Здравствуй, 1984-й
Я малость обалдеваю, помню я этот «коленвал» – до повышения цен самая дешевая водка была, сейчас я давно ее не видел. Название такое она получила в народе из-за надписи «ВОДКА» не в одну строчку, буквы «О» и «К» чуть ниже нарисованы, вот и похожая на «коленвал» надпись получилась. И про шоколадку она не угадала, я нам на закусь нес, с лимоном-то туго сейчас. Но пусть будет дочке, ишь как рада.
– Ты погоди «коленвал», это по спецзаказу для ветеранов и партийных работников, пять звездочек, не пахнет он клопами, зуб даю, – начинаю я вешать лапшу на уши, не желая пить отраву. – Ты на цену глянь.
– Да? И точно, прилично стоит, может, и в самом деле неплохой? – удивляется наивная дурочка лет двадцати пяти и сервирует стол нехитрой едой.
А закусь точно к водке – вареная картошка, сало, капуста квашеная, сыр домашний, огурец соленый, видно с прошлогодних запасов, но крепкий на вид. Черт, может, на хрен этот коньяк, да и не делали откровенной отравы в СССР. Но Галка уже настроилась вкушать напиток партократов. С трудом открываю бутылку и разливаю понемногу для начала.
– Эх, жаль, лимона нет, – неподдельно огорчаюсь я.
– Зачем? – нюхает напиток Галя и морщится.
– Чтобы морда после «епли» довольной не казалась, – шучу я, и шутка заходит на ура.
Галка – девка простая, и ей мой казарменный юмор нравится.
– Ой, насмешил, – дрыгает она полноватой ногой, уже оголенной до бедра. – Ты тяпнул уже, что ли? Тихий, скромный, а тут выдал.
– Щас тяпну, да мне чуть-чуть, только для запаха! Дури у меня и так хватает.
Галька смеется и непринужденно выпивает коньяк, закусывая кусочком сыра. Я не отстаю. Кладу руку на коленку и тискаю податливое тело. Завершается бутылка коньяка, почти полностью приговоренная стойкой бабой, и мы перемещаемся из кухни в баньку. В доме в спальне спит дочка, и мы стараемся ей не мешать. Секс завершился минуты за две! Мне, опытному, как я считал себя в прошлой жизни, ловеласу неудобно. Дама ведь не удовлетворена. Толику пофиг, но я его заставляю идти на второй круг, а потом и на третий. В конце концов после пятого захода за три часа меня выгоняют домой. Я доволен как слон, да и Галя, отжаренная на пять с плюсом, дружелюбно улыбается на прощание.
Поспал всего часа три, и разбудил меня не петух, а бабуля. Тот пестрый будильник тоже, я думаю, орал, но мне, уставшему от вчерашних любовных утех, это было нипочем. В результате в класс пришел последним, но не опоздал. Денег, что интересно, батя больше не дал. Это что получается, два рубля на неделю?
Сегодня тоже пять уроков – геометрия, две литературы и два труда последними. Толик обычно с них сбегал, а я решил пойти. На геометрии математичка рассказывала новую тему, а перед этим спрашивала домашку, поставив пяток оценок. На меня она странно поглядывала, но ничего не спросила. На перемене, в закутке с фикусами около кабинета литературы, куда я загасился от разных взглядов, ко мне подошла Фаранова – тоненькая, изящная девочка с русыми волосами и длинными ногами. Лицо красивое, но детской красотой.
– Толя, что ты там за глупости про меня говорил? – требовательно спросила она.
– Ничего и никому не говорил, Петрухе сказал, что ты мне нравишься, и все, – открестился от наезда я, разглядывая ребенка.
«М-да, поторопился я, гадкий утенок она пока», – решаю про себя.
– Ты чего? Дурак какой! Не говорил, что мы дружим?
– Петруха, стоп! – поймал я своего несостоявшегося подельника за рукав. – Кому сказал, что Аленка мне нравится? Я только тебе говорил.
– Да отвали ты, никому не говорил, – попытался, крутанувшись, вырваться тот из моего захвата.
Пришлось стукнуть его слегка в печень, от чего одноклассник присел и стал хватать ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды.
– Чего ты? – возмутился Петр после того, как отдышался, и добавил мстительно: – Каркатову сказал.
– И мне он сказал, – подтвердила Аленка. – Только разных гадких подробностей добавил.
Тут я увидел плечистую фигуру Каркатова, идущего на урок литературы.
– Серега, иди-ка сюда, – кричу ему, держа за рукав своего кореша.
– Ты прибурел, Толян? – спросил здоровяк, подходя и нависая надо мной.
Его я тоже тычу в печень. А вот нечего прижиматься вплотную. Тот пытается что-то сказать, но я сбиваю его с ног простой подсечкой и бью двоечку в челюсть.
– Сука, урою! – размазывая кровь с разбитой губы, пытается встать Каркатов.
– Ой, боюсь! Ты сплетни про меня с Аленкой распускаешь? – насмешливо смотрю на его попытки очухаться.
– Да ты не поня… – попытался достать меня прямым ударом Серега.
– Да все я понял, а ты нет, – легко ухожу уворотом головы от удара и на развороте бью апперкот. – Вопрос тот же!
– Этот сказал, что у вас шуры-муры, – сдается Каркатов, кивая на испуганного Петра. – Тебе все равно после школы не жить!
– Толя, я ничего такого не говорил! – лепечет Складнев.
– Анатолий, прекращай! Из школы вылетишь! – возмущается ошарашенная Фаранова. – Пусть что хотят говорят!
– Считайте, я вас обоих предупредил! – хватаю портфель и иду в класс.
– Я вас тоже предупредила! – тычет пальчиком Аленка, и я вспоминаю, что у нее четыре старших брата и один на год младше. Все здоровенные кабаны.
– Ты чего такой нервный? – спросил у меня Кондрат, уже когда началась литература.
– С Каркатовым сцепился, распускал слухи про меня, – шепнул я в ответ.
– Если чё, мы с Похабом впряжемся, – пообещал сосед по парте, и я с удивлением вспомнил, что у меня есть и друзья – Кондрат да Похаб.
Похаб был из «б» класса, но мы дружили. Он такой же двоечник, как я и Кондрат. Похаб – это фамилия и кличка одновременно, вернее, фамилия Похабов. Все это выдала память Толика в один момент. Начался урок, и учительница стала рассказывать про Белинского и Герцена. Ни тот, ни другой ни в моей памяти, ни в толяновской не отложился. В результате заслуженная двойка. Не смог ответить, почему он опасный вольнодумец и чем опасен для общества. Хорошо хоть понял из контекста, что это про Герцена речь, но не спасло.
Глава 6
На перемене вижу, как ушибленный соперник что-то втирает двум Олегам – друзьям-борцам. Оба к моменту окончания школы были перворазрядниками, сейчас, конечно, они пожиже уровнем, но и я не готов полностью физически. Могут навалять нам.
– Толян, привет! – радостно орет толстоватый Похаб. – Вчера я в школе не был, ты, говорят, математичку укрощал?
– А сегодня морду разбил Каркатову, – под нос себе буркнул Кондрат.
– Да ладно! А чего он на тебя полез? – видно, в голове Похаба бить здорового Каркатова было верхом безрассудства.
– Что случилось между вами с Серегой? – подошел с тем же вопросом ко мне один из Олегов.
– Всякую чушь говорил про меня и Фаранову. Я Складневу сказал, что мне Аленка нравится, он чего-то сказал Сереге, тот переврал… да еще и в глаза Фарановой… Пришлось Каркатову челюсть пощупать.
– Так, даже если ты прав, надо это делать не в школе, да и тут… твои слова против его… – начал разборки Олег.
– Не согласен. Если спросить у Петра, то он скажет, что ничего от меня такого про Аленку не слышал и не говорил, – прервал его я.
– Логично, – веско сказал борец. – Спрошу у Петра, а так претензий нет, но Серега сегодня хочет после школы с тобой разобраться.
– Мы сами с ним разберемся, – произнес молчаливый Кондрат.
– Ну, о’кей! Погнали на урок. Или ты как всегда свалишь? – спросил Олег у меня.
– Схожу, гляну, что там и как.
На уроке мы на деревообрабатывающих станках делали шахматные фигурки. Хоть и под присмотром, но я поразился, как учитель не боится, что мы тут покалечимся? Я получил трояк, хотя, если не на пять, то на четыре уж точно свою работу выполнил. Скорее всего сухонький, выпивающий трудовик по кличке Сусана, затаил зло на меня за постоянные пропуски занятий.
В классе ко мне подошла Аленка и спросила:
– А я тебе правда нравлюсь?
– Зуб даю, – попытался я протиснуться между ней и стеной, ведь у входа школы меня уже ждали мои два друга.
– Я у Петьки спросила, он сказал, что Серега сочинил всё. Ты извини за то, что плохо подумала про тебя.
– Извини? Да меня сейчас из-за тебя бить будут! С тебя поцелуй! В щечку! – притворно возмутился я.
Аленка вспыхнула, обернулась и, странно посмотрев на меня, скрылась с глаз почти бегом.
Выхожу во двор. Кондрат – долговязый тормоз по жизни, но резкий в драке. Похаб неплохой борец, за счет массы может уронить любого и там уже замесить. Я, несмотря на реноме двоечника, дрался раза три до этого. Один раз в классе пятом и два – в начале восьмого. Ходил Толик и немного на бокс, к местному тренеру-алкашу, но не понравилась дисциплина и вскоре бросил. Но это Толик, а его подселенец в виде меня имел опыт драк солидный. Да и первые разряды по боксу и борьбе не с неба упали. Сила у меня сегодняшнего есть, реакция вроде тоже, а вот с техникой могут быть проблемы. Но как показал опыт стычки с Серегой, эти проблемы решаемы.
– Чё, где этот клоун? – спросил у ребят, выйдя на улицу.
– Порешали, будете драться один на один, – удивил меня Кондрат. – Никто по-серьезному за него не впрягается.
Я вспоминаю. Да, друзья по Афгану у Каркатова появились уже после армии, а в школе он особо не общался ни с кем, но и не ссорился. С ним тем более никто не решался драться – тушка размером со шкаф, накачанные банки бицепсов, которыми он хвалился, нося майки без рукавов.
– Дык, дрались же уже в школе, – удивился я.
– Говорит, мол, не готов был, – пояснил Похаб.
За школой у нас разбит парк с яблонями, по причине весны еще полуголый, но листья деревьев упорно лезут к солнцу и уже прикрывают немного нас от взглядов из школьных окон.
Серега, два Олега и – сюрприз – Мадрид, наш местный негр, тоже здоровый парень из параллельного класса. Не негр, а мулат, как я сейчас понимаю. Странно, Каркатов дрался с ним в начале года, когда мы решили схлестнуться класс на класс, а тут он в его команде.
– Чё? Какие правила? – скучным тоном уточнил я, подходя к их компашке и пожимая руку Мадриду, я, кстати, реально забыл, как его зовут.
– Руками, ногами, но без оружия и кастетов. По яйцам не бить. Лежачего не бить, – уточнил Олег Горин, тот, что сказал, что не впишется за Каркатова.
– А чё, свинчатку можно? – заметил я припухлость кулака Каркатова. – Руку разожми.
Серега сунул руку в карман и, видимо, выложил слиток свинца, который взял для утяжеления удара. И тут же вынул.
– На, смотри, нет ничего. Погнали, – крикнул он, кидаясь на меня одним быстрым броском!
Так делать вроде и можно, но западло, и если бы я не был готов, то мой противник сантиметров на пятнадцать выше мог бы меня и зашибить, сила-то есть у него. Кулак просвистел рядом с ухом, почти задев его, я пытался сделать нырок под руку на полусогнутых ногах, но вышло плохо – тело не готово к таким танцам пока. Ронять нет смысла – не добиваем же. Встанет, отряхнется и опять кинется, а попадать под его удар не хочу. С трудом выпрямляюсь после полуприседа и встречаю соперника прямым в челюсть. Этого хватило. Каркатова повело, он сел на задницу и замычал от боли.
– Сидящего добивать можно? – спросил я, понтуясь перед обществом.
– Да ему хватит, – уверенно говорит второй Олег по фамилии Шпитин.
– Тогда закончили, – решаю закруглить я драку.
– А меня так можешь? – неожиданно спросил Мадрид, поворачиваясь и толкая слегка меня в грудь.
– А смысл? Чего нам с тобой делить? – натурально удивился я.
– Борзый ты, я смотрю, но бьешь неплохо, хочу силы наши сравнить. Соревнование такое, – туманно пояснил Мадрид.
– Ничё не попутал? У нас разные весовые категории для соревнования, разве мне дрын какой взять, чтобы шансы сравнять? – я сделал вид, что задумался.
– Ха-ха, – посмеялся Мадрид, и видно, что мое признание в том, что шансов у него больше, ему польстило. – Замяли, так дурканул что-то.
– Мадрид, а давай со мной? – засопел Кондрат, уже заведенный.
– Тихо! Расходимся краями, решили же. Серега, ты как, живой? – перевел стрелки я.
– Живой, но башка кружится, – признался поверженный боец. – Как бы сотряса не было.
– Давай тебя до дома дотараним? Мадрид, ты рядом живешь вроде. Заберешь?
– Да придется. Ничего ты его приголубил, – озадачился мулат.
Дома бабка первым делом попросила мой дневник и, увидев двойку с тройкой, как-то даже облегченно вздохнула.
«Ладно, я вам еще покажу», – обиделся почему-то я.
Вечер прошел тихо, по-семейному. Отец был конкретно пьяный и сразу уснул, а мы с бабкой спокойно телик посмотрели, его не разбудив. Аж целых два канала показывает телевизор, и неплохо – не рябит и цвета не сбились. Перед сном я пытаюсь вспомнить все, что мог – маньяков, клады, песни. Все, чем занимались попаданцы в книгах. Итог – из маньяков один Спесивцев. Убью суку, что бы мне это ни стоило, а заодно и всю его родню, а можно и соседей. Клады? Ничего конкретного. Помню, нашли где-то кучу посуды и все. Песни? Ну, вспомнил… песни Шнура, «Сектор газа» и «Пневмослона» несколько штук, а вот попсу – нет. Высоцкого, по понятным причинам, отметаю, а там я помнил многое. Почитал и учебник истории, ища отличия в моем мире и в этом. Все, что помнил, совпадало.
Утром по старой схеме – гребаный петух, школа, стакан молока, математика.
– Анатолий Штыба – пять, – зачитывает оценки за контрольную математичка.
Класс изумленно зашумел. Это получается, Кондрат никому не говорил, что я все решил? Удивил. Кроме меня, были еще пятерки, но все смотрели на нас с Кондратом. Тот получил четверку! Он списал одну задачку у соседки спереди и две я ему решил. Потом меня вызвали к доске, и я себя почувствовал Сыроежкиным из фильма «Приключения Электроника». Или самим Электроником. Мои знания были гораздо выше, чем у поселковой училки, и я легко получил еще одну пятерку. На перемене меня окружили пацаны и спрашивали, спрашивали, спрашивали. Что говорили? Ну, примерно так: «Скажите, Анатолий Валерьевич, как вы смогли получить такие высокие оценки?» «Мать, мать, мать», – привычно отзывалось эхо от их вопросов в гулких школьных коридорах.
Потом опять черчение, где я получил четверку за нарисованный на прошлом уроке шар. Потом… потом пение. Меня пытались и там привлечь, но петь я не умел. Зато Похаб и Кондрат стали пытать про мой день рождения. Я им, оказывается, обещал бухло. Ладно, решим этот вопрос, есть еще времени немного.
Дома оказался неожиданно трезвый и злой отец. У них в цеху сгорела подстанция, и в темноте работать он не смог. Сорвался и калым.
– Дневник давай! – изумил меня он.
Он просил его раз в год, как выдала мне память Толика.
– Сегодня две пятерки и одна четверка, – не упустил возможность подколоть его я.
– Что… чты? – хриплым голосом спросил батя, разглядывая оценки.
Несвязно, но понятно – батька в офигении.
– Пап, я после восьмого в техан хочу идти, – решил ковать железо, пока горячо, я.
– Это ты чего … списал? Да нет, аж две штуки… – бормотал отец, разглядывая обе пятерки.
– Пап, подмогнешь деньгами на поступление? – не отставал я, включив ребенка.
– Что? Деньги есть. Я хотел тебя к нам в цех… барана ты неплохо забил тогда, – предложил он.
И точно! Я сам недавно забил барана. Ну как сам? Отец подсказал, конечно, но ошибок я не сделал. Сам подвесил его за задние ноги, сам одним движением перерезал горло, далее специальным ножом для разделки стянул с барана шкуру и вынул внутренние органы. Потом разделал на части. Классно вышло.
– Попробую получить средне-специальное, – возразил я.
– Ладно, экзамены сдай для начала, я задолбался твоему директору мясо таскать, – резюмировал он. – Что за техан? Когда экзамены?
Я, достав важно бумажку из библиотеки, показал и рассказал всё.
– По сотке можем с бабулей давать тебе в месяц. Иди, учись… и это… мопед твой возьму? Надо по делам прошвырнуться, – попросил он.
По сотке?! Да ну нах! Ну батя! Да и бабуля у меня мировая. С этими мыслями я весь вечер драил домик. Оттер даже чайник, который оказался голубого, а не серого цвета! Отец мог купить и машину, но вот не было прав и желания их получать у него. Я, кстати, в прошлой жизни тоже не водил автомобиль, еще я не умел плавать, плавать не умел и Толик. Отец приехал через пару часов уже бухой и с поцарапанным мопедом. Да что ж это такое?! Но возникать против бати сейчас не в моих интересах.
В школе на неделе больше ничего интересного не случилось, разве что в пятницу меня опять вызвал к себе директор и пытался склонить к учебе в девятом классе. Не хочется, наверное, ему терять халявный кусок мяса от отца. В субботу мы не учились, и бабка легко запрягла меня копать огород. Я каждый день приводил свое тело в норму, вернее, пытался привести рефлексы тела Толика к моим прошлым спортивным успехам. Разминка, растяжка, силовые упражнения. Получалось пока плохо, но я знал, пара недель – и я буду в форме.
Вечером, после дойки, решил сходить погулять и был заловлен в переулке любвеобильной соседкой. Никого в тупичке не было, и Галина не боялась огласки.
Глава 7
– Толя, ты куда пропал? – несколько нараспев спросила девица.
– Учеба, корова, да и огород копать надо, сегодня вот теплицу делал, – честно ответил я.
– Ой, мне тоже нужно огород копать! Поможешь? – якобы вспомнила Галина.
Нет, ну нормально, да?! Разок перепихнулись, и уже должен? Хотя… баба она справная, и точно даст, если буду понастойчивей.
– Давай на завтра забьемся. Баньку мне за работу соорудишь? – согласился я.
– Ну, ты жук, конечно. Баньку. А может, чего еще? – хохотнула Галка и добавила: – Будет и банька и, если постараешься, кое-что еще. Приходи к обеду.
– А что еще? – решил подколоть ее я.
– Узнаешь. Ладно, я пойду, а ты не сразу за мной выходи. Чего ты вообще сюда поперся? – на прощанье бросила Галина вопрос.
Чего поперся? Да вспомнил я кое-что. Тупик заканчивался забором автобазы, я в своем детстве там частенько бывал, заходил только с другой стороны. Что делал? Да хулиганил. То в машину кому залезу, если она открыта, то бензин солью. Делали мы с пацанами бутылки зажигательные. Наливали туда бензин, затыкали тряпкой и, поджигая, бросали в кирпичную стену, изображая из себя героев-панфиловцев. Однажды я так горел даже – плохо заткнул бутылку, тряпка при броске вылетела из бутылки, и часть бензина попала мне на голову. Вспыхнул как факел, но был не один, и меня быстро потушили, накинув что-то на голову. Брови обгорели, ресницы тоже, волосы стали кучерявые, ну и ухо подкоптилось. Вообще, вспоминая свое детство, я понимаю, что выжил чудом. Я тонул в реке, так и не научившись плавать, еле выплыл на спине под водой, прыгал с третьего этажа строящегося дома, серьезно повредив ногу, после чего, помню, даже заново учился ходить, так сильно зашибся. Это только часть неприятностей, которые со мной происходили. Для советского деревенского ребенка – это обычное дело. Я уже не говорю про самопалы, бросание патронов в костер, карбида в воду и прочие опасные дела. Это в наше время за детьми следят, а при СССР мы росли как трава.
Так вот, на этой автобазе был заброшенный домик связистов, и я вспомнил, что следующим летом водилы там найдут ящик коньяка. Как раз после моего девятого класса. Что за коньяк, я не знал, ведь слышал краем уха и сильно не вникал в подробности. А мужики были взбудоражены этим известием и только об этом и говорили. Да и бабы тоже. Где-то в магазине я это и услышал, стоя в очереди. И вот пока не стемнело, решил навестить тупичок, тем более тропка туда была протоптана ленивыми сотрудниками автобазы. И дыра в заборе, как водится, имелась.
Залез, иду к заброшенному домику в углу автобазы. Небольшой, одноэтажный кирпичный дом из двух смежных комнат, идущих одна за другой. Света там не было, но пустые окна давали его достаточно. В этой части автобазы устроили свалку – валялись тысячи сгоревших лампочек и куча прочего хлама. С трудом открываю покосившуюся дверь и захожу. Сразу находка! Целый ящик телефонов, все новье, но без дисков. Кому такие нужны? Вот же советская бесхозяйственность! Бросили целый ящик телефонов. В помещениях куча хлама, столы, верстак, неизвестно для каких целей нужный связистам. Все старое, разломанное, на полу куча бумаг. Поднимаю пару листов – ничего особенного, инструкция чего-то к чему-то. Не за этим пришел. Бегло оглядевшись, недоумеваю – где искомый ящик может быть? Все на виду, подвала нет, чердака тоже. Стоп! А чердак-то есть! Невысокий, в метр высотой, зато есть. И как туда залезть? Я взрослый поискал бы лестницу, подтащил бы перевернутый стол или еще как. А Толик решил вопрос моментально – залез на дверь и оттуда уже на карачках взобрался на чердачок. Вижу несколько пачек газет, кажется «Советский спорт». Выписывал кто, что ли? Ползу дальше по грязному полу. «Бабка по шее даст за грязную одежду», – мелькает мысль.
А вот и ящик! Пыльный, некрасивый, но с бутылками! Беру одну, читаю. Коньяк «Ани», сорок два градуса, год выпуска – одна тысяча девятьсот восьмидесятый, емкость – ноль семьдесят пять литра, сахар – полтора процента. Выдержка пять-шесть лет получается? Так пять или шесть? Армянский коньячный завод. Неплохо! Как же он попал сюда? Не буду ломать голову, надо выносить понемногу. С собой у меня сумка-сетка – в просторечье авоська. Большая, крепкая, я в ней арбузы носил килограмм по двадцать зараз. Нагружаю продуктом сетку, беру половину имеющихся бутылок и осторожно спускаю на землю. Бутылки задорно торчат из сетки, и всем видно, что я несу, но темнеет, и я надеюсь проскользнуть незамеченным. Захожу к себе в огород с черного хода и прячу находку в сарайчик. Он стоит на краю участка, кроме меня там никто не бывает. А я там устраивал себе логово иногда, прячась от отца. Ныкаю находку среди хлама. Вот и есть выпивка на днюху! Да и Галка не откажется выпить, я думаю. Надо только ребенку ее чего-нибудь взять сладкое. Эх, спаиваю молодую мамашу, но мне не стыдно – не я такой, а жизнь такая. Да она и без меня сопьется, если замуж не выйдет в ближайшее время. Хотя бы за своего райкомовского. Симпатичная же баба! Дура, конечно, и на передок слаба.
Утро начинается с крика петуха. Серьезно обдумываю, как бы лишить того головы. Пять утра! Ну, полшестого максимум. Хорошо еще, когда в школу к восьми, а в выходной зачем рано вставать? Вчера я решил провести эксперимент и закрыл живой будильник в темном чуланчике, я думал, он на солнце реагирует. Ан нет! Орет по своим внутренним часам. Ворочаюсь, решая еще поспать, но тут приходят за коровой и окончательно меня будят. Бабуля громыхает посудой на кухне, что-то делая с утренним молоком. Бате петух нисколько не мешает, да и с чего бы? Залил вчера в себя литр водки и спит спокойно.
Иду на огород и заканчиваю перекапывать грядку под огурцы в теплице. Потом досаживаю картошку, благо осталось немного земли, и часам к девяти я уже свободен. Беру в заначке деньги и иду в магазин. Надо сказать, первый раз в этом теле.
Напротив моего дома находится одноэтажное здание хлебного магазина. Вернее, это даже не магазин, а пекарня с магазином в торце. Там, кроме хлеба, могут и торт сделать. Я вчера заказал бисквитный, вот сейчас заберу. Дешевле было пирожных взять, но это дело обыденное. А торт есть торт! Затем иду в другой магазин на соседней улице. Там, помимо продуктов, и промтовары продавались, и сейчас мне в глаза сразу бросились коробки с кубинскими сигарами. Хоть и не курил, а сразу захотел купить. Но сдерживаю позывы и покупаю мармеладки.
С выбором конфет в магазине тоскливо. Выхожу на улицу, солнышко уже начинает пригревать. Поднимаю голову и смотрю на небо. Вдруг слышу скрип тормозов и удар. Оборачиваюсь и понимаю, что жив чудом остался. За моей спиной машина врезалась в столб, который меня и прикрыл. От удара машину развернуло на триста шестьдесят градусов. Машина серьезная по нашим, совковским, меркам – «Волга». Вижу сквозь помятую дверь с осыпавшимся стеклом водителя, лежащего головой на руле – без сознания, похоже, мужик. Машина дымится и парит, дверь от веса водителя открывается, и тот падает на землю. Дядька лет сорока, в пиджаке, из головы хлещет кровь.
Из магазина выбегает продавщица и начинает кричать что-то неразборчиво, рядом невысокий дедок с палкой вместо клюки – он видел всю сцену сначала. Подбегаю к водителю, крича продавщице, чтобы та вызвала «скорую». Она забегает в магазин, а я недоумеваю – телефона там точно нет. Через секунду тетка, хотя какая она тетка – девка лет двадцати пяти – тридцати, закрывает дверь и куда-то быстро бежит, только с русой головы падает ситцевый платок. Она за ключом бегала в магазин, коза. Машина гореть вроде не собирается, лишь дымится, значит, займусь пострадавшим. Как оказывать первую помощь, я знал, ведь по тайге мне в свое время приходилось побродить. С помощью дедка укладываю пострадавшего на спину в положение вполоборота, для чего под одну из сторон туловища подкладываю валик из пиджака деда. Голову повернул в левую сторону и проверил нет ли рвотных масс во рту. Вроде все. Хотя вот еще и платок пригодился, стягиваю рану на голове им. Кровь сочиться не перестала, хотя, я надеюсь, ее стало поменьше теряться.