Мир пауков: Маг. Страна призраков (сборник)

И надо же, теперь, именно тогда, когда люди начинают оценивать значение свободы, это убийство грозит поставить крест на всем, что достигнуто. Найл сознавал, что многие пауки крайне недовольны существующим положением; к людям они всегда относились как к рабам, чья жизнь значит не больше, чем жизнь распоследней букашки. А теперь им заявляют насчет этих двуногих паразитов, что они, дескать, под особым покровительством Нуады, богини Дельты, и потому Смертоносец-Повелитель требует, чтобы с ними обращались как с равными, вон даже закон издали. Абсурд, конечно. Ничто не может заставить паука относиться к человеку как к ровне. Но, привычные к подчинению, пауки соблюли букву закона и перестали обращаться с людьми как с существами низшего порядка. Однако презрение к двуногим сохранилось, только теперь не выражалось открыто. А поскольку сами люди по-прежнему относились к паукам с боязливым почтением, открытой вражды не возникало.

Но совсем иное положение сейчас, когда двуногие гниды посмели убить смертоносца. За это, безусловно, надо сурово наказать – как в былые времена, когда зарвавшихся наглецов пытали и казнили, иной раз по сотне кряду!

Дравиг сказал, что Смертоносец-Повелитель от соглашения не отступится и к человеческой жизни пауки будут относиться с почтением. Но пауки с их развитой телепатией гораздо точнее сознают чувства друг друга, чем люди. Если критическая масса окажется чересчур велика, то даже деспотичный Повелитель вынужден будет пересмотреть политику…

Из этих неуютных размышлений Найла вывели двое гужевых, усердно пробирающихся через глубокий снег. В повозке сидел дородного вида мужчина, потряхивающий головой от плохо скрываемого нетерпения. Найл узнал надсмотрщика Бродуса, видного члена Совета Свободных Людей. Едва Бродус заметил Найла, как раздражение на его лице сменилось тароватой улыбкой. Он сидя поклонился.

– Доброе утро, ваше высочество, прошу простить за опоздание.

– Доброе утро, Бродус. – (Дородное лицо преобразилось, в улыбке появилось нечто самодовольное: нравится, когда имя произносят вслух.) – Боюсь, мы все задерживаемся. Ты, пожалуйста, перелай Совету, что я буду через несколько минут.

– Безусловно, ваше высочество. – Выбираясь на снег, он метнул гневный взор на гужевых.

Найл двинулся по ступеням наверх, и в это время навстречу быстрым шагом стала спускаться Нефтис.

– С тобой дожидается встречи принцесса Мерлью, – сообщила она шепотом.

– Какая встреча?! У меня заседание Совета.

– Я ей сказала.

– Хорошо, спасибо, Нефтис.

Когда он приблизился к комнате, дверь отворилась и вышла Мерлью: должно быть, специально караулила.

– Доброе утро, Найл.

– Доброе утро, принцесса. – Он специально упомянул официальный титул.

Короткое красное платье из паучьего шелка, подчеркивающее формы, делало ее ослепительно-красивой, медно-золотистые волосы были зачесаны за спину.

– Тебе, наверное, холодно. – Она взяла обе его руки в свои. – Ну конечно, ты же весь продрог! И лицо вон тоже. – Она ласково положила ладони ему на щеки: тепло, приятно. Чувствовалось, как поспешность отходит на второй план. Ну что ты будешь делать, никак не удается охладеть к Мерлью, во всяком случае надолго.

– У меня заседание Совета…

– Я знаю. Пускай подождут. У тебя есть привилегия.

– Точность – оружие королей.

– Умница! – Она рассмеялась. – Надо запомнить.

Хотел было сказать, что вычитал это в старой книге, но Мерлью перебила:

– У меня для тебя подарок.

Найл неопределенно хмыкнул, стаскивая башмаки и толстые шерстяные носки.

– Новая служанка. Звать Савитра. Я ее вышколила сама.

Найл возился с застежкой на сандалии и был благодарен, что лица у него не видно.

– Спасибо, но я не могу ее принять.

– Почему же?

– В этом доме командуют женщины. Проблем не оберешься.

– Все будет в порядке, я уверена. Я поговорю с твоей матерью.

– Лучше не надо. А почему бы тебе не отдать ее моему брату?

– Знаешь ли, у Вайга… – Она заговорила тише. – У Вайга уже хватает ублажительниц, – сказала размеренно, со значением. Вайг уже снискал себе известность дамского любезника.

– А у меня разве нет?

Мерлью вздохнула.

– Ох, как тебе трудно угодить.

Она взяла у него из рук пояс с церемониальным кинжалом и обернула его вокруг талии Найла. На миг ее груди с твердыми сосками притиснулись к груди Найла, а их губы сблизились. До Найла дошло, как легко сейчас было бы поддаться и сказать «да». Сдерживала единственно уверенность, что женщины будут принимать новенькую за доносчицу и всячески выказывать ей презрение.

– Мне пора, – сказал он, когда Мерлью закончила с поясом.

– Мне надо сказать кое-что еще.

– Что? – спросил Найл, в нерешительности остановившись у двери.

Мерлью отступила назад и потупила взор – жест, всегда настораживающий Найла.

– Тут поговаривают… Совет намерен просить тебя жениться.

– Жениться? – Найл был искренне растерян.

– Я здесь совершенно ни при чем, – поспешно сказала она. – Так, краем уха от кого-то. – Потянувшись, Мерлью аккуратно одернула спереди его тунику.

– И что ты думаешь? – Найл вопросительно поглядел на Мерлью.

– Я только «за». – Она зарделась. – Я не навязываюсь тебе в жены. Красавиц полным-полно и среди служительниц. – (Найл нетерпеливо шевельнулся.) – Но тебе нужна помощница.

Найл из опыта знал, какое неодолимое, поистине гипнотическое влечение может вызывать Мерлью. Между тем всякий раз она открывалась ему как бы по-новому. Понятно, что и это платье она надела специально для него. Для того же служат и духи из цветков можжевельника – она знает, что это его любимые. Но все это мелочи в сравнении с той магией, которую она из себя источала; Найла тянуло обнять ее за обнаженные плечи и жадно, ненасытно целовать в губы. Найл переборол себя и отвернулся.

– Боюсь, речи нынче о женитьбе не зайдет.

– Почему? – Мерлью быстро посмотрела сверху вниз.

– Есть кое-что поважнее. Ты слышала насчет Скорбо?

Мерлью покачала головой.

– Он убит.

– Как?!

Удивление не было наигранным; мысли Мерлью можно было прочесть при разговоре, и Найл чувствовал, насколько она потрясена. На душе стало легче. Мерлью не любила Скорбо, и в голове мелькнуло, что за всем могла стоять она.

У Мерлью тоже хватало сообразительности понять, к каким последствиям может привести это убийство, и она не на шутку встревожилась. Дочь Каззака имела представление о нравах пауков.

– Кто мог это сделать?

– Без понятия.

– Разумеется, не человек. Тебе не кажется, что это кто-нибудь из пауков?

– Нет. Человек это был, именно человек. Ну ладно, мне действительно пора.

На этот раз она не пыталась его задержать. Вместе с тем Найлу стоило усилия оставить ее. Спеша по коридору, он с улыбкой тряхнул головой. Мелькнуло даже некое подобие благодарности убийцам Скорбо за то, что дали Мерлью отбой.

Совет Свободных Людей заседал в большом столовом зале дворца. (Найл в свое время выяснил и дознался, что «дворец» был когда-то офисом страховой компании «Ройал иншурэнс», а большая столовая была когда-то помещением совета директоров.) И вот когда по просторному коридору он приближался к высоченным двойным дверям, кто-то помахал ему из завешенной портьерами ниши. По поношенной тунике болотного цвета Найл узнал Симеона, главного медика города жуков-бомбардиров. Сразу, как только провозгласили свободу, он обосновал шкалу медиков. Он также был одним из самых активных деятелей Совета. Было видно, что сейчас ему ай как не хочется быть увиденным кем-либо из посторонних. Когда Найл приблизился, он исчез за портьерой. Найл шагнул за ним.

– Дай шепну кое-что, – тихо проговорил Симеон. – Совет планирует тебя сосватать.

– Я уже слышал.

– От кого?

– От Мерлью.

Симеон саркастически хмыкнул.

– Это все она затеяла.

– А кто внес предложение?

– Корбин.

– Можно догадаться.

Корбин был еще и членом коллегии города жуков, они с Мерлью всегда были на короткой ноге.

– Я подумал, дай-ка на всякий случай предупрежу.

– Спасибо. Теперь бы надо идти, опаздываем.

– Давай я войду первым, – сказал Симеон. Найл иронично усмехнулся. Вот и будь после этого правителем: интрига на интриге, просто абсурд.

Раздался стук во входную дверь. Слуг поблизости не было, поэтому Найл подошел и отпер сам. Там стоял надсмотрщик Дион, а за ним шестеро рабов с импровизированными дощатыми носилками, на которых лежал труп.

– Куда класть, господин?

– Сюда, на стол.

Дион покачал головой.

– Не советовал бы вам класть его около огня, господин. Начнет смердить.

– Разумеется, не будем. Вынесите стол во внутренний двор, а труп положите сверху.

Дион стал давать распоряжения рабам. Найл поспешил в зал заседаний.

Члены Совета с серьезным видом обсуждали что-то между собой и поначалу не заметили появления Найла. Затем, увидев, все как один вскочили и вскинули обе руки на уровень груди в ритуальном приветствии.

– Пожалуйста, садитесь, господа. Прошу простить за опоздание. – Он подвинул стул в торце стола. – У нас есть кое-какие важные вопросы…

– Очень, я бы сказал, важные вопросы, – вскочил с подобострастной улыбкой Бродус, сидящий возле Найла. – Быть может, я могу…

Найл поднял руку.

– Сейчас, минуту, советник Бродус. Господа, соблаговолите выглянуть в окно.

Все повставали и подошли к окну. Дверь во внутренний двор была открыта, и четверо рабов вытаскивали на снег стол.

Совет дружно ахнул, когда следом вытащили труп и положили на стол.

– Кто это? – спросил Симеон, удивленный настолько, что забыл назвать Найла господином, хотя всегда соблюдал эту формальность на заседаниях Совета.

– Не знаю. Я надеялся, кто-нибудь из вас может сказать. Выйдем наружу, если не возражаете.

Дверь из зала вела прямо во двор. Следом за Найлом все вышли на холод. Лицо мертвеца потемнело и распухло еще сильнее против прежнего. Члены Сонета смотрели на труп с неприязнью, но без гадливости, так как видеть убитого паучьим ядом приходилось не впервые.

– Кто-нибудь его узнаёт?

Некоторые придвинулись, чтобы лучше разглядеть. Все один за другим качали головами.

– Симеон, а может, он из твоего города?

– Нет. Я там знаю каждого человека. Этот не из наших.

Пока оглядывали труп, Найл тщательно наблюдал за ними, чутко реагируя умом на каждую деталь. Было очевидно, что о гибели Скорбо не знает никто.

Симеон внимательно всматривался в ступни.

– Замечаешь что-нибудь? – спросил он у Найла.

Найл вгляделся внимательнее.

– Волос много.

Ноги человека от ступней и выше покрывали густые темные волосы.

– Я не о том, – Симеон взял мертвеца за два пальца на ноге и раздвинул их. – Взгляни. Он родился с перепонками, как утка. Их потом отделили.

Одолевая гадливость, Найл нагнулся чуть ли не вплотную и меж большим и указательным пальцами заметил лоскуток свободно висящей кожи. Найл покачал головой.

– Что это значит?

– Просто дефект при рождении, я с этим сталкивался раз или два. Только теперь точно видно, что родился он не у нас в городе.

Некоторые из членов Совета выглядели озадаченно. Найл понял, что хотел сказать Симеон. Пауки выращивали людей с расчетом на физическое совершенство, любой человек с малейшим дефектом уничтожался при рождении.

Найл повернулся к Диону.

– Накройте его простыней. Тело затем перенесите в мертвецкую.

Все с обеспокоенным видом вошли обратно в зал.

– Кто-нибудь в курсе, что произошло? – спросил Симеон.

– Да. Его убил Скорбо. – (Послышался сердитый ропот.) – Но это можно понять, – закончил Найл. – Он один из тех, кто ответствен за гибель Скорбо.

Его слова повергли Совет в ступор; Найл знал, что эффект будет именно такой.

– Один человек убил паука? – спросил кто-то, не веря ушам.

– Их было трое. Это была искусная ловушка. Они срезали ветки с листьями у молодой пальмы, затем согнули ее, как пружину. Когда подошел Скорбо, то веревку обрезали…

Уточнять не было нужды. Слова, подкрепленные умозрительными образами, передавались в умы напрямую.

Найл вынул из кармана кулон на золотистой цепочке и протянул Бродусу.

– Кто-нибудь видел подобное?

Кулон переходил вокруг стола из рук в руки под сдержанное покачивание головами.

– Это было на мертвеце? – спросил Симеон. Найл кивнул. – Древняя работа. У нынешних ювелиров и умения не хватит изготовить такую цепочку.

– Ты не догадываешься хотя бы примерно, что это за символ?

– В молодости я увлекался древней наукой, алхимией, – сказал Симеон. – Этот символ напоминает мне хищную птицу.

– Да, в самом деле. – Приглядевшись внимательно, Найл отметил сходство.

Корбин, средних лет толстяк с головой, покрытой мелкими светлыми кудельками, проговорил с некоторым самодовольством:

– Я слышал, из пауков Скорбо в этом городе ненавидели больше всех.

– Может, и так, – заметил осуждающе Найл. – Только внести ясность, кто убийца, это нам не помогает.

– Я уверен, что из наших этого не мог сделать никто, – подал голос один из бывших жителей Диры; его земляки занимали в Совете около трети мест.

– Возможно, ты прав, Массиг, – сказал Найл. – Но кто-то же в этом городе должен знать хоть что-нибудь. Мне нужна помощь каждого из вас. Вы все должны уяснить, насколько это серьезно.

– А если мы их отыщем, что тогда? – спросил Корбин.

– Мы должны будем их выдать для наказания.

– А сами казнить мы их не сможем? – вмешался Массиг. – Мы же законная власть.

Найл понял его возражение. Пауки подвергнут виновных наижутчайшей смерти, какую только можно представить.

– Я понимаю. Но мы также должны показать, что обладаем чувством справедливости. – Он оглядел лица собравшихся и понял, что ни одного из них его слова не убедили. – Послушайте. Я все время недоумевал, почему пауки так ненавидят людей. Вначале думал, потому что они изверги. Затем я выяснил подлинную причину. Потому что они нас боятся. Они нас считают извергами. Поработить людей им пришлось потому, что, по их мнению, мы угрожаем их существованию. И мы пока не дали ни намека на опровержение. Тем не менее они согласились, что между пауками и людьми должен воцариться мир, что смертей больше быть не должно. А теперь получается, что мы как бы нарушили свои договорные обязательства. Что, если и они сочтут себя свободными от своих?

В наступившей тишине можно было прочесть людские мысли: страх, смятение и трусоватое: «А как же я?» Им всем очень даже нравилось заседать в Совете, разыгрывая из себя власть. А тут вспомнилось, что значит быть рабами, и ум похолодел от этой мысли.

Гастур, из города жуков, спросил:

– Ты думаешь, такое может случиться?

– Ну, не сию минуту. – (Вон какое сразу облегчение.) – Но такое возможно, вот почему мы должны продемонстрировать добрую волю.

– Что мы можем сделать, господин правитель? – спросил Бродус.

– Ты, я считаю, должен возвратиться к своим землякам и разобраться, что вы можете совместно предпринять. Этих людей кто-то, должно быть, видел. Может, разговаривал с ними. Они же не могли войти в город незамеченными. Если что-нибудь узнаете, немедленно докладывайте мне. – Он встал. – А теперь, наверное, пора заканчивать.

Все поднялись и церемонно поклонились. Когда люди один за другим стали вытягиваться из зала, Найл жестом попросил задержаться Симеона. Когда остались наедине, Найл закрыл дверь и сел за стол.

– Посоветуй, как быть.

Симеон покачал головой.

– Что можно сказать? Бросовое дело.

– Но кто, по-твоему, ответствен за это?

Симеон насупился.

– Вот где закавыка. Из ваших, насколько известно, этого не мог сделать никто, не хватило бы смелости. Наши пауков недолюбливают. Но убивать Скорбо у них попросту нет причины, это было бы глупо. Остаются жители Диры. Среди них есть очень многие, кто с удовольствием свел бы с пауками счеты. Кое у кого из них пауки во время набега на город убили родных и друзей. У некоторых на глазах сожрали детей. Насколько я вижу, у них одних есть веская причина расквитаться.

Найл качнул головой.

– Я не думаю, что это они.

– Почему?

– Есть нечто, о чем я не упомянул. Дравиг вырвал ту пальму из земли. А в корнях у нее оказался металлический диск – похоже, из свинца – с таким же точно символом, как на кулоне. Впечатление было такое, будто он там пролежал никак не меньше года.

– Почему, по-твоему, так долго?

– Потому что успел обрасти корнями.

Симеон посмотрел с замешательством.

– По-твоему, дерево было посажено специально, чтобы убить Скорбо?

– А тебе что-то иное идет на ум?

– А может, диск все же сунули туда позднее, чтобы делу сопутствовала удача?

– Может быть. Но у меня впечатление, что он там был с той самой поры, как посадили дерево. А это было по меньшей мере год назад, до того как пауки захватили Диру.

Симеон медленно повел головой из стороны в сторону, чувствуя, очевидно, растерянность.

– Если ты прав, то они готовились к этому очень давно, загодя.

– Я так и подумал, – кивнул Найл.

– Тогда кто же они, черт их дери?

– Ты слышал о людях из иных мест, из других земель?

– Нет. – Симеон надолго смолк. – Я не сомневаюсь, что такие, конечно же, есть. Мне приходилось слышать о людях с севера – людях, больше напоминающих животных. Но я никогда этому не верил.

– А почему?

– Потому что пауки бы их повыловили.

Спору нет, логично. В пору рабства паучьи воздушные дозоры регулярно прочесывали все районы, где, по их мнению, могли хорониться двуногие изгои.

– Могу я взглянуть на этот свинцовый диск? – попросил Симеон.

– Он исчез.

– Исчез?

– Он был тяжеловат для кармана, и я его оставил возле двери. А когда вернулся, он пропал.

– Получается, те самые должны были прятаться где-то поблизости?

Найл покачал головой.

– Скорее всего, это кто-то из рабов. Они как раз возились перед зданием.

– Ты спрашивал у надсмотрщика?

– Он ничего не видел.

– Но зачем рабу кусок свинца?

– Ты же их знаешь. Они тащат все, что плохо лежит.

– А обыскать ты их приказал?

– Да ну, стоит ли оно того.

А ведь, если разобраться, прав Симеон.

Симеон упорствовал.

– Послушай, если кто-то позаботился умыкнуть тяжелый кусок свинца, значит, видно, были причины. Даже рабу прок небольшой от куска свинца. Что, если среди рабов скрывались убийцы Скорбо?

– Не исключено, – пожал плечами Найл. – Но с виду не было ничего особенного, бригада как бригада.

– Даже если так, все равно надо сходить и проверить.

– Да, пожалуй, ты прав.

Тем не менее поднимался Найл неохотно, чувствуя, что идет на поводу, лишь бы ублажить Симеона.

Бледное зимнее небо было безоблачным, от обилия солнечного света резало глаза. Рабы, по крайней мере, протоптали в снегу тропу, так что идти стало легче. Их на площади уже не было, лишь отчетливо виднелись следы подводы, на которой свезли мертвеца.

Анатомический театр находился в том же здании, что и недавно основанная медицинская школа, в трех кварталах к югу по главному проезду. Свернув за угол, Симеон с Найлом издали увидели, как рабы возятся с неким кулем у прибывшей к месту неуклюжей подводы. Когда подвода остановилась, прибавили ходу. Тело, по-прежнему накрытое рогожей, рабы сгрузили на широкую доску и поспешили с ней в здание. Надсмотрщик направился следом, но тут подоспели Найл и Симеон, оба запыхавшиеся после такой разминки.

– Дион, – позвал Найл, – ну-ка выстрой сейчас мне рабов. Вызови всех из помещения.

Надсмотрщик почтительно кивнул и рявкнул команду. Через несколько секунд носилки снова появились из здания. Вернее, не носилки, а доска – руки-ноги свисали по бокам. Найл велел взвалить труп обратно на подводу. Затем рабам было приказано выстроиться вдоль дороги в ряд. Найл пересчитал их, затем спросил надсмотрщика:

– Сколько должно быть?

– Тридцать, господин.

– А я вижу только двадцать девять.

Надсмотрщик растерянно моргнул и медленно пересчитал снова, поочередно тыкая в каждого пальцем.

– И то правда, – проговорил он. Повернулся к строю: – Смирр-на! – (Рабы сделали пятки вместе и вяло попытались приосаниться.) – Кто-нибудь знает, что с тем, которого нет?

– Я знаю, – сказал один, с впалой грудью и заячьей губой, стоящий возле самой подводы. На этом он замолчал и продолжать, похоже, не собирался.

– Ну так где он, ты, болван? – нетерпеливо прикрикнул Дион.

Раб поднял руку и молча указал на здание. Надсмотрщик ругнулся.

– Я, по-моему, велел явиться всем!

Тот в ответ уставился на него безразличным воловьим взором.

– Пойдем-ка вместе с нами, – позвал Диона Найл.

– Кому-то бы надо приглядывать за другой частью здания, – заметил Симеон, – на случай, если он попытается улизнуть оттуда.

Найл бывал уже здесь несколько раз. Первый этаж здания был преобразован в травматологическое отделение и послеродовую палату. Здание было большое, поэтому человек мог направиться куда угодно. Пока стояли, не зная куда двинуться, Дион сказал:

– Если надо, я направлю бригаду и обыщу весь дом.

– Гляньте, он поднялся вон туда, – указал Найл. На одной из ступенек лежал не успевший растаять кусочек снега.

Они поднялись тихо, чтобы не вспугнуть преследуемого. Следующий этаж переделывался под палату, можно было слышать, как за закрытой дверью пилят дерево плотники; казалось маловероятным, чтобы человек пошел туда. Найл первым двинулся вверх по следующему пролету. К этой части здания никто еще не приступал, не был даже подметен пол, весь в обвалившейся со стен и потолка штукатурке, битом стекле и кусках дранки. Оглядев коридор, Найл сделал вывод, что свежих следов здесь нет; надсмотрщик же с шумом распахивал двери и заглядывал в пустые комнаты. Найл негромко чертыхнулся: тот, кого разыскивают, мог уже это услышать.

– Наверное, ищет, как вылезти на крышу. Он может пробраться в соседнее здание?

– Не исключено. – Симеон отворил ближайшую дверь. Через высаженные окна комнаты можно было видеть, что соседнее здание находится в каких-нибудь четырех метрах. – Для ловкого раз плюнуть.

– Надо бы поспешить.

Симеон положил ладонь ему на руку.

– Осторожно. Под крышей обитает паук. Может прыгнуть.

Разумная осторожность: даром что паукам теперь запрещалось нападать на людей, вторжение на личную территорию может быть расценено как грубейшая провокация.

– Смертоносец?

– Нет, розовый паук-клейковик.

Особый подвид, пауки-оонопиды, в целом безвредные, поскольку мельче по размеру, чем смертоносцы, и неядовиты. Но все равно намного сильнее и проворнее любого человека, а предплюсные клешни у них такие, что способны переломить руку.

Найл тихо и осторожно взошел по лестнице, и когда добрался до верхней ступени, то совершенно неожиданно лоб в лоб столкнулся с пауком-клейковиком. Тот, очевидно, вышел на шум. На секунду оба одинаково оторопели, затем существо моментально отреагировало, обездвижив человека единым выхлестом волевой энергии. Ощущение было точно такое, будто тело целиком вмерзло в ледяную глину так, что и пальцем не шевельнуть. Полгода назад от такого ощущения Найл пришел бы в ужас, теперь же он привык к паукам так, что даже сердце не екнуло. Непротивление и отсутствие страха убедили паука, что двуногий безопасен, и он выпустил пленника почти тотчас же.

Найл никогда не наблюдал клейковиков и удивился красоте его окраски. Туловище, ноги и голова существа своим изящно-розовым цветом напоминали щеки здоровой деревенской девушки. В отличие, однако, от «бойцов» и смертоносцев, чьи хелицеры походили на клочковатые бороды, личина клейковика не имела с человеком решительно никакого сходства. Большая выпуклая голова, отдаленно напоминающая лысую макушку человека, оканчивалась гладкими розовыми хелицерами с выступами клыков. Шестерка глаз располагалась в два ряда – четыре сверху, два снизу, – крайние глаза верхнего ряда самые выпуклые. Поскольку глаза также были розовые, то напоминали собой скорее стеклянные шарики. Будь это инопланетянин, он и то не смотрелся бы более экзотично.

Тем не менее, может, оттого, что существо совершенно не имело сходства с человеком, или из-за теплой окраски, но только Найл почувствовал, что ему нечего бояться. Он обратился к пауку с помощью телепатии, одновременно проговаривая слова вслух:

– Мы разыскиваем человека. Ты не видел его?

Паук как-то забеспокоился, неловко покачнулся на ногах, но не откликнулся. Глаза-фонарики – будучи ростом меньше двух метров, паук стоял вровень с Найлом – не выражали, казалось, ничего. Найл повторил вопрос, пытаясь на этот раз передать образ человека, но ответа все так и не было. Он осторожно ступил вперед, паук сделал шаг назад и в сторону. Жестом Найл позвал за собой Симеона и Диона.