О, что это был за концерт! Вот это я понимаю новая волна. Нью Вэйв рокуберэкшн. Клевая музыка, нечто совершенно новое, с винтажными вкраплениями. А сами исполнители выглядели просто потрясающе. Группа из молодых девушек и парней, одетых в футуристические костюмы, с плоскими хамелеоновыми очками на пол-лица. Парень и девушка – клавишники, стояли друг напротив друга, играя на специальных стойках синтезаторах. Они смотрели друг другу в глаза. Из их спин торчали какие-то устройства, на подобии гибких штативов. Они тянулись вдоль спины, а над головой изгибаясь, образовывали фигуру половинок сердца. Устройства светились неоном. Когда ребята играли одновременно, устройства соединялись друг с другом и получалось полноценное сердечко. Когда диоды соприкасались, на жидкокристаллических экранах за сценой менялся фон. Несмотря на техно-цифровую музыку – ударник девушка использовала классическую барабанную установку. В ноздре кольцо, яркий макияж, зелено-голубые волосы. Она была в купальнике, кедах, а сверху косуха нараспашку. И барабанная установка стояла не позади, а сбоку от клавишников, на одной линии. По полу распылялся дым, на котором лазеры разных цветов вырисовывали узоры. Парень – басист стоял так же на одной с ними линии. Он был низкого роста, с большой бас гитарой на широкой ленте. Он двигал головой в такт. Лид-гитарист стоял позади вышеуказанной четверки. Рядом с ним диджей с пультом на гладильной доске. Все это приковывало взгляд. А девушка-солист стояла позади на возвышении. На ней был белый бархатный банный халат. Волосы собраны в полотенце. Солнечные очки в стиле ретро семидесятых, на ногах туфли на высоком каблуке. В одной руке она держала микрофон на стойке, в другой неглубокий бокал с мартини. Музыка была необычна, никакой агрессии. Публика располагалась полукругом, на подобии маленького амфитеатра. Сцена была немного утоплена вниз, слушатели танцевали и смотрели на артистов, находясь на возвышении. При этом между группой и публикой не было никакого оцепления. Адекватная обстановка, никакой толкучки, места хватало всем. Билеты по низкой цене предлагали места вдоль стен, на втором и третьем уровне.
Я располагался как раз на втором уровне, только совсем с краю. Публика была под стать группе. Все модно одетые. Кто-то в образе супергероя, кто-то как рокер, кто-то также в халате и очках как солистка. Видно было, что все адекватные не то, что раньше. В меру трезвые, никаких наркотиков, только легкий алкоголь. Приятно было смотреть на молодежь. Просто красивые и креативные ребята. Вдруг я услышал в наушнике радиопомехи и шипение, это был капрал Уиллис:
– Отряд браво, команда-захват, команда-захват, готовность пять секунд!
– Браво, принял, начинаю отсчет, парни как слышали, за дело, – ответил я Уиллису и натянул балаклаву на лицо, после чего проверил карабин и стал на изготовку у перил второго уровня.
Продолжаю счет про себя, четыре, три, два, один. Затем кидаю светошумовую гранату на сцену и спускаюсь на канате вниз. На противоположной стороне ребята также бросили веревки, боковым зрением вижу, как пацаны из отряда Альфа выбивают дверь на первом этаже. Я прыгаю прямо на барабанную установку, снимаю карабин и в прыжке сваливаю ударом ноги барабанщицу. Кувырок и прикладом штурмовой винтовки срубаю басиста. Клавишники встали как истуканы. Тогда я просто берцом пинаю по одному из синтезаторов, с криком: «Мордой в пол, утырки!». Я отодвинул винтовку за спину, выдохнул и как раньше на службе в армии, ломая кирпичи, ладонью уебал по клавишам второго синтезатора. Установка рухнула. Парни вентили диджея и солистку, стягивая пластиковые хомуты на запястьях. Музыка прервалась. Визгов не было, публика абсолютно нормальная. Слышны были лишь крики моих парней, которые грубо винтили всех подряд: «Руки за голову, черви», «Ублюдки», «Заткнулись», «Убрал телефон, щенок».
Капрал Уиллис шел прямо по ковру из лежащих посетителей, не разбирая куда ступает нога, иногда слышался легкий стон.
– Капрал Уиллис операция выполнена, раненых и пострадавших среди отряда нет! – произвел я доклад.
– Молодец сынок, в следующий раз пожестче надо, – ответил капрал и похлопал меня по плечу, упираясь одной ногой на шею гитариста.
– А неплохая музыка, а капрал?
– Да нет, полное говно.
11. Супруга Жена
Вдохновленный Арканий бежал домой. Он все продумал и просчитал. Ему не терпелось все рассказать жене и поделиться с ней новой идеей. Дома его ждала прекрасная супруга Жена. Да у нее именно такое странное имя. Супруга Аркания была бесподобна. Она во всем поддерживала мужа. Была умной шеей, как говорят. К тому же красива и верна, а самое главное любила Аркания, была предана ему. Все решения они принимали совместно, где надо уступали друг другу, внимательно выслушивая и все обсуждая. О, что это был за союз! Настоящий крепкий брачный союз. Они были уже не молоды, каждый с багажом опыта и житейской мудрости.
Арканий снял и передал пальто супруге. Она убрала его в шкаф. Арканий поцеловал Жену и быстро пошел на кухню, ведя ее за руку.
– Пойдем скорее, я что-то тебе расскажу. – сказал Арканий.
– Дорогая, присядь, я все рассчитал. Деньги, которые мы откладывали на отдых, предлагаю выгодно вложить.
– Хорошо, милый, я вся внимание. – спокойно ответила супруга.
– Я продам машину, возьму кредит, который мне уже одобрили, и мы купим земельный участок! Конечно, с отдыхом придётся повременить, – он ласково приобнял Жену и продолжил, – но ничего, отдохнем без выезда. А после я начну возводить модульный дом, а ты огород, как мы и мечтали. Не правда ли классно?
– Да, мы так и мечтали. Но почему именно сейчас?
– Мы долго не мониторили цены, а они просели, сейчас очень выгодно приобретать участки.
– И ты сможешь оперативно продать машину?
– Да, думаю это будет несложно.
– А кредит? На сколько он большой?
– Нормальная сумма, она посильна нам, в последующем мы будем сдавать квартиру, а жить в доме.
– Хорошо, тебе похлебку накладывать?
– Похлебку?
– Да, ты разве не голоден?
– Дорогая мы берем участок! Как тебе такое?! Наша мечта!
Возникла пауза. Жена отошла и налила чашечку чая. Арканий растерянно смотрел на нее. Затем она села и продолжила разговор:
– А зачем?
– Что «зачем»? – шокировано переспросил Арканий.
– А зачем. Мне. Это все?
– Участок, земля, мы, семья же, наша мечта…
– Какая мечта болван, мы неделю назад подали заявление на развод.
– Это было поспешно, это ошибка, я все налажу. – жалобно произнес Арканий и прильнул к коленям Жены со слезами на глазах.
Жена сделал глоток уже остывшего зеленого чая «Нури», положила одну руку на голову Аркания, ласково поглаживая его по потным волосам. Затем аккуратно и медленно стала выливать чай на его плешивую лысину. Арканий не поднимал голову, лишь всхлипывал и говорил что-то про ошибку, что он наладит что-то.
– Ничего ты не наладишь, пёс. Это не ошибка. Тебе ничего не нужно делать. Ты просто оставишь мне ключи от машины и свалишь отсюда незамедлительно.
12. Монумент
После безоговорочной победы культа, Святой Великий понтифик под старость лет, находясь одной ногой на смертном одре, решил оставить после себя еще один вечный монумент своему величию.
Что-то по типу египетских пирамид его не устраивало, все эти каменные и железобетонные конструкции просто покорно стоят, медленно разрушаясь и разворовываясь по кусочкам туристами. Он же хотел, чтобы монумент был вечен. Чтобы он напоминал всем о его великой и вечной святости. Памятник должен быть неприкасаемым и исключить сценарии по аналогии с усыпальницами фараонов. Никто не может отменить или умалить последнюю волю понтифика. Ничто не смеет повредить его. Научные институты взялись за проектирование монумента. На первых этапах рассматривался вариант памятника на околоземной орбите, с автоматической корректировкой курса, который позволил бы парить в безвоздушном пространстве многие тысячелетия. Однако, после презентации, понтифик сразу же отверг данный план, поскольку с земли будет видно лишь маленький мерцающий объект в ночном небе. Проект был предан анафеме, а проектировщики отправлены на околоземную орбиту, в спроектированном ими же монументе. Научно-церковные институты долго не решались продолжать, но выбора у них не было. Понтифик требовал решение и немедленное строительство монумента.
Выход нашли в изменении концепции памятника, в форме его подачи. Был предложен монумент, который бы источал музыку, которая так нравилась понтифику. Чтобы музыка играла каждый день на земле, до скончания жизни, напоминая ежедневно о великом понтифике. Чтоб не умолкал звон его души. Понтифик поддержал проект постройки органа размером с девятиэтажный дом КПД. КПД – крупнопанельный дом, возводящийся очень быстро по типу конструктора. Данные плиты производились в домостроительных комбинатах во всех городах Империи понтифика. Иных домов не существовало. Империя не искала новых методов строительства. Все постройки были из таких плит. Из них делали и дороги, укладывая горизонтально на землю. Ничего другого они не знали, только плиты и ракеты, а также атомные электростанции. Они остановились на тех технологиях, которые революционный синод, пришедший к власти, перенял от прежней системы. После никакие технологии не развивались, строились только храмы из капитальных плит.
Таким образом, за каркас был взят проект жилого 9-ти этажного здания, длиною в 20 подъездов. Больной понтифик потребовал построить французский классический 10-мануальный орган с пневматическим притоком от атомного реактора. Шпильтиш – то есть органная кафедра должна была быть абсолютно автономной и источать музыку тысячелетия, во славу понтифику. При этом шпильтиш должен быть оборудован антивандальной системой и сигнализацией. Если какая-либо свинья попытается дойти до клавиш или остановить музыку, то должна сработать необратимая детонация реактора на самоуничтожение. Об этом информировали вывески на разных языках, а также угрожающие рисунки, выгравированные на каждой плите дома.
Понтифика не стало, его тело помпезно со всеми почестями внесли в прямоугольный храм. Половина оконных проемов в панелях были забетонированы, из остальной половины выступали титановые трубы органа. В центре 20-подъездного храма был единственный вход, который в последующем также был забетонирован. В центре стоял алтарь с мавзолеем и шпильтиш органа. С правой стороны до конца гигантского здания располагался атомный реактор, а с левой – каскад пневмо и электродвигателей с бесконечными трубами. Свободного места по сторонам мавзолея не было.
Чуда и триумфа не произошло. Уже через двадцать лет шум органа попытались заглушить. Использовали пену и герметики, затыкали как могли. Политическое устройство сменилось и взяло курс на тотальную деградацию. Культ личности был развеян. В трубы органа сливали канализацию. Еще через несколько лет орган полностью перестал источать музыку. Здание лишь негромко гудело. Были попытки вскрыть усыпальницу, но безрезультатно, так как у людей уже не осталось эффективных орудий труда и доступа к электричеству. К этому времени грамотность населения была практически сведена к нулю. Никто уже толком не знал, о чем говорят предупреждения и писания на стенах КПД-шного дома. А потом еще через десять лет ближайшие деревни услышали мощный взрыв и увидели свечение ночного неба. Люди несколько дней танцевали возле горящих обломков, пока огонь не перестал гореть и они не умерли от последствий лучевой болезни.
13. Монголия
– Ты знаешь? Ты хоть что-нибудь знаешь об этом ебаном мире? Да, нихуя ты не знаешь.
Я просыпаюсь. Ни свет, ни заря. Лежу с выпученными кроваво красными глазами в кровати. Рядом спит дочь. Потихоньку, чтобы не разбудить, встаю. Проверяю телефон на предмет того, что написал друг в телеге[7 - мессенджер.]. Между нами шесть часов разницы. Когда я ложусь, он просыпается. Я всегда жду утра. Всегда. Во сколько бы не лег спать. Утро – новая жизнь. Новое сообщение. Всегда так. Потом я готовлю завтрак. Каша на воде для меня и жены. Для дочки что-нибудь более изощренное. Омлет. Творог с изюмом. Оладьи. Банановые вафли. Хлопья с молоком.
Собираемся. Едем в садик. Я всегда опаздываю на работу. Во сколько бы не проснулся. Так заведено. Это традиция. Ничто не способно изменить этот ритм. На работе все знают, что я опаздываю, но ничего не могут с этим поделать. Но они всегда напоминают мне об этом. Какой я хреновый работник. Но пятнадцать минут ничего не значат ни для меня, ни для начальников, ни для клиентов. Ни для кого.
Недавно в наше отделение пришел новый сотрудник. Менеджер. Типа моя начальница. Но она нихуя не моя начальница. Только, кажется, она еще не знает об этом. Или не хочет знать. Она хочет доминировать надо мной. Хочет быть альфа-самкой. И постоянно пытается управлять мной. Старается показать мне какой она крутая. Но она всего лишь сучка… Я столько говна сожрал за эти десять лет, что её и не снилось. Но она типа выше званием. Придется мне объяснить ей что и как здесь устроено. Но медленно. Аккуратно. Чтобы она не понял что ей управляют. Во-первых, я дольше здесь работаю. Во-вторых, умней. В-третьих, пошел она на хуй.
Но она не хочет идти на хуй. Она не желает принимать условия игры. Она хочет диктовать их сама. Сука. Окей.
Мы идем работать. Мы переворачиваем тяжелых больных. Кладем их на здоровый бок, чтобы не было пролежней. Мы заботимся о них, хоть и не должны этого делать. Этим занимаются медицинские сестры. Не мы. Но мы делаем их работу, потому что они не делают ее. Кто-то же должен её делать. Потом мы занимаемся лечебной физкультурой. Восстанавливаем утраченные функции. Реабилитируем. Не всегда получается. Кому-то можно помочь. А кому-то нет. Совсем нет. Невозможно. Моя новая напарница нервничает. Переживает. Она хочет помочь всем, спасти и вылечить. Каждый раз, когда кому-нибудь из наших пациентов становится хуже, она вздыхает. Я чувствую как она переживает. Она нервничает. Эта сукина дочь хочет победить природу. Но у него нихуя не получается и не получится. Почему? Я вам скажу почему. Чуть позже. Надо же сохранять интригу.
