Три кварка 3 (1982-2012). Конфайнмент

Глава 3

– Ты обещал! Да! Обещал! А теперь говоришь, что ничего не было!

– Да нет же! Ты всё не так поняла…

Александр Григорьевич, наверно, впервые в жизни пытался объяснить очевидное, но, как ни старался, у него это не получалось. Будучи три раза женат, он хорошо знал, что такое женская истерика, но даже не думал, что она может начаться по столь дурацкому поводу. Хотя, по большому счету, формальные поводы для истерик со стороны всегда выглядели нелогичными. Но чтобы понять их истинную подоплёку, требовалось проанализировать длинную цепочку событий и выявить громадное количество причинно-следственных связей, словно по волшебству возникающих в головах у наших прекрасных дам. Увы, подавляющему большинству представителей сильного пола на подобные подвиги не хватало ни сил, ни времени, ни желания.

– Я всё поняла правильно! Ты держал меня за идиотку! Я ведь на самом деле хотела тебе помочь, а ты надо мной просто смеялся!

Лариса бросала обвинения прямо в лицо, не думая о последствиях. По её щекам текли злые слёзы, голос срывался в рыдание.

Профессор чувствовал, видел: что бы он сейчас ни сказал, он всё равно не сможет ей ничего объяснить. Однако совсем ничего не сказать было бы ещё хуже. Это окончательно убедило бы девушку в том, что она права и что он действительно просто смеялся над ней.

– Лар, понимаешь, это было и вправду случайностью. Или, скорее, чудом. Мы очень внимательно изучили предложения «Реалара» и уже готовились подписать договор, но потом нам в руки попала эта монетка. Просто поверь, мы об этом даже не думали. Всё случилось само собой.

– Откуда вы взяли эту вашу монетку? Как она к вам попала?

Синицын удрученно вздохнул.

– Прости, Лар, но этого я тебе сказать не могу. Это не моя тайна, и я обещал никому её не рассказывать.

– Даже мне?

– Да. Никому. Даже тебе.

Признание далось профессору нелегко, но иначе он поступить не мог. Даже любимая женщина не должна была знать правду. Ведь эта правда касалась не только его. Она касалась жизни других людей, всех, кто сейчас жил на Земле, кто жил на ней раньше, а, возможно, и тех, кто ещё не родился. Правда, преданная огласке и ставшая достоянием многих, могла перевернуть целый мир, а затем разнести его вдребезги, без всякого шанса собрать заново.

– Что ж, я тебя поняла, – Лариса вскинул голову, её щека болезненно дернулась. – Ты никогда меня не любил. Тебе хотелось просто развлечься, и ты это получил. Но теперь всё! Хватит! Я больше не хочу быть игрушкой… Прощай… Видеть тебя не могу…

Дверь хлопнула. Профессор остался один.

Ключи от квартиры, которые он когда-то отдал Ларисе, остались лежать на полке в прихожей.

Александр Григорьевич вернулся в гостиную, плюхнулся в рабочее кресло и силой прижал ладони к вискам. Ещё никогда в жизни ему не было так хреново…

Понедельник. 12 ноября 2012г.

Капитан Василевский чувствовал себя, мягко говоря, странно. Он уже почти забыл о закрытом два месяца назад деле «о трёх кварках» и происшествии с профессором Синицыным, но вчера вечером это почти забытое дело вдруг снова напомнило о себе.

Да, в сентябре он сам дал профессору свой телефон, чтобы тот позвонил, если случится что-нибудь непредвиденное. Однако время шло, звонка от Синицына не поступало, и капитан, убедившись, что его подозрения не подтвердились, уверил себя, что всё идёт так, как надо, и в помощи никто не нуждается. Тем удивительнее стали для него внезапная телефонная трель и прозвучавшие в трубке слова:

– Добрый вечер, Сергей. Меня зовут Михаил Дмитриевич. Ваш номер мне дал профессор Синицын…

Разговор продлился недолго. Смирнов предложил встретиться в понедельник с утра, Василевский не возражал. В понедельник у него как раз начинался отпуск, поэтому снова заняться «игрой в шпионов» ему показалось забавным.

Встреча состоялась на «Щукинской», в небольшом кафе в парке возле метро.

– Понимаете, Серёжа, всё дело в том, что я старый приятель Синицына, – начал Михаил Дмитриевич. – И то, что произошло в сентябре, никак не могло пройти мимо меня. Знаете, я бы, наверное, поговорил с вами гораздо раньше, но, к сожалению, тогда Александр Григорьевич ничего мне про вас не сказал. Точнее, сказал, но мельком. По крайней мере, ваш телефон остался для меня неизвестным.

– И что же случилось сейчас? – изобразил интерес Василевский.

– Сейчас? Хм… – Смирнов почесал в затылке. – С одной стороны, вроде бы ничего особенного, но, с другой, у профессора развилась какая-то… эээ… я бы назвал это манией. Ему вдруг стало казаться, что за ним снова следят, причём, те же самые люди, которые ограбили его возле дома.

– Пусть обратится в полицию, – пожал плечами Сергей.

– В полицию – это хорошо, – усмехнулся бывший чекист. – Только, боюсь, что ничем хорошим это для него не закончится.

– Почему?

– Решат, что у него паранойя, и вызовут психиатров.

– Да, действительно. Могут и вызвать, – кивнул Василевский. – Но мне всё равно непонятно, зачем вы мне позвонили? Я же не психиатр и не полицейский. Чем я-то могу вам помочь?

– Вы мне поможете, если вспомните и подробно опишете тех, кто тогда напал на профессора.

– Но ведь прошло два месяца. Я уже многое позабыл.

– И всё-таки постарайтесь. Этим вы нам и вправду поможете.

– Ну… хорошо. Я постараюсь…

Воспоминания о сентябрьских событиях заняли почти полчаса. За это время собеседники выпили по две чашечки кофе и съели по три бутерброда. Смирнов был дотошным, въедливым и цеплялся за каждую мелочь, вытягивая из визави даже то, что он и вправду уже позабыл. Капитан изо всех сил старался не проколоться и не выложить лишнего, но ещё больше – чтобы Смирнов не начал подозревать в нём коллегу по службе…

– Ну, вроде бы всё.

Закончив «допрос», Смирнов устало откинулся на спинку стула, а Василевский мысленно выдохнул. После такой беседы он ощущал себя выжатым досуха цитрусом.

– Да, кстати, – внезапно прищёлкнул пальцами Михаил Дмитриевич. – Совсем позабыл. Вы, кажется, говорили Александру Григорьевичу, что работаете в каком-то ЧОПе. А в каком именно, не подскажете?

Капитан внутренне подобрался. Невинный по форме вопрос легко мог разрушить всю его тщательно выстроенную легенду.

– Да вы понимаете… – он сделал вид, что смутился. – В общем, я там уже не работаю. Уволили по сокращению штатов, неделю назад.

– Вот как? – заинтересовался Смирнов. – То есть, по факту, вы сейчас безработный?

– Ну да. Так и есть, – не стал спорить Сергей. – Сижу дома, ищу, куда бы устроиться.

– Любопытно, – бывший чекист внезапно подался вперёд. – А знаете, у меня есть для вас предложение.

– Какое?

– Всё дело в том, что я возглавляю службу безопасности крупной строительной фирмы, и в этой службе имеется пара вакансий.

– Хотите предложить мне работу? – «догадался» Сергей.

– Именно так. Хочу.

– И… какие условия?

– Скользящий график, сутки через трое или по двенадцать часов через день. Сверхурочные регулярные, но оплачиваются по двойному тарифу. В месяц будет выходить примерно вот столько.

Михаил Дмитриевич вынул из кармана блокнот, вырвал листок, черкнул на нём несколько строчек и показал собеседнику. Тот удивленно присвистнул. Цифры были и впрямь неплохие. И должность – не просто «охранник», а «старший специалист».

– Сколько вам надо, чтобы подумать? Суток, надеюсь, хватит?

– Суток?.. Суток, я думаю, хватит.

– В таком случае, жду вашего звонка.

Смирнов поднялся, положил на столик тысячную купюру (этого, как уже прикинул Сергей, хватало, чтобы расплатиться за кофе и бутерброды) и, ничего больше не говоря, направился к выходу.

Капитан проводил его задумчивым взглядом. Надо ли докладывать о разговоре начальству – такой вопрос не стоял. Вопрос заключался в том, как докладывать…

* * *

– Значит, говоришь, сам предложил?

– Так точно, Тарас Степанович. Сам.

– Очень интересно.

Свиридяк оторвался от подоконника, задёрнул шторы и вернулся за стол.

– Знаешь что, капитан. По-хорошему, тебя следовало бы наказать… Догадываешься, за что?

– Да, товарищ полковник. За самодеятельность.

– Правильно мыслишь. Только не за самодеятельность, а за неразумно проявленную инициативу и сокрытие этого факта от руководства.

– Я не думал, что это так важно, – вздохнул Василевский.

– Зря не думал. Думать надо всегда, – назидательно проговорил Свиридяк. – Но, в принципе, это неважно. Важно то, что ты, капитан, даже не представляешь, как всё удачно сложилось. И эта твоя самодеятельность, и звонок от господина Смирнова, и предложение поработать в «Макстрое».

– Мой отпуск закончился? – вычленил капитан главное.

– Да. Закончился. Сегодня вечером жду от тебя проработанную легенду. Будем смотреть, что подправить. Документы прикрытия сделаем завтра. Потом позвонишь Смирнову и сообщишь, что согласен.

– Насчет легенды я понял, Тарас Степанович. Но я не понял, какие у меня будут задачи.

– Задачи?.. – полковник недоуменно уставился на подчиненного. – Ах, да, ты же не в курсе. Просто вчера в Шереметьево задержали контрабандиста. Пытался вывезти из России очень дорогую монету музейной ценности. На допросе он показал, что непосредственное отношение к этому делу имеет наш бывший коллега Смирнов Михаил Дмитриевич и что это не первый такой провоз ценностей за рубеж. Оперативную разработку поручили нашему отделу. Так что твоя сегодняшняя беседа с господином Смирновым оказалась для нас весьма и весьма кстати.

– Я буду должен выявить каналы поставок?

– Ты будешь должен наблюдать за Смирновым и выявлять его контакты и связи. Подробнее мы это обсудим вечером, когда подготовишь легенду.

– Я понял, товарищ полковник. Разрешите идти?

– Иди, – махнул рукой Свиридяк…

Среда. 14 ноября 2012г.

– Ну что, как устроился?

Вошедший в дом Михаил кивнул приятелю и начал с интересом осматриваться.

– Двери закрой, застудишь, – недовольно бросил разбирающий коробки Синицын. – Тут тебе не Москва, центрального отопления нет.

– Виноват. Не подумал, – развёл руками Смирнов, после чего плотно прикрыл не только входную дверь, но и ту, что вела в предбанник.

Дача, которую они сняли для будущих экспериментов, представляла собой обычный бревенчатый дом, построенный, как уверял хозяин, ещё до войны, но со временем «приспособившийся» и к прогрессу, и к веяниям нового века.

Деревенская печь соседствовала со спрятавшимся в пристройке газовым котлом, колодец ничуть не мешал устроенной рядом скважине, дворовой люфт-клозет с успехом дополнял капризный электрический септик, а стоящая на столе керосиновая лампа мирно сосуществовала с закрепленной на стене коробкой «вайфая».

– Ты ничего не забыл? А то, может, ещё какие-нибудь трубки понадобятся?

– Не понадобятся, – беззлобно отмахнулся учёный. – И, кстати, мой заказ уже в институте.

– Да ну?! – удивился Смирнов. – Ты же говорил, не раньше 15-го.

– Я перезаложился, – пожал плечами профессор. – Если и растаможка пройдёт так же быстро, квадруполи я получу послезавтра.

– Машина понадобится?

– Обязательно.

– С сегодняшней проблем не было?

– Нет, всё нормально. Водитель хороший, ничего не побил, не растряс, с дорогой не промахнулся.

– Ну, тогда в пятницу его и пришлю.

– Ты его только сразу не присылай, сначала давай созвонимся.

– Договорились…

Помогать другу разбирать и раскладывать оборудование подполковник не стал. Он хорошо знал, насколько ревниво учёная братия относится к своим железякам-стекляшкам, поэтому любая неправильно или не туда положенная деталь запросто могла вызвать у них форменную истерику.

Минут пятнадцать Смирнов просто сидел на стуле, наблюдая за действиями приятеля, и лишь затем скромно поинтересовался:

– Ты будешь сразу всё собирать или сначала модель, как в Курчатовском?

– Сначала тестовый образец, – отозвался Синицын, распаковывая очередную тару. – Вот чёрт! Куда же я эту хрень положил? Вот же зараза…

– А с тестовым мы с Андреем сможем связаться? – проигнорировал его терзания фээсбэшник.

– Что-что? Связаться? – пробормотал невпопад учёный, продолжая рыться в коробке.

– Да. Связаться с Андреем.

– Ну, в общем, да. Скорее всего. А тестовый – потому что мы это как раз и проверим.

– А если не выйдет?

– Не выйдет? Почему не выйдет? – Александр Григорьевич оторвался, наконец, от своего занятия и удивленно посмотрел на напарника.

– Ну, мало ли что? – пожал тот плечами. – Вдруг что-нибудь упустили?

– Упустили? – Синицын на какое-то время задумался. – Да нет, ерунда. Всё хорошо. Это же просто копия той модели, которая работала раньше.

– Понятно… Ты, кстати, почём с Кацнельсоном договорился? – сменил тему Смирнов. – Деньги у нас сейчас есть, но бухгалтерию надо бы всё же вести, а то ведь и не заметишь, как снова в минус уйдёшь.

– С Кацнельсоном всё зашибись, – довольно усмехнулся Синицын. – Договорились, что за дачу он с меня не возьмёт ни копейки.

– Кацнельсон?! Ни копейки?! – изумился Михаил Дмитриевич.

– Именно так, – засмеялся профессор. – Но мои таланты переговорщика тут ни при чём. Просто он сам так решил. Сказал, что если хоть что-то с меня возьмёт, батя его с того света достанет. Они же с моим почти всю войну в одном танке, в одном экипаже прошли, от Сталинграда и до Берлина. Под Курском горели, потом под Житомиром, дальше Карпаты, Одер, затем Померания, Зееловские высоты, Берлин. Бориса я с самого детства знаю, хоть он и постарше.

– Да, я этот момент упустил, – покачал головой Смирнов. – Но всё равно удивительно. Чтобы Кацнельсон, да бесплатно… А впрочем, неважно. Главное, с местом мы определились, теперь бы ещё по времени выяснить.

– Протестируем образец, соберём главную установку, тогда и определимся. Денег, надеюсь, хватит?

– Что значит надеюсь? – не понял «чекист». – Я что, зря что ли эту монетку по аукционам таскал, с разными жуликами договаривался?

– Да нет, конечно, не зря, – смутился учёный. – Это я так… типа, на всякий случай.

– На всякий случай, говоришь? – Михаил Дмитриевич окинул его внимательным взглядом. – Слушай, Шура, а ты про эту монету случаем никому не рассказывал?

– Естественно, нет, – не моргнув глазом, соврал Синицын.

Ему было нестерпимо стыдно признаваться в обратном.

– А эта твоя… дама сердца, которая сватала нам инвесторов, ей ты не говорил?

– Мы с ней расстались, – сухо буркнул профессор.

– Расстались? А по какому поводу?

– Ни по какому! Расстались, и всё! – внезапно окрысился на приятеля Александр Григорьевич. – В конце концов, это моё личное дело и к эксперименту отношения не имеет.

– Ну, хорошо-хорошо, – поднял руки Смирнов. – Не имеет, так не имеет. Я просто спросил. Сам понимаешь, привычка…

Вторник. 20 ноября 2012г.

Сегодня, как и неделю назад, Смирнов ехал в Хлебниково на электричке. Конечно, на машине было бы гораздо удобнее, но сказывалась возросшая за последние дни подозрительность. Нет, Михаил Дмитриевич не считал себя суперпрофессионалом по уходу от слежки, но навыки кое-какие имел и обнаружить каких-нибудь дилетантов смог бы играючи. Другое дело – специалисты-наружники из «семёрки» или аналогичных служб. Их можно было только почувствовать. Да и то – если заранее ждёшь чего-то подобного.

Смирнов ждал. Поэтому чувствовал: их пасут. Кто именно? Ответа на этот вопрос у подполковника не было. Интуиция подсказывала: это не бандиты и не профессионалы конторы. Скорее всего, какие-то «частники», но с опытом и умениями. Возможно, кто-то из бывших или даже из действующих, но с явными ограничениями по финансам и количеству привлечённых сотрудников.

Бороться с такими было по силам. Даже если бы это оказалось не более чем паранойей.

Перво-наперво Михаил Дмитриевич отсёк все лишние контакты с Синицыным.

По настоянию фээсбэшника профессор взял в Курчатнике отпуск (поскольку из-за ремонта эксперименты временно приостановили, отпроситься на пару месяцев удалось без труда) и вместе с научным оборудованием и материалами переехал на дачу в Хлебниково. Связь напарники поддерживали теперь по новым специально купленным телефонам и оформленным на чужие имена симкам. За пришедшими из-за рубежа квадрупольными трубками Смирнов отправил обычную разъездную «Газель», заплатив водителю из своего кармана и лично проинструктировав, что и как. Процесс пришлось контролировать из «засады» – из переулка, расположенного напротив входа в ИТЭФ. Синицын появился в Институте заранее и после оформления и погрузки вышел через другой вход.

Все эти ухищрения со стороны выглядели какой-то нелепой игрой, но Михаил Дмитриевич был твёрдо уверен: сбить противника с толку может любая «глупость», поэтому чем больше их наберётся, тем выше шанс на успех.

О своих действиях подполковник никому не рассказывал. Даже Синицын знал лишь о тех, в каких участвовал сам. Не в курсе была и Жанна, супруга Андрея. И хотя Смирнов регулярно беседовал с ней, но сообщал только самое необходимое: мол, всё хорошо, работаем, проблемы с деньгами решили. Женщина, почти целиком занятая делами в больнице, воспринимала это как должное. Нагружать себя дополнительно ей и самой не хотелось, и других она это делать не заставляла. Единственное, что попросила Жанна у Михаила Дмитриевича в последнем разговоре – это чтобы он обязательно предупредил её, когда будет готова новая установка. Смирнов, конечно, пообещал. «Честно», на «голубом глазу», зная, что врёт, но что по-другому поступить невозможно. Подключить Жанну к эксперименту подполковник планировал на самом последнем этапе. А пока: чем меньше владеющих информацией, тем меньше возможность утечки…

– Образец собран, программы загружены, можем начинать хоть сейчас.

– Значит, прямо сейчас и начнём.

– Ну, тогда раздевайся.

Профессор кивнул на стоящую посреди комнаты установку и отвернулся к компьютеру.

Смирнов обошёл установленный перед моделью «электрический стул», подёргал штыри-фиксаторы, осмотрел подголовник и придирчиво хмыкнул:

– А если электричество вырубят?

– У меня там бесперебойник стоит.

– А если и он накроется?

– Тогда тебя просто размажет по оси времени.

– Хорошая перспектива. Мне нравится, – усмехнулся чекист. – Послание писать будешь?

– Уже написал. Смотри.

Синицын протянул подполковнику знакомую тетрадь в дерматиновом переплёте.

Михаил Дмитриевич открыл её на последней странице и начал читать.

– Дописывать будешь? – привычно поинтересовался учёный.

– Нет, – Смирнов закрыл песенник и положил его в специальный контейнер под пузырьковой камерой. – Сюда? Правильно?

– Правильно, – отозвался профессор. – А теперь сам.

На то, чтобы устроиться в кресле, ушло минут пять. Еще столько же Синицын потратил на подключение датчиков.

– Всё проверил? Не долбанёт? – глухо прозвучало из-под «энцефалошлема».

– Если и долбанёт, ты всё равно ничего не почувствуешь, – проворчал доктор наук, фиксируя руки Смирнова на подлокотниках.

– Ну, тогда я спокоен, – хохотнул фээсбэшник.

– Спокоен – это хорошо.

Александр Григорьевич щёлкнул предохранительным тумблером и вернулся к компьютеру.

– А сейчас закрывай глаза и постарайся не двигаться… Всё. Даю накачку на соленоид… Готовность – тридцать секунд… Двадцать… Начинаю отсчёт. Десять, девять, восемь… три, два, один… ноль!

– Поехали…

Вторник. 16 августа 1960г. Остров Кипр. Никосия.

День был настолько жарким, что казалось, древние камни вот-вот расплавятся. Крепостная стена, построенная пятьсот лет назад, во времена венецианского владычества, напоминала стену русской печи, растопленной почти до раскаленного состояния.

Как выглядит подобная печь, Димитриос Русос не знал, но был почему-то уверен, что топится она именно так – что аж прикоснуться нельзя, не то что прислониться и опереться.

С самого утра он чувствовал себя странно – как будто смотрел на всё чужими глазами, одновременно и с интересом, и с какой-то щемящей, плохо объяснимой тоской. Словно у него в голове поселился другой человек, пусть и не слишком назойливый, но заставляющий постоянно быть в напряжении. Хотя, по большому счёту, день сегодня выдался и вправду такой, что не напрягаться мог только тот, кто просто проспал всё на свете…

Семнадцать лет назад Димитриоса и его приятеля-одногодка Никаса вывезли на Кипр с охваченного войной Крита. Их отцы пропали без вести при отходе отряда Бадуваса к побережью. Немцы безостановочно преследовали партизан, а те, отягощённые полутора сотнями беженцев – женщинами, детьми, стариками – не имели возможности остановиться и вступить в схватку с врагом. Михалос Тавридис, отец Димитриоса, и Костас Смирниакис, отец его друга, стали последними, кто вызвался задержать карателей. То, что семьи партизан и жители деревень Пефкос и Като Сими сумели эвакуироваться на рыбачьих баркасах, говорило о том, что свой долг Михос и Костас выполнили до конца – не дали нацистам догнать партизанский отряд.

Увы, выяснить хоть что-нибудь о героях не удалось. Где они приняли свой последний бой, как его провели, как погибли – всё это осталось неведомым. После войны, будучи уже совершеннолетним, Димитриос дважды бывал на Крите, бродил по окрестностям Като Сими, расспрашивал местных, но так ничего и не выяснил, а на более тщательное расследование не было ни денег, ни времени. К этому моменту Митрос и Никас уже стали бойцами ЭОКА – «Союза борцов за освобождение нации Кипра».

В октябре 1955-го года на остров прибыл новый британский генерал-губернатор Джон Хардинг. После череды манифестаций и забастовок с требованиями «энозиса»11 Хардинг объявил о наделении себя неограниченными полномочиями и приступил к политике массовых репрессий в отношении местного греческого населения. Генерал-губернатор ввёл на острове чрезвычайное положение и комендантский час и создал систему концлагерей. В повседневную практику вошли задержания и аресты любых «подозрительных» лиц. Хранение оружия или взрывчатки каралось расстрелом.