Четвертый
– То есть ты крутила мной, как хотела, – шутливо посмотрел я на девушку.
– Не крутила, а боялась, что ты в него вцепишься. Надо было вас срочно развести. Ты вообще всегда очень остро реагируешь на то, что тебе кажется неправильным.
– То есть ни одноклассника моего, ни друга детства среди вас нет, – кивнул я своим мыслям.
Ребята покрутили головами, а потом Миша сообщил мой домашний адрес, а Оля номер школы и класс, где я учился. Получается, ещё год до получения аттестата. Рассказали, что все мы добровольцы, окончившие ускоренный курс диверсионной школы, и что война уже почти месяц как началась.
– Так я же никакого ускоренного курса не помню, – пришлось заострить внимание товарищей на этом обстоятельстве.
– Это ничего. Мы тебя всему научим, – пленительно улыбнулся Фимка. – Зато ты после удара по голове стал намного шире мыслить. А то все в драку лез.
После этих слов я стянул немецкую пилотку и стал ощупывать череп – всё цело.
– Нет там ни одной царапины, – успокоила меня Ольга. – Осколки от той мины выше прошли, потому что ты полз на животе и Фимку волок. Не заметил, как проволочку зацепил. А вот взрывная волна, видимо, достала. Как у тебя со слухом?
– Похоже, порядок, – тряхнул я головой. – А как мы на мины напоролись?
– Загнали нас, словно зайцев, – вздохнул Миша. – Мы затемно до дороги не успели, потому что заплутали из-за болота. Уже после рассвета дошли, хотя и ранним утром. Осмотрелись да и перебежали быстренько, пока никого нет. А тут пешая колонна откуда ни возьмись. От неё нас и разглядели, потому что мы не залегли сразу, а начали перебегать к лесу. Помнишь ведь, что кустов там нет, а трава клочками. Вот нас и обнаружили, да прижали из пулемётов. А про минное поле, думаю, и немцы не знали.
Я разложил немецкую карту, на которой мы всё, что позволял масштаб, хорошенько разглядели. По расчёту времени получалось, что эта самая колонна выступила от железнодорожной станции как раз в рассветных сумерках и успела прошагать километров десять.
– Не удивлюсь, если завтра в то же время в том же месте снова окажется подобная цель… – начал я формулировать мысль.
– А продольный пулемётный огонь да по плотному пешему строю… – подхватил Миша.
– Только кюветы нужно заминировать… – развила идею Оля.
– И ноги потом унести… – резюмировал Фимка.
– А поэтому предлагаю вздремнуть до вечерних сумерек, – окончательно подвёл черту я. – Укладывайтесь, посторожу. – Странное дело – все дружно меня послушались, устроившись тут же в кустарнике на пятнистой немецкой плащ-палатке. И заснули быстро, словно набегавшиеся дети. Только револьверы из карманов достали, чтобы не давили под боком. А я чистил отнятый у Фимки парабеллум, поглядывал во все стороны и чутко прислушивался.
Откуда мне известно, как обращаться с вражеским пистолетом? Так ниоткуда. Просто разобрался неторопливо, догадываясь и пробуя разные варианты. А вот к нагану мне прикасаться было страшновато – никогда не держал в руках револьверов. Да и нет надобности его чистить, потому что из него я не стрелял.
Разбудил ребят, когда солнце совсем уже собралось спрятаться за горизонт. Как раз сварил кофе из трофейного и нарезал черного хлеба из запасов диверсантов. Сала напластовал четырёхмиллиметровыми ломтиками, да и растолкал всех потихоньку.
Кофе оказался не полный эрзац, а вполне со вкусом и даже с запахом. Ефим с Ольгой восприняли его привычно, а Мишка сначала обнюхал, потом лизнул и, наконец, хлебнул с недоверчивым выражением на лице, но кривиться не стал – значит, с количеством сахара в напитке я угадал правильно. Потом мы неторопливо собрались, загрузив полные мотоциклетные коляски снятых немцами мин, да и потарахтели без поспешности по ухабистой лесной дороге, страдая от мешающих ветвей.
Объездными лесными грунтовками добрались до места только через час после наступления темноты – в потёмках и с фарами в этих местах особо не разгонишься, а уж в неверном свете луны и подавно. Подобрались мы как раз к тому самому месту, где были сегодня утром, только с другой стороны – откуда менее суток назад начала переходить дорогу наша тогда ещё большая группа. Дело в том самом подлом повороте, из-за которого оказалась не видна приближающаяся пешая колонна. Как раз на нём я и встал в дозор. А к другому повороту, что дальше, выдвинулся Ефим.
Миша с Олей занялись минированием. Парень копал ямки, устанавливал ящички и маскировал, а девушка вкручивала взрыватели и настораживала их. Мины были все натяжного действия, то есть имели простейшее устройство, но требовали аккуратности при работе из-за приводящих их в действие проволочек – самим бы не зацепить ненароком!
К рассвету управились и принялись оборудовать огневую позицию – лежачие окопы без брустверов и мелкие, для переползания на брюхе, траншеи, ведущие в заросшую кустами низину, где и дожидались нас мотоциклы.
Оля с Мишей скрепили по три ленты в одну, то есть приготовили к использованию сразу весь боезапас и выложили его рядом с пулемётами, подстелив мотоциклетные плащи. Долго устраивались, упирая ноги в заднюю стенку неглубокого окопа, и даже выкопали ямки под сошки.
Потом потянулось томительное ожидание, продолжившееся до самого вечера. Уже думали, что напрасно потрудились, когда по пустынной весь день дороге проследовало несколько пароконных повозок, в числе которых имелась и полевая кухня, а спустя полчаса из-за поворота показалась пешая колонна, двигавшаяся не в ногу, но энергичным шагом.
Огонь наши пулемётчики открыли без команды, как только строй вытянулся на прямом участке в линию и оказался между установленными нами минами. Метров с семидесяти, если считать от головы. Немцы падали, разбегались, подрывались, валились. Пулемёты перешли с длинных очередей на короткие и вскоре смолкли – патроны закончились. Я схватил выплюнутые Ольгиным МГ пустые ленты, распавшиеся на три отрезка, завернул в плащ и торопливо пополз вслед за волочащей тяжелый и горячий пулемёт девушкой. Доносящиеся сзади крики и стрельба меня ничуть не волновали, потому что весь налет длился около тридцати секунд. За это время организовать хоть сколь-нибудь осмысленное преследование невозможно. А мы уже запрыгиваем на мотоциклы и укатываем по лесной дороге, теряясь среди густых, с виду непролазных зарослей.
Глава 2
Мост
Утро мы встретили в неизвестном месте на берегу незнакомой речушки, потому что ночью заблудились в потёмках и из-за спешки. Кашеварить вызвался я – Ольга меняла повязку Ефиму, а Миша вскарабкался на дерево и осматривался, пытаясь сориентироваться. Более всего нас смущала близость деревни, окраина которой наблюдалась километрах в трёх ниже по течению. Во-первых, мы старались ни в коем случае не приближаться к жилью, а во-вторых, не могли её надёжно опознать, исходя из самого пристального изучения весьма подробной немецкой карты. Словом, всю группу накрыл приступ глубокого географического кретинизма, сдобренного изрядной дозой усталости, разбавленной натуральной нервной трясучкой.
Лично меня неслабо плющило, Мишку колотило, Ефима трясло так, что он обеими руками держал нашу санитарку за брючный ремень, уткнувшись носом ей в живот, отчего той пришлось обрабатывать заметно подзажившую рану, перегнувшись через его плечо. А я не решался посолить уже доходящее до готовности варево – опасался переборщить. Словом, внезапно передо мной оказались перетрусившие дети, причём и сам я ощущал себя аналогично. Одна Оля держала себя в рамках, изредка громко всхлипывая.
А я-то думал, что после такой встряски люди катаются от хохота, радуясь, что остались живы. В бой никто не рвался и о делах говорить не желал. Мы до вечера умяли пять полных котелков каши, куда для наваристости обильно добавляли мелко покрошенную немецкую копчёную колбасу, четыре раза искупались (кроме Фимки, который пару раз мирно помылся на берегу, оберегая повязку от воды), и от всей души выспались в тени, поочерёдно охраняя сон друг друга. А потом уселись кружком, потому что я попытался выяснить, какое у нашей группы было задание.
Оказалось, что знал его только командир группы – парень парой-тройкой лет старше, у которого вместо нагана был ТТ, вместо ботинок – сапоги, а также имелись карта, часы и бинокль. Кличка у него была «Вадим», а настоящее имя никому не известно. Вообще, все двенадцать диверсантов до встречи в школе друг друга не знали – были знакомы только по псевдонимам. Поэтому и мы не демонстрировали никому того, что общались раньше.
Так вот – общая задача выглядела, как проникнуть в тыл врага, где проводить диверсии любых обнаруженных целей. Но все двенадцать человек несли по нескольку килограммов взрывчатки и двигались одной группой, придерживаясь заданного командиром направления. Видимо, была и некая основная цель, знать о которой противнику не следовало, отчего и основную массу личного состава с ней не ознакомили. Вот так мы рассудили. А потом отыскали на карте маршрут, которым двигались диверсанты – похоже, они шли к той самой станции, в десятке километров от которой и были обнаружены.
Ползая кончиком карандаша по загибонам речушек, которые в основном и запомнились ребятам в качестве ориентиров, мы наконец-то определились с местом. Далеконько нас занесло. Что же касается цели на станции, то да, определённый ущерб ей можно нанести, если с умом подложить доставленную взрывчатку, но только это задача не для дюжины подростков с наганами, а для подпольщика из местных, хорошо знающего железнодорожную специфику, или… ну, не знаю. Для опытного и искусного минёра, имеющего чётко поставленную задачу.
С этими соображениями ребята согласились, но обратили моё внимание на расположенный неподалеку мост, уничтожение которого могло на несколько дней прервать железнодорожное сообщение. А что? Логично. Пока действует стальная магистраль, на шоссе особого оживления не наблюдается.
Вообще нам было лениво – апатия сменила возбуждение предыдущих полутора суток, что подкрепилось неопределённостью цели. В сумерках мы долили в баки горючего и покатили по заранее намеченному маршруту в сторону спрятанного грузовика, полагая, что поднятый нами переполох уже утих. Ехали медленно, с погашенными фарами, выбирая дальние обходные пути, позволяющие далеко обогнуть населённые пункты. За несколько километров до цели оставили своих «коней», тщательно замаскировав их и укрыв плащ-палатками. А тут и рассвет, и начало новой днёвки.
Ребята снова стали деловитыми и сосредоточенными – наперебой учили меня и нагану, и пулемёту, и автомату с прямым рожком, который мы сняли с одного из мотоциклистов. Кстати, от них нам достались ещё пара парабеллумов, точно таких же, как и у фельдфебеля, командовавшего сапёрами. Ещё мы пошарили по округе, не выходя из леса на поле, вдоль которого проходила дорога – приметили землю, выброшенную из воронок взрывами, и подумали, что тут недавно проходили бои.
Действительно, проходили. Но ничего особо ценного отыскать нам не удалось – одна трёхлинейка с разбитым цевьём и покорёженным стволом, да пара шинельных скаток. Патронов в винтовке не было. Еще нашли уничтоженную позицию с тремя повреждёнными 82-мм миномётами и абсолютно пустыми ящиками от мин к ним. Не слишком осыпавшиеся окопы были пусты – похоже, наши отступили упорядоченно, забрав раненых и похоронив убитых.
– Зачем они тебе? – как всегда дружелюбно улыбаясь, спросил Фимка, глядя на то, как я прячу шинельные скатки в коляску. – В такую-то жару!
– За летом часто приходит осень, после которой случается зима.
– Да к зиме уже и война-то закончится, – уверенно заявил наш поправляющийся. Его перестало кособочить, и он довольно уверенно помогал себе левой рукой.
– Нет, не закончится, – ответил я уверенно. – От Москвы Красная Армия фашистов отбросит.
– Как это от Москвы? – взвилась Ольга. – Да мы их… – и осеклась. На лице её нарисовался испуг от внезапной догадки.
– Фим! – вступил в разговор Миша. – Рассуди сам. Уже месяц, как по радио сообщают только об оставлении нашими войсками разных населённых пунктов, а об освобождении захваченных врагом территорий – нет. Получается – не выходит у нас быстрой победы. А как немец умеет воевать, ты на себе почувствовал.
– Так мы же их сколько накрошили! – возразил Ефим.
– Это случайность была, – тихим голосом пояснила Ольга. – Удачное стечение обстоятельств, которым мы сумели воспользоваться. Тоже случайно, – эта юная особа исключительно быстро соображает. А Мишка – просто рассудительный.
– В принципе, было бы логично обосноваться в этих краях и рвать железку, нарушая немцам сообщение, хотя бы на ближайших ветках, – пояснил я. – Даже возвращаться к своим не нужно, рискуя нарваться на неприятности при переходе линии фронта. Только это не получится – без провизии, взрывчатки и обмундирования нам долго не протянуть. Нас радиоделу учили? Сможем мы связаться с нашими, если захватим рацию? Частоты там, шифры, график сеансов радиосвязи?
– Нет, – мотнула головой Ольга. – Курс был очень кратким. Оружие, подрывное дело и ориентирование, то есть – топография. Другая группа ещё с парашютами прыгала.
– И сразу заброска? – не понял я.
– Нас через линию фронта перевели полковые разведчики. Это было дней пять тому назад. А потом мы остаток ночи бежали, день пересидели на месте и снова всю ночь бежали, пока не перебежали ту злосчастную дорогу, – дополнил картину Фимка.
– Четыре дня, – поправил Миша.
– А столько уже всего случилось, – вздохнула Оля.
– Надо бы к следующему утру добраться до железнодорожного моста да рвануть его ко всем чертям, – «внёс предложение» Фимка.
– Надо прилечь и вздремнуть до сумерек, – поправил его я. – И откушать полноценно, пока хлеб окончательно не высох.
Фимка вздохнул и спрятал под прикрывающую мотоцикл плащ-палатку найденную сегодня разбитую винтовку. Он вообще такой – всё старается прибрать. Шинели он бы тоже прибрал, если бы я не взял их первым.
По моим прикидкам выходило, что ребята в этой диверсионной группе были не абы какие, а весьма неслабые физически. За две короткие летние ночи, неполную и полную, они преодолели более полусотни километров, причём не по рекортановой дорожке, а через леса. И не налегке, а неся на себе килограммов по семь-восемь. Внешний вид моих товарищей тоже на это указывает – мышцы у всех неплохо развиты – это я видел во время купания и когда Фимку перевязывали. Про Ольгу – не знаю – она купалась в длинной, до колен, нижней рубашке, не то что мы с Мишкой, сразу сменившие нательное бельё со штампами войсковой части на черные трусы и белые майки, найденные во вражеских ранцах. Но девушка изрядно сильна и рост у неё лишь немного меньше, чем у парней.
Опять же соображают все трое хорошо – жаль, что готовили их в спешке. Хотя по сравнению со мной они настоящие зубры диверсионного дела.
* * *До железнодорожного моста мы дошли своими ногами к утру следующего дня. Вплотную подобраться не смогли, потому что у речки, через которую он переброшен, топкие и голые берега. Мост вообще-то довольно длинный, о трёх опорах и четырёх пролётах, потому что пойма здесь широкая, но сама речка узкая и мелкая. С другой стороны, пролёты не сильно большие и опоры невысокие. И вообще в подобных сооружениях я не эксперт. Зато отлично вижу, что деревьев или кустов на берегах нет – негде укрыться от взоров часовых.
И не поймёшь, вырублено это недавно, или тут всегда так было. Опять же без бинокля трудно разобраться, какие посты и где расположены, зато отлично видно, как пара патрульных у противоположного берега спускается с насыпи, проходит низом и поднимается обратно – фрицы пропадают из виду на время подъёма, чтобы вскоре снова появиться наверху рядом с деревянной будкой.
Можно предположить, что и на нашей стороне реки проходит тот же ритуал, однако этот конец от нас скрыт поворотом реки. А ещё патрули проходят по обоим берегам – тут даже тропы протоптаны. Хорошо, что без собак – а то учуяли бы нас.
Отчего такие меры безопасности? Я тоже хотел бы знать наверняка.
– Кончился фарт, – сдавленным шёпотом прошелестел Фимка. – Про то, что от погони ушло несколько диверсантов, фашисты знают. После уничтожения, считай, целой пехотной роты они наверняка всё прочесали и никого не нашли, зато пропажу отделения сапёров с машиной и наряда фельджандармерии с мотоциклами, несомненно, обнаружили и внесли на наш счёт.
– Дождёмся темноты и попробуем подобраться поближе? – спросила Ольга.
– Дождёмся, а там поглядим, – кивнул Миша.
Я промолчал – и без меня всё сказано. А по мосту проследовал очередной состав, состоящий из платформ со щебнем и шпалами. Ни товарняка, ни техники я сегодня не приметил. Такое чувство, что на дороге идут какие-то работы.
– Может, они колею перешивают? – подумал вслух.
– Какую колею? – не понял Фимка.
– На наших железных дорогах рельсы расставлены шире, чем в Европе, – пояснила Оля. – Немецкие вагоны и паровозы просто так не проедут – провалятся. А советские вагоны железнодорожники должны были успеть отогнать к нам в тыл.
– Какой-то из царей эту подлянку придумал для врагов любезного отечества нашего, – пояснил я. – Не скажу наверняка, но вроде как Николай Палкин, когда повелел строить Октябрьскую железную дорогу от города Ленинграда до столицы нашей родины – Москвы.
Ребята разом повернулись в мою сторону с выражениями лиц от возмущённого до насмешливого. Потом Фимка фыркнул:
– Дошутишься! Ты при политруках такого не ляпни.
– Что-то мне подсказывает, будто ночью окрестности будут обшаривать прожекторами, – вмешался в разговор не потерявший серьёзности Миша.
– Увидим, – кивнул Фимка. – А откуда ты, Оля, про европейский размер между рельсами знаешь?
– Случалось бывать. Жила с родителями сначала в Испании, потом в Германии. Поэтому и понимаю немецкую речь, хотя по разговору за немку не сойду.
– Ты что? Дочь белоэмигрантов? – удивился Миша.
– И фамилия у тебя благородная, – добавил Фимка.
– Какая фамилия? – спохватился я.
– Бецкая, – не поворачивая головы, ответила Оля. – Из князей. То есть из бывших, как теперь говорят. Папа – ответственный работник по… торговой части. Он иногда подолгу жил в тех странах, где выполнял… свою работу. Ну и мы с мамой при нём состояли.
Я обвёл взором парней – Фимка выглядел озадаченно, а Мишка смотрел на меня с лукавинкой во взгляде.
– С графиней Любовью Орловой знакомства не водите, княжна? – спросил, постаравшись придать голосу искреннюю заинтересованность.
На этот раз на меня уставились распахнутые во всю ширь глаза девушки.
– С чего это ты взял, что актриса Орлова – графиня? – возмутился Фимка.
– Сама призналась, – хмыкнул я. – Помянула как-то, что в детстве встречалась с тогда уже сильно пожилым писателем Львом Николаевичем Толстым, который, между прочим, был самым настоящим графом. Стало быть, и круг общения имел по-настоящему графский.
Фимка лупанул пару раз глазами и шмыгнул носом. Эти ребята вообще не перестают меня удивлять. Вот этот парень тоже только что проговорился, хотя ума не приложу о чём – вместо повсеместно принятого нынче слова «артистка», он сказал «актриса», что звучит несколько непривычно.
После этого спонтанного обмена мнениями мы испуганно затихли, опасаясь, не услышал ли нас бродящий где-то по нашему берегу патруль, и усилили наблюдение.
Едва стемнело, как часовые включили прожектора и принялись обшаривать их лучами всю округу, а мы отползли и, осторожно пробираясь опушками и перелесками, вернулись к припрятанному нами грузовику. Всё бы ничего, но тяжеленные пулемёты, хотя мы и менялись, оттянули нам плечи своими ремнями.
* * *Ефим сразу занялся ревизией съестных припасов – нарезал кубиками весь недоеденный хлеб, что диверсанты принесли ещё с нашей территории, и насушил сухарей под лучами жаркого летнего солнца. Подверг ревизии мешочки с остатками крупы, пересчитал банки трофейных консервов, долго перебирал незнакомые упаковки и заглядывал в свёртки – ещё на неделю хватит. А если не барствовать, то и на десять дней можно растянуть.
Оля перебрала и перемерила все накопленные нами мундиры, а потом засела за шитьё. Через пару дней она как-то что-то на что-то напустила, где-то подложила и перестала выглядеть женственно, когда переодевалась во вражескую форму. Нет, если с близкого расстояния, то эта маскировка никого не обманула бы, но метров с двадцати наша красавица вполне могла сойти за парня.
Мишка то кормил нас, то охранял, то носил воду с неблизкого ручья или мыл посуду.
А я поглядывал на них и видел, что каждый о чём-то думает. Собственно, большого секрета в предмете размышлений не оказалось – при акте опустошения очередного котелка с горохово-тушёночной фантазией Михаила была поднята тема уничтожения моста. Варианты предлагались на любой вкус. От подвесить к вагону поезда фугас и сбросить его на рельсы в нужный момент до подплыть по воде и подложить мину под опору. Лично мне нравился последний, поэтому я его и выделил сразу, поддерживая авторшу предложения.
– Ну, вот как ты думаешь? Немцы что, лодку не заметят? Или плот? – жестикулируя разведёнными в стороны руками, недоумевал Фимка.
– Так вплавь добраться. Проплыть пару километров вниз по течению не так уж трудно. В конце концов, река сама тебя к месту доставит. А из воды можно выставить только глаза и нос, прикрыв их пучком травы, будто это мусор плывёт, – резонно ответила Ольга.
– Полчаса без резких движений даже в летней воде достаточно, чтобы прилично озябнуть, – вмешался я. – Даже тебе с твоим подкожным жиром мало не покажется. А потом потребуется заползти на опору по кладке из бутового камня, не производя при этом шума и не лязгая на всю округу зубами от холода.
– Надеть что-нибудь.
– Мокрая одежда тяжелая. Потащит вниз, – заметил Миша.
– Это для кого-то другого проблема, а я и в одежде не потону, – парировала девушка.
– Хорошо плаваешь? – поинтересовался я.
– Очень.
– Тогда мы с тобой и пойдём, но наденем на себя что-нибудь облегающее, шерстяное, желательно из плотной ткани.
– Шинельного сукна! – выдал Фимка. – Оно защитит тело от интенсивного омывания водой, уносящей тепло. – Мы с Мишкой удивлённо вперили взоры в нашего вечного балагура. – А что? Я всё-таки девять классов проучился, а физик у нас толковый.
– Можно ещё снизить интенсивность циркуляции воды сквозь толщу ткани, прикрыв сукно сверху листовой резиной, – вмешалась Ольга.
«Кажется, ребята на моих глазах изобретают гидрокостюм мокрого типа», – подумал я и ничего не сказал.
– Академики! – резюмировал Михаил. – Разбомбленную трёхтонку мы видели неподалеку от места, где спрятаны мотоциклы. Надеюсь, настрадуем камер из её колёс и нарежем из них нужных кусков.
– Если немецкие трофейщики раньше нас не подсуетятся, – улыбнулся я. – Выходим в вечерних сумерках?
Все дружно кивнули.
* * *До места одной из недавних днёвок мы дошли буквально за час с небольшим. В немецкой форме с винтовками и ранцами прокрались лесом к окраине обширного поля, на котором видели покорёженный взрывом грузовик и еще час искали эту разбитую машину, бродя среди высокой пшеницы, натыкаясь на размётанные взрывом обломки – при скудном свете ущербной луны оказалось непросто разыскать нужные нам части. Кабина с мотором и передними колёсами нашлась в стороне от кузова, задний борт которого мы и заприметили в прошлый раз, косо торчащим вверх. Ещё отыскалось отдельное колесо, возможно, запаска. Монтировка и ломик были у нас с собой, а Миша понимал толк в том, как это разбортовать.
– В МТС работал после семилетки, – объяснил он в ответ на шутливое замечание Фимки.
Так или иначе, три камеры мы добыли. А тут и рассвет забрезжил, и стало видно, что вокруг валяются разбросанные миномётные мины.
– Нам инструктор говорил, что их не стоит трогать, если непонятно, в каком положении взрыватель, – остановила Ольга мой порыв поскорее заобладать предметом, в котором, несомненно, содержится тол.
– Взрыватели для снарядов и мин, они вообще целая наука, – добавил Фимка. – В наш краткий курс минно-подрывного дела не уместились. То есть, если деваться некуда – можно попробовать выкрутить. Возможно, повезёт.
– Потому, когда их раскидало, могли взвестись и стать очень чувствительными, – добавил в заключение Миша.
Ребята продолжали вкладывать в меня те знания, которые успели вложить в их головы при ускоренной подготовке.
При слегка наладившемся естественном освещении я разглядел трубку, выставившуюся из-под останков мотора. Довыломал и прихватил с собой, потому что в голове возникла интересная мысль. Ребята как раз увидели ещё одно колесо с рассечённой осколком покрышкой и теперь извлекали очередную камеру. Ольга озиралась по сторонам, охраняя нас от неожиданностей. Она неплохо смотрится с короткой мальчишечьей стрижкой, на которую расстарался не перестающий удивлять нас обилием разноплановых талантов Фимка. А то, пока он её не обкорнал, натягивала пилотку до ушей, чтобы спрятать волосы.