Цусимские хроники. Чужие берега

Войска, изъятые из обороны Цусимских островов, в случае их невозврата обратно, впоследствии должны были быть быстро замещены прибывающими из европейской части страны пополнениями. Причем обязательно регулярными, хорошо обученными, полностью боеспособными и укомплектованными частями.

В окончательном варианте операции Тихоокеанский экспедиционный корпус Российского Тихоокеанского флота, комплектуемый войсками цусимского гарнизона, должен был состоять из флотского добровольческого батальона, бравшего Такесики, и тридцать второго полка восьмой восточно-сибирской дивизии. Этот полк в полном составе прошел ускоренный курс подготовки к высадке на необорудованный берег еще под Владивостоком и поэтому считался наиболее подходящим для предстоящего дела.

Для усиления им придавался батальон добровольцев из экипажей транспортов «Изумруда» и «Владимира Мономаха», с тремя десантными пушками и шестью пулеметами, снятыми с этих крейсеров. Кроме того, десанту передавались все имевшиеся на Цусиме легкие горные орудия калибра 64 миллиметра и большая часть боекомплектов к ним. Предполагалось также широкое использование десантных рот со всех кораблей.

Десантные части и их снабжение начали спешно собирать в Озаки, чтобы затем быстро загрузить на отзываемый из так и не начавшегося рейда в Тихий океан «Терек», как только он придет с Окинавы. Несмотря на огромные размеры коммерческого крейсера, всем войскам на нем будет явно тесно, поэтому «Уралу» было приказано, не дожидаясь его прихода, начать принимать на борт пехоту и пушки. При этом обязательным условием было сохранение возможности использования воздухоплавательного парка в полную силу.

Предполагаемая теснота в палубах пароходов-крейсеров была вынужденной и временной мерой. В дальнейшем часть пехоты и все отряды, комплектуемые личным составом флота со своей артиллерией, должны были при первой же возможности перейти на вспомогательный крейсер «Днепр», когда тот присоединится к эскадре после выполнения уже приготовленного штабом для него специального задания.

К моменту, когда «Днепр» доставил карты и прочие трофейные бумаги с Окинавы, совещание шло уже вторые сутки. За это время были в общих чертах подготовлены боевые приказы для Добротворского, вспомогательных крейсеров и пароходов-угольщиков. Потратив около часа на изучение карт, проверку их по уже имевшимся сведениям от агентов, пленных и полученных от подводников и на окончательную доработку плана операции, в конце концов, утвердили один из предварительно проработанных вариантов. Командиру крейсера-гонца вручили секретные пакеты и отправили обратно.

Одновременно на Окинаву по беспроволочному телеграфу передали приказ бронепалубникам готовиться к выходу на соединение с флотом и не пользоваться радио, чтобы не выдать место стоянки, а во Владивосток приказ срочно готовить конвой из быстроходных судов с грузами для цусимского гарнизона. Также было приказано начать разоружать форты на острове Русском, свозя пушки с них в порт. Но поскольку в шифрованной телеграмме, да еще и по беспроволочному телеграфу, все сообщить было просто не реально, в главную базу также пришлось снарядить гонца.

На следующий день, уже в вечерних сумерках, на закончившем разгрузку пароходе «Иртыш» во Владивосток отправили офицера связи со срочными распоряжениями для коменданта крепости, а также с телеграммами, в том числе императору.

Воспользовавшись штормовой погодой, большой трансокеанский пароход легко прорвал блокаду и вышел в чистые от противника воды севернее Цусимы. Из соображений скрытности перехода скалы Лианкур и остров Дажелет он обошел восточнее и, держа на протяжении всего перехода максимальный ход, благополучно достиг Владивостока, доставив секретную корреспонденцию.

Там его уже ждали. Начальник владивостокского порта контр-адмирал Греве немедленно отдал все необходимые распоряжения о погрузке судов и формировании конвоя, а комендант крепости генерал-лейтенант Казбек распорядился начать отгрузку старых пушек и их артиллерийских парков. Хотя сам и не мог точно представить, зачем флоту могли понадобиться в срочном порядке гвардейские полки из столицы, тяжелые осадные и гаубичные батареи и завалявшиеся на складах, давно списанные горные пушки Барановского.

Единственное, что полностью соответствовало, в его понимании, потребностям флота на далеких Цусимских островах – это запрос на все имевшиеся в наличии стодвадцатипудовые шестидюймовые осадные орудия, ограниченно пригодные для береговой обороны, а также на большой запас снарядов к ним и всем другим пушкам, уже имевшимся на Цусиме. Соответствующий список прилагался, но те цифры, что там были указаны, перекрывали все мыслимые расходы артиллерийских припасов в пять, а то и в восемь раз.

Генерал-лейтенант Казбек имел достаточно четкое представление о нормах отпуска снарядов на полевые и крепостные батареи, поэтому счел, что столь серьезный запас потребовался, вероятно, потому, что все, что уже было отправлено с флотом, ушло на дно вместе с потопленными японцами пароходами. И теперь голодная пехота сидит там с пушками, но без снарядов. А поскольку ни о какой встрече отправляемых в сопровождении всего одного старого крейсера и двух номерных миноносцев судов отрядами Небогатова, Йессена или Рожественского ни в полученном по радио сообщении, ни в доставленных пароходом бумагах не было ни слова, решил, что дела у флота совсем плохи.

Но только что полученный письменный приказ наместника, подтверждавший полученное ранее по радио распоряжение о разоружении фортов, изрядно нервировал коменданта, считавшего, что всей сухопутной обороной крепости командует только он. Снимать пушки с готовых капитальных оборонительных позиций казалось ему чрезмерным. Особенно теперь, когда флотские, судя по всему, «сели в лужу». С этим злополучным приказом он отправился к вице-адмиралу Бирилеву.

Но тот не нашел никакой крамолы в перевозке пушек с тыловых позиций обороны, каковыми теперь считались старые форты острова Русский, на Цусиму. Для успокоения генерала он посоветовал отправить в столицу запрос на новые пушки взамен отдаваемых флоту, добавив, что такого старья уже не пришлют, так что крепость окажется только в выигрыше.

Более комендант не решился оспаривать распоряжения удачливого наместника императора, и, поскольку в телеграмме, а потом и в письменном приказе с Цусимы указывались конкретные, весьма сжатые сроки проведения работ по демонтажу устаревших мортир, который он до сих пор всячески откладывал, немедленно отдал необходимые распоряжения. А вечером даже поехал лично проконтролировать начало их исполнения.

Несмотря на то что о содержании штабной почты с Цусимы знал довольно узкий круг лиц из штаба крепости и флота, а своими впечатлениями о прочитанном комендант вообще ни с кем не делился, слухи о критическом положении предпринятой наместником южной экспедиции распространились по городу невероятно быстро. После возвращения в свой кабинет генерал-лейтенанта Казбека начали донимать журналисты, задававшие подозрительно заковыристые вопросы. Звонил комфлота Бирилев, также страдавший от чрезмерного внимания прессы и весьма неприятно удивленный ее информированностью.

Об истинных масштабах этих слухов стало известно уже к ночи, когда начальник разведывательного отдела штаба Тихоокеанского флота капитан второго ранга Русин положил на стол коменданта депешу одного из многих расквартированных в городе иностранных корреспондентов, взятую с телеграфа. Правда, уже после отправки ее адресату. Поскольку постоянного дежурства офицеров разведки на телеграфе еще не было, о ней стало известно только из ежедневного отчета, предоставляемого служащими.

Некий Бруно Аткинсон передавал в редакцию своей газеты в Шанхае сильно видоизмененный список загружаемых на транспорты материалов и в несколько раз увеличенное количество отправляемых именно на Цусиму судов. А также сведения о якобы имевших место случаях отказа капитанов пароходов следовать на Цусиму без охранения и требованиях получить расчет немедленно.

Объяснить столь быстрое получение, хотя и искаженной, информации о формируемом караване именно на Цусиму каким-то писакой генерал-лейтенант Казбек не смог. С его слов был быстро составлен список всех, ознакомленных с последними телеграммами и приказами, после чего Русин удалился.

Согласно полученному с возвращением «Днепра» боевому приказу окинавские угольщики должны были отправить один пароход в Сайгон с депешами для князя Ливена, а остальные покинуть рейд Наха сразу, как закончат бункеровку пароходов-крейсеров. После чего следовать в район ожидания севернее островов Бородино, где ждать дальнейших инструкций до 15 июля. Если за это время новых распоряжений не будет, следовать в Сайгон. Всем призам, кроме «Малазиен», приказывалось отправляться во Владивосток в обход Японии в общем строю немедленно по готовности выйти в море, а французу – держаться вместе с угольщиками. На не задействованные в бункеровке пароходы возлагалось несение дозорной службы.

Большие вспомогательные крейсера, по плану операции, предполагалось использовать как быстроходные войсковые транспорты, а не эскадренные угольщики. В связи с этим «Тереку» было приказано прервать бункеровку и срочно возвращаться на Цусиму для погрузки войск, а «Днепр» должен был догрузиться углем до полных ям, не заваливая эмигрантские палубы, и следовать к проливу Бунго, где предполагалось встретиться с флотом. На переходе ему следовало вести поиск возможных пароходов-контрабандистов и японских судов, следующих на материк вокруг Кюсю.

Крейсера первого ранга в полном составе задействовались в атаке портов пролива Симоносеки. Но никакого предварительного сосредоточения сил не планировалось. Они должны были присоединиться к эскадре уже на заключительном этапе броска к проливу, пройдя ночью вдоль западного берега Готских островов и обойдя остров Икисима с юга. Попутно предполагалось атаковать прибрежные японские коммуникации от Симоносеки к Сасебо и Нагасаки.

Это – вместе с захватом Окинавы, о чем противнику уже, возможно, известно, и с действиями «Днепра» – должно было создать у японцев впечатление отвлекающих маневров юго-восточнее Цусимского пролива, в Тихом океане и южнее Кюсю, в то время как с Цусимы на север будет прорываться сильно охраняемый конвой пустых транспортов. Это, в свою очередь, отвлечет блокадные силы, дежурившие по ночам вблизи Цусимы, от направления на Симоносеки. Начало операции назначили на третье июля. Но тут коррективы внесла погода.

Юго-восточный ветер продолжал усиливаться и к рассвету 30 июня развел приличную волну. Усилились дождевые шквалы. В бухте Наха на западном берегу Окинавы, прикрытой от ветра островом, волнения не было, так что погрузка угля шла полным ходом. Когда «Днепр» прибыл на рейд, крейсера первого ранга уже развели пары и были готовы к выходу в море. Получив пакет с боевым приказом, Добротворский созвал на совещание командиров всех крейсеров и пароходов.

Совещание продлилось более двух часов, после чего крейсера двинулись к Цусимскому проливу. Бронепалубники шли экономическим ходом. «Терек» ушел еще накануне, после получения по радио приказа из Озаки о его срочной отправке. Он грузился первым и успел не только принять полный запас в угольные ямы, но и частично завалить другие, приспособленные под топливо помещения.

Шторм продолжал набирать силу. Уже после обеда Добротворский решил отправить на Цусиму запрос о подтверждении точек рандеву, в условиях испортившейся погоды. Но ответа не было. Так шли в штормовом море до вечера, когда станция «Олега» сквозь фон помех начала принимать невнятные обрывки телеграмм. Вскоре в этих телеграммах, повторявшихся каждые полчаса, удавалось разобрать уже по нескольку слов. Передававшая депеши станция была аналогична тем, что устанавливались на русском флоте.

Незадолго до полуночи смогли наконец сложить весь текст депеши. В ней говорилось, что из-за шторма начало операции переносится на два-три дня. Добротворскому приказано возвращаться на Окинаву и бункероваться там, ожидая дальнейших инструкций. С «Олега» отправили квитанцию о получении, сообщив также, что «Терек» должен был достичь Цусимы еще к утру этого дня, и начали разворачивать отряд на обратный курс. Вскоре с Цусимы пришел условный сигнал, что депеша получена, и радиопозывной «Терека». Это означало, что он на месте.

После прихода «Терека» в Озаки на него сразу начали свозить войска, но тут выяснилось, что часть эмигрантских палуб занята углем. Его уже перегружали в несколько освободившихся после перехода угольных ям, но весь «излишек» там явно не мог поместиться. Получалось, что в таком состоянии он сможет принять лишь чуть более батальона пехоты с тяжелым вооружением, то есть менее половины назначенных на него войск.

Поскольку погода окончательно испортилась, начало операции перенесли на несколько дней, что дало возможность выгрузить лишний уголь на береговой склад. Внеплановые работы растянулись больше чем на двое суток, после чего в авральном порядке снова принимали войска и вооружение.

Пехоте предстоял новый «круиз» в тесноте и с минимальным комфортом, но теперь еще и в грязи. Вычищать угольную крошку и пыль, оставшуюся в нижних палубах, начали только выйдя в море. Раньше для этого просто не было времени. В этом, без особого принуждения со стороны команды, активно участвовали все «пассажиры», что несколько отвлекло их от собственных ощущений. Хотя отголоски стихшего шторма еще слегка раскачивали огромный корпус крейсера, с непривычки вызывая неприятные спазмы желудков и слабость в ногах, болтаться на волнах среди разъедающей легкие и кожу угольной пыли никому не хотелось.

Крейсерам после разворота идти на юг было труднее, так как приходилось бороться с тяжелой встречной волной. Лишь к обеду первого июля достигли наконец острова Ихейя, лежащего в двадцати милях севернее Окинавы, и укрылись от шторма под его северо-западным берегом. Дав отдых экипажам до рассвета следующего дня и исправив некоторые штормовые повреждения, двинулись к Наха, куда прибыли к половине первого часа пополудни, тут же встав на бункеровку.

Пароходы и призы, к счастью, пережидали непогоду в бухте, так что никого догонять не пришлось. Признаков явного беспокойства со стороны противника пока также отмечено не было. Никаких подозрительных судов не появлялось. Шторм заметно слабел, но дождь по-прежнему лил стеной. В таких условиях, учитывая достаточно долгое пребывание на вражеской территории, можно было в любой момент ожидать появления противника, причем крупными силами.

Добротворский приказал, по возможности, держать артиллерию в готовности к бою. Поскольку видимость была отвратительной, все дальние наблюдательные посты и их линии связи снимались, заменяясь не занятыми в работах пароходами, курсировавшими севернее и западнее бухты, чтобы иметь возможность всем отрядом и конвоем моментально покинуть стоянку в случае возникновения угрозы. Кроме того, он распорядился иметь под парами не менее четверти котлов на каждом из крейсеров, на всякий случай, невзирая на запредельную усталость машинных команд.

«Ливония», избавившаяся от груза и всплывшая много выше грузовой ватерлинии, уже привела себя в порядок и держалась северо-западнее, у входа на рейд, готовясь отправиться в Сайгон. На нее возложили обязанности брандвахты, усилив сигнальные вахты матросами с остальных пароходов. Крейсера встали к бортам «Китая» и «Олафа», принимая воду для котлов и бытовых нужд и машинное масло с швартовавшегося к ним поочередно «Метеора».

Все свободные от вахты в кочегарках и у пушек назначались на ремонтные работы, но их вскоре пришлось свернуть. Люди слишком устали. Командам дали десять часов отдыха, сократив вахты до двух часов. В это время малайцы из Сайгона начали восполнение потраченного топлива и прочих расходных материалов.

Для ускорения процесса к работам решили привлечь и филиппинцев, размещенных на «Ливонии». Но те потребовали оплатить свои услуги, так как считали, что дорогу домой уже отработали. Расходовать скудный бюджет судовых касс Добротворский запретил, поэтому с ними договорились о расчете выменянным у местных рисом и рыбой. Это всех устроило, и вскоре они также участвовали в угольном аврале и приемке провизии. К рассвету третьего июля ямы и кладовые были вновь полны, но приборку еще не начинали. Доверить это дело грузчикам никто не решился.

Едва закончилась приемка припасов, с «Ливонии» передали фонарем, что видят быстро приближающийся большой пароход на северных румбах. Он был заметно крупнее патрулировавшего в этом секторе «Оскара», прозевавшего его и подавшего условный сигнал прожектором уже после того, как нарушителя спокойствия обнаружили с внешнего рейда. Почти сразу после этого из мутной рассветной дождевой пелены на северо-востоке проявился силуэт быстро приближавшегося большого судна с двумя близко расположенными трубами и двумя мачтами.

Он направлялся к входу в бухту, явно зная фарватер. На всех бронепалубниках немедленно сыграли боевую тревогу, начав срывать парусиновые чехлы с орудий и наводя их на незнакомца. Рубили швартовы и давали ход, пытаясь перехватить внезапно появившееся судно до того, как оно станет удирать. Началась всеобщая суматоха и свалка.

Однако довольно быстро все прояснилось. С парохода передали фонарем позывные «Кореи» и запросили место для стоянки рядом с «Малазиен», сообщив, что имеют важный пакет для начальника отряда. Еще даже не ошвартовавшись к борту француза, с «Кореи» спустили шлюпку, тут же двинувшуюся к «Олегу», вставшему на якорь неподалеку.

Учитывая неудовлетворительные условия работы радиосвязи, что могло серьезно повлиять на организацию атаки в самом начале и привести к непредсказуемым последствиям в дальнейшем, было решено продублировать доставку всех распоряжений старым проверенным способом. Необходимость этого вполне подтвердилась при первом боевом развертывании всех разбросанных по морям отрядов. Для избежания «накладок» Рожественский выслал на Окинаву транспорт «Корея», как связной пароход с дополнительными инструкциями и приказом бронепалубным крейсерам быть в условленной точке готовыми к атаке пятого июля к шести часам утра.

Попутно на нем отправили сводный, а точнее надерганный почти повзводно, батальон из состава 32-го полка с легким вооружением для последующей пересадки на «Днепр» (все, что успели найти в Озаки до выхода в море). В сплошной суматохе тех дней, сопровождавшейся неизбежным бардаком с документацией и снабжением, погрузка войск была проведена в авральном порядке без уведомления армейского командования еще только формирующегося экспедиционного корпуса. Это заметно смягчило вопрос перенаселения жилых палуб на остальных пароходах-крейсерах, позволив разместить там запланированное число штыков, но зато перемешало войска, нарушив их организацию и вызвав заметные трудности при последующей высадке.

На обратном пути «Корея» должен был доставить жизненно необходимые трофейные тяжелые полевые пушки и моторные катера, а также машинное масло, керосин, бензин из недр наливного транспорта «Метеор» на осажденную Цусиму. Изрядный запас своих и трофейных бочек подо все это имелся на борту. Считалось, что после перенесения активных боевых действий на другую сторону Японских островов плавание в районе Цусимы будет сравнительно безопасным, и большой пароход сможет прорваться обратно в Озаки без эскорта.

Как только Добротворский получил пакет, он снова созвал совещание. Тем временем на всех крейсерах его отряда продолжалась подготовка к походу. Окончательно исправляли штормовые повреждения, смывали угольную пыль и грязь. Экипаж «Кореи», не теряя времени, приступил к перегрузке крупповских гаубиц и боеприпасов, доставляемых обратными рейсами шлюпок и собранных из них грузовых плотиков, отвозивших пехоту с ее имуществом на «Днепр». Трофейные катера перевели на буксире, так как не удалось запустить их двигатели. Не нашлось специалистов, хотя топлива было в избытке.

Спустя два часа «Днепр» уже вышел в море. Почти сразу после него «Олег», Богатырь», «Аврора» и «Светлана» также покинули рейд Наха. Отсалютовав флагами своим угольщикам и трофеям, они встали в колонну с «Олегом» во главе и двинулись на север. Приказ командующего был доведен до всех командиров и старших офицеров крейсеров и совместными усилиями доработан, исходя из фактической обстановки в отряде. Считалось, что все учтено и все готовы, однако вскоре начались неприятности, вынудившие крейсера разделиться.