– Ты дывы, якый хлебный!
Солдаты быстро поворачивались и успокаивали волнующихся: хватит всем, но люди всё равно нетерпеливо протягивали руки, брали буханки и торопливо прятали в приготовленные сумки. Наголодались за последние дни…
– А сколько можно брать? – спросила, стесняясь, Мария.
– Сколько нужно, столько и дадим.
Растерялась, потому что в руках у неё только маленький рюкзак, больше двух буханок не поместится. Большие кирпичики! Но она попросила пять, два в рюкзак запихнула, а остальные в руки, к груди прижала, чтобы не выпали. Снег уже сошёл, оставив на асфальте комья чёрно-серой грязи. Военная техника гусеницами столько её нанесла, что идти было трудно, ноги разъезжались. Не дай бог в эту жижу хлеб уронить! Оттого и прижимала его крепко к себе, а он, ещё тёплый, ей руки грел и под куртку тёплым духом пробирался. Отойдя в сторону, не удержавшись, отломила кусок горбушки, вдохнула пьянящий голову запах и съела там же, у доски для объявлений.
Наевшись, осмотрелась. Это первый раз с 24 февраля она в люди вышла. Огляделась и ужаснулась: вся площадь была изрыта гусеницами, в центре, на перекрёстке, из асфальта торчал конец «градины», той самой, которая угодила в проезжающую машину с каким-то командиром, в стороне ещё лежало то, что осталось от сгоревшей машины. Но люди шли, шли на запах хлеба, словно ничего вокруг не замечая. С глазами, запорошенными голодом и мукой… В какой-то страшной, грязной и помятой одежде… В сапогах, ботинках, в которых и спали, потому что мало кто раздевался и разувался ночью, ведь в любой момент могло прилететь – и жизнь твоя зависела уже от того, как быстро ты вскочишь и метнёшься на улицу. Многие кашляли. Кто-то молча брал буханку и уходил, не глядя по сторонам, другие стояли кучками, перебрасывались новостями или спрашивали о чём-то:
– Не слышал, что с Иваном? Хата сгорела, а он, говорят, умом тронулся.
– Да жив твой Иван, в школьном подвале сидит. А что про Бугас слышно? Взяли Бугас?
– Чёрта с два! Засели там гады. У них не окопы, а бункеры. А под посадкой гаубицы.
– Мотря, а, Мотря – допытывался какой-то дедушка, – Свет скоро дадут?
– Нащо тоби той свет? Кина дывыться будэш?
– Какие там кина! Дочке позвонить хочу, сказать, шо живой.
– Дозвонышся ище! Бэры бильшэ хлиба.
Кто-то поинтересовался:
– А водку где купить можно?
Толпа дружно засмеялась. Толстощёкая женщина в синем платке похвалила:
– Оцэ людына, и я понимаю. Водкы захотив – то жыты будэ. То як, люды, будэмо жыты?
И все дружно согласились, что жить они будут и никакие обстрелы им не страшны.
Так счастливо начался этот день.
12 глава
Что ещё нужно для счастья?
После полудня голодный народ решил вскрыть второй магазин, супермаркет, где было чем поживиться: сдоба, колбаса, сыр, мясо, рыба, полуфабрикаты, а ещё электротовары, одежда, бытовая техника и много-много всего. Тем более, что хозяин магазина – упоротый укр из Волновахи, конечно, он уже давно сбежал из города вместе со всем местным начальством, магазина ему теперь и того, что в нём, не видать. Полдня терпел народ, пока решился помародёрствовать. Продавцы принесли ключи от подсобки, фактически пригласили людей брать всё, что могут унести. Оказалось, что унести могут всё, некоторые даже магазинные тележки домой волокли. Со всего посёлка сбежались люди, и те, кто действительно голодал, и те, у кого подвалы были забиты салом, домашней тушёнкой и прочим добром. Соседка Татьяна потащила мимо окон огромную мягкую игрушку. Остальные жильцы шмыгали туда – сюда с доверху набитыми пакетами. Лидия Даниловна, кое-как доковыляв с палочкой до окна, наблюдала за процессом и комментировала:
– Господи, да зачем им столько? Попёр упаковки туалетной бумаги! Это сколько же надо на унитазе просидеть, чтобы всю её использовать? Сдурел народ…
Мария не собиралась идти на разграбление, да и матери её послать туда дочку не могло прийти в голову. Но тут явилась тётя Валя из первого подъезда, настойчиво затарабанила в окно и, не дожидаясь, пока ей откроют, звонко закричала с улицы:
– Машка! Немедленно бери пакеты и иди в «Кошик». Знаю я тебя, дурочку! Это не воровство. Там ведь всё пропадает, а козлу этому уже ничего не вернётся. Иди сейчас же! Матери хоть что-то поесть принесёшь.
Мария выглянула в окно, а та продолжала:
– Хлеба скоро не будет, хлебозавод в Волновахе разбомбили. И магазинов больше нет. Так что иди, говорю!
Мария взглянула на мать, а та, ничего не говоря, только пожала плечами.
И она пошла, взяв с собой два пакета. Людей было море, жадно волнуясь, они то вскакивали в магазин, то выбегали из него. Первое, что ушло с прилавков, – это еда, которую можно было съесть сразу и которая могла ещё полежать. Несли мясо из отключённых морозильников, уже размытое теплом, но ещё съедобное. Несли копчёную рыбу целыми пластинами, сливочное масло, уже начинавшее превращаться в молочно-жёлтую жижицу. Исчезли консервы в стекле и металле, и прочее, прочее, прочее… Когда Мария, пряча от людей глаза, вошла в торговый зал, полки магазина, где обычно располагались продукты, были почти пусты. Хлеба, конечно же, не было, и колбасы, сыра не наблюдалось. Побродив в толпе, она отыскала не замеченную никем банку консервированной фасоли, стоявшую в неположенном месте, прихватила две бутылки подсолнечного масла, макароны, несколько пакетов пшеничной и рисовой крупы. Дотянулась до верхней витрины и сняла с неё две упаковки чая в пакетиках. Не забыла и о кошачьем корме. Жители посёлка не польстились на него, поэтому Мария забрала все вискасы и феликсы, какие там были. Подумав, прихватила и три чашки: жёлтую, оранжевую и зелёную. Коты шкодливые, квартиру без чашек оставили. Пакеты были полными, надо относить. Понесла домой.
А в это время на улице успевшие первыми вскочить в магазин запихивали в свои машины десятки бутылок коньяка, водки, копчёную рыбу, снятую с витрины, фарши, кости, целые упаковки кукурузы, зелёного горошка, полный стратегический запас. Всё это складывалось в багажник, на заднее сидение и даже впереди, рядом с водителем. А потом никак не могли закрыть упирающуюся дверь. И делали это люди отнюдь не бедные, не те, кто действительно нуждался…
– А я дэ сяду? – возмутилась одна из женщин, видя, что муж затарил её место.
– Слидком побижиш, – гаркнул «чоловик» и, обдав людей выхлопным газом, рванул быстрее с места домой, чтобы успеть разгрузиться и вернуться.
Глядя на до отказа забитые машины и свои два пакета, Мария только вздохнула. Не завистливо, а скорее осуждающе. Но имела ли она право осуждать кого-то, когда сама несла то, что фактически украла?
Лидия Даниловна, увидев принесённое, руками всплеснула:
– А где же еда?
– Еду успели расхватать до меня. А тебе вот фасоль, ты же любишь…
– Ещё пойдёшь? – спросила мать.
– Пойду.
В этот раз она принесла альбомы для рисования, акварельные краски, общие тетради, две бутылки шампуня, несколько тарелок, подушку. На дне пакета лежали бутылка вина «Кагор» и пакетик с конфетами, обычная карамель. При виде бутылки брови матери взлетели вверх:
– Это ещё зачем?
– Пригодится.
Радуясь добыче, Мария подумала:
– Какой же всё-таки сегодня счастливый день! Котов кормом она обеспечила на целый месяц, собакам крупы тоже хватит, можно разжечь на улице старую печку и варить им еду. Масло есть подсолнечное…
Но на этом чудеса дня не закончились. Наташа после обеда привезла полмешка рисовой каши с жареным луком и редко попадающимися кусочками консервированной говядины. Несмотря на сильный мороз, который к обеду сменил слякоть, каша ещё оставалась горячей.
– Вот, – с шумом бухнув на ступеньки крыльца мешок, сказала Наташа. – Не доели. Много наварили. Каша чистая, прямо из кастрюли. И не смотри, что в мешке, мешок новый. Так что, можете смело есть. Лидию Даниловну покорми. Как она, держится? Встаёт уже сама?
– Пару раз поднималась, до окна только дошла.
Мать ела рисовую кашу со свежим хлебом и хрустящим огурцом. Это ли не счастье? И в запасе у них теперь были не только сухари, но и хлеб, мешок с кашей, подсолнечное масло, фасоль и конфеты. Можно прилично жить. Спички только закончились, нечем каганец поджечь, а скоро начнёт смеркаться… И она пошла в подвал попросить спичек, хоть несколько штук, ведь пустой коробок с серным бочком у неё был. Спустилась, а там пир горой, притащенное из магазина заполнило полки шкафчика, столы, а дети, довольные, бегали, жуя конфеты и шоколадки. На табуретах перед столом ожидали своей очереди десятка два телефонов. Люди пришли сюда, чтобы их зарядить, благо работал электрогенератор. В ожидании столпились на улице перед подъездом, обсуждая последние новости.
Обстрелы все эти дни не прекращались, но центр посёлка как-то обходило стороной. И тут вдруг как ухнуло! Раздался такой треск разрываемого рядом снаряда, что стоявшие у подъезда просто скатились по ступенькам в укрытие подвала. Один из мужчин упал, обнажив ампутированную ногу, и тяжёлый протез, как кегля, с грохотом поскакал по ступенькам.
За первым взрывом раздалось ещё несколько, один за одним, как дробь. Было ясно, что бьют по их дому. Издалека виден он, отличная мишень. Здание сотрясалось, но не сдавалось, с потолка только сыпалась известь, перестенки дрожали, генератор замолчал и вырубило свет.
– Там мама! Только бы была жива! – в одно мгновение промелькнула отчаянная мысль и толкнула Марию к выходу.
