Русская война. 1854. Книга 2
– Все боялись, – тихо сказала она, и эти слова ударили меня, словно разряд молнии. – Я, простые жители, солдаты, даже офицеры. Все знали, какая огромная сила пришла в наш дом, и каждый хоть немного, но сомневался, сможем ли мы вообще ее остановить. Тут ведь военный город. Все умеют считать пушки и батальоны… Я однажды была у адмирала Корнилова, так он попросил посмотреть его речь на случай большого боя. Там много было, но главное, он запрещал отступать. Запрещал даже думать об этой команде, и от решимости в каждой строчке той речи внутри поднималась гордость[3]… И опять становилось страшно. А потом пришли вы, придумали эти ваши шары, и как-то просто, шаг за шагом, стало понятно, что и представители великих держав могут чего-то не знать. Что они тоже боятся. А еще мы поверили, что не на одной только храбрости держится Севастополь, и от этого стала легче ноша, расправились плечи. Спасибо, штабс-капитан!
Я стоял, слушал и не знал, что сказать.
В глубине души мне нужны были эти слова, нужно было услышать, что все не зря. Но вот они прозвучали, и я не понимал теперь, что делать дальше. С другой стороны, Анна Алексеевна ведь про это и говорила. Как растерялась, но потом, почувствовав лишь шанс на победу… Выдохнула, расправила плечи и продолжила делать то, что должно.
– Спасибо, – я не удержался и крепко обнял девушку. – Пора!
– Что пора?
– И мне расправить плечи. Ведь, как известно, чем они шире, тем большую ношу можно унести. А я хочу взвалить на себя очень много.
– Штабс-капитан, вы… очень странный.
Я улыбнулся, а потом, отпустив напряжение и просто сосредоточившись на деле, поспешил обратно к «Ласточкам». Зачем мне конь или повозка, если у меня есть гораздо более быстрый и надежный способ оказаться на месте.
* * *Адмирал Корнилов все утро носился между бастионами. Он ждал, что враг рано или поздно пойдет на штурм, и именно от него зависело, сможет ли город его пережить. Армия и Меншиков были рядом и в то же время бесконечно далеко.
– Флот перестраивается, – адъютант Покровский прибежал с очередной запиской с Александровской батареи.
– Что насчет печей? – спросил Корнилов.
Не хотелось потратить зря тонны угля, если окажется, что сегодня вражеские корабли так и не выдвинутся вперед, вот только… Адмирал вспомнил, как ему донесли о вчерашних метаниях штабс-капитана Щербачева, который был уверен в этой атаке. Настолько уверен, что где прямо, где хитростью пытался подготовить командиров бастионов к ее отражению. И у него получилось. Никого не смогли застать врасплох, не было лишних смертей нижних чинов. Чем больше адмирал ездил по переднему краю, тем сильнее в этом убеждался. А значит, и он не ошибся, тоже поверив в эту атаку.
– Ядра уже набрали температуру. Если враг решится подойти хотя бы на пятьсот саженей, сожжем его. Как пить дать сожжем! – Корнилов не стал поправлять разволновавшегося мичмана.
Немного можно. Сегодня все нервничают, даже он сам: вместо того, чтобы следить за всем боем сразу, носится по передовой. Хорошо еще, что Щербачев повесил на каждом бастионе свои шары, и они, как и в обычные дни, собирают информацию и передают ему. Как же это удобно видеть всю картину целиком, не волноваться зря, правильно распределять силы… Такая мелочь, и такая польза.
– Куда дальше, Владимир Алексеевич? – Тотлебен убедился, что на четвертом бастионе все хорошо, и присоединился к свите Корнилова.
– На Малахов курган, – адмирал все-таки решился. – Истомин передает, что справляется, но… Лучше взглянуть своими глазами, чтобы потом проще ориентироваться в отчетах «Карпов», а после вернемся в штаб. Нужно будет подумать, как нам распределить резервы и не получится ли где ущипнуть союзников сильнее, чем они могли бы этого ожидать.
Последняя мысль, что у них получится не только отбиться, но и самим ударить, пришла адмиралу в голову, когда он увидел еще одну команду ракетчиков Щербачева. Пятерка солдат проползла почти пятьдесят метров, окопалась, с невероятной скоростью вгрызаясь в землю странными короткими лопатами, а потом, выждав момент, они прямо из укрытия запустили сразу три ракеты Константинова по английскому шару. Островитяне решили, что увели тот достаточно далеко назад, но этих ребят в черных казачьих бурках, казалось, не остановить.
– И позовите ко мне штабс-капитана… – Корнилов подумал, что у того может быть план, который, как минимум, стоит выслушать.
– Если вы про Щербачева, то вон он, – улыбнулся Тотлебен, указывая на знакомую фигуру рядом с Истоминым.
Адмирал и штабс-капитан стояли за башней Малахова кургана и что-то еле слышно обсуждали.
Глава 7
Стою, веду светские беседы под грохот артиллерии и свист пуль. Раньше думал, такое бывает разве что в фильмах, но нет… Иногда бой словно замирает, и только и остается, что болтать ни о чем, чтобы не сойти с ума от ожидания.
– Значит, говорите, с десятого вам очень помогают? – задумчиво уточнил Истомин.
– Да, поставили несколько пушек на закруглении бастиона и вовсю пользуются своим положением. Там же и калибры морские, бьют далеко, так еще и с возвышенности. Французы просто воют и стараются давить севернее, в районе четвертого бастиона. Но там уже «Карпы» и ракетчики готовы их наказать, если зарвутся.
– Видел ваших ребят, – усмехнулся Истомин. – Сначала, скажу честно, сомневался. Встречал я ракеты на кораблях – не впечатлили, а молодое поколение, гонясь за новинками, иногда забывает, для чего они прежде всего нужны. Но ваши ракетчики – молодцы. Всю мелочь, что англичане рискнули подтянуть поближе, причесали, шары выбили. До тяжелых пушек, конечно, не добрались, но те и стоят слишком далеко. И знаете что, Григорий Дмитриевич… – глаза Истомина блеснули. – Что-то мне подсказывает, что они так берегутся именно из-за нашего нового оружия. Шары, ракеты – сами по себе они, наверно, не смогли бы изменить ход боя, но как дополнение к артиллерии и крепким штыкам словно в несколько раз увеличивают наши силы.
– Мне тоже кажется, что нет и не может быть чудо-оружия, которое разом решит любую проблему, – закивал я. – А главная мощь армии, да и флота тоже, в том, чтобы знать силу и слабость всего, что у тебя есть, и правильно их комбинировать.
– Хорошие слова, – кивнул Истомин, параллельно делая какие-то расчеты у себя в блокноте.
Невольно вспомнились ролики и статьи из будущего, когда разные историки с высоты прошедшего времени снисходительно обсуждали «недалекость» наших офицеров и генералов. Мол, если и продержался так долго Севастополь, то только благодаря храбрости простого солдата и ошибкам союзников. Ссылались на устроенную однажды Сперанским проверку, после которой он доложил царю, что лишь тринадцать процентов армейских имеют соответствующее образование.
Вот только как могло быть по-другому, по крайней мере после 1812 года, когда война помогла получить офицерские чины множеству простых солдат? Наоборот, стоило бы отметить социальные лифты. В любом случае та проверка была почти сорок лет назад. Сейчас же… С 1832 года открыта Императорская военная академия Генерального штаба, куда может поступить почти любой офицер. Поступить и выпуститься, если по первому разряду, то уже следующим чином, дав новый виток своей карьере. И эта новая волна военных, которые умели смотреть на поле боя с научной точки зрения, понемногу меняли подход в армии в целом.
Так, какие-то решения теперь могли приниматься не потому, что был отдан соответствующий приказ, а потому что это было разумно. Те же заслоны перед пушками. В начале боя их оттащили в сторону, чтобы не мешались. Вроде бы мелочь: поставить сбитый или плетеный щит на время перезарядки, потом отодвинуть – вот только сэкономленные секунды складывались в минуты, а минуты превращались в дополнительные выстрелы, которые, возможно, и сдержали первый натиск врага… А потом, увидев, что напор спадает, заслоны вернули обратно. Пусть пушки стреляют чуть реже, зато случайных жертв будет меньше.
Или сам подход к стрельбе. Англичане и французы сразу открывали огонь всей батареей, стараясь сразу подавить массой любое сопротивление противника. Наши же артиллеристы работали по схеме, которую приняли еще на флоте. Сначала пристрелка отдельными орудиями и только потом общий залп. Истомин как раз получил данные с «Карпа» о новой батарее и перенес огонь в новый квадрат.
В этот момент к нам и подъехали Корнилов с Тотлебеном и остальные сопровождающие их офицеры.
– Вижу, вы тоже держитесь. Молодцы! Орлы! – последние слова Корнилов сказал погромче, чтобы их смогли услышать и солдаты. Те действительно услышали и приободрились. Довольный адмирал внушал веру в успех, да и просто любили в Севастополе Владимира Алексеевича.
– А вы, Григорий Дмитриевич, что тут делаете так далеко от своих позиций? – спросил Тотлебен, заодно крепко пожав мне руку.
– Увидел сверху, как вы путешествуете вдоль наших позиций, а потом обратил внимание на неожиданную активность артиллерии англичан за Малаховым курганом, – осторожно начал я.
Истомин, которому я ничего не рассказал об этой причине своего появления, напрягся и смерил меня тяжелым взглядом. Остальные тоже нахмурились.
– Поясните, штабс-капитан, – Корнилов от недовольства аж перешел с имен на звания. Ну да ничего, переживу. Главное, чтобы и адмирал пережил этот день.
– Смотрите, – я указал на траншеи между башней Малахова кургана и первым бастионом. – С неба это было очевидно. Адмирал как глава обороны города объезжает все позиции. В том числе и ту, где из-за каменистой почвы почти нет укреплений. Дальше, вы видите по пути к Камчатскому люнету следы от десятков выстрелов? На пустом месте! То есть там нет позиций, а враг при этом зачем-то пристреливал свои орудия.
– Хотите сказать, что меня ждали? – Корнилов усмехнулся. – Все мы рано или поздно умрем, и бегать от старухи с косой я не собираюсь.
Чертова бессмысленная храбрость. Впрочем, я готовился.
– Одно дело бросить вызов сильному врагу, – возразил я. – И совсем другое дело выйти перед чужими пушками, чтобы умереть и оставить доверившихся вам солдат и матросов одних! Мне кажется, подобное стоило бы назвать трусостью, а не храбростью.
– Не забывайтесь, штабс-капитан! – Корнилов побледнел от ярости. – Я никому не позволю обвинять себя в трусости!
– Так не давайте мне повода, – я не отводил взгляда от лица адмирала. – Пока я считаю за честь сражаться рядом с вами, но если даже после моего предупреждения вы из глупого упрямства полезете под чужие ядра, то я свое мнение об этом уже сказал. И повторю.
– Только не в Севастополе. Думаю, я откажу вам в праве участвовать в его обороне, – Корнилов закусил удила.
Только мне совсем не страшно. А еще все заготовленные заранее слова выветрились из головы, осталось только то, что я на самом деле думал.
– Забавно. Несколько недель назад Меншиков той же самой угрозой заставил вас принять свое решение. Теперь уже вы так же поступаете со мной. Знаете, там, на левом берегу Карантинной бухты, когда я думал, идти спасать упавший шар или не идти, я невольно сравнивал себя с вами обоими. Выбирал, кем хочу быть, перестраховщиком или боевым офицером. Тогда я пошел вперед. До сих пор не уверен, что оно того стоило, но я пошел, и солдаты за мной пошли. Потому что хотели быть храбрыми, как вы… Так подайте нам правильный пример. Что храбрость нужна не сама по себе, а чтобы победить!
– Вы… Вы странный человек, Григорий Дмитриевич, – Корнилов неожиданно успокоился и снова перешел на имена. – И вы правы. Чтобы победить, нам нельзя растрачивать жизни просто так. Когда-то именно этому учил нас Лазарев, а я чуть не забыл… Спасибо, что не испугались и смогли напомнить об этом. Кажется, теперь я вам должен не только за шары и ракеты, но и за вовремя сказанные слова.
Удивительное время, когда люди еще не разучились слушать и слышать друг друга.
– Если вы мне поможете, то у нас их будет еще больше. И ракет, и шаров, и… слов тоже можно побольше, – я махнул рукой.
– Кстати, насчет слов, – Корнилов снова стал серьезным. – Мы, пока ехали сюда, задумались о том, а нет ли у вас еще каких-то идей, которые вы бы хотели воплотить, но на которые вам пока не хватает сил?
Адмирал смотрел на меня одновременно с сомнением и надеждой.
– Вообще, план есть, – честно признался я. – И мы с капитан-лейтенантом Ильинским уже начали его исполнять. Но если вы дадите добро, то все выйдет еще лучше!
* * *Корнилов дал добро, и вот я снова на «Ласточке». Только на этот раз я кружу не над четвертым бастионом, а над Большой бухтой. И план, который мне разрешили привести в исполнение, касался уже не сухопутной операции, а морской. Благо, как и в нашей истории, несмотря на явный провал на берегу, союзный флот все равно пошел на штурм бастионов Севастополя.
– Григорий Дмитриевич, это невероятно! – рядом на расширенных дугах лежал Нахимов, переговариваясь со мной через специальную трубку. Иначе при местном ветре ничего не было слышно…
После Малахова кургана я вместе с Корниловым вернулся в штаб. Нахимов же, убедившись, что атаки на четвертом бастионе ослабли и получив сообщение о перестроениях флота, решил, что теперь он будет нужнее у моря. Так мы с адмиралом и пересеклись.
Мы со Степаном готовили наблюдательные «Ласточки», когда Павел Степанович потребовал, чтобы его тоже пустили в небо. Я сначала отказался, но адмирал просто ткнул в один из проходящих мимо кораблей противника и спросил, как он называется. Я не смог ответить. Потом он попросил рассказать, что я буду делать в случае сближения кораблей с фортами внешнего рейда…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Цитата, приписываемая Дубельту в разговоре о Герцене и Бакунине: «У меня три тысячи десятин жалованного леса, и я не знаю такого гадкого дерева, на котором бы я его не повесил!»
2
Слова А.Н. Радищева. Тут у главного героя немного смешались воспоминания из прошлого и будущего, потому что обрушить цены Бобринский сможет лишь через несколько лет.
3
Имеется в виду кусочек той речи Корнилова, что он произнес перед первой бомбардировкой Севастополя. Сейчас, учитывая положение на поле боя, те же слова уже не могут быть сказаны, но нам хочется, чтобы вы еще раз их прочитали. «Товарищи!.. на нас лежит честь защиты Севастополя, защиты родного нам флота! Будем драться до последнего! Отступать нам некуда, сзади нас море. Всем начальникам частей я запрещаю бить отбой, барабанщики должны забыть этот бой! Если кто из начальников прикажет бить отбой, заколите, братцы, такого начальника, заколите и барабанщика, который осмелится бить позорный отбой! Товарищи, если бы я приказал ударить отбой, не слушайте, и тот из вас будет подлец, кто не убьет меня!..»
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги