Последний из Двадцати
Рун прищурился. Старик, вроде, сказал что-то лишнее, но не чувствовал за собой беды. А, может, на то и рассчитывал? Рун отрицательно покачал головой – со всей этой погоней он обращался в параноика. Но как им не стать, когда по пятам тебя и в самом деле преследует мелкие неудачи, а каждый очередной мерзавец, залёгший булыжником в твоей сумке не сдавался без боя, а пытался продать свою жизнь как можно дороже? Чародейские силы на пару с сухой маной таяли быстрее, чем того хотелось бы.
– Ты знаешь, что я с тобой сделаю?
– Догадываюсь. Слухи без ног, а бегают – даже у нас о твоих подвигах знают. Удивлён?
– Ты на редкость разговорчив, – не без неприязни заметил парень. Вигк лишь усмехнулся в ответ.
– А ты ждал, что я буду молчать, а ты тянуть из меня правду клещами? А по итогу я говорю всё, что вздумается, а ты уже думай, что из сказанного будет правдой, а что в помойное ведро грешно закинуть.
Рун потёр взмокший лоб, покачал головой. Взгляд старика дразнил его, словно говоря, что таким путём он ничего не добьётся, следовало идти как-то иначе. Но что вообще могло здесь понадобится виранцам? Здесь, сейчас, полгода спустя после нападения разбойников на Шпиль…
Вигк не скажет. Не скажет, если жечь его огнём, не скажет, если пытать до самого утра – станет нести околесицу. Парень сызнова нырнул в его сознание, но то было пустым и почти свободным. Старик ухмыльнулся ему в ответ, словно спрашивая – съел, мажье семя? И не с такими дела имели!
– Сопля, сопля, соплячок – недоношенный сморчок. Давай с тобой в игру поиграем? Тут как в карты будет – умеешь, поди? Иль то не для тупой башки, как твоя?
Рун опешил от вылившегося на него потока слов, качнул головой. Вигк больше походил на безумца, чем на виранского военного. Но его самоуверенность говорила о обратном – не спроста же говорили, что виранца самими бледными не испугать: он за ними сходит, и домой не отпустит.
– Ну тогда слушай, может в твоей голове где и прояснится. Тебе-то, поди, до сего момента казалось, что тебя до самых печёнок какие-то доходяги достали. Так вот – нету никаких Кровавых Крючьев. Нет, не было и, чего уж там, наверняка никогда не будет.
Рун знал, что не было. Разбойники, коих он имел честь запытать лично, готовы были рассказать обо всём – о закопанных в чаще сокровищах, о том, кто чьего брата и когда прикончил, под каким камнем жмурик спрятан. Но никто до нападения на Шпиль и слыхом не слыхивал про Кровавых Крючьев. Банда отморозков явилась словно из самого небытия, где поспешила исчезнуть сразу же, как дело было сделано. Разбежались, что крысы по углам – при сравнении с последним парень невольно вздрогнул. Крыс он терпеть не мог.
– Для тебя оно тоже, наверняка, не новость. Те, к кому ты меня вскоре закинешь если и не соловьями заливались, то ещё какой певчей птичкой вещали. Только толку тебе от того, что ни на грош.
– Допустим, – согласился юный чародей, присев на корточки. Воздух вдруг заполнился ароматными, притягательными запахами. Ска давно раскладывала снедь из разбойничьих сумок – что на ужин, что оставить на будущее. Готовила она, конечно, своеобразно, но съедобно.
– Не допустим, а кочан твой в мамкино гузно опустим. Попридержи допускалки, недоросль, когда говорят постарше. Кровавых Крючьев никогда не было – их сюда притащили.
– Из-за стены? – парень усмехнулся? Пленник точно врал и не краснел. – Откуда никто без разрешения Двадцати и носа показать не может? С чего бы мне вдруг тебе верить…
– А ты не верь, не твоего это ума дела – верить. Верилку тут себе насолил, и честным виранцам языком молоть не разрешает. Ты меня в булыжник ещё не превратил зачем? Чтобы я молчал? А говорю, так тебе не нравится!
– Ты же меня убить зачем-то пытался. К слову, зачем?
– А вот попросту гузно у меня поутру чесалось, что жуть. Думаю, убью по ночи мажонкину душу, авось и отойдёт у старика, полегчает. – Вигк ерзал. Ему страшно не хватало свободы, а слова спешили скользить по чужим ушам разве что только с жестикуляцией. Рун половину сил готов был поставить, что развяжи он сейчас верёвки – и старик ему самое настоящее представление устроит. – Ты себя-то хоть видел? Ты ж сопля на ботинке, чудом что не растёрли – кому ты в пень сдался, чтобы тебя убивать? Мне как не мне, гори ты передом к заду.
– Что-то твои ребята совсем иного мнения были. Малурит, саффиритова лазурь, автоматона притащил – не сказал бы, что игрушки.
– Не игрушки. Но коли я протащить всё это сюда смог, то где ж твои чародеи зенки лупили? В дупы друг дружке, что ли, заглядывали, старика не заприметили? Мой автоматон – не чета твоему, тут спору нет. Ладная тебе досталась бабёнка – так коли не она, ты б дальше своих сапог никогда не ускакал.
Вигк напомнил Руну о старом Мяхаре – учитель хоть и был не столь напорист, но скор на словесную расправу. Что ни слово, то насмешка, и благодари Архи, что пока не над тобой. Пошутит – так в жизни не отмоешься…
– Но ты передо мной, что девка сиськами-то не тряси, уши маслом смажь – авось в них что дельное в голову скользнёт, да там и задержится. Никому ты, чародейская твоя вреда, и даром не сдался.
– А искал ты меня, видать, просто из любопытства. Или тебе тоже до зарезу захотелось камнем стать? Был у меня в знакомых один такой… – Рун хмыкнул, старик ответил ему тем же.
– Дело говоришь, хоть и башка твоя, что задница. Но мне на тебя в деле посмотреть хотелось, чтобы знать – стоишь ты хоть того, чтобы на тебя плюнуть? Первый тест ты прошёл…
– А второго не будет. Что от меня нужно твоим командирам? Только не говори, что ты здесь по собственной воле, – парень скривился. Разговор начал его утомлять. Время шло, старик жрал его часы на сон, но до сих пор так и не сказал хоть что-нибудь дельное. Ужин за спиной аппетитно шкворчал на огне – Ска словно специально дразнила пленника манящими ароматами. Что и говорить, даже будучи механической куклой, дразнить она умела.
– Как в мамкину дырку глядишь, да только не в ту, что следовало бы. Нету у меня командиров. И я здесь по собственной воле.
– Не врёт, – вдруг вмешалась Ска, даже не повернув головы, отвечая на так и незаданный чародеем вопрос. Последний удивлённо покачал головой – ладно, дело, может быть, не такое уж и гиблое. Безумный старикашка, пусть и хорошо вооруженный, куда лучше, чем армия целого государства.
– А скажу я тебе вот что, червь ты сапожный. Может, я туточки перед твоим носом бздень пускаю и по своему усмотрению, но да – первый тест ты прошёл. До второго обязательно дойдёт – не сейчас, так месяцем-другим позже. Ты внимательно за небушком гляди: осколок может по головке стукнуть. Плохенько будет – с плохенькой головой ты ни в гузно, ни в манду, ни где не гож.
– Что ты несёшь? – Рун прищурился. То, что он имеет дело с безумцем становилось всё более и более очевидным. Вигк покачал головой тому в ответ, зашёлся хриплым кашлем, закрыл глаза.
– Я пока ещё не камень, но мажонкина твоя душонка церемониться со мной долго не станет. Валяй, чего уж там, только не в малахит – попрощее чего-нибудь подбери: срать я хотел на цвет зелёный. Но пока слушай – Ата-ман, глава этих самых твоих Кровавых Крючьев вместе с тем, кто ещё его держался в посёлок Храпуны двинул сразу же, как только твой Шпиль дерьмом обмазали. Почитай, месяца как два, а то и три уж оттуда дальше попёрли. А Мик – помнишь такую чувырлу? Зенками захлопал, вижу, что помнишь. Так вот он в это ваше сборище халуп подзасратое назад повертаться удумал, хер его пойми за каким гузном. А теперь воняй отсель, дай старику поспать.
– Не врёт, – вновь повторила Ска и, кажется, сама удивилась сказанному. Рун смерил её изучающим взглядом, облизнул разом высохшие губы – его поиск, ещё вчера зашедший в тупик, кажется, получил неожиданное продолжение…
Кошмары о былом. Сон второй
Наверно, его пытались удержать. Хватали за руки, что-то объясняли, говорили невпопад. Слова сливались в единый однообразный, малопонятный поток. В голове шумело от злости и неизбывной ярости. Глотая слёзы обиды, Рун обещал – себе, им, умершим, нападавшим – всем, что обязательно доберётся до каждого мерзавца, чего бы ему это не стоило.
На языке, словно проклятие, сидёл бес имени. Кровавые крючья. Бандиты. Пришли ночью. Убивали, насиловали, издевались. И магия… не было никакой магии. Ни единого заклинания, словно она вдруг исчезла.
Молчал разом опустевший шпиль, вознося к небесам дым погребальных костров. Виска держала его за рукав, сквозь слёзы убеждая, что искать паршивцев – самоубийство, что этого не стоит делать, тем более в одиночку. Что теперь им всем вместе стоит собраться и понять, что делать дальше.
Нилтар бросал на Руна полные злобы взгляды – дерзкий сопляк начинал его раздражать. Касья таила внутри себя надежду, что мальчишка опомниться, а сказанное до этого – лишь последствие потрясения. Кианор странно молчал – то ли у него закончились шутки, то ли даже он считал, что сейчас для них не лучшее время.
Говорила Виска. Едва старше самого Руна и куда младше остальных выживших, она словно выступала гласом разума и здравомыслия. Едва утерев слёзы, она обратилась в другую, совершенно неведомую раньше Руну девчонку.
Он помнил её наивной, легкомысленной. В какой-то момент парню показалось, что настоящую Виску в самом деле убили, а здесь и сейчас перед ними зловещий морок, чуждое наваждение, живое проклятие. Он поймал себя в тот момент, когда захотел проверить подобную глупость и вовремя остановил самого себя. Разум никак не хотел мириться с тем, что уходил он от одной Виски, а вернулся совершенно к другой. Эта была жестока и сосредоточена, расчётлива и губительна. На былой арсенал улыбок свалились сокровища других инструментов манипуляции. Слезы, насмешки, истерика, полные отчаяния взгляды – словно нечто поставило перед девчонкой лишь одну задачу: удержать Руна всеми силами.
Но чем больше Виска упорствовала, тем больше парень чуял, что должен идти. Злость, ещё несколько часов бушевавшая в его голове немного поутихла. Но уже спешила разлить, заполнить все мысли юного чародея горьким варевом ненависти. Парень кусал губы, касаясь Шпиля. Тот был изуродован, тот плакал кровавыми слезами и уже не делился – отрывал от самого себя силы. Рун клялся ему не отомстить – исправить случившееся, сделать всё так, чтобы подобное больше никогда не повторилось. Ему казалось, что остывающий, но ещё теплый камень стены Шпиля слышит его, а потому пусть и молчаливо, но соглашается.
Виска, прервавшая его свидание с Шпилем, холодно, но в последний момент дрогнувшим голосом попросила его зайти в общую залу. Для разговора. Рун, затянувший в холщовый мешок новый запас комочков сухой маны, кивнул ей в ответ.
Девчонка претендовала на лавры Матриарха. Рун почуял себя неуютно, а внутри кольнула обида, когда он увидел Виску в кресле правительницы Шпиля. Остальные, словно соглашаясь с её возвышением, а, может, не желая обращать на это внимание, лишь молча взирали. Виска оглядела их внимательным, изучающим взглядом. Едва парень появился в дверном проёме, посмотрела в прогал разрушенной стены, выдохнула – Руну казалось, что она ищет поддержки где-то извне, но никак её не находит. Наверно, подумалось ему, окажись он на её месте, делал бы то же самое.
Но он не на её месте. Рун стиснул зубы и прищурился, зная, что начнётся. Он не ведая о собственной наивности твердил, что обязательно сумеет вырваться из любого их хитроумного захвата, выскользнуть на свободу и уйти. Здравый смысл стучался в черепной коробке, пытаясь задать лишь один единственный вопрос – есть ли у юного непослушника хоть какой-нибудь план? План, если и был, старательно бежал, желая не попадаться на глаза что здравому смыслу, что самому Руну…
Виска начала издалека. Так малый ребёнок прежде чем просить новую игрушку говорит о любви родителям. Чародейка же говорила о том, как тяжела для них потеря. Что не менее тяжелым грузом она легла на их плечи и теперь перед ними стоит непростая задача вершить судьбы своими силами. Только теперь их не Двадцать, их куда меньше.
Касья посмела высказать мысль о том, что следует расколдовать несколько спящих стел – и обучить новых чародеев настолько, насколько они смогут сделать это сами. Виска ответила ей многозначительным взглядом, Нилтар попросил сестру помолчать. Виска продолжила.
Она сказала, что пришло время пересмотреть – и себя, и магию, и всё, что их окружает. Остальные Несущие Волю не сводили с неё глаз, стискивая в ладонях амулеты и охранки. От них за версту разило отчаянием, а потому они тянулись к девчонке, как к единственной, кто знает, что делать дальше. Рун вернулся к грязной мысли о подмене, но она обросла – теперь ему казалось, что мороком стала не только Виска, но и все остальные.
Девчонка подошла к нему вплотную, прильнула, как прежде. Руну в миг показалось, что его коснулось тепло родного дома, что Виска в самом деле не просто семья, а частица Шпиля.
– Только вместе мы сможем вернуть утраченное. Вместе, взявшись за руки, мы оглянемся на утраченное – и поймём, что было чего терять. Было зачем терять. Оставим напавших в покое и займёмся тем, чем должны заниматься чародеи, да? Да?
Он ей не ответил. Сама мысль о прощении показалась ему страшным предательством. Она не просто боится гнаться за теми, кто нанёс им столь страшный удар, но ещё и желает оставить их безнаказанными. Виска, родная, тёплая и мягкая, из возлюбленной показалась ему старой, гнилой, трусливой старухой. Её пальцы, не жалея ногтей впивались ему в спину, рвали одежду, оставляли кровавые отметины. Рун отстранился от неё, опустил глаза, чтобы не видеть отчаяние в глазах собратьев, и резко развернувшись, зашагал прочь. Гадость слов той, что ещё мгновение назад была ему ближе всех на свете, грязью лилась ему на спину, липла к одежде, больно жгла – и парень не выдержал.
Ему казалось, что они бросятся вдогонку. Наверно, оно так и было, но став ветром, он вознёсся под самые облака. Ястребом он нырял от одной деревни к другой – ему отчаянно казалось, что прежняя жизнь, песком утекавшая сквозь пальцы, сможет вернуться в былое русло, стоит ему нагнать бандитов. Он сможет, он должен – не могли же они далеко уйти? Сколько времени прошло с того момента, когда они разорили шпиль? День, два, может, чуть больше?
Неважно. На их стороне старые, плешивые и голодные муладиры, что едва перебирают лапами по грязной земле. За его же плечами стоит самое настоящее могущество. Маг может быть ветром, водой, пожарищем – сложно ли будет отыскать стайку обнаглевших от собственной дерзости мерзавцев?
Надежда лила сладкий елей на душу. Нет ничего того, что не подвластно чародею. Человек перед ним должен трепетать и знать своё место. Иначе мигом станет меньше, чем самый мелкий подскамейник – во всех смыслах. Рун ухмыльнулся – воображение нарисовало красочные способы разобраться с Кровавыми Крючьями. Но для начала нужно найти хоть какие-то следы. Рун с неба смотрел на лежавшие под ним крохотные домишки селений, на взбудораженных внезапной бурей людей – пора было начинать задавать вопросы. Как там говорила Матриарх? Маги не дерутся, маги разговаривают.
Первое слово прозвучало молнией. Рун обратился разрядом, искрой перескочил на ближайшие хаты, оставляя кроваво-огненный след. Запоздало, едва очнувшись от нахлынувшего на них ужаса, завопили селянки. Их крики смешались с диким рёвом младенцев, плачущих детей, гомоном сбегающегося на беду мужичья. Замельтешили рабочие руки, передавая полные тухлой воды ведра. Словно Рун в самом деле дал бы им погасить пожарище…
Огненной птицей он расправил крылья, издав оглушающий вопль. Взгромоздившись на висельный дуб, Рун расправил крылья и в тот же миг перья стрелами полетели в разные стороны. Один за другим вспыхивали остальные дома, погружая деревню в хаос. И только тогда Рун спустился, чтобы поговорить.
Ему нравился запах горящих надежд. Ото всей души мальчишка надеялся, что жирный столб дыма видно у самого Шпиля – пусть его собратья видят, что он делает. Пусть стыдятся собственной трусости и нерешительности. Пусть Виска, наконец, одумается…
Староста валялся перед ним на коленях. Стоящие рядом с ним женщины пытались поставить старика на ноги – безуспешно. Молодая и старая, жена и дочь, до Руна дошло сразу. Ужас вместе с молчаливым вопросом немым упрёком сидел на лицах людей – мерзавцам казалось, что они имеют право спрашивать: за что?
– Имена. Я хочу имена.
Они не знали. Или делали вид, что не знают. Конечно же, они делали вид…
В мгновение ему стало смешно. Он не чувствовал, а буквально видел, как колотятся в груди их жалкие, черные, полные озлобленности сердца. Он мог сжать кулак – и все они, охнув на прощание от боли, умрут и завалятся мешками наземь. Но сейчас ему нужны были имена. Имена и следы.
Староста вспыхнул пламенем, охватился жаром, отчаянно взвыл. Рядом стоящие с ним люди бросились прочь. Рун унял огонь, а старик у его ног скрючился – жалкий, маленький, обожженный.
– Имена. Мне нужны имена…
Глава 4
След был отчётливый и свежий. Рун припал на колено. Муладир, уже давно почуявший неладное, стонал, будто его заживо пекли на костре.
И как только Вигк управлялся с этой образиной?
Ска почти беззвучно подошла, встала рядом. Внимательные глаза механической куклы готовы были зацепиться за любую неровность и отправить её в аналитический блок для размышлений.
Оборотня он видел вчера. Душа отчаянно таила надежду, что это всего лишь обычный хруставолк. Юному чародею хотелось в это верить до того самого момента, как блохастая образина не выскочила прямо перед ним.
Парню вспомнилось, как от неожиданности он неловко попятился и бухнулся на пятую точку. Струхнул так, что было стыдно перед наукой мастера Рубера.
Волколак сразу же воспользовался моментом, перед глазами мелькнули когти. Огромный волк лапой опрокинул чародея наземь – охранок, способный выдержать удар булавы хрустнул, что яичная скорлупа. Когти вошли в плоть, раздирая дорожное платье, вонючая пасть разинулась в желании сомкнуть клыки на мягкой шее.
Ещё одна ночь, ещё одна жертва.
Была бы, не окажись парень чародеем.
Волколак взвыл от дикой боли – способные прокусить лист брони клыки чудовища хрустнули, едва столкнулись с обратившейся в сталь шеей. Металлический кулак вонзился в брюхо чудовища словно осиное жало.
Оборотень отлетел прочь, словно щенок, обиженно заскулил. Встал на четыре лапы, обходя чародея посолонь – сдаваться легко он не собирался.
Ска выдал ветер. Мохнатая бестия учуяла её запах прежде, чем механическая кукла соизволила заявиться.
В руках она стискивала малурит. Сорвавшийся с стабилизационного кристалла огненный шар прочертил красивую дугу перед самым носом оборотня. Махнув хвостом на прощанье, волколак бежал прочь. Если уж что оборотни и не любили – так это жгучий кусачий огонь.
Забыв про еду и сон, чародей шёл по следу бестии. Иногда он ловил себя на том, что отвлёкся от изначальной задачи – надо было проверить слова Вигка. К счастью, это было по пути.
Оборотень нутром чуял, что они идут по его следу. Рун во что бы то ни стало желал изловить зверя. Старый Мяхар занудствовал, но говорил верно – любой из Двадцати в первую очередь бережёт свои владения от напастей.
– Здесь, – вдруг указала Ска. Рун присел на корточки: землю украшала линька волчьего меха. Куст хранил на себе обрывок одежды. Волчьих следов было полно – когда эти твари возвращают собственный облик, вертятся на одном месте, будто непоседливые псы.
Человеческий след был чуть дальше. Отпечаток босой ноги в подсохшей грязи – следовало искать ближайшую деревню. Впрочем, часы, проведённые по настоянию Гитры за бестиарием говорили, что необязательно. Наверняка где-то неподалёку отсюда стоит сруб или одинокая хижина на опушке. Следовало бы пустить поисковых бегунков, но парень не спешил.
Муладир завывал и принялся вырываться пуще прежнего. Рун истратил на него пару заклинаний успокоения – но треклятая тварь замолкала лишь на минуту, а после вновь придавалась панике.
Не помогали ни уговоры, ни грязная брань, ни бережная ласка Ска. Что уж говорить, Рун не без труда для самого себя признал, что даже магия оказалась тут бессильна. А ему-то в голопузом детстве казалось, что чародеи способны на всё…
Лесная тропа вывела их к монолиту. Каменное изваяние с лицом маленькой девочки высилось и гнило среди зарослей марновника. Словно укрывая несчастную от солнечных лучей, возвышались рощистые плакучки. Ало-синие лепестки укрывали землю всякий раз, как только дул ветер.
Рун остановился лишь на мгновение, возложил на монумент руки. Почтительно поклонился, пожелал спокойного сна заключённому в каменный плен чародею.
Их всегда должно быть Двадцать. Как, зачем, почему – в Шпиле было принято не спрашивать. Детьми, шёпотом, в тщетных надеждах, что не услышат взрослые, они тасовали свои самые скверные догадки, будто колоду карт. Слухи на корню обрубила Гитра на пару с Матриархом, на одном из уроков пояснив, что Шпиль способен снабжать только двадцать отобранных чародеев.
Судьба остальных была не завидна. Крестьяне знали правила, но в своей твердолобой упрямости всякий раз норовили их нарушить: едва они осознавали, что рядом с ними живёт способный сплетать ману в заклинания чародей, как принимались за игру. Одни, теряя лапти на ходу, со всех ног бежали к Шпилю доложить. Другие укрывали, прятали, лелеяли тщедушные надежды спасти.
Несущий Волю обрушивался на последних заслуженной карой. Мерзавцы обращались в крыс, пауков и прочих мелких паразитов. Лишний чародей навсегда засыпал, обращаясь в монолитную стелу.
Мальчишкой парень давал им имена – сам не зная зачем.
Двадцатый.
Становясь с каждым годом старше всё чаще ловил себя на мысли о том, что он Двадцатый. Проявись его умения чуть раньше или чуть позже – он мог бы быть сейчас одной из этих стел.
Память неохотно делилась с ним обрывками прошлого. Потроша её раз от раза, он осознавал, что помнит даже не образы – лишь ассоциации.
Колючая борода отца, крепкие и излишне больно жалящие кулаки брата, звонкий смех младшей сестры. Скрип телеги, желание сунуть чего-нибудь в рот, солёный дух конского пота.
Лица матери он не помнил, как и её саму. Вместо неё в голове всегда проявлялся образ матриарха. Память тотчас же сыграла с ним злую шутку – напомнила, что с ней стало, её посмертный вид. Рун помотал головой из стороны в сторону, прогоняя непрошенное наваждение.
У Шпиля он смотрел на тех, кто станет ему родителем. Мастер Рубера теребил собственные усы и недовольно хмурился, рассматривая мальчишку перед собой. Отец, не скрывая радости тащил на телегу мешки с зерном, крупой, яблоками. Рун смотрел на всех, как на великанов, решающих его судьбу и не знал, как себя вести. Внутри мальчишки одновременно клубились страх и предчувствие чего-то хорошего. Смеялся брат, радовался отец, женщины спешили окружить его заботой, мужчины – строгостью. Мальцом он не знал, что всего три дня назад с похода на безумку вернулся лишь мастер Рубера: Одноглазый Дун же навсегда остался во власти вдруг обуявшего его безумия.
Чародеев должно быть Двадцать. Столько может содержать Шпиль. Столько нужно для того, чтобы править на этих землях.
Став старше Рун не раз и не два подумывал найти отца и братьев, о чём имел неосторожность сказать Матриарху. Та с тяжёлой душой велела его выпороть – что служебные автоматоны выполнили на славу. Среди них, ему казалось, была даже Ска…
У чародея нет иной семьи, кроме Двадцати. У чародея нет жизни вне Шпиля. Нет, и никогда не было.
Парень усмехнулся – интересно, что бы об этом сказала Матриарх сейчас?
Он выдохнул, отряхнул руки, вытер их о штаны, кивнул каменной стеле как старому знакомому на прощание. Это всё в прошлом – грядущее же лежало дорогой у его ног.
Дорогой и вопросами.
Вигк. Противный, мерзкий старикашка, виранский офицер с сотней острот на языке. Здравый смысл метался из угла в угол, тая надежды бежать прочь. Виранец на их земле, связавшийся с разбойниками – немысленно! Стоял за покушением на одного из Двадцати – неслыханно! Чего уж говорить о том, что имя Вигка хоть и было не самым приятным для языка, но не столь замысловатым, каким у остальных виранцев. И даже Ска не обратила на это внимания. Впрочем, разве что он сократил собственное имя, чтобы местным было проще его выговорить…
Парень бросил взгляд на плетущуюся чуть поодаль механическую куклу. Рун увидел ещё пару следов раньше, чем она. Значит, можно было временно снять её с этой задачи и задать другую.
– Ска, ты запомнила всё, что он там наболтал? Автоматон кивнула в ответ.
– Да, Господин. Желаете, я повторю? – Ска отвечала, даже не глядя в его сторону. Парень краем глаза увидел, что её зрачки пожелтели. Служка сканировала округу и занималась этим с большим упоением. Парень махнул ей рукой, отрицательно покачал головой.