЁЧЕК. А ты точно беременна?
АНТОНИНА (хмурит брови). Тест показать? Три сделала. На всех – по две.
ВАСЁЧЕК. Ок!
АНТОНИНА. Как меня бесит это твое немногословное «Ок!».
ВАСЁЧЕК. А что не так?
АНТОНИНА. Все не так! Как будто соглашаешься только для того, чтоб от тебя отстали.
ВАСЁЧЕК. Это иллюзии!
АНТОНИНА. Иллюзии – это твой брак. С этой твоей Галочкой…
Антонина отходит от Васёчка, начинает надевать шелковый халат.
Что за имя такое вообще? Га-а-алочка! Галина! Ф-е-е! Что ты в ней вообще нашел? Жирная, как поезд пассажирный!
Антонина хохочет.
Да и не твоя она! Душой я твоя.
ВАСЁЧЕК (супит нос). Она же нормальная была. По молодости. Общество сделало ее такой.
АНТОНИНА. Какое общество? Запустила себя, потому что ты не ценишь. А ты не ценишь, потому что любишь меня! Все предельно просто…
Антонина кружится вокруг своей оси, расставив руки в стороны.
Ежу ж даже понятно. Посмотри, какие формы!
Антонина приподнимает халат, показывая гладко выбритую ножку.
ВАСЁЧЕК. Я пошел.
АНТОНИНА. Дай поцелую.
Антонина целует Васёчка. Короткая пауза. Васёчек смотрит в зеркало, три раза крестится, выходит из комнаты.
Занавес.
Рюмочные в темпе вальса отправляются в буфет. Искусство, знаете ли, требует допинга. Буфетчица, словно Цезарь, делает кучу дел: разливает настойку, выдает пирожки, пальцем гоняет счеты и лихо выдает сдачу из кассы, расположившейся к большом напузном кармане ее голубого передника. Рюмочные кооперируются тройками за высокими белыми столами для еды стоя. Одна из таковых компашек жулит. Три рюмки и пирожок. На этом все! Сие лишь прикрытие. Стоящий спиной к буфету ловко достает из внутреннего кармана пожухлого пиджака металлическую фляжку грамм так на триста. Театралы подставляют тару. Водка. Как говаривал Юрий Алексеевич: «Поехали!» Первая пошла. Вторая. За ней – третья. Диалог.
Действующие лица как в спектакле – Кузьмич, Михалыч и Петрович. Мужики в полном расцвете сил, но с потрепанной душой, то есть всем за пятьдесят. Плюс-минус.
– Она – фантик. Красивый, блестящий, но мятый. Ее уже не раз выбрасывали в помойку. Когда-то в ней был шоколад. Сейчас же лишь шуршащая пустота, – переведя дух после экспресс-тостинга, молвил Кузьмич.
– Согласен! – активно закивал владелец фляги, именуемый Михалычем.
– Красивой картинке чаще всего и удивить-то нечем, ибо она слишком надеется на визуал. Когда дойдет до дела, фиаско нагрянет с такой силой, что все ветры зимы покажутся легким дуновением. Посредственные картинки умеют удивлять, дайте им шанс, и вы удивитесь, сколько в них прекрасного. Галочке однозначно надо дать шанс! – выдал свое мнение Петрович.
– Согласен! – снова закивал второй и начислил.
Хлопнули.
– Эй, ханыги, вы там чего, свое пьете, да? – загорланила буфетчица.
Театралы отрицательно закрутили головами, причем на всех столах.
– Я вам сейчас покажу! – хозяйка культурной питейной помахала жирным кулаком из-за прилавка.
И показала бы. Общество спас Васёчек. Да-да. Тот самый. Со спектакля. Искусство, знаете ли, требует допинга.
– Георгий Васильевич, – расплылась в улыбке буфетчица, – вам как обычно?
Актер молча кивнул. В ожидании постучал носком ботинка о пол, затем забрал блестящий поднос с пятью рюмашками настойки и удалился.
– Любовь, основанная лишь на физическом влечении, пройдет. – Кузьмич вернул своих собеседников в русло обсуждения высокого искусства. – Он сам не понимает, почему хочет на ней жениться, но все же собрался. Ну беременна она, и что? А там двое детей! Сомнительный размен ферзями…
– Согласен!
– Мне кажется, что Галочка – честная женщина, достойная восхищения. Взрастила двоих детей. А эта что? Проститутка! – согласился Петрович.
