Планета свиней. Часть 2

Глава 1. Новогодние праздники и ведическая культура сталеварения

5 января. Ночной Якутск.

Обычно заведение работало до последнего клиента, то есть до утра. Сегодня же «Молоко» закрылось ровно в двенадцать ночи. На то была веская причина.

Во-первых – новогодние праздники подошли к своему экватору, а значит, кабаньи забавы в предвкушении десятидневного пьянства заметно поутихли, давая свиной печени остыть, кривым извилинам выспаться, а мазям залечить пятаки и пенисы. Во-вторых – лысый Рамзес при входе в кабак повесил табличку: «С 00:00 до 10:00 санитарные работы». В-третьих – все официанты породы антропоморфных сфинксов, принимая заказ у клиентов, сообщали, что сегодня мордобоя не видать, как не дождаться живой музыки, потому что скоро подъедут морильщики насекомых, которым услуги уже оплачены. Официанты предупреждали, что ликвидаторы паразитов умеют знатно пылить из дымной трубы, почти как кабан строчить из ППШ. Так что лучше прислушаться и валить из «Молока» в другие заведения, пока дустом спину не посыпали и в морг не отправили.

Десяток кабанов совсем не расстроились, когда им указали на выход. Под «Прощание славянки» они в пляс покидали кабак. А вот захмелевшая группа енотов из центрального госпиталя, ни в какую не хотела выметаться из заведения. Санитары не послушались даже Гомвуля, показавшего им удостоверение полицейского. Пришлось вмешаться хозяину «Молока», которого еноты побаивались. Вернее, они опасались сидящих за центральным столом бандитов. А если ещё точнее, то чёрного кота, по имени Шмаль.

В опустевшем зале, рядом с роскошной ёлкой, увешанной сверкающими шариками, цветными лентами и яркой гирляндой, собрались только отчаянные парни. Их было четверо. За рюмочкой «Княжеской» они живо обсуждали животрепещущее событие последних дней.

Абрамяу вылизывал свой пушистый хвост, внимательно слушая рассказы чёрного босса. Остроносый крыс Герман заворожёно смотрел на ёлочные украшения, которые любитель морских приливов и отливов, кот по имени Жюль раскачивал красным пластмассовым мечом, украденным сегодня на детском утреннике.

Кошачью душу манила новогодняя ёлка. Хотелось запрыгнуть в её пушистость и, сорвав звезду, подарить сынишке пятиугольное чудо. Жюль любил своего Егорку. Баловал котёнка заботой и прогулками. Сегодня даже во дворец князя сводил, где и были украдены меч, фиолетовый плащ Черномора и позолоченный богатырский шлем. Плащ висел на его плечах, шлем охранял голову, а меч нападал на ёлочные украшения.

– Как же вы не понимаете, Барса к стенке могут поставить! – призывал прислушаться к своим словам Шмаль. – Жюль, облезлый ты хвост, оставь ёлку в покое! Рыжий в опасности, а ты всё дурака валяешь!

Жюль сдвинул на затылок богатырский шлем и патетично процитировал слова поэта:

– В чешуе, как жар горя, тридцать три богатыря…

Абрамяу поправил очки и махнул лапой:

– Да ничего с ним не сделается. Полгода дадут, а там и амнистия. Помнишь, Шмаль, суд, когда тебя посадили. По-моему, это случилось позапрошлой весной? Или нет?

– Вы что, озверели? – зашипел Шмаль, а глаза его сделались яростными, словно он случайно наступил на дикого ежа. – Если бы не рыжий, я бы точно погиб! Мы просто обязаны спасти его! Мы всё-таки друзья, мы одна команда!

– А напомните-ка мне, что в вертолёте случилось, – зевнул Герман, будто никогда ранее не слышал рассказ о прыжке в заснеженную тундру без парашюта.

Шмаль уже сто раз хвастался, как спас императора. Как всегда, он знатно преувеличивал свою роль, отлично помня, что именно рыжий кот остановил доктора Варакина, желающего выбросить бомбу из кабины.

…До взрыва оставалось сорок секунд. Чтобы избавиться от бомбы, император распахнул дверь. Но рыжий не просто так шпионил в пользу Страны Москвы, он прекрасно знал, что гибридный барсук Марат непревзойдённый специалист по разным хлопушкам, гранатам, фугасам и прочим динамитам. Барс успел предупредить императора, поскольку от заряда в пакете из супермаркета «Пятачок» тянулись провода ко второй бомбе, которая была ещё мощнее первой. Если бы не рыжий, то Шмаля разорвало бы в клочья, которые не сшить и Светлане Хрипатой.

– Что ты конкретно предлагаешь? – деловито спросил Абрамяу.

– Я предлагаю штурм, парни! – серьёзно ответил чёрный.

– Ого! – оживился Жюль. – С чего начнём? Тюрьму захватим или сразу суд по кирпичикам разберём?

Шмаль слыл котом отважным, везучим, но организаторские способности хромали. Потому он крепко задумался.

В тюрьме вытяжки не было – это факт; вытяжка, конечно, была, но администрация тюрьмы и прокурорское начальство настоятельно рекомендовали модернизировать каналы воздухоснабжения, превратив их в непроходимые для беглецов ловушки, где можно попасть в тупик или наткнуться на электрическую засаду, которая била током и выпускала сонные газы. Потому вентиляцией в тюрьме служили окна. Где-то на стёклах виднелись трещины, где-то дыры, а иные рамы были такими старыми, что ветер завывал в камере круглый год.

Отсутствие туннелей, крайне осложняло задачу проникновения в городскую тюрьму, а вот в здании суда вытяжка была похожа на настоящие кротовьи норы. В таких затеряться, что в глухом лесу заблудиться. Но когда трудности останавливали Шмаля? Да никогда не останавливали!

– Суд будем штурмовать! – решился чёрный.

Пошарив лапой под креслом, он достал настоящий пистолет «Макарова» с настоящими патронами.

– Видали, что у меня имеется? Зверюга! – похвастался Шмаль.

– Так, всё! Я в этом не участвую! – сдвинул тюбетейку на лоб Абрамяу.

Хозяин кабака косился в тёмный угол, будто искал там поддержки.

В темноте сидел Гомвуль. На его столе горела одна свеча. В полутьме полицейский читал винтажную литературу. Волк очень изменился после той ночи, когда выпрыгнул из вертолёта с высоты более километра. Сейчас он напоминал монаха в подземной келье, который искал ответы, начертанные мудрецами прошлого.

– Спрячь ствол, Шмаль! Гомвуль совсем рехнулся, – перешёл на шёпот Абрамяу, – заметит оружие, впаяет тебе срок и будешь с Барсом клопов кормить… Или сразу голову тебе отгрызёт. Кто знает, что у него на уме?

– Чтоб я его боялся?! Да Гомвуль теперь – мой должник, – и не думая прятать пистолет, оскалился Шмаль. – Вообще-то, я жизнь ему спас, если вы не в курсе. Если бы не я, не читал бы он свои книжки, а валялся замороженным трупом среди тайги.

– Ничего себе! Ты жизнь ему спас? – поразился крыс. – А про вертолёт, когда расскажешь?

С памятью у Германа всегда было худо. Имена друзей и места, где можно подкормиться или переночевать он помнил прекрасно, но постоянно забывал, о чём говорил минуту назад. Всё дело в болезни – в менингите, которым переболел ещё крысёнышем.

Семья у Германа была большая. Появился на свет он шестым и последним. Рожала мамаша, что называется, по-модному, в домашних условиях – то есть в ванной, только совсем без воды. Возможно, из-за сурового воспитания, где мать не уделяла должного внимания, вырос из Германа гражданин бандитской наклонности. Ещё в раннем детстве его влекли свободные просторы и жиганский уклад.

Ему и года не было, когда он отправился гулять по Якутску. А холод стоял непросто собачий, а настоящий колотун, что глаза стекленели. Потому забрался Герман в подвал высотного дома, где в это время работала бригада бобров-сантехников. То ли погреться хотел он, то ли зов предков услышал, в общем, водных дел мастера по недоразумению закрыли его на замок.

Герман провёл ночь в одиночестве. В подвале сквозило жутко; а сыро-то как! В общем, промёрз крысёнок до костей и мозги застудил. С тех пор случались с ним провалы в памяти. Одно Герман помнил, другое забывал… Про вертолёт Шмаль базякал часто, и надоел всем по воспалённые гланды – только вот крысу всё нипочём. Слушал он в сотый раз, как чёрный кот тащил по снегу Гомвуля и восхищался мужеством друга.

Над забывчивостью Германа никто не подшучивал, потому что дырявая память компенсировалась неожиданно здравыми мыслишками, которые частенько рождались в остроносой голове. Герман порой нёс очевидную глупость, но мог и удивить вполне разумным решением, которое почему-то приходило на ум только ему.

– Позже про вертолёт побазякаем, – закурил Шмаль, пустив облачное кольцо, которое разбилось о любопытный нос Германа. – Ты лучше скажи, имеется ли у тебя ствол?

Крыс сунул лапу в карманы коротких штанишек.

– Пустой я, земеля, – ответил он, а затем покачал головой: – Непродуктивная идея, суд штурмовать. С оленями договориться можно. Ну, хотя бы – попробовать, договориться… чтобы выкупить Барса за бабосы.

– Полковник Кудасов нищий! Нет у меня денег! – запротестовал Абрамяу. – По миру меня пустить вздумали? И зачем его выкупать? Какой из рыжего шпион? Барс не виновен и точка! Нет у меня денег, и не мечтайте!

Шмаль строго посмотрел на хозяина «Молока».

Абрамяу снова схватил хвост и стал яростно вылизывать его, словно вожделенное мороженое в июне.

– Вот ты, сука жлоб, Абраша! – презрительно бросил чёрный босс и перевёл взгляд зелёных глаз на морячка Жюля: – Что думаешь, адмирал?

Жюль так и сидел в богатырском шлеме, в лапе зажав пластмассовый меч.

– А чего я? Я как все, – мякнул кот в тельняшке, которую видно совсем чуть-чуть, потому что плащ Дядьки Черномора прикрывал её бело-голубые полоски. – Думаю, надо Гомвуля в бой пускать. Не зря же он в кабаке трётся. Хотя… какой из него помощник?..

Все посмотрели в тёмный угол. В тусклом свете свечи волк шевелил губами, словно читал молитву.

– Чего он тама вообще делает? – прищурился Шмаль. – Полицейский устав зубрит, что ли?

– Это ведическая культура, братан. Развивает уникальные способности духа, – предположил Герман.

Крыс почему-то решил, что полицейский обязательно занимается йогой, потому и читает соответствующую литературу. Ему очень хотелось посидеть рядом с Гомвулем, чтобы прикоснуться к тезисам живого знания. Но волк Германа не жаловал и восточными таинствами делиться не собирался.

– Совсем Гомвуль спятил… Ладно, приведите его ко мне. Да поживее! – приказал Шмаль, отправляя в тёмный угол именно Абрамяу.

Кот в тюбетейке грозно зашипел, показав приличных размеров клыки:

– Ты чего здесь раскомандовался? Тебе надо, ты и зови.

– Вот ты несознательный, – разочаровано покачал мордой Шмаль, пряча ствол обратно под кресло.

Чёрный кот огляделся и вразвалочку отправился на встречу с Гомвулем, которого после прыжка из вертолёта действительно какое-то время, по личной инициативе тащил по снегу в тайге. Но волочил совсем недолго – всего пару минут пока Яков Караваев оправлялся по-маленькому за деревом.

Гомвуль продолжал беззвучно шамкать губами, вовсе не замечая чёрного кота.

– Слышь, гражданин-начальник, дело к тебе имеется, – деловито сказал Шмаль.

Волк даже не шелохнулся.

Тогда чёрный босс плюнул на подушечки двух пальцев, вытянул лапу и демонстративно затушил свечу на столе.

В тёмном углу стало совсем мрачно. Послышал волчий рык и скрежет огромных зубов.

Но насилием встреча не закончилась, потому что Гомвуль тоже был гибридом чести. Шмаль много трепался, преувеличивая свои подвиги, но всё-таки кот не бросил волка в далёкой Стране Китай, – и рану ему зашивал, и в кладовке прятал.

Гомвуль поднял со стола чёрную гангстерскую шляпу, надел её на голову и вышел из темноты.

Он сменил образ. В сущности Гомвуль стал другим волком после зубодробительного возвращения. Одет он был потрясающе. Такие костюмы не носили даже алданские пацаны из волчьих бригад. Чтобы пошить крутой костюм, он обратился в человеческое ателье на Сергеляхе; ещё и Зубов ему помог, замолвив словечко за напарника. Так за кругленькую сумму у Гомвуля появились два понтовых костюма с тоненькой строчкой на отглаженных лацканах, и белые сорочки, тоже купленные в человеческом бутике. Надевая рубашки, он не застёгивал три верхних пуговицы, оставляя грудь открытой. Натуральный мех, на котором появилась первая седина, придавал волку основательности и брутальности.

Гомвуль немного прихрамывал. Только перед Новым годом врачи сняли гипс с левой лапы. Лёгкая хромота придавала ему крутизны и загадочности натуры. Казалось, что Гомвуль больше не служит в полиции, что теперь он на одной стороне с Бучем и другими криминальными боссами, но это было обманчивое мнение. Месяц назад ему присвоили очередное звание, но китель с погонами старшего лейтенанта волк надевал редко, предпочитая новый образ – солидного парня с упакованным кэшем в кармане.

Гомвуль приблизился к кошачьей братве, присел за главный столик на место Шмаля. Чёрный пристроился на подлокотнике кресла Германа, потому что свободных мест не осталось.

– Задавайте ваши вопросы, пока я добрый, – нагоняя тумана, сказал волк.

Говорил он тихо. Если бы сейчас в зале играла музыка, то не разобрать ни звука.

– Шмаль нам предлагает суд штурмовать, – первым отозвался Абрамяу. – А я ему говорю, что денег у меня нет, и не будет!

Волк покосился на чёрного кота, который пристроился рядом с Германом и как-то бочком-бочком выдавливал крыса из кресла.

– Тебе что, жить надоело? – спросил Гомвуль.

– Жизнь я люблю во всех её проявлениях, – продолжал подталкивать Германа чёрный. – Но за друга любую свинью порву. Мне что суд бомбить, что князей спасать… всё едино!

– А ты соображаешь… поскольку все страхи лишь иллюзия… – отрешённо, словно обращался к теням, пробормотал Гомвуль. – Все мы плывём по водам судьбоносной реки, ребята. Все наши желания лишь предначертанная прямая, сотворённая ещё до нашего рождения…

Герман с грохотом шлёпнулся на пол.

Шмаль всё-таки освободил для себя местечко и стал сыпать вопросами:

– Я никак в толк не возьму, Гомвуль, о чём ты вообще базаришь? Ты предлагаешь бросить моего рыжего кореша? Мол, пусть он барахтается в твоей судьбоносной реке, а мы тута водку хлебать будем? Нет, товарищ коп, так не получится. Не по-кошачьи это…

Волк остался спокоен. Ни один ус не шевельнулся на его благородной морде.

– Ты закончил, пушистый? – небрежно сказал Гомвуль.

– Ну ё маё, Шмаль, дай его послушать! – вмешался в разговор кот в тельняшке. – Не перебивай ты Гомвуля…

Уж очень Жюлю нравился новый волчий наряд – и глаза у Гомвуля стали такие смышлёные.

За столом наступила тишина. Если прислушаться, то можно услышать, как течёт вода на мойке. Это две антропоморфные нутрии работали в ночную смену, перемывая посуду и отстирывая скатерти.

– Я решу проблему рыжего кота, – тихо продолжил Гомвуль. – Можете быть спокойны, друзья. И суток не пройдёт после суда, как Барс будет сидеть за этим столом. Но!..

Послышалось сдержанное и дружное дыхание, будто сейчас грянет сибирский гимн. Показалось, что даже на мойке отключились краны. Все замерли – не дыша, не шипя, не мяукая.

– Хочу предупредить каждого из вас, чтобы не возникло непонимания в скором будущем, – вразумлял парней Гомвуль. – Моя роль спасителя бандитских бед закончится сразу, как только рыжий кот окажется на свободе. Когда он избежит княжеской кары, я настаиваю, принять очевидную истину: наши дороги разойдутся, и все мы окажемся в прежнем течении жизни. А это означает, что вы, пацаны, останетесь пацанами, а я с вашего позволения или без вашего позволения, стану ловить и сажать вас снова по тюрьмам, как и прежде. Всем понятно моё условие?

– А чего здеся не понять-то? – первым отреагировал Шмаль. – Всё ясно нам – выслуживаешься! Наверное, генералом собрался стать. Только пора тебе уяснить простую истину, что в штабе волков совсем нету. Тама только люди сидят в галифе, а такие, как ты босиком по улицам шатаются и зубами мух ловят.

Гомвуль не повёл и глазом. Даже не зарычал.

– Старлей, мы тебе дружбу предлагаем, – не сдавался Шмаль. – Наши крепкие лапы надёжнее полицейской пенсии. Твой дружок Зубов, поди, сейчас кофе-капучино пьёт, а старый Шульц с обмороженными лапами в конуре ледышку облизывает. Смотри, Гомвуль, как бы ты не заиграться в сыщика. Ведь мы и без тебя Барса спасём. Скажите, парни?

– Спасём, но денег я вам не дам! – гнул своё Абрамяу.

Жюль отвернулся к ёлке, раскачивая мечом серебряную шишку, а Герман щёлкнул о резцы когтем, посмотрел на волка и сказал:

– А ведь полицейский прав. Надо прислушаться к нему и разойтись по своим подвалам, поскольку волк коту не товарищ. Мне лишь одно не ясно, как Гомвуль Барса отмажет.

– Нельзя нюхать чужую кость, морячок. Я сказал, что освобожу дружка вашего, значит, так тому и быть, – ответил волк, вставая из-за стола; он оправил стильный пиджак и, чуть прихрамывая, пошёл на выход.

– Не хочет с нами работать, – резюмировал Абрамяу, когда полицейский покинул кабак.

– Ага, не хочет, – согласился Герман и добавил: – Мне непонятны два тезиса: как Гомвуль рыжего спасать будет и почему кость нюхать нельзя?

Шмаль смотрел в тёмный угол, где ещё недавно сидел волк. Подойдя к столику, чёрный босс взял книгу, оставленную Гомвулем и, выйдя на свет, вслух прочёл слова на обложке:

– Как закалялась сталь…

Чёрный кот почесал за ухом, бросил книгу обратно и задумчиво спросил:

– Бля, Гомвуль в сталевары подался, что ли?

 Парни снова собрались за столом так и не решив, как спасать рыжего. К тому же потерян потенциальный информатор из полиции. Продажный коп отличное подспорье в криминальных делишках. Гомвуль мог бы предупреждать об облавах. Жаль, что не сложилось подружиться с волком.

– Не верю я Гомвулю, – закурил чёрный.

Дымил он сосредоточенно, выпуская густые облака, и косился на друзей. Шмаль не доверял Гомвулю, а коллеги по ремеслу, похоже, не верили чёрному боссу.

– Казнят рыжего, точно вам говорю. Нюхай кости, не нюхай, а его выручать всё равно придётся, – настаивал на штурме Шмаль. – Жюль? Герман?.. вы готовы пойти со мной?

Морской кот продолжал развлекаться с шариками на ёлке, а Герман, развалившись в кресле, раскинул лапы и уже задремал.

– Не знаю, братан… Посмотрим, что суд решит, – ответил Жюль, наконец-то снимая с себя шлем.

Шмаль докурил сигарету, пошурудил лапой под креслом, доставая ствол. Потом внимательно осмотрел оружие и тихо сказал:

– Сталь у Гомвуля закаляется. Ну-ну…

Чёрный вертел пистолетом, не зная, куда его сунуть. «Макаров» казался массивным в лапах гибридного кота, словно в руках ребёнка.

– Вы для меня как братья, – неожиданно признался Шмаль. – Ближе вас никого нету. Неужто не поможете мне?

Все промолчали, оттого что зачем рисковать собственной шкурой, если всё может сделать полицейский. Если у волка не выйдет, то отважный Шмаль обязательно что-нибудь придумает. Да и кто такой Барс для Абрамяу или Жюля? У них даже цвет меха разный. Что говорить о Германе, предки которого сражались с котами в якутских подвалах, ещё каких-то сто лет назад.

Глава 2. В тюрьме сегодня омлет, компот и медовые леденцы

Январь. Якутск. Городская тюрьма.

Барс сидел в одиночке, размером три на три. В камере кособочился деревянный столик, ножки которого тонули в бетонном полу. К стене крепились нары из строганных досок, которые с 6.10 до 22.10 поднимались и запирались на ключ. Под потолком за железными прутьями, с трещиной на стекле, виднелось маленькое оконце. Пронырливый ветер чувствовал себя полноправным хозяином каменного склепа, гуляя по стенам двадцать четыре часа в сутки. В камере было сыро, холодно, страшно. Сюда никогда не заглядывал даже самый робкий лучик солнца, потому что с той стороны ставни были заколочены охраной – так, ради забавы, чтобы сидельцу насолить.

Уже больше месяца Барс провёл в городской тюрьме. Кормили рыжего три раза в сутки. Пища была скудной, но питательной, как и в любой из тюрем бескрайней Сибири. Утром и вечером сидельцам подавали гречу с генно-модифицированной сосиской, кусок белого хлеба. Бонусом за хорошее поведение наливали иван-чай и на тарелочке подносили карамельный леденец в блюдце с липовым мёдом. На обед всегда был холодец из осетра, перловая каша с сухарём и страусиный омлет с галетами. Запить скромную еду всегда можно киселём или маленькой чашечкой горячего кофе.

Пищу Барс не жаловал. Жевал омлеты и галеты без настроения, пребывая в унынии – на грани срыва. Перспектива оказаться у расстрельной стены лишала его надежды, когда-нибудь прогуляться по городу, и как награду за все лишения – купить долгожданный билет к жарким берегам в Страну Крым.

Кошачью душу жутко морила изоляция. Общался он только с караульными из кабанов и с одним оленем из следственного комитета, который люто ненавидел всех котов, а значит, яростно собирал на Барса компромат и копал-копал, словно девятиуровневая драга старателей.

Здоровье рыжего тоже хромало. Спал он нервно, отрывисто, словно в горячке. Иногда проснувшись среди ночи, громко мяукал – за что не единожды был бит караульными свиньями. Били его копытами, кулаками, дубинками. Неделю назад порвали шкуру на морде. Вызвали доктора. Пожилой, полуслепой енот, служивший в тюрьме штатным лекарем, заштопал рану, но шов на скуле расхлябался, воспалился и постоянно кровоточил, издавая поганый запах. Без стрептоцида и других лекарств глаз рыжего заплыл, меняя цвет роговицы, теряя прежнюю зоркость.

Рыжего ежедневно вызывали на допрос. Когда следователь бросил на стол исписанный лист бумаги, чтобы Барс ознакомился с результатами допроса и расписался в нужной строке, кот сумел лишь увидеть расплывчатые закорючки, что наводило ещё большую тоску, потому что олень в синем костюме мог написать в документе всё что ему угодно. Но хуже расстрела ничего не придумано. Рыжий обречённо поставил свою подпись, почти не задумываясь.

Сегодня рано утром, когда пристёгивали к стене нары, сердитый кабан в звании капрала сообщил коту, что перед обедом в камеру пожалует гость. Рыжий решил, что сегодня его обязательно расстреляют, как говорится, без суда и следствия – вот так просто зайдут три громадных вепря, направят на него три ППШ, рассмеются и откроют огонь из трёх стволов.

Рассматривая стены и потолок камеры, Барс думал, как полетит после смерти до самого неба, чтобы за облаками встретиться со своим папашей. Но к своему удивлению, он не заметил ни одной дырки на бетонной стене. «Значит, в этой камере ещё никого не расстреливали, – подумал кот, – значит, и в меня не станут стрелять».

Новость была освежающей, словно утренний приз с Чёрного моря… но ведь не обязательно стрелять из автомата, арестанта можно и придушить верёвкой… или даже током ударить. Но повешенье и электрический стул, это ещё цветочки, главное, чтобы на опыты не забрали.

Один блатной старый-старый кот рассказывал, что раньше над гибридными бандитами проводились зловещие эксперименты. Люди укладывали антропоморфов на кушетки, связывали ремнями и кололи в живот разную химию. Гибриды мучились, кричали, но никто их не слышал. А потом, когда пропадал голос и иссякали слёзы, люди резали несчастных без наркоза. Если гибрид умирал, то ему однозначно везло, поскольку, насмотревшись на мучения осуждённых, люди не испытывали к ним жалость, а катили кушетки к пылающей печи, где и сжигали ещё чувствительные тела заживо.

Интересно знать, кто эти люди, что так жестоко надругались над бедными зеками? Единственный кто не мог быть злобным мучителем, это император Роберт Варакин, потому что он восемьдесят пять лет спал в криокамере, – и ещё его друг Яша Караваев не мог, поскольку тоже спал рядышком с императором. Следовательно, эти двое – люди честные, и терзали тела гибридов другие садисты… Это хорошо, что доктор Варакин и Яков Караваев не причастны к зверствам, оттого что они оба очень нравились рыжему Барсу.

Ещё было интересно узнать, что всё-таки случилось со Шмалем и с товарищем Гомвулем после стремительного прыжка из вертолёта…

…Император Варакин держал рыжего на руках, когда они летели вниз. Барс прижимался к человеческой груди и совсем не боялся. Почему-то в те секунды он был спокоен. Если бы сейчас с ним в камере чалился Роберт, то рыжий не сомневался в положительном исходе своего приключения. Но императора рядом нет, как нет и премиленькой Насти, между прочим, очень порядочной и красивой девушки; а уж как она Шмаля полюбила – только радость одна смотреть!

Когда они рухнули в снег, у чёрного босса не одной царапины не было – вот какая она заботливая, Настя Хрипатая! А император Роберт тоже молодец. Потому что из всех увечий у Барса только порвана шкура на заднице, словно прыгал он не из вертолёта «Ми-8», а с кухонного стола, на котором лекарство для жопы дожидается, а ещё много вяленой рыбы, ароматные листочки мяты и запотевшая «Княжеская» стоит.

– Мау-у-у!.. мау-у-у!.. – неожиданно вырвалось из кошачьей груди.

Барс испугался собственного голоса, звучавшего весьма тревожно и вызывающе. Если он ещё раз так закричит, точно сбегутся кабаны и будут его снова пинать тяжёлыми башмаками по рёбрам.