Красная икра – 1. Записки сахалинского таёжника. Восьмая книга
При коммунистах такого беспредела не было. Отработавших день людей не трогали. До отбоя камеры были открыты, даже камеру безвыводных открывали, все общались, чаи гоняли и не только чаи. Часто водку протаскивали. Милиционеры закрывали глаза, можно выпить, лишь бы порядок был. Для ночных дел имелась камера безвыводных, спрашивали желание у безвыводных, в некоторых случаях приходилось уговаривать. Ведь если он откажется, то милиционерам самим придётся капаться в дерьме.
Ребята, мол, бабку упаковать надо, месяц в квартире пролежала. Кто согласен, после работы по пол литра на каждого, только не хулиганить. Мужики ездили, милиционеры не когда не обманывали, ставили обещанное. Вы сами посудите, после такого стресса, как допустим упаковка в мешок разложившегося трупа, выпить надо обязательно, ведь можно умом тронуться.
При демократах не спрашивают, ты, ты и вот ты, вперёд! И перед мордой дубинкой машут. Что сделаешь, свобода!
***
Парниша бегал с суток в короткую эпоху Андропова, в Горбачёвскую перестройку бегал, пришлось убежать в эпоху Ельцинской свободы! У каждого своё хобби! Он выпивши конфликтный человек, приходилось быть не единожды осужденным по статье двести шесть части первой. Мелкое хулиганство наказывается сроком до пятнадцати суток. Привлекался по статье двести шестой части второй и третьей. За злостное хулиганство, до пяти лет и за особо злостное хулиганство от трёх до семи лет. Речь не об этом.
Вообще рассказ о тайге, кажется о речке Найбе. А пока что рассказ о мерах исправительных. Надо завершить начатое, естественно в скомканном виде. Ещё немножко и перейдем непосредственно к делам лесным.
Короче, он в который раз свинтил из под административного ареста. Сделать это легко, проще пареной репы. Вывели на работу, ты бросил эту работу, взял да спокойно ушёл с этой работы. Обычно да, надсмотрщик неподалёку, в том то вся суть, что он неподалёку. Уйти в бега с суток, как два пальца об асфальт. Потом будь осторожен. Своим поступкам ты бросил вызов всему городскому отделу внутренних дел. В эпоху тюрьмы народов пойманного беглеца держали в безвыводной камере до конца срока. Тимоху не когда не ловили, потому что он всегда прятался в лесах!
Нужно делать так, как делали предки, и ты не проиграешь. Предки от всего, от всех прятались в лесах. Надо было не пойматься, продержатся на свободе всего три с половиной месяца. И всё, ты свободный, допустим, через четыре месяца после бегства, попался на новый срок, тебя просто садят в безвыводную камеру. Однажды он так попался, очень глупо, с паспортом попался! Как правило, с паспортом в бега не идут. Потом проблематично документ забрать.
Так вот, его определяют в безвыводную камеру. Когда работаешь, время быстрей идёт, это всем понятно. Начал протестовать, мол, мой паспорт у вас, я же не куда не убегу. На что сам начальник КПЗ, всего подвала УВД, лично ему сказал. – Для таких людей как ты паспорт не чего не значит, нам одного раза хватит, побегали за тобой, Штирлиц ядрёна вошь!
В эпоху свободной России ушёл с суток в марте месяце. Кругом зима и не до леса ему в данное время. Попадаться в лапы милиции новой, свободной волны, нельзя ни в коем случае, здоровье сразу отнимут. Всего за одни сутки пребывания в подвале ГОВД огрёбся дубиналом вволю, утром отказался принять участие в уборке подвала, был слега избит. Так слегка, что обыкновенному обывателю такие припарки резиновыми дубинками боком бы вышли. Парниша натренирован, кости крепки, мышцы развиты. Как говорится, кони наши быстры, шашки наши востры, так что для него данная припарка это слегка.
Почему отказался убирать подвал, другие то убирали, неужели западло? В том то и дело что западло ему было равняться с этими овцами. Ведь он зэк со стажем, прошло всего год после освобождения. Прошло бы лет пять, наверное, бы убирал подвал, как и все, просто ещё было свежо в памяти статус сидельца строгого режима. Во всём виновата психология.
Пойманного беглеца за пятнадцать суток забьют и дурачком сделают, будь ты хоть три раза по три перетренированный, не поможет. Им Ельцин свободу подарил! А ты временный раб, хуже скота, хотя ты существенного правонарушения не совершил. Просто судье был дан заказ ещё на одного суточника, нужна ещё одна пара рабочих рук. На административный суд привезли семь человек.
Мужику, который поколотил свою жену до синяков, дали штраф. Жена не стала писать заявление, иначе бы мужику дали бы срок, но она хотела определить мужа на пятнадцать суток, не получилось. Парнише фактически не за что, снова за громкую музыку после двадцати трёх ноль-ноль дали пятнадцать суток. Подарили свободу, но не всем. Да, силовые структуры получили полнейшею свободу, а это значить беспредел.
***
Теперь пару строк о борделе, где живёт и начнём о природе, о тайге, о Найбенском бассейне. Называет борделем обыкновенный двух этажный коттедж. Не единожды в этом доме дают политическое убежище, здесь его ни кто не сдаст доблестным работникам милиции. В доме живёт двоюродный брат. Его родители в том году летом уехали на материк с концами. Убежали от такого сыночка. Воспитывать надо было детей.
Коттедж, был нормальным домом и остался нормальным домом, живут здесь тихо спокойно, но только до вечера пятницы. С вечера пятницы в совхозном клубе начинается дискотека. Дом от клуба не далеко, метров триста. После танцев молодежь идёт в гости. Куда ещё зимой, да и весной, в холодное время года идти? Это летом можно иметь местную королеву красоты в кустах, на обочине дороги!
Дом от клуба не далеко, места в доме много, две комнаты свободных, весь второй этаж. Два выходных дня коттедж подпрыгивает, водка рекой иногда стёкла летят, молодые шалавы прут косяками. В бордели есть одно исключение, химку в брата доме не варят. Приходят уже с готовой травкой, с забитыми косяками. Молодёжь в свободной России садится на наркотики. Дуют поголовно все, кроме парниши и хозяина борделя. Два брата не когда не увлекались, не увлекаются наркотой, хотя оба прошли лагеря.
С понедельника наступает затишье, голодно становится. Молодежь тащит, выпить и закусить. В пятницу вечером снова начинается весёлая жизнь. У Тимохи от этого веселья голова кругом идет, надоело хуже горькой редьки. Надо уходить в лес, на Десну, но пока межсезонье. Найба не пропустит.
Нет, если бы очень захотел, если бы припёрло, через речку Красноярку, через Сунсури до Десны бы добрался. Надо с борделя уходить самому, а то когда припрёт можно опоздать, оказаться там, откуда, совсем не давно пришел, но уже на более длительное время.
***
1
**********
Перекурил на мосту, вода ещё огромная. С Мураямского моста Сусунайский хребет как на ладони, отлично видно, сколько ещё снега на Сусунайском, много. На восточной стороне Камышового снег быстрей сходит. Едешь по Сусунайской долине на юг к областному центру, справа уже сопки чистые, а слева на сопках снега хватает.
Пошел по дороге на запад. В этом районе Мураяма делает большую, огромную дугу, река плавно уходит к югу километра на три, потом круто поворачивает, медленно несёт свои воды на север, с не большим восточным уклоном до Большого Такой. Километров пять до слияния, Большой и Малый Такой текут параллельно. Дорога идёт на прямую по полям.
После прохождения трёх километрового участка дороги снова устроился на перекур на обрывистом берегу Мураямы. Итого семь километров прошёл. Сносная дорога закончилась, дальше только на четыре вд. Давно в этих местах не был, лет пятнадцать, наверное. Кругом чистые поля. От посёлка Берёзки, бывшего японского посёлка Мураяма, следа не осталось. Помнит развалины домов, множество брошенных огородов на которых было много ягоды, клубники, крыжовника, смородины, вишня была – сакура.
Совхозные жители всё выкопали. Теперь ровные поля, даже от тырловки можно сказать следа не осталось. За исключением железного ржавого загона на пять коров, куда загоняют животных на время дойки. С этих мест речка Мураяма меняет характер, становится спокойной, уравновешенной, потому что дальнейший путь пойдет по полям.
Побрёл вверх по дороге. Дальше тырловке поднимался впервые пять дней тому назад. На рыбалку ходил, хотел пробраться на Серебряный ручей, правобережный приток Мураямы, вода не пропустила. На правом берегу в ельнике сплошная зима. Пришлось рыбачить на небольшом ручье Угрюмом. На левобережном притоке немногим ниже устья Серебряного ручья. На жидкую ушицу поймал рыбки.
Дорога разбита конкретно, один товарищ умудрятся здесь летать на сто тридцатом зилке. В том то и дело, что не ездить, а летать, на скорости можно проскочить где угодно даже на сто тридцатом. На дороге довольно много медвежьих следов. Зелёнка лезть пока не думает, холодно, однако.
Местами отчётливо просматривается насыпь, остатки от бывшей узкоколейной железной дороги. Около часу ходу, вышел на поля опять же бывшего телятника. Всё на этой речки бывшие, железка была японская, телятник, советский, впервые годы свободной демократической Росси телятник функционировал. В совхозе Сокол было много коров, так что с ними, с коровами боролись долго! В мелких совхозах уже к концу восьмидесятых пустили под нож почти весь молодняк.
На полях, куда добрёл, много лет выращивали молодняк. В начале девяностых скотники, то есть пастухи, молодых тёлочек стали валить на мясо, списывая свою работу на косолапого. На Мураяме медведей хватает, до девяностых годов не было не одного случая, что бы косолапый тёлку задрал.
А потом мишки озверели. Стали убивать, ради того чтоб убить! Телку задерут и убегут в неизвестном направление, потому что следы за собой заметают! Медведь дюже хитрый пошел, тоже новая волна повлияла.
Если демократия добралась до тайги, то дело труба! Крупнорогатый молодняк стал таять на глазах, председатель перевёл стадо поближе к совхозу. Он понял, в чём суть, не мог поймать за руку, место отдалённое. Если ещё на одно лето отправить телят на Мураяму, совхоз останется без молодняка, а это значит, совхоз развалится, прекратит свое существование.
На устье речки Полтавки медведи прекратили нападать на молодых тёлок. Многим Соколовским неработающим товарищам тунеядцам живущим от икры, до икры пришлось первую зиму жить без самодельной говяжьей тушенки, потом привыкли. Что сделаешь, кому сейчас легко? А директор совхоза сволочь!
Тимоха смачно выругался в адрес одного суеверного Соколовского товарища охотника-браконьера. Пять дней назад на краю поля стояла большая будка, с кирпичной печкой, с нарами, с кроватями. Теперь свежие пожарище. Дыма уже нет, запах гари сильно бьёт в нос. Вот урод, всё-таки сжёг будку.
***
На пороге двадцать первый век. В СССР пол страны баранов, суеверных, алчных и жадных. Прекрасная почва для разных религий, мошенников, это одно и то же. В одном Карл Маркс был прав, религия – опиум для народа. Суеверие, та же религия, с одной пластинки. По канонам какой либо религии, ты не должен быть суеверным. А ведь суеверие это религия язычников, то есть наших предков.
Прошедший зимой суеверный товарищ, не наш предок, не язычник и вообще не понять, кто он по складу жизни, нашёл на телятнике в будки труп. Труп не куда не прятался, лежал себе на нарах тихо спокойно, не кому не мешал. Заболел мужик и помер. Дед жил на телятнике уже третий год, в сущности, не дед, шестьдесят годов всего. Люди в этом возрасте в Госдуму прут, в президенты, а он взял да помер. Каждому свое! Суеверный товарищ последнею зиму этому мужику носил продукты. По зиме на прямую, минуя мост через Большуху, через посёлок, гораздо быстрей.
На все двести процентов уверен, что именно он сжёг будку. Потому что суеверный товарищ лично ему говорил, мол, надо будку сжечь, примета плохая. Разумеется, труп зимой на мотонартах вывезли в Долинский морг. Милиция проверила, убедилась, что дед помер не насильственной смертью.
Такая жизнь, трое детей было у мужика, не далеко жили. Но он предпочёл жить в лесу, совершенно чужой человек помогал ему, родные дети забили на отца. Дочь по доверенности получала пенсию. Выделяла с пенсии копейки суеверному товарищу, тот покупал и носил продукты. Сволочи! Таких гадов в стране всё больше и больше, зато народ снова начинает верить в бога. Ура товарищи, опять пошли правильной дорогой! Не товарищи, а господа, товарищей больше нет.
Хотел на будке чаю попить. Пришлось, не останавливаясь пройти большое поле. В перелеске возле маленького ручейка расположился на большой перекур. Сильно устал, всю зиму просидел, да и осень тоже, а до этого три года в прямом смысле слова просидел.
Отвык от продолжительной ходьбы, надо в форму входить, это не долго. Он натренирован, до середины марта занимался физкультурой, даже бегал по утрам. Когда ушёл в бега, сами понимаете, в данном состояние человеку не до физкультуры.
Развёл костерок, сделал чаю. Как всё надоело, осточертело! Надо рвать с этой деревни. На душе мерзко, не кошки, а тигры скребут и грызут. Часа полтора сидел возле маленького костерка, пил чай, думку думал. Как жить дальше? Ему полностью перекрыли кислород, всё из-за квартиры. Как она достала, квартира эта!
Было, начал разворачиваться, в три магазина сдавал свою продукцию, свои изделия, всё пошло прахом за один вечер. В апреле забрал пять недоделанных хлебниц, у брата в коттедже доделал, пропили хлебницы. Иначе не как. С волками жить, по-волчьи выть.
Пошёл дальше. Впереди послышался лай, показалась белая собака. Хозяина за чужака приняла, с лаем ринулась в бой, может за медведя приняла. Собака то дурная, молодая.
– Ты что чума, совсем нюх потеряла? – зло крикнул Тимоха в адрес Мурки.
Она остановилась, замолчала, завиляла хвостом. Голос знакомый, Мурка хоть дурная, но хитрая, сомневается! А вдруг это не Тимоха, не хозяин, – Муська, Мурёнок, ко мне! – нет, это хозяин. Собака бросилась на парнишу, начала плакать. – Что дура ноешь, сам пошла, а где эти архаровцы? – спросил у собаки, как будто Мурка сейчас ответит.
Из-за поворота показались два архаровца, два друга детства, Колёк и Валёк, Шкет и Китаец. Валёк по национальности бурят, вот ему и дали кличку – Китаец. Шкет и есть Тимохин двоюродный брат. Они вмести с пелёнок выросли, парниша на два года старше Колька, на вид он младше Шкета лет так на десять! Жизнь такая у Колька, водки больно много пьёт, а точнее жрёт.
У Валька на плече ружьё, древняя двустволка курковка, шестнадцатого калибра. Колёк и Валёк это не Тимоха, они в весеннее время безоружными в верха Мураямы не пойдут. Ружьё прихватили и собаку без спроса взяли.
– Ну и как там изба? – спросил сходу, не здороваясь. Он злой на брата, за подбитый глаз, за взятую бес спроса собаку. Если бы глаз не подбили, то наломал бы он дров лет так на надцать. Наоборот благодарить должен, а он злой.
– Нормально, Колёк только окно одно разбил.
– А зачем?
– Жарко было, я пьяный был. Мы же полтора литра водки брали. Да сейчас и без окна нормально, тепло.
– А что дверь нельзя было открыть, когда жарко было? – парниша спросил таким тоном, как, будто это его изба.
– Да говорю я пьяный был, я башкой стекло разбил, – Шкет понимает, что это неправильно с его стороны.
– Ты Тимоха ружьё возьмешь? – спросил Валёк, но без энтузиазма. До первой тырловке идти ещё километров около десяти. Без ружья, без собаки опасно, кругом всё в медвежьих следах.
– Делать мне больше не хрен, как с этой палкой шарахаться.
– А вдруг медведь, патроны все с жиганом.
– Вам самим ещё десяток километров до купалки пилить по дроге, где всё в следах. Я как ни будь с мишкой без ружья договорюсь.
– Я тебе Валёк говорил, что Тимохи ружьё не нужно. На бродах аккуратно переходи, вода большая.
– Меня учить не надо, сам кого хочешь, научу. Много бродов?
– Два брода, до развилки часа полтора. и по ручью минут двадцать. Мурка тебя выведет прямо на зимовье, изба наверху стоит.
– Рыба там хорошо клюёт?
– Нормально клюёт, вода мутная, на уху наловишь, – сказал брат.
– А вы рыбачили? На Угрюмом вода уже светлая. А на правом берегу снега полно.
– Да Угрюмый в четыре раза меньше Быковского ручья. Мы не рыбачили, у нас была банка тушенки.
– А что тогда говоришь, нормально клюёт?
– Тимоха, на Синегорском ручье вода почти чистая, там по любому клевать должно, да и на Быковском будет клевать.
– А что вы сегодня рыбы не наловили?
– Да какая рыба, и без неё тошно, – посетовал Колёк.
– Дома то жрать не хрен, вообще голяк.
– С голода не помру, придумаю, что ни будь. А любовь твоя где, дома, что ли осталась?
– Выкинул я её, хорошего помаленьку. Если что поймаю, я её прихлопну, сожгу вместе с её мамой.
– Ну если ты её выгнал, значит она вечером не припрётся. Меня она боится как огня. А ты сам виноват, я тебя предупреждал.
– Поживем, уведем, ладно пошёл я потихоньку.
– Тимоха, ты-то надеюсь, завтра принесёшь рыбы, да?
– Ну ты Колек и жук. Да постараюсь принести, если клёв будет. Ну давайте, Муся! Вперёд собака белая!
***
Друзья пошли вниз, Тимоха с Муркой пошёл вверх. До сих пор местами просматривается железнодорожная насыпь. Далеко, однако, железка шла. Дошёл до первого брода. В речке стоит мостовой железобетонный бык, разумеется, японский. Вода в реке мутно березовая.
Значит, Мураяму мутят правобережные притоки, впадающие в реку на большой петле. Там два глубоких торфяных ручья впадают в Мураяму. В этом году уже рыбачил на тех красных ручьях, кстати, не плохо, кунджичка попадается довольно крупная, мальмы нет, подкаменки хватает.
Зачем железку сюда тянули, что возили? Скорей всего уголь, видать и с этой стороны отрога шахты были. По Малому, да и по Большому Такой на Камышовый не попадёшь. Реки берут свои воды с крупного отрога, водораздела между Найбенским и Сусунайским бассейном. Шахта Южно-Сахалинская расположена с западной стороны вот этого отрога, на левом берегу речки Сусуи.
Через два километра снова перебрался на левый берег. Значит скоро развилка дорог, по рельефу заметно, что до развилки не далеко. Ландшафт так и не меняется, правобережные сопки глухой ельник и снег. Левобережные сопки сплошной молодой березняк, иногда мелькают снежные пяточки.
Добрался до развилки. Речка Анна бегущая с запада чистая, но вода большая, с сильным березовым оттенком. Быковский ручей гольная глина, он и красит, мутит Анну, ручей крупный, если сравнить с ручьём Угрюмым.
По сравнению с Анной, ручеёк, незначительный приток. Сильный контраст по цвету воды и по растительности. Правая сторона Анны сплошной ельник, в самих верховьях на левом берегу тоже ельник. Немногим выше по Анне крупна развилка. Думал, что эта основная развилка, ему так местные рассказывали. Быковский ручей совершенно голый, редкие клочки берёзового подроста, даже бамбука мало. Интересно, с какого материала здесь смогли избу срубить? Кругом что в степи. Не таскали ведь лес с правого берега.
Предположение одно, только с речных булыжников можно избу срубить, этого добра на ручье хватает. Значит, не срубили, а сложили избу? Не приходилось видеть каменных избушек. А что, не плохо звучит, зимовье сложенное с речного камня. Звучит не естественно, смотреться такая зимовайка будит конкретно. Зато не кто, не одна сволочь не спалит зимовье. Напрашивается вопрос и он главный. А где же смысл? Леса то нет. Зачем нужна изба в данном районе?
Не повезло, каменного жилища охотников не увидел. С километр прошёл по ручью, на правом склоне заметил тропку круто ползущею вверх. Здесь у ручья фактически нет берегов, крутые склоны градусов за пятьдесят. На частых кривунах малюсенькие пойменные пяточки, местами снег лежит! Ручей, узкий глубокий, течение сильное, дна не видно, тяжело бродить.
Мурка полезла по тропе, хозяин следом. Закарабкался наверх распадка. Панорама отлична, куда не кинь взгляд, кругом жухлая трава. Внизу у воды на пойменных клочках, местами зелёнка уже полезла, наверху тишина. В лощинах видно снег. Прошел верхом метров двести, держа курс на Быковский перевал. Изба!
Это так говорится изба. Может для кого-то это и изба, но только не для Тимохи. Первое восклицание при виде данного сооружения, – Да уж! – а дальше немного ненормативной лексики в адрес двоюродного брата. Наверху стоит большой балаган, полностью оббитый борукрытием. Сразу сообразил, что балаган лиметэт строили Быковчане. Борукрытие или борпокрытие это скажем брезент, пропитанный резиной. Материал не гниёт, довольно ластичный по отношению с рубероидом.
В шахтах с борукрытия изготовляют вентиляционные рукава, по которым можно выбраться наверх. За посёлком Быков, вверх по Найбе, все зимовья, будки, балаганы, прочие ночевайки покрыты борукрытием. Разумеется, материал намного дороже полиэтилена, также и намного прочней, естественно, тяжелей, очень намного.
Шахтёрам негде полиэтилена взять, точней стырить, борукрытия на шахтах полно. В связи с тем, что всё добро было народным, дорогостоящим материалом крыли таёжные зимовья. Это не что, молекулярная веха в ведении народного хозяйства!
Балаган с наружи имеет форму зимовья, даже имеется двухскатная крыша, под небольшим углом. Дверь в центре торцевой стены. В двери окно, выбитое, Колька работа. Он хоть брат, но всё равно сволочь. За такие дела надо руки обрубать вместе с головой, потому, что окно головой выбил! Проснулся в пьяном угаре, в избе жара, головой окошко вынес, его голове не хрена не будит не царапин, не сотрясений! Мужику четвёртый десяток, а ведёт себя как малолетка. Жарко, мол, было, но ведь можно было дверь открыть, печку до одури не кочегарить, на дворе весна.
Зашёл внутрь, очередное восклицание было без, да уж! Сразу матерная тирада. Идиоты или каждый с ума сходит по-своему? В сущности не какой разницы. Каркас балагана сколочен с ивового подроста, обшит борпокрытием, на то он и балаган.
Нары в торце, двухъярусные! Нижняя лежанка от земляного пола возвышается на тридцать сантиметров. Может, возникнут чувство, что ночевайку городили малолетки. Но глядя как связанны ивовые столбики, балаган делали взрослые. Вот это они в шахте надышались веселящего газа! Вот это их вставило!
На двери с внутренней стороны примострячен огромный мощный запор. Точней шпингалет изготовленный в пятидесятые годы. Это приспособление парнишу добило окончательно! Хлипкая дверка, собранная из тонкой доски, из клёпки с которой собирают ящики, брезенто-прорезиненные стены и мощный шпингалет на двери. Анекдот! Это будет одинаково, если данный килограммовый запор присобачить на обыкновенную брезентовую палатку.
В зимовьях на дверях делают крючки, что бы дверь ночью не открывалась. А не для того что бы кто-то ночью не открыл дверь, не вошёл в избу, не перегрыз спящему охотнику горло. У нерадивых охотников крючок с внутренней стороны двери, что бы собаки ночью дверь не открыли. У нерадивых собаки в зимовье спят, портятся потихоньку! На балагане запор поставлен, что бы ночью ни кто не зашёл! Умора! Странно, почему с наружи двери не было гаражных запоров и навесного амбарного замка весом килограмма на полтора, может, забыли?
Перекурил в балагане. Совершенно нет желания ночевать в данной постройке. Вышел на улицу, кострище имеется, насчёт дров, без слов. Спускаться за дровами на ручей? Внизу весь сушняк давно выпилен, даже сырец спилен. На ближней к балагану пойме стоят одни пеньки ивовые. Не смотря на то, что спуск к воде такой же как у зимовья на Медвежьем ручье. Склон за пятьдесят градусов, протяжностью метров десять минимум.
***
Во всё собачье горло заголосила Мурка, орёт вверх ручья. Парниша насторожился, неужели косолапый в гости пожаловал? Отбой, ложная тревога, нечего здесь медведю делать. Южная сторона, а зелёнка ещё не полезла.
Увидел людей, идущих вниз по ручью. Два вооруженных парня и одна невооруженная девка. Ясно дело, ребятишки идут на эту ночевайку. Время к вечеру, надо успеть добраться до посёлка. Здесь он ночевать не будет. Ну народ, как можно такую постройку назвать избой, да ещё зимовьем?
Минут через пятнадцать вооруженные туристы залезли, за карабкались наверх. Ребятам лет по двадцать пять, а девка похоже малолетка, они ведь, молодые самки глупые за обладание сразу двумя самцами готовы идти хоть за Камышовый хребет, хоть к медведю в берлогу. Если самка лицом и прочим не вышла, тем более. Эта самка лицом вышла и прочим вышла, значит, головой не вышла!
Первый товарищ, забравшийся наверх, сразу, сходу, без всякого здравствуйте. – Это зимовье моего отца. А кто окно разбил?
– Какое зимовье? – раздраженно спросил Тимоха.
– Вот это! – парень сбросил рюкзак, ружьё прислонил к ЗИМОВЬЮ! Закурил.
Этот молодой поселковый, неграмотный оболтус испугался сказать открытым текстом, мол, шуруй-ка ты мужик в другое место, здесь мы будим ночевать. Он уже нарушил закон тайги, за это можно смело убивать и угрызений совести не будет. Но у них два ствола, а у парниши даже топора нет.
– А что твой отец делает на этом балагане. Ой, извини, на зимовье, – решил поиздеваться до определённого момента.