– Чертов трус, – сказал солдат. – Ладно, поехали в харчевню, разбудим людей. Будем искать этого дурня.
Весь хмель как рукой сняло. К харчевне он подъехал уже трезвый, и под фонарем харчевни увидел Ёгана.
– А я жду вас, жду, – обрадовался тот.
– Я ору на всю деревню.
– Не слыхал.
– Конь где?
– Так на привязи он, вон.
– А ты как сюда попал?
– Так этот дьявол меня скинул, я за вами побежал.
– За нами? – Солдат смотрел на него с непониманием. – Я на окраине деревни орал тебе, аж охрип. Как ты пеший вперед меня здесь оказался?
– Так не знаю, за вами бежал. Прибежал, а вас нету. Потом конь мой прибежал, потом вы приехали. Я и не слышал, кто, где орет.
– Ясно, – сказал солдат, спрыгнул с коня и стал каблуком стучать в дверь. – Хозяин, отворяй.
– Идите с Богом, – кто-то крикнул из-за двери. – Лечь уже негде.
– Отворяйте, дьяволы, а то запалю хибару, – орал солдат, ещё сильнее стуча каблуком в дверь.
Наконец, кто-то отпер засовы и открыл дверь. На пороге стоял хозяин с лампой и его батрак с топором.
– Ах, это вы, – облегченно вздохнул хозяин и жестом пригласил войти.
– Завтра на заре я съезжаю, – сказал солдат, переступая через спящих на полу постояльцев. – Посчитай все, а сейчас покорми коней.
– Слушаюсь, слушаюсь, – кивал хозяин.
– Ёган, – продолжал Волков, – проследи, что бы покормил и напоил, и почисть всех лошадок наших. Как почистишь – начинай собирать вещи. На заре поедем.
– То есть не поспать мне, – вздохнул Ёган.
– Потом выспишься.
Трактирщик, его батрак и Ёган пошли на конюшню, а Волков двинулся к своим покоям и прямо у лестницы увидел Хильду. Она только что проснулась, была простоволоса, в нижней рубахе и с лампой в руке.
– Вы прямо как разбойник, всех всполошили да напугали, – недовольно произнесла девушка.
Солдат залез в кошель, достал оттуда две монеты по пять крейцеров, протянул ей.
– Чего это? – Спросила девица глядя на монеты.
– Десять крейцеров. Придешь ко мне?
– Прям разбежалась.
– Я на заре уеду. Упустишь деньги.
Он протягивал ей монеты, девушка лампой осветила их стояла в нерешительности. Не брала.
– Ну, берёшь? – Солдат ждал, не убирая денег.
– Тихо вы, – прошептала девица, огляделась, и, забирая монеты, произнесла. – Папаша ляжет, так приду.
Ёган еще гремел чем-то на конюшне, когда почти беззвучно Брунхильда поднялась по лестнице в покои солдата. Осветила их лампой, огляделась, стеснялась, стояла, как будто с духом собиралась. Солдат уже лежал в кровати. Девушка заметно волновалась, встала в двух шагах от кровати, но к ней не подходил:
– Ну что встала? Сюда иди. – Солдат приподнялся забрал у неё лампу.
– Лампу-то потушите.
– Нет, не потушу. Снимай рубаху.
– Ну прям… И лампу не тушите, и рубаху вам снимай.
– Снимай, я сказал. Или сам сниму, встану.
– Вот малахольный, – девица заметно стеснялась, затем подошла к кровати. – Ой, – вскрикнула она.
– Что такое?
– Мизинцем об кровать, – она засмеялась.
– Да ложись ты уже, – солдат за руку потянул ее к кровати, – а то покалечишься еще. Ногу еще сломаешь.
Он схватил её за подол рубахи. Потянул, она пыталась вырваться. Он задрал ей рубаху.
Девушка опять засмеялась, повалилась к нему в кровать.
– Ну что, болван? – Спросил солдат слугу, когда тот вышел из конюшни.
Волков стоял босой, на улице дождя не было, было тепло.
– Ну, – Ёган почесался. – Так вы ж спали.
– Так ты, подлец, тоже спал.
– Ну, есть мальца. Коней я уже оседлал. Сейчас только мешки найду, и вещи будем складывать. Вещей-то много. Нам бы телегу. Алебарду, копье да секиру в мешок-то не спрячешь.
– Болван ты. Вот скажи мне, мы засветло до города доедем?
– Нипочем не доедем.
