Я тебя слышу, или Дивертисменты жизни
Первоначально был разработан детальный план достижения «невозможного». Куплен справочник для поступающих в средние специальные учебные заведения. Разосланы робкие запросы-письма, полные романтики и надежды. Первые сухие официальные ответы пришли из Одессы, Херсона, Владивостока и Риги. Выбор пал на Прибалтику. Всё-таки «витрина СССР». Потом целый год самостоятельных усиленных занятий по школьной программе, по предметам, необходимым для поступления. Классная руководительница, англичанка, была в шоке от того, как подскочила успеваемость Семёна, в том числе и по её предмету.
Конечно, сказал пацанам. Из всех них шанс был только у него. Женька точно не прошёл бы по учёбе, Мишка – по зрению, а Вадик даже и подумать не мог, как это он скажет матери, что оставит её одну, а сам уедет куда-то далеко-далеко. Пришёл вызов на вступительные экзамены. Вот здесь-то и пришло время сказать о безумной затее родителям…
Отец только махнул рукой и сказал: «Езжай, мать, с ним сама. Но это пустая трата времени. Ничего у вас не получится». А мама, хотя и бесконечно страдая от возможной разлуки с сыном, но веря в то, что воспитала НАСТОЯЩЕГО мужчину, в итоге обняла и стала звонить своей не очень близкой знакомой в Ригу с просьбой приютить скитальцев на пару неделек…
…Четыре человека на место! Ребята со всего Советского Союза! Все вместе жили в казарме (по-морскому – в кубрике). Познакомились с выпускным курсом. Те были в глазах четырнадцати-пятнадцатилетних мальчишек просто героями их грёз. Морские волки. Тем более, что многие уже по разочку были отчислены в своё время за какие-нибудь «фантастические геройства» и уже даже отслужили в армии и восстановились. Кто-то перевёлся с заочного отделения, уже успев походить в море простым матросом или мотористом. Пара человек с выпускного курса были назначены старшинами-наставниками к «абитуре». Именно они и стали первыми проводниками во взрослую жизнь. Навсегда запомнились Семёну курсант Скобелкин и старшина Макаров. Оба отслужили, а боксёра Скобелкина даже выгоняли два раза, и оба за драку! Там Семён первый раз попробовал водку. Не понравилось, но… нельзя же было ударить в грязь лицом перед пацанами.
Практически не готовясь, всё сдал на «отлично». Сказались безудержные самостоятельные занятия дома. После последнего экзамена гордо вышел из училища. Прорвался сквозь толпу волнующихся родственников на бульвар Кронвальда и на трамвае, как заправский рижанин, добрался до улицы Театрас, где у подруги жила мама. По дороге выскакивал из трамвая и купил цветов. Настоящий мужик! Он был уверен, что поступил, и всё же очень хотелось официального подтверждения, увенчавшего его труды…
…Вот оно! Вот оно! «…Приказом №… Зачислены на довольствие…» – ещё и ещё впитывал каждую буковку извещения Семён.
– Сына, к телефону! – прервала сладкие грёзы мама.
– Иду. Кто?
– Кто, кто… Понятно, Женька твой, – громко отвечала мать, вытирая извалянные в муке руки кухонным полотенцем. – Давай быстрее, а то у меня пирог подгорит.
– Бегу! Алло!
– Привет, мореман! – послышался знакомый голос из трубки. – Ты чё зашхерился? Я тебе уже третий раз звоню.
– Жека! Жека! Пришло! Пришло! – взволнованно прошептал, но прошептал громко Семён.
– Господи! Что пришло-то? – спокойно спросил Жека. – Неужели послание от братьев по разуму?
– Ты не поверишь, уведомление о зачислении в мореходку пришло! С первого сентября на учёбу.
– Это невероятно! – с деланным изумлением произнёс Жека.
– Чел сдаёт вступительные на все «пятаки», а его учиться приглашают… Надо же! Даже в голову такое не придёт!
– Ладно… чего звонишь-то?
– Извините, конечно, что помешал чемоданы собирать, но ты не забыл хоть, что у твоего лучшего друга день рождения сегодня, и через час у меня почти весь класс собирается? – продолжал Жека.
– Ёшкин пароход! – закричал в трубку Семён. – Я же был уверен, что завтра!.. Я с этой мореходкой просто голову потерял!.. Поздравляю, брат!.. Бегу, бегу!..
– Мама!.. – Семён бросил трубку и уже кричал в сторону кухни.
– Чего?! – раздражённо, но нежно отвечала мать, видимо, опять отрываясь от пирога.
– У Жеки сегодня день рождения, а я с завтра перепутал! Уже через час к нему гости приходят, а у меня и подарка нет! Что делать-то?
– Ну, во-первых, не кричи, – спокойно сказала мать, садясь на табурет. – Возьми какую-нибудь книжку хорошую и («Ай, ладно…» – махнула она рукой) пирог вот вишнёвый забери. А я сейчас тёте Лиле позвоню, поздравлю, – добавила она.
– Спасибо, ма! – чмокнул Семён мать. – Ты у меня лучше всех! Ну так я побежал?
– Беги, беги. Можешь джинсы новые надеть, что отец тебе привёз.
– Спа-си-бо!..
«Весь класс» это, конечно, громко сказано! Собрались только четыре унылые одноклассницы, совершенно случайно не уехавшие куда-нибудь на лето, да Вадик с Мишкой, которых просто не могло не быть. Зато был Женькин брат-моряк и куча его друзей, воспользовавшихся дополнительным поводом для того, чтобы собраться за столом, откровенно говоря, просто полопать от пуза и немножко выпить.
Начался праздник. Как и положено, много ели. Тётя Лиля приготовила шикарный стол. Говорили тосты, девчата подготовили музыкальный подарок и спели сочинённую ими смешную песню про Женьку, а друзья брата под гитару исполнили модную песенку «…Вот стою, держу весло, через миг отчалю…». Смеялись, немного танцевали и шутили… Вадик подарил «Энциклопедию древнего мира». Единственная тема из школьной программы, которая была действительно интересна Женьке.
Торт, чай и пирог…
Старшие, во главе с Женькиным папой, пошли покурить на кухню.
– Да разве это нормальная работа? – почти кричал Женькин брат. – По восемь месяцев дома не бывать… Копейки… Обычная средняя зарплата… Только что тратить некуда, вот и скапливается к отпуску… Да я и развёлся-то только из-за этого… Вон папа знает…
– А я тебе ещё в школьные годы говорил, что не надо в эту дурацкую Макаровку идти! – отвечал Женькин папа, несильно, но раздражённо стукнув кулаком по столу. – Мореходка! Мореходка!.. Всю жизнь запоганил… А какие у тебя успехи в физике были!
Ну и тему завели! И это в тот момент, когда Семён только собирался торжественно похвастаться своим главным достижением в жизни. Но пока засунул поглубже в карман аккуратно сложенное извещение из Риги и стал ещё внимательней вслушиваться в хмельную речь гостей.
– Если бы в Норвегию не зашли на ремонт, то и бонов бы не было, – продолжал плакаться на жизнь Женькин брат. – Как бы я тогда младшему мафон купил?.. В «Берёзке» на деревянные же не отпускают.
Всё курящее общество одобрительно загалдело.
– Палыч, ты, конечно, извини, но я тебе так скажу… – громко начал один из самых нетрезвых гостей, обращаясь к Женькиному брату. – Просрал ты жизнь. И всё потому, что мечтательный слишком был всегда. Кому нужны эти моря?! Надо было батю слушать… Только настоящие ослы идут по твоим стопам…
«Ну что же он молчит!» – внутренне вскипал Семён.
– Ослы, козлы и неудачники! – на свою беду продолжил пьяный гость.
Этого уже Семён не выдержал. Он не мог дальше слушать, как убивают мечту и превращают его великую персональную победу в ничто… Более того – в поражение! «Наверное, так же остро, – подумалось Семёну, – реагируют ветераны, когда говорят, что во Второй мировой победили американцы».
На глаза как будто опустилась пелена. Сознание затуманилось. Внутри был только кипучий гнев и невероятная злость (раньше такое чувство он испытал лишь единожды, когда бил Любомирова за то, что он высмеял его перед всем классом за тёплые отношения к однокласснице). Ладонь зажала лежащий в кармане джинсов шарик-талисман, превратившись в грозное оружие, сродни кастету, а через долю секунды, уже сжавшись в кулак, несколько раз обрушилась с невероятной силой и скоростью в челюсть пьяному негодяю:
– Он не неудачник! Никто не неудачник! Не осёл! И не козёл! Понятно тебе??? Понятно???
…Забирать Семёна заехал отец, который даже не стал себя утруждать извинениями за поведение сына, а, напротив, обвинил во всём хозяев… У отца Семёна было всегда твёрдое убеждение, что его дети САМЫЕ лучшие, а значит, не могут быть неправы. И тем более, хоть отец и не произносил этого вслух, а было понятно, что он горд сыном, доказавшим своим поступлением, что он имеет своё мнение и способность достигать поставленной цели. Отец практически каждый день говорил, сколько себя помнил Семён, и ему, и его сестре: «Человек должен быть целеустремлённым!..»
…Удивительно, но с Женькой сдружились ещё больше. В конце августа Семён уехал в Ригу. С долей зависти к его победе провожать пришли все…
Эпизод 9
– Сёма, спишь? – прозвучал вопрос, одновременно с лёгким ударом ноги по спине, выдернув Семёна из дрёмы.
Семён только сменился после круглосуточной вахты дежурного по учебному корпусу и залез на свою любимую верхнюю койку немного передохнуть. Прямо под ним находилась койка его друга Игоряхи. В училище, вообще-то, все, даже командиры и преподаватели, именовали его Тундрой, так как приехал он из далёкого северного города Певек. Тундра, видимо, только проснулся, так как, когда Семён зашёл, он сладко сопел, отвернувшись к стене.
– Спал, – раздражённо ответил Семён, поворачиваясь на бок.
Солнечное летнее воскресенье над Ригой. Все, кто не ушёл в увольнение или не был в наряде, чмонели по кубрикам, занимаясь теми личными делами, на которые всегда не хватало времени, желания или сил. Второй год учёбы в мореходке. Учёба была достаточно интенсивной, а учитывая дополнительную нагрузку от военной кафедры и хозяйственно-строевых дел, вообще всё больше гробила юношескую романтику. Все с нетерпением ждали практики. В настоящее море! Но пока в субботу строевая подготовка была всю первую половину дня, так как училище готовилось к параду на 9 Мая. На личные дела осталось только воскресенье.
Кто-то тупо спал. Кто-то гладил, шил или стирал чего-то. Кто-то строчил по несколько писем в разные адреса. Айвар из первой группы решил наконец починить телевизор в Ленинской комнате. В третьем кубрике расписали преферанс, из-за закрытой двери раздавались возгласы азарта и валил плотный сигаретный дым. Дневальному было строго-настрого приказано орать доклад как сумасшедшему, если вдруг пойдут с обходом. Некоторые читали, а курсант Вареник разложил кульман в коридоре и с вдохновением художника готовил чертёж для сопромата, мешая всем проходить.
– Поехали в общагу медучилища. Чё валяться-то целый день? – бодрым голосом сказал Тундра.
– Иди к чёрту! Ты спал ночь и сейчас половину дня, а я дежурил, да ещё с «кап три» Барером. А он, сам знаешь, не даёт вахте расслабиться.
– Ну, Сёма, не ленись. Выходной же. Можно официально в увольнение соскочить.
– Иди к чёрту, – повторил Семён и накрылся подушкой.
Ровно через час Семён, выспавшись, перегнулся через край койки, потеребил опять храпевшего Тундру.
– Ладно. Давай поедем, – сказал он.
– Куда? – продрал глаза ничего не понимающий спросонья Тундра.
– Куда-куда… Ты же предлагал в общагу съездить.
– Так это когда было-то. Надо же было позвонить предварительно, а то без предупреждения в Иманту переться… А если их нет?
– Ну нет так нет, тогда я пойду постирушку устрою. Давно собирался, – сказал Семён, спрыгивая вниз.
– Угу, – согласился Тундра, смачно потягиваясь.
Прошёл ещё час. Семён развешивал сушиться свежевыстиранные вещи в мойке.
– А я позвонил, – появился в проходе улыбающийся Тундра. – Ждут.
– Тундра, ты на часы смотрел? – спросил Семён, выжимая вафельное полотенце. – Мы даже увольнительные подписать не успеем.
– Да бог с ними, – Тундра взялся за один край полотенца, помогая выжимать. – Давай так соскочим. Что, в первой, что ли?
– Не-е. Уже настроя нет. Погладить ещё надо, – ответил Семён. – Да, кстати, нет желания английский у меня списать? Тебя же завтра спрашивать будут. Помнишь?
– Да-а… – задумчиво промычал Тундра, почесав затылок.
Прошёл ещё час.
– А ты когда звонил, с кем говорил-то? – поинтересовался Семён, убирая конспект по английскому в тумбочку.
– Да с Иветткой. Она сказала, что тоже дома сидят, – ответил Тундра, тоже убирая свою тетрадку. – Сегодня вторая серия «Миража» вечером. Вот ждут всей общагой. Да остынь ты. Давай тоже посмотрим. Айвар телек починил.
Прошёл ещё один час. В окно было видно, что погода портится. Небо затянулось тучами. Поднялся сильный ветер. Семён с увлечением читал «Королеву Марго», закончив глажку.
– А ты что спрашивал-то? – вдруг встрепенулся Тундра, отвлёкшись от ничегонеделанья.
– Что спрашивал? – затуманенными от книги глазами посмотрел Семён на друга.
– Ну там… кто трубку взял…
– Блин, Тундра, – Семён раздражённо захлопнул книгу. – Я уже и забыл про это, а ты всё с этой общагой. Смотри, вечер уже, да и погодка… Свербит у тебя? Хочешь ехать?
– Сёма, да я сам не знаю! С одной стороны, можно, а с другой… В Иманту переться, да и поздно уже… – мучился Тундра. – А давай монетку бросим?
– Так я-то уже для себя всё решил, – ответил Семён. – Хочешь, ты и бросай.
– Ну тебя, ещё друг называется…
Прошло ещё полчаса.
– Ладно. Собирай манатки. Погнали. Пока ещё не совсем поздно, – сжалился Семён над другом.
Выбрались в самоход через учебный корпус. Пошёл дождь. Семён и Тундра вскочили в трамвай.
– Вот это мы прособирались! – поёживаясь, сказал Семён. – Смеркается уже. Пока доберёмся, совсем темно будет.
– Главное, чтобы дождь кончился, – поддержал разговор Тундра. – Смотри, как поливает.
– Вот. Цени, – засмеялся Семён. – Всё для тебя. Что? Неужели опять тебя сомнения гложут? Я вообще заметил, что тебе свойственно сначала принять решение, а потом долго думать: «Правильно ли я это сделал?»
– Да ладно! Умник! – возмутился Тундра. – На себя посмотри! Полдня собирался.
– В том-то и дело, что я никуда не собирался. Я просто тебя, дурака, пожалел. Изнылся весь.
– Ну и сидел бы… – обиженно пробубнил Тундра, отвернувшись к окну.
Дождь всё усиливался. Доехали до местечка под названием Старушка и, пока добежали от «Лаймы» до остановки троллейбуса у собора Святого Петра, промокли изрядно. Хотя было тепло. С разбега вклинились в плотную толпу, ожидающую транспорт.
Угрюмые промокшие рижане сбились под крышей остановки и нервно ждали приближения троллейбуса, чтобы, как только он подойдёт и распахнёт свои двери-гармошки, моментально выскочить из-под одной крыши и заскочить под другую.
По мере того, как сдвоенный вагон троллейбуса огибал площадь, приближаясь к остановке, росло и напряжение ожидавших его граждан. Бросок от остановки к дверям троллейбуса надо было совершить максимально быстро, технично и, по возможности, первым или хотя бы в первых рядах. Если замешкаешься, то пропадёт всякий смысл этого действия. Промокнешь.
Люди всё больше уплотнялись к лицевой части остановки. Некоторых даже толпа выдавливала под дождь, но те активно сопротивлялись, работая плечами. Некоторые, поняв, что шансов пробиться в первые ряды уже не осталось, смирились и, отойдя в глубь навеса, решили ждать следующего.
Семён и Тундра, воспользовавшись тем, что были в форме, спокойно, по-моряцки вразвалочку, вышли под дождь и, обогнув остановку, встали перед всеми, вызвав недовольное бурчание первых рядов. Особенно возмущалась латышка бальзаковского возраста, одетая как официантка с привокзального буфета (а может, она ей и была).
Троллейбус, погудев, замер. Между этим моментом и открытием дверей был небольшой промежуток времени. Буквально секунда.
До истечения этой последней секунды никто не вышел из-под крыши. Только полная тишина и напряжённые лица говорили о решимости будущих пассажиров. Как только двери дёрнулись, предваряя открытие, плотная масса влажных и озлобленных людей ринулась к ним.
Семён и Тундра прямо припечатались к одной из дверей, но… они дёрнулись и… не открылись. Счастливчики, которые ворвались через другие двери, уже комфортно разместились в салоне и с интересом наблюдали в окна за развитием ситуации у невезучих.
– Молодой человек, ну, подтолкните же её! – закричала под одобряющий гул толпы латышка-«буфетчица», стоявшая по правую руку.
Семён зацепился пальцами за дерматин уплотнителя между створками и резко дёрнул на себя. То ли двери подались от рывка, то ли они и так уже открывались, а может, и всё вместе, но локоть Семёна с ускорением отлетел «буфетчице» прямо под глаз.
Этот эпизод остался бы совершенно не замеченным толпой, ввалившейся в троллейбус, ломая зонтики и снося со своего пути уже находившихся внутри, если бы не громкие причитания «буфетчицы», глаз которой моментально скрывался под огромным фингалом. Она всю дорогу до Иманты (видимо, ей дальше) ругалась по-латышски и по-русски, проклиная в основном себя и обеспокоенная главным вопросом: «Что же я мужу скажу?»
Семён, конечно же, извинился.
Между тем дождь становился всё сильнее.
Как уже давно договаривались, подойдя к общаге, бросили маленький камешек в окно мансарды, где находилась комната Иветты и Светы.
Для более точного понимания истории, видимо, необходимо описать здание общежития медицинского училища.
Это было небольшое двухэтажное здание ульманисовских времён, увенчанное мансардой с маленькой пристройкой в один этаж. В пристройке была столовая, первый этаж занимал актовый зал и всякие административные помещения. На втором этаже и в мансарде находились жилые комнаты, рассчитанные на проживание от четырёх до восьми студентов. Наверное, когда-то этот дом принадлежал одному хозяину, что подтверждало и то, что он находился в жилом частном секторе и стоял посреди довольно большого заброшенного сада с переросшими и неухоженными фруктовыми деревьями.
План всегда был такой. Подходили, бросали камешек. Дальше два варианта. Либо Светка с Иветтой выходили, и друзья все вместе куда-нибудь шли, либо ребята по водосточной трубе поднимались на крышу столовой и потом по карнизу добирались до окна. Семён всегда лез первым, так как Тундра был выше и крупнее. То есть на случай, если Семён сорвётся, он его должен был поймать. Но пока бог миловал…
Отреагировав на лёгкий звон стекла, отворилось окно, и, прикрываясь какой-то книжкой от дождя, выглянула Света.
– Мы уже и не думали, что вы придёте, – сказала она, пытаясь говорить громче шума дождя и одновременно не сильно. – Прикиньте, у нас из комнаты все девчонки поразъехались на выходные… Ну ладно, погуляйте ещё минут пятнадцать… Синька ещё не легла (так почему-то звали местную комендантшу).
Дождь усиливался, и где-то далеко загремел гром.
Друзья переглянулись.
– Не назад же ехать? – с надеждой спросил Тундра.
Семён пожал плечами, посмотрел на почти чёрное ненастное небо и отвернулся.
Форма уже промокла. Не насквозь, но достаточно ощутимо. Пока спасали тельняшки.
– Пойдём под карнизом того дома постоим, – сказал Семён, указывая на ближайшее строение.
– Да! – с радостной готовностью согласился Тундра.
– Десять минут. Не больше. А то окончательно потопнем.
– Угу.
– Хорошо, что ветер стих, – отметил Семён. Вода лилась с карниза точно вниз, не попадая на друзей. – Но это ненадолго. Обычно так бывает перед шквалом. Так что хватит спины пачкать. Надо залезать скорее.
Семён, в соответствии со вторым вариантом, полез по трубе. Достаточно быстро, хотя труба была мокрая и скользкая.
– Давай! – прошипел он Тундре. – Только тише. Видишь, свет только погасили.
Через три секунды Тундра уже был рядом.
– На счёт три я к карнизу, а через секунду ты… Только умаляю, не шуми!
– Ладно, – согласился Тундра.
Сказал, но тут же жутко загремел, шагая по железной крыше, как слон. Семён замахал на него кулаками, призывая остановиться, но было уже поздно. В одной из студенческих спален зажёгся свет, и её обитательницы испуганно завизжали в несколько голосов. Скоро к визжанию девчат добавился и строгий голос Синьки, призывающий всех замолчать и успокоиться. Потом открылось окно, и из него высунулась её не самая приятная физиономия, защищённая от дождя бигудями.
Путь назад был отрезан, но, пока шёл гвалт, друзья вскарабкались, несмотря на потоки воды, на крышу.
Дождь полил как из ведра. Семён наконец-то понял значение этого выражения. Ведь если выливать воду из ведра, то она не будет литься струями, а шарахнет одной сплошной массой. Вот и сейчас как ни старайся – не увидишь просвета. Как будто воздух превратился в воду. «Хорошо, что лето», – подумал Семён. Где-то вдалеке, видимо, на окраине Старушки, сверкнула молния, и только через пару секунд грохнуло и затрещало так, что можно было представить себя на передовой.
Не осталось ни одной сухой нитки.
– Знаешь, что если молния сюда попадёт, дому-то ничего не будет – всё в громоотвод уйдёт, а вот нас поджарит изрядно, – прокричал Семён.
– Понято! – крикнул Тундра и съехал на «пятой точке», вздымая кучу дополнительных брызг, прямо по водному потоку на крышу столовой.
Семён последовал за ним таким же образом.
Как только они оказались на плоскости, чуть-чуть приоткрылось заветное окно, и чья-то рука протянула зонт. Тундра двумя шагами немного приблизился к окну и забрал его.
– Пожалели, блин! – сказал Тундра и смачно сплюнул.
Порывы ветра усилились, было уже не смешно, разыгравшийся ураган угрожал сдуть с крыши незваных гостей.
– Может, домой двинем?! – прокричал Тундра.
– Ну уж нет! Хотя бы обсохнуть надо. Пришли – значит пришли! – громко и твёрдо отверг предложение Семён.
– Ну тогда присаживайтесь, сэр, – улыбнулся Тундра, указывая мокрой ладонью на покатый край крыши. – Судя по тому, что дали зонтик – нас ждут, но чуть позже.
Если бы кто-то наблюдал за ними со стороны, то картина выглядела бы преуморительной. Двое молодых людей в морской форме во мраке и всполохах молний сидели на крыше, взявшись всеми четырьмя руками за зонтик. А зонтик то и дело пытался либо вырваться из рук совсем, либо выворачивался наизнанку очередным порывом ветра. Толку от этого зонта было ноль. Он оказывал если только психологическую поддержку, так как дождь был сплошной и направлялся ветром не сверху вниз, а слева направо. Более того, ребята сидели на краю ската. Ноги стояли на плоскости крыши. Вода, заливаясь в брюки в районе спины, выливалась из штанин прямо в ботинки, как из четырёх водосточных труб. Стало холодно…
…Как всегда, сначала беззвучно сверкнула молния, превратив на долю секунды ночь в день. Потом раздался такой треск и грохот, что мокрые тела друзей от страха непроизвольно уподобились двум маленьким сцепленным трепещущим тушкам.
Дерево рядом со злополучной крышей, в которое попал разряд, расщепилось вдоль по всей длине, загорелось и упало…
…Семён пробуждался под кроватью. В луже. Он обнимал батарею, хотя она и была холодная. Ещё не сезон топить… Проснулся от громкого и заливистого смеха. Смеялись все обитатели общежития во главе с комендантшей. Из-под соседней кровати вытекала такая же лужа и слышался глухой кашель ещё дрыхнувшего Тундры. В открытое окно ослепительно светило солнце.
Семён посмотрел на часы. Шесть десять. Занятия начинаются в восемь тридцать.
– Тундра, вставай! Погнали, – сказал он охрипшим голосом.
Эпизод 10
Прислал письмо Юрка.
Сейчас Семён уже не относился к письмам так, как раньше. Раньше дома, заглядывая в почтовый ящик и увидев конверт, он даже не смотрел отправителя, а просто нёс и отдавал родителям. Даже если, как потом выяснялось, письмо было от бабушки и наполовину адресовано ему, то просто достаточно было неполного пересказа мамы.
Теперь же он их ждал. Ждал с жадностью, любопытством и нетерпением. Может быть, поддавался общему чувству ожидания вестей из дома, а может, просто время пришло, чтобы понимать их суть.
Суть письма не в информации, которую оно содержит, хотя, безусловно, это тоже важно, а в тонком понимании того, что вот ещё недавно этот листочек держали руки человека. Человека, который тебе близок. Или, по крайней мере, интересен. А то и просто новый персонаж, которого нужно как следует понять, прежде чем ответить.
Время было уже около половины второго ночи. Только что поменял дневального. Самому спать было нельзя, так как в любой момент мог произойти обход дежурного по училищу. Надо быть во всеоружии. Во-первых, не положено. Во-вторых, жалко свободного времени, и, наконец, четыре курсанта были в самоходе, и надо что-то придумать, чтобы при обходе комар носа не подточил.
Юрка – человек искусства, художник. И письмо такое, будто писал Пушкин. Почерк мелкий, с вензелями и зарисовками на полях. Мы в школе чёртиков малевали, а он обязательно что-то романтическое.
«Опять повздорили с Жекой из-за какой-нибудь муры, – подумал Семён. – Вот и жалуются друг на друга в каждом послании». Только вчера расшифровывал Женькины каракули. Разбирал-то целый час, а выяснилось, что «Юрка не хочет его портрет рисовать! А ещё друг называется!».