Академия святости и Рассказы из колодца

Благодать дается перед скорбями

Бом, бом, бом – громко забила полифония колоколов в будильнике телефона, чередуя тяжелый гул с легким и звонким.

Нужно открыть глаза. Темно, спит муж. За окном уже скоро включится улей, гул города, автомобилей. Очень не хочется вставать, но обязательно нужно попасть на воскресную литургию!

Заглянула к детям в соседнюю комнату, поправила подушку сыну, приподняла упавшее одеяло старшей и тихо прикрыла дверь.

Двадцать минут на утреннюю молитву, глаза все еще закрываются:

– Бóже, ми́лостив бу́ди мне грéшному.

Первый поклон всегда сложнее остальных, спина побаливает от вчерашнего сидения за компьютером, безуспешно искала лекарства подешевле. Ничего, второй поклон пойдет легче.

Веки постепенно опускаются. По памяти буду читать. Нет, лучше открыть глаза, засну еще.

Умыться, привести волосы в порядок, длинная юбка и платок, на все двадцать минут.

Тихий поворот ключа, закрыла дверь. До соседнего храма километр пешком, там за шоссе заканчивается город, там переступаешь в совершенно другой мир с деревенским пейзажем, домиками с печными трубами и пышными деревьями. Плавно течет звон колоколов, немного запинается, видать, новый алтарник на колокольне.

Проходя хозяйственный магазин, что на углу, вспомнила:

«Свет выключила. А утюг?!

…Фух, утюг ведь не включала.

Не забыть бы про школьное собрание, в прошлый раз не сдала деньги вовремя.

Все! Оставим попечение, займусь душой, Господи Иисусе Христе помилуй мя…

Хм, надо будет на обратном пути купить масло, заканчивается, а завтра утром Димке на работу, бутерброды приготовить. Ой, деньги, то взяла?»

Нащупав в сумке кошелек, провела по молнии:

«Точно, есть!

Вот дуреха, иду в святое место, а мысли! Эх, Душе моя, душе моя, что спиши!

Господи Иисусе Христе помилуй мя! Господи Иисусе Христе…»

В полумраке, не разобрать лиц, только видно, как к светлым воротам медленно приближаются очертания прихожан, со всех сторон, почти как капли, соединяются в ручеек у главного входа храма.

Внутри запах ладана, чтец отчетливо произносит:

– Услышь, Господи, слова мои, уразумей помышления мои.

Внемли гласу вопля моего, Царь мой и Бог мой! ибо я к Тебе молюсь.

Подходя к плавно текущей змейке-очереди в сторону алтаря: «Пойду на исповедь, а то еще глядишь, не причастят».

Вышел пожилой священник, благословил каждого, спустился к аналою и произнес:

– Бо́же, Спаси́телю на́ш, И́же проро́ком Твои́м Нафа́ном пока́явшемуся Дави́ду о свои́х согреше́ниих оставле́ние дарова́вый, и Манасси́ину в покая́ние моли́тву прие́мый, Са́м и раба́ Твоего́.

Священник: – Назовите свои имена.

Я: – Екатерина.

Священник: – Ка́ющагося о ни́хже соде́ла согреше́ниих, приими́…

Подошла очередь.

Священник, наклонившись внимательно выслушал. Затем объяснил, как правильно исповедоваться. Огорчилась, не стоило описывать подробности, а только каяться во грехе. Стыдно. Вытащил из меня все. Со слезами рассказала, как осуждала подругу, когда та пришла в вызывающем платье, как теряла мир за вечерними уроками с дочкой, раздражалась на надоедливую коллегу мужа и еще, еще. Слова выпадали, как булыжники, становилось легче.

Наложил на голову епитрахиль и разрешил грехи. Облегчение!

«Забыла поделиться о здоровье сына! Правда зачем? Наверное, батюшкам несладко, столько людей приходит со скорбями, у многих сложнее чем у меня. Главное исповедовала то, что вспомнила. Господи помоги исправить страстное сердце! Помоги не осуждать, сохрани веру, дай терпения, укрепи мужа!»

– Фух, – отошла со спокойным сердцем в сторонку к большому напольному подсвечнику.

В трех шагах, у иконы, пожилая женщина с благородными чертами лица в длинной черной юбке, на голове темный платок с кисточками. Что-то шепчет и складывая руки лодочкой часто кланяется, затем снова что-то проговаривает и кланяется, все это не в такт службе: «Странная она какая!»

Стою и думаю о Христе: «Сколько Он вытерпел на кресте. Что такое принять на себя грехи мира? Не смогу осмыслить… Наверное, не самое сложное, когда висишь с раздробленными кистями, задыхаясь от жажды и сдавливания, а грехи, мои грехи, которые я еще не совершила пока, а Он уже знал обо мне. Предвидел мои страсти, знал какой я буду! Попытаюсь исправить себя или стану заглушать совесть? Буду наслаждаться моментом или остановлюсь?»

«Господи Иисусе Христе, помилуй!» – вытерла слезы.

Вдруг женщина поворачивается, отчего кисточки на платке взлетают стайкой, и глядя в глаза, произносит:

– Он понес твой грех, а ты помогай нести Его крест!

Также быстро отворачивается и продолжает класть поклоны. Хор почему-то перестает петь, видимо, какая-то заминка в алтаре.

Теряюсь в мыслях, пытаясь понять, о чем это она. Становится не по себе, но стараюсь молиться:

– Господи Иисусе Христе! Господи Иисусе!

Торжественно проходит диакон с кадилом. Запахло смолой и лесом, южным горным ароматом деревьев, когда жара, а под ветвями прохладно, шелестят иголки на сосне.

Из леса вернул в храм тот же женский голос:

– Благодать всегда укрепляет перед скорбями!

Бабушка с красивым лицом быстро удаляется, черная юбка покачивается от сквозняка у входных дверей: «Кто она? – странное ощущение в сердце от этих слов, – откуда она знает о чем я думаю? Стою в растерянности, а служба идет своим ходом».

Час или два пролетели как секунды, мысли о Христе, об этой странной пожилой женщине: «Хочу молиться и любить, искренне обнять каждого, кто стоит рядом. Печали ушли, рутина и заботы улетучились! Вокруг как в детстве, когда необъятный мир, деревья великаны и рядом друзья! Откуда это во мне?»

Скрестив руки иду к чаше.

– Причащается раба Божия… как ваше имя?

– Екатерина.

Отхожу в сторонку и запиваю. Ясно чувствую, как разливается по телу что-то невероятное. Лишь бы не спугнуть! Отошла, стою и боюсь пошевелиться, чтобы не прогнать То, что сейчас во мне: «Не понимаю, откуда на сердце радость? Или это мне кажется? Нет! Такое нельзя придумать, это чувство есть, сейчас сердце заполняется Им, но чем? Что там происходит? Как теплый поток, невидимой, но ощутимой любви заполнила волна чашу сердца! Что это?!»

Благодарственные молитвы неподвижно стояла. Не прогнать бы облако чуда. Радость распирала сердце, словно надутый шар, что сейчас лопнет, а от этого взрыва точно знаю, всем вокруг обязательно станет также радостно и хорошо! Поделиться бы с каждым, но как передать?

Слабо помню, как шла домой. Внутри все пылало до легкой усталости. Можно ли устать от тихой радости и любви? Может это как в детстве, когда долго и радостно смеешься с друзьями и уже нет сил, но все еще смешно?

Очнулась в продовольственном магазине с пачкой масла в корзинке. Как же оказывается приятно, погасить мрачную раздражительность этого грубоватого кассира, потушить ее внутри себя, не дать огню гордыни разгореться, не ответить руганью, а просто улыбнуться. Кассиру тоже трудно, люди весь день, очередь, не многие подарят доброе слово.

Домой летела словно на крыльях, ощущая каждой клеточкой тела и души – это, то, что исходит из сердца, даже замешкалась на пешеходном переходе, выругался таксист, в ответ снова улыбнулась.

Мысли о Христе и почему-то о Его словах:

«Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою?»

Откуда у меня она? Евангелие редко открываю, странное сегодня утро.

Подходя к подъезду, глаз зацепился за тревожный объект возле наружных дверей – машина скорой помощи!

Взбегая по ступенькам, лифт слишком долго ждать, мысленно почти кричала: «Только бы не к нам! Господи, пожалуйста, не к нам!»

В голове как кадры кинопленки. Знакомство с мужем, фата, свадьба, я с животом и мы счастливые ждем малыша. Грубо толкают в автобусе, падаю, адская боль и слезы, я в больнице, врач в маске и слова:

– У вас никогда не будет детей!

Затем ссоры с мужем и как итог многолетних мытарств – детский дом. Выходим сразу с двумя конвертиками шевелящегося в них счастья!

Пробегая очередной этаж, пробежал образ, дети растут, мы в отпуске на море, младший, Лешенька неожиданно начинает тонуть, судороги, головная боль. Мы в больнице. Ему ставят страшный диагноз – эпилепсия!

Наступило время мучений. Приступы, таблетки, врачи и постоянный страх за сына! Приход в церковь…

Подбегая к пятому этажу, мигом открываю дверь, запыхавшаяся влетаю в детскую. Лешка спит у сестры на кровати, в ногах, наверное, страшный сон приснился. Почти как у меня сейчас!

Медленно сползаю по стене детской комнаты на корточки.

Брызгают слезы:

– Прости меня! Господи! Прости, за маловерие, благодарю, что не сегодня!

Участок № 13

Валентина Ивановна шла по деревенской дорожке вдоль забора, к старому кладбищу, где под номером тринадцать ее давно ожидало место под личную могилку, в дальнем тенистом углу под большой ветвистой березой.

Невысокая, худощавая с аккуратным седым пучком. Шла она к единственному человеку, который ее всегда понимал и любил, да и тот сейчас находился за этой зеленой кладбищенской оградой с прослойками ржавчины на заостренных завитушках.

От многого в своей жизни Валентина устала, но больше всего от пьющего сына Сашки. Регулярно и до дна выпивал он силы матери. Раз в месяц, день в день, требовал ее пенсию – единственный источник существования семьи.

Как раз сегодня и был этот черный день, тот самый, когда приходила соседка – почтальон и после росписи в получении нескольких купюр, выдавала ей незримый билет на мучения. Оставшаяся часть дня Валентины Ивановны гарантированно становилась испытанием на прочность.

Проходя через ограду, повернула в сторону могилки любимого мужа. В такие дни месяца, ночевала она на улице. В холодное время года, пошла бы к соседке, да часто проситься на ночевку стеснялась, а воспитание Валентина унаследовала от покойного отца, Ивана Ивановича – уважаемого деревенского учителя.

Изредка Валя пыталась вразумить сына, но за поучения обеспечен был ей синяк под глазом и бессонная ночь. Часто бежала она по деревенской улочке, спасаясь от топора или березового полена. Соседи сочувствовали, помогали советами, но надежд на исправление сына, почти не оставалось. Многое испробовала, лечение травами, беседы и угрозы, даже «зашивался» он однажды в городской клинике у приезжего врача, но затем снова срывался и пропивал при первой возможности все, что у них водилось ценного в доме.

Сидела у могилки, плакала, вспоминала, как они познакомились, и вскоре родился сын, как дружно жили. Муж помогал в алтаре соседнего с деревней храма, искренне верил Богу, пытался приобщить и ее, но Валя все откладывала:

– Вот стану старая, свободного времени больше будет, тогда и пойду в церковь!

Затем неожиданно пришло горе. Муж заболел, скоропостижно скончался, практически высох за неделю. Сын тоже страдал и стал понемногу захаживать к Марье – самогонщице, что торговала у себя дома, на соседней улице. Так и пришла беда, да не одна!

Рядом с могилкой Сережи, глубоко она погрузилась в облако воспоминаний. Когда улетаешь туда, в прошлое, где хорошо и беззаботно.

Неожиданно Валентина ощутила, что он здесь не одна, повернув голову в сторону калитки, вздрогнула. Рядом стояла незнакомая старушка. На голове белый платок, накинутый на шею в несколько витков, как носят пустынники, что с рукописных икон, в руках длинная палочка и небольшая сумка:

– Христос в помощь, дочка! Не будешь ли против, если отдохну немного рядом?

– Конечно, присаживайтесь, – вытирая мокрые глаза, ответила Валентина.

Усаживаясь на скамейку и облокотившись на край палки, несколько скрипучим, но приятным голосом, произнесла:

– Не горюй милая, все наладится со временем, Господь милостив. Молись чаще, да читай книгу Иова. Вспомни дорогая, историю от преподобного Серафима, когда одному благочестивому человеку старец предсказал, – Брат, какой же ты будешь пьяница! – Так и вышло, через время человек тот стал сильно пить, а спустя годы, вдруг резко перестал и более не впадал в этот грех. Все потому, что Господь хотел уберечь душу, через его же страсть. Хотел спасти от совершения более страшного греха. Пусть пьет, лишь бы не навредил себе и чужим душам еще более!

Понимая, что беседует не с простой старушкой, Валентина поинтересовалась:

– Вы бабушка, откуда приехали? Я вас не замечала здесь, похоронен у вас кто?

Продолжая мысль, старушка с глубоким вдохом произнесла:

– Одна девица много зла натворила в молодости! Муж ее уехал, домой к отцу, там и остался. Вот он и просил проведать жену, да передать подарочек, любят ее там, очень любят!

Валентина ощутила, как что-то щекочет лицо и неожиданно открыла глаза, по щеке ползла божья коровка.

Озираясь по сторонам, подумала: «Удивительно, и как это я заснула? Как наяву, бабушка с клюкой. А что за подарок и не сказала, странно!»

Легкий ветерок шевелил длинные ветви березки над оградой, вдалеке пели птицы, солнце заходило.

Скоро потемнеет, вздохнула и решилась отправиться домой. В глазах все еще стоял образ старушки в белом платке: «Что же этот сон означает? У кого бы узнать, может зайти в церковь расспросить священника?»

Тихо вошла в дом, сын спал, села рядом на край кровати и пригладила его светлые кудри.

Подумалось: «Он ведь не плохой, только мучает себя этой водкой. Господи, как бы я хотела его излечения».

Отец Григорий

Прибралась в доме, завершила дела по хозяйству, приготовила ужин. Ничего не поменялось, но странное, неизвестное ощущение слово выросло внутри – «жизнь наладится!»

Спать еще рано, вышла на воздух, в сумерках за забором заметила фигуру в длинном платье. По мере приближения к дому, фигура стала узнаваемой: «Да это же батюшка – отец Григорий! Да и не платье это вовсе, а подрясник!»

Священник из деревенского храма святой Валентины, произнес:

– Приветствую, Валя, Господь посреди нас!

– Здравствуйте, батюшка, – смутилась немного.

– Дело у меня к тебе есть от мужа твоего Сергия.

Валентина так и села на пень, что стоял у летней кухни. В голове зашумело, сердце обдало кровью, а руки стали слегка трястись.

– Да ты не пугайся, все славно, Господь с нами! Хорошо, что села, слушай тогда! – по-деловому, но с улыбкой произнес батюшка.

– Около пяти лет назад, после вечерней службы Сережа помогал мне в алтаре и как-то так таинственно тогда сказал:

– Батюшка, хочу поделиться с вами. Недавно убирался я в храме, вот как сегодня. Чищу и молюсь про себя. Затем случилось что-то удивительное. По правде сказать, долго не решался делиться ли с вами. Надеюсь, не подумаете, что Сережка с ума сошел?

– Выкладывай дорогой, не подумаю, со мной всякое бывает здесь.

Сережа, немного теряясь продолжил:

– Так вот, убираюсь я в храме и вдруг открываются двери в притворе, входит старушка. Невысокая такая, лица не запомнил, в светлом, очень длинном, платке. Наклонена была или согнута. Вот и говорит она, – Хорошо ты делаешь, что помогаешь здесь, нравишься ты мне. Наблюдаю давно за твоей семьей. Вот только, то, что твоя жена в молодости акушеркой служила, да много младенцев погубила – это беда, – покачала головой бабушка, – нужно ей понять это и исправить себя, потому как в Царствии Божием нет не раскаявшихся. Господь хочет, чтобы все спаслись и не повторяли своего греха!

– Когда умрешь, начнет жена твоя помогать тем, кому вредила с детоубийством в утробах. Тем, кто растит сирот или потерял младенца. Напиши ты ей письмо об этом и отдай священнику, пусть после твоего ухода передаст Валентине. Что писать я тебе подскажу.

– Скоро Сергий отправляться тебе к нам – домой!

– Пора, готовься!

Пока я приходил в себя, исчезла старушка. Просто взяла и испарилась в один миг. Я словно застыл с на месте. Полчаса, наверное, не мог отойти. Решился теперь рассказать вам, да и письмо я принес для Вали.

Отец Григорий вынул из большой сумки белый конверт и протянул Валентине:

– Передаю тебе это письмо Валенька. Думаю, что-то Господь хочет от тебя. Если не разберешь, приходи в храм, поговорим, а мне пора, семья ждет.

Валентина Ивановна сидела на пне с письмом в руке, солнце уже зашло, веяло прохладой, в мыслях прокручивался этот странный день.

Письмо от усопшего

Бережно открывая письмо, Валентина ждала послания от любимого Сережи. Слезы капали на конверт. Стала читать, вглядывалась в каждое слово, родной и знакомый почерк, послание действительно писал любимый муж. Как же не хватало его и как сильно хотелось, чтобы это письмо не заканчивалось.

Любимая Валя!

Пишу тебе тайком, пока ты на кухне и не видишь. Наверное, для тебя очень странно все это? Меня уже нет, а ты читаешь эти строки, но так нужно, пойми дорогая.

Произошла со мной недавно очень необычная история, сразу так и не расскажешь. Да и отец Григорий, наверное, уже что-то тебе передал, но если кратко, то явилась мне в нашем храме святая. Просила тебе передать одну историю, из церковной жизни священника, ученика моего отца.

Опишу от его имени, как мне ее и передали.

«Храм, лето, жара, много исповедующихся, один за другим люди идут к аналою. Кто с листиком и написанными на нем грехами, кто сам рассказывает. Замечаю, в конце очереди, стоит незнакомая женщина и пропускает всех, кто за ней становится. Ну думаю, сейчас что-то интересное будет.

Подходит и ее черед.

Здоровается:

– Батюшка никогда я не ходила в храм, но вот решилась исповедоваться.

Каюсь! Хотела я два года назад убить ребенка своего… В животе.

Сейчас-то я понимаю более или менее, что грех-это, а тогда и не думала даже.

Пришла я в больницу. Отстояла очередь, направили к врачу, такому видному пожилому мужчине. Посмотрел он меня, и сидит, пишет что-то в мою карту.

Я и спрашиваю у него, что мол:

– Когда будете чистку начинать.

А он так спокойно отвечает:

– Нет у вас беременности дорогуша, у вас там миома сидит, а вовсе не малыш!

Я опешила и не знаю, что делать, а он продолжает писать и так же спокойно назначает день операции.

Посидела я, понервничала и прямо там в обморок и упала, у него в кабинете, прямо возле стола. От страха, наверное, болезнь ведь нешуточная!

Очнулась через время, лежу уже в другом кабинете, что возле регистратуры. Медсестра мне укол делает.

– Ну как, – говорит, – очнулась? Ничего оклемаешься сейчас, душновато у нас здесь многие падают.

– А где врач? – спрашиваю.

– Так ты милая не дошла до него, здесь в коридоре и шлепнулась.

Удивилась я, но встала и снова к нему отправилась. Захожу в кабинет, а там уже женщина сидит. – А-а, – говорит, – та, что в обморок упала, – ну заходи, заходи, у меня все готово, сейчас будем чистку начинать!

– Да как же, чистку-то, мне ваш врач, в этом же кабинете вот только сейчас сказал, что у меня миома, и день операции назначил уже!

А женщина-врач мне:

– Девушка! Никого, кроме меня в этом кабинете нет! Я одна сегодня! Если вам нехорошо, может вам в другой день прийти?

– Да, вы правы, наверное, лучше в другой, – согласилась я, разворачиваясь домой и не понимая, что происходит.

Спускалась с этажа и заметила на стене ряд фотографий, врачей отделения.

– Да вот же он! Врач этот, пожилой мужчина, что сегодня мне отменил операцию и обнаружил миому!

– Нет, – говорит проходящая медсестра, – не мог он назначить вам ничего, это наш Сергей Сергеевич, один из лучших гинекологов, за всю историю отделения. Правда… умер он еще два года назад.

Там я, чуть снова в обморок не упала.

Присела на скамейку в коридоре и задумалась:

– Что же это получается? Не дошла я до кабинета чистки. Обморок случился, прямо в регистратуре? Это что же, без сознания, пообщалась с умершим врачом?!

– Вот батюшка, после этого я и решила не делать никакой чистки.

– Родилась у меня любимая дочка. Вот там муж на руках ее держит. А чудо с обмороком, муж заставил вам рассказать. Но, если не поверите, я не обижусь, пойму».

Такая история Валя. Пишу тебе, предваряя мой разговор с отцом Григорием. Я ему передал в деталях историю мою, он расскажет, что нужно, опыта у него больше в этих делах.

Я же, перед расставанием прошу, брось ты греховное свое занятие и глядишь, встретимся там!

Если Господь сподобит, буду за тебя молиться!

За Сашкой следи!

Целую и люблю дорогая моя Валюша!

Весточка от покойного мужа соединила дневной сон на кладбище и беседу со священником. Ситуация стала словно кусочком старинной карты, порванная на части и соединенная вместе, она обретала настоящий смысл.

Задумалась о себе, о бедах сына: «Ведь я так и не исповедовалась в грехах молодости, про клинику ни разу не говорила. Что же делать? Нужно вспомнить, о чем говорила старушка на кладбище!»

Немного поразмыслив, сердце вздрогнуло и Валю осенило: «Да это же святая Валентина! Все ведь сходится! Храм Валентины, старушка в храме, старушка на кладбище! Да это же моя покровительница! А я даже день ангела никогда не отмечала».

Усиленно стала вспоминать сон: «…а муж ее уехал, домой к Отцу, там и остался, – да ведь это про моего Сережку! А домой – это туда, к Богу! – и история преподобного Серафима легла в общий порванный лист как влитая, оторванный край к другому, – да это же все про нас. Про меня, да сына! Господи благодарю за вразумление! Господи, постараюсь. Спаси нас, помоги Сашке, все сделаю, что скажешь!»

Очисти сердце

Несколько волшебных месяцев Валентина Ивановна не отрывалась от чтения. Сын пил, как и раньше, правда, руку на мать не поднимал. За прошедшее время отец Григорий принес целую кипу книг из личной библиотеки, многие из них действительно ее заинтересовали. А спустя время Валентина стала тянуться в храм за таинствами. Научилась исповедоваться, регулярно причащаться.

Сердце горело и тянулось к знаниям, жаждало поделиться полученным с каждым.

Однажды возвращаясь из храма, на дорожке у сельского магазина, Валя заметила сына. Рядом веселилась беспутная компания закадычных дружков.

– Санек, твоя мать идет! Давай сгоняй, не хватает на бутылку! – крикнул высокий, рыжий собутыльник.

Саша подошел к Валентине Ивановне и склонив голову тихо произнес:

– Мать, прости меня! Не могу больше так жить! Сердце жжет, горло горит! Помоги, – упав на колени, прямо в дорожную пыль, произнес сын.

– Сашенька, пойдем домой? – произнесла с надеждой, уже заученную фразу.

На удивление матери, Саша встал, взял ее за руку и без слов направился в сторону дома.

Рука сына напомнила детство Саши, когда Валя, медицинский работник, портрет которой, висел на доске почета напротив клуба, забирала сынишку из сада, в конце каждого рабочего дня.

За время, прошедшее после смерти мужа, Валентина научилась выводить сына из запоя, травами, рассолами и таблетками. Накопленные знания пригодились и в этот раз.

Смущало одно, за время мучений, сын никогда не просил о помощи. Обычно это происходило почти насильно. Она подсыпала ему порошки в бутылку, его рвало и на время приходило отвращение. Бывало, он просто уставал от «зеленого змия» и тогда наступали дни покоя и маленького семейного счастья. Но в этот раз пошло что-то не так.

Утром был длительный разговор, Валя больше молчала, а сын трясущимися губами просил о помощи:

– Мать, не хочу больше в этот ад возвращаться. Сорок лет, а я последние годы как в горячке, в белом бреду. Ты в храм ходишь, попроси за меня. Устал и телом, и душой, – склонив голову, молил Саша.

Внутри затеплилась надежда. Столько раз она рисовала в мыслях этот долгожданный момент, а в последний год даже требовала у неба вернуть сына из адских мук, исправить, вразумить!

Боясь нарушить решимость Сашки неправильным словом, ответила:

– Сашенька, если ты готов, давай вместе просить, сходим завтра в храм, сами мы не выберемся, но Господь поможет, главное желание.

В конце недели, утром, под пение петухов, шли вдвоем. Мимо магазина, вдоль улицы самогонщицы Марьи. Впереди виднелось деревенское кладбище, приближался звон колоколов.

По очереди исповедовались у отца Григория. Причастились. Долго и горячо молились после службы у иконы святой, где висела красная лента с крестиками благодарности от прихожан, а святая строго смотрела, держа в руке лист с дерева, как залог триумфа, словно говоря: