banner banner banner
Учение о категориях. Том второй. Категории мышления
Учение о категориях. Том второй. Категории мышления
Оценить:
 Рейтинг: 0

Учение о категориях. Том второй. Категории мышления


а) и б). Категории сравнения в субъективно-идеальной и объективно-реальной сферах

(197) Отношение, которое сначала возникает между двумя объектами, есть сравнение. Каждый из них рассматривается не изолированно, а в сравнении с другим, т.е. оба они соотносятся друг с другом и синтезируются. Ни один из них сам по себе не получает определения от мышления, но каждый только в отношении к другому. Оба должны быть сначала выведены из найденной ими изоляции и объединены в группу, ибо только в синтезе их отношения могут быть эксплицированы. Это сравнительное мышление приводит либо к тому, что объекты одинаковы, либо к тому, что они различны, либо к тому, что они одинаковы в одних отношениях и различны в других. Уравнивание или нахождение одного и того же и различение идут бок о бок как результаты сравнения, которые не зависят от произвола и зависят только от объектов. Происхождение сознания даже полагали в дифференциации (Ульрици); правда, ошибочно, ибо сознательное ощущение должно уже существовать, прежде чем сравнительное мышление сможет заняться этим содержанием сознания и прийти к дифференциации. Но бесспорно, что содержание сознания проясняется сравнительной рефлексией и сначала овладевает мышлением. Непосредственное сознание становится отраженным сознанием только через рефлексивное мышление, а (198) первой и первоначально необходимой деятельностью рефлексивного мышления является сравнение.

Высшей степенью одинаковости является тождество, или дизельность, которая исключает двойственность. Впечатления действительно должны быть двумя, чтобы их можно было сравнивать; но вещь сама по себе, с которой эти впечатления трансцендентно связаны, может, следовательно, быть одной и той же. Образы двух глаз, или впечатления нескольких пальцев, или восприятия нескольких чувств могут быть объединены в один и тот же объект восприятия только при условии тождества вещи в себе; синтетическое единство объекта восприятия оправдано только в том случае, если предполагаемое тождество вещи в себе истинно: Если пьяный человек неосознанно щурится и тем самым дважды видит фонари, или если наложенные друг на друга пальцы дважды ощущают маленький шарик, который они катают туда-сюда, – это иллюзии чувств, возникающие из-за неверных суждений о воспринимаемом. Ошибочна не двойственность чувственных впечатлений, а ошибочно суждение о двойственности того, что их вызывает, потому что положение органов чувств, противоречащее привычке, и дефектное восприятие мышечных движений и положений конечностей мешают правильному синтезу, и только благодаря этому неверному суждению возникает ложная видимость восприятия. Если свидетеля вызывают в суд, чтобы он подтвердил идентичность обвиняемого с преступником, которого он ранее наблюдал, его нынешний образ лица обвиняемого не совпадает с его прежним образом лица преступника; но если оба они одинаковы, он без колебаний клянется в идентичности двух вещей в себе, которые вызвали эти численно различные образы лиц.

Одинаковыми оказываются две идеи или представления, которые, если бы они сменяли друг друга без перерыва, казались бы тождественными, т. е. одним и тем же, т. е. которые могут сменять друг друга без всякого изменения в содержании сознания. Две вещи в себе признаются тождественными, если они могут совершенно заменить друг друга как в своем действии на другие вещи в себе, так и в своем действии на человеческие чувства, т. е. если для того, чтобы установить их (199) как не тождественные, необходимы особые средства познания. Такие средства познания могут заключаться в том, что другие наблюдатели, одновременно наблюдая первую вещь, осознают, что две вещи в себе поменялись местами, так что вторая теперь занимает место, ранее занимаемое первой. Ведь тождество предполагает непрерывность в смене места, а там, где этого нет, тождество прерывается, и на его место приходит простое подобие. Так, например, в случае с уратомами одного и того же вида тождество каждого из них основано исключительно на непрерывности его движения по месту, без чего тождество его закона с самим собой было бы прервано.

Равенство понимается здесь в строго логическом смысле как одинаковость всех частей или как тождество в том более широком смысле этого слова, в котором не требуется числового тождества. Как известно, математики понимают равенство в более узком смысле, а именно как равенство величины без учета неравенства формы, а заменяемость или взаимозаменяемость называют конгруэнтностью. Отсутствие динамических отношений интенсивности в чистой математике сводит конгруэнтность к соответствию просто пространственных отношений, которые могут быть продемонстрированы простым охватом пространственных величин. С другой стороны, математическое словоупотребление ограничивает слово «сходство» совершенным равенством форм, в то время как обычное словоупотребление уже использует его для обозначения приблизительного равенства форм. Поэтому для первых сходство одинакового размера сразу же превращается в конгруэнтность, а для вторых оно остается лишь приблизительным, отличным от совершенного равенства, даже если размер формы одинаков.

Сходство в обыденном языке – это уже смесь сходства и несходства; одни и те же идеи, одинаковые в одних отношениях, отличаются в других. Их называют равными или неравными в зависимости от того, выбирает ли рефлексивное мышление для экспликации тот или иной вид отношений. Все зависит от точки зрения, на которую рефлексия ставит себя, чтобы сравнить предметы или вещи; в зависимости от этого получаются противоположные выводы, но только сумма всех этих относительных сравнений является исчерпывающим сравнением, которое учит нас полностью познавать природу (200) вещей в их сравнительном отношении друг к другу.

Отсюда следует, что равенство вообще не может быть объяснено без понятия различия, которое также играет роль. Во всех сложных вещах действует принцип, согласно которому неразличимо равные вещи уже не численно различны, а численно тождественны (principium indiscemibilium); два конгруэнтных треугольника, например, уже не два, а один и тот же треугольник, если они уже даже не различаются по расположению, а совпадают во всех своих точках. Реальные вещи, которые идентичны в широком смысле, то есть полностью идентичны, но при этом численно различны, могут быть таковыми только потому, что они состоят из атомов, которые идентичны, но численно различны (например, две молекулы химического элемента, состоящие из идентичных, но численно различных пратомов). Одинаковые пратомы, не имеющие больше составляющих, действительно одинаковы в отношении интенсивности силы и закона ее проявления, но они численно отличаются тем, что занимают разные места, то есть имеют разный эксцентриситет положения в реальном пространстве. -Идентичность в узком и широком смысле, или числовая идентичность и просто одинаковость в числовом различии, часто путают и смешивают, позволяя слову идентичность мерцать в соответствии с обоими значениями. Эта опасность особенно очевидна там, где нет эпистемологической ясности относительно различия между вещью в себе и ее объектом, или между объективно-реальной и субъективно-идеальной сферами. Ведь там числовое различие нескольких концепций численно идентичной вещи в себе легко перетекает в саму вещь в себе и, по-видимому, сводит ее тождество в узком смысле к тождеству в широком смысле. И наоборот, числовое тождество так же легко перетекает из объективно-реальной или метафизической сферы в субъективно-идеальную и обманывает нас относительно существующего числового различия идей, которые в разное время или с разных точек зрения представляют эту внутренне тождественную вещь для сознания. В случае численно тождественных вещей понятие числового тождества состоит по существу в отрицании их числового различия, или в исключении такой (201) видимости двойственности, без которой вообще не было бы сравнения. В случае же всех нетождественных вещей утверждение относительного равенства уже подразумевает, что они тождественны только в специально указанных отношениях, но более или менее различны во всех остальных.

Когда равенство заключается не в бытии, а в содержании стремления и желания, или в содержании динамической функции, или в тенденции, оно называется уже не равенством, а согласием, или конкордией (concordia), а его противоположность – конфликтом, или раздором (discordia). Это относится не только в собственном смысле к индивидам с сознательной и бессознательной волевой активностью, например, к социальному сосуществованию людей, животных и низших организмов, а также к одушевленным частям каждого организма, и к случайному сотрудничеству определенных природных сил с той же целью; это относится также в переносном смысле к эстетическому взгляду на члены и части целого, которым невольно придается стремление, не принадлежащее им как таковым. Например, предполагается, что тональности ансамбля имеют тенденцию наилучшим образом сочетаться и гармонировать друг с другом, а достигнутое при этом согласие называется гармонией. Аналогичным образом это выражение используется для эстетически хорошо сочетающихся элементов видимых отношений.

Если я говорю: «Две вещи одинаковы», то это может выражать как имплицитное отношение двух вещей, так и эксплицитное, как основу отношений, так и сами воображаемые отношения; язык не предлагает для этого других слов. Если же я говорю: «две вещи различны», то, строго говоря, это выражает лишь суждение об имплицитном отношении или основании бытия, которое заставляет мышление различать вещи в экспликации отношения. Они утверждаются как разные в том и постольку, поскольку они мыслятся как разные. Использование языка, однако, не придерживается последовательно этого различия выражений, но позволяет им небрежно перетекать друг в друга, поскольку обычно нет необходимости различать само отношение и его основу бытия.

Различие – это либо просто числовая разница при полном равенстве, либо одновременно неравенство. Численное различие при ином полном равенстве должно быть либо различием места, либо различием времени; один атом находится здесь, другой – там, а из двух одинаковых бацилл одна могла жить две тысячи лет назад, другая – только что. Числовое различие, таким образом, основано на principium individuationis, то есть на различии пространственных и временных отношений, если только оно не гарантировано и другими неравенствами. Здесь и там, когда-то и сейчас – это пространственные и временные отношения; только на них, на проявлении этих отношений в одновременном наборе точек или в последовательном ряде штрихов, покоится обозначение этого и того, которые тем самым сами характеризуются как отношения. То же самое верно, когда определенное «это» противопоставляется не определенному «то», а неопределенному, неважно какому, как одно и другое, или когда два равных противопоставляются друг другу как одно и другое. Здесь также необходимо лишь численное различие между равными, основанное на пространственных или временных отношениях; но может быть и содержательное неравенство. Поэтому слово «инаковость» также используется для обозначения различия.

Все различия в объективно-реальной сфере складываются из численного различия и различия направления; ведь два вида пратомов различаются направлением действия их силы, а различные индивиды одного и того же атомного рода – лишь различием места. Если мы придерживаемся того факта, что каждый уратом длится в течение всего мирового процесса, т. е. что ни один не исчезает и ни один не прибавляется, то временные различия перестают быть причиной числовых различий уратомов, и остаются только пространственные различия; ибо противоположность направления и различие места являются одновременно пространственными различиями. Их родовое соответствие заключается в динамической функции, их видообразующее различие (differenda specifica) – в направленной оппозиции притяжения и отталкивания, их индивидуальная особенность или сингулярность – в различии места. Только из состава этих различий возникают те размеры, формы, определенная динамическая эффективность и т. д., которые мы различаем в материальных вещах.

(203) Если сравниваются два объекта, то, что в них одинаково, может быть обобщено в понятии вида, а то, что в них различно, остается в виде индивидуальных особенностей. С другой стороны, если сравнивается целый ряд объектов, в которых наблюдается различное смешение одинакового и различного, то часто можно выделить группы, отличающиеся друг от друга. Тогда то, что одинаково во всем, образует родовое понятие, то, что различно во всем, – индивидуальные особенности, а то, что одинаково только в индивидах каждой группы, то, что различно в каждой группе, приводит к видообразующим различиям внутри родового понятия, которые вместе с этим образуют видовые понятия. Видообразующее различие показывает, что отличается во всех особях вида по сравнению со всеми особями других видов, но также и то, что является одинаковым по сравнению со всеми особями данного вида за пределами родового понятия. Таким образом, вся концептуализация основана на сравнительном мышлении и противопоставлении одинакового и разного.

Если ряд объектов сравнения упорядочить в соответствии с сочетанием в них одинакового и разного, то получится либо линейная последовательность шагов (например, тонов по высоте), либо расположение по окружности (например, спектральных цветов), либо нерегулярная фигура. В прямолинейном порядке крайними являются наиболее отличающиеся друг от друга индивиды (например, самые высокие и самые низкие тона), в круговом порядке – те, которые находятся на концах диаметра (например, комплементарные цвета). Одна из двух крайностей также называется противоположностью другой; диаметрально противоположные типы в круге образуют диаметральную оппозицию. Оба вида оппозиции, как крайняя, так и диаметральная, возникли только в результате конкретизирующего членения родового понятия или упорядочивания различий, заметных в видах рода, то есть в результате дискурсивной логической деятельности, и поэтому называются (дискурсивными) 1 о – гическими противоположностями. Если род имеет только два вида, то они совпадают, с одной стороны, с крайними точками линейного расположения, а с другой – с диаметральной противоположностью кругового расположения, и называются противоположностями в высоком смысле слова. Контраст, таким образом, предстает в рамках данного рода как (204) достижимый максимум различия, так же как тождество предстает как достижимый максимум равенства, в котором аннулируется любое различие, даже числовое. Таким образом, оппозиция сходства и различия достигает своей вершины в оппозиции тождества и противоположности. Если род имеет только два вида и они настолько связаны, что один из них не может быть понят без другого, то оппозиция разделения приводит к оппозиции взаимных понятий (например, от и позади как виды областей пространственного измерения глубины). Взаимные противоположности можно найти во всех таких парах понятий, которые образуют два референта отношения и теряют свой особый смысл вне этого отношения (например, понятия причинной связи: причина и следствие). Отношение, которым они связаны, можно назвать их связью, и эту связь можно мыслить как середину взаимно противоположных; но эта середина, как отношение, уже содержит в себе оба референта и поэтому является одновременно целым. Ни в коем случае связь не возникает впоследствии из соединения противоположностей, но как отношение, через которое только они получают свое значение, она является их логическим prius.

В случае неравномерного распределения одинакового и различного среди видов рода понятие логической оппозиции теряет свою применимость. Там, где еще кажется, что логическое противоречие существует, при ближайшем рассмотрении можно убедиться, что речь идет о мнимом воспроизведении динамического противоречия в объективно-реальной сфере. Такое воспроизведение динамической противоположности часто играет роль и в логическом противопоставлении крайних или диаметральных различий между видами рода; в частности, противоположность между двумя единственными видами рода часто усиливается динамической оппозицией между ними, независимо от того, предстает ли она как простая направленная оппозиция стремления или движения (например, толчок и рывок), или как сложная оппозиция указанных сил (например, мужчина и женщина).

Большинство противоположностей, которые называются противоположностями, не являются чисто логическими противоположностями в смысле крайностей или диаметрально противоположных видов рода, но либо полностью, либо случайно репрезентативными концептуальными репродукциями динамических противоположностей. Сведение логических противоположностей в сознании никогда не становится ничем иным, как сопоставлением двух неизменных идей, если они совместимы, или тщетной попыткой объединить их, если они взаимоисключающие. Полярные противоположности или крайние виды имеют середину, а именно все виды, лежащие между крайностями, и особенно те, которые сильно отличаются от обеих крайностей; но эта середина никогда не может возникнуть из их союза, а дана рядом с ними и независимо от них. Диаметральные противоположности не имеют даже середины, потому что другие, еще существующие виды, нужно искать не между ними, а по сторонам от них. Только из встречи динамических противоположностей в объективно-реальной сфере может возникнуть результат, который является чем-то новым по сравнению с противоположностями и чем-то иным, чем их сопоставление, а именно либо нулем, либо компромиссным продуктом. Нулевой результат возникает тогда, когда противоположности не содержат динамических компонентов, не обладающих одинаковой силой, одинаковой направленностью и противоположными знаками. Компромиссный продукт получается, когда противоположности содержат либо разные силы, либо компоненты с разными линиями направленности (например, в параллелограмме сил).

В отличие от просто логической оппозиции, динамическая оппозиция называется также реальной оппозицией или реальным отвращением. Она возникает только в объективно-реальной сфере.

Даже если он имеет место как психологический конфликт внутри индивида, это происходит лишь постольку, поскольку сам индивид является членом объективно-реального мира. То, что такие конфликты происходят в субъективно-идеальной сфере как содержание сознания, – лишь видимость; в сознание попадают лишь эмоциональные рефлексы и имагинативные рефлексы бессознательного процесса, которые принимаются за сам реальный процесс посредством такого же обмана, как идея желания принимается за само желание или объект воображения – за вещь в себе. Таким образом, динамическая оппозиция – это эксплицитное отношение в объективно-реальной сфере, а концепция динамической оппозиции – это субъективно-идеальное воспроизведение эксплицитного, объективно-реального отношения. В соответствии с этим динамическая оппозиция уже выходит из категорий рефлексивного мышления в категории спекулятивного мышления. Она есть лишь вид динамического отношения динамических функций друг к другу, т. е. форма взаимодействия или причинности, и указывает на ту сторону причинности, которой данная спекулятивная категория соприкасается с рефлективной категорией логической антитезы. Если бы мы хотели отложить обсуждение реального противоречия до обсуждения причинности, то два вида противоречия, логическое и реальное, были бы разорваны слишком далеко друг от друга, и основания для рассмотрения категории отрицания были бы неполными, поскольку она основана на обоих видах противоречия.

Динамическая оппозиция изначально является пространственной оппозицией направления или оппозицией смысла, стремления. Однако направление – это не нечто абсолютное, а нечто относительное. Направление может быть противопоставлено только в том случае, если существует другая сила, с которой оно соотносится, так же как и эта сила соотносится с ним. Когда комета удаляется от солнца, ее движение противоположно солнечному притяжению; когда же она летит к солнцу, то, напротив, находится в гармонии с ним. И наоборот, в первом случае направление движения кометы не противоречит отталкивающим силам атмосферы планетарной системы и ее членов, а во втором – противоречит. Каждая из динамических функций имеет свойственное ей направление, но является ли оно равным или противоположным направлению другой, зависит от их отношения друг к другу или от их пространственных отношений.

В составных группах сил динамическая оппозиция усложняется пропорционально усложнению состава и уточнению общего динамического эффекта; простая направленная оппозиция становится, таким образом, полярной динамической оппозицией, как мы знаем ее из магнетизма, электричества и химического напряжения, и, наконец, в организмах – полярной оппозицией репродуктивных клеток и полов.

(207) Везде, где встречаются противоположности, динамическая оппозиция приводит к динамическому напряжению и столкновению, которые заканчиваются отменой противоположных действий и компромиссом. Окончательный компромисс возникает только тогда, когда внешняя возможность взаимодействия, то есть сфера движения, исчерпана и достигнуто состояние равновесия, которое длится до следующего возмущения дополнительной силой. Напряжение динамической оппозиции остается латентным даже тогда, когда внешнему воздействию препятствует равновесие противоборствующих сил; оно немедленно возникает, как только это равновесие нарушается извне. То, что отменяется при нарушении состояния равновесия, есть лишь движение, в котором динамическое напряжение разряжается до тех пор, пока позволяет местное распределение сил. Динамические противоположности, вошедшие в столкновение и прошедшие через него, в конце концов гасят свою актуальность в компромиссе, отменяя действие друг друга. Там, где оппозиция является чистой направленной оппозицией, весь акт взаимного аннулирования превращается в сенсацию, и не остается никакого остатка, взятого извне; но чем выше динамическая оппозиция, определенная полярностью, тем больше также, взятый извне, остаток динамической актуальности, который не затронут этой отменой, потому что, хотя он связан с полярной оппозицией, он не поглощен в ней. Компромисс тогда появляется как более или менее новый продукт, в котором полярные противоположности факторов [1 - Следует отличать движение по направлению от движения по линии; две силы противоположного направления (знака) могут встретиться на одной и той же линии направления.]связаны (например, противоположности кислоты и основания в соли, или родителей в ребенке). (Gr. II. 23.)

В компромиссе каждая из противоположных тенденций достигает своего относительного права, то есть реализуется в той мере, в какой право противоположной не нарушается. Силы, в той мере, в какой они были противоположны, действительно аннулировали друг друга в компромиссе, но не так, что ни одна из них не достигла ни одной из своих целей; они лишь ограничили или ограничили друг друга в своей эффективности, и в конечном итоге аннулирование в компромиссе является результатом ограничения эффективности в течение периода действия. Отмена эффекта – это даже просто симптом (208) скрытого продолжающегося ограничения стремления, которое перестает проявляться в движении только до тех пор, пока достигнутое состояние равновесия остается ненарушенным. Устойчивое или неустойчивое состояние равновесия, возникающее в результате взаимного динамического ограничения, если оно состоит из групп примитивных атомов обоих видов, называется заполнением материального пространства в вышеуказанном смысле, а конечное пространство, материально заполненное в этом смысле, называется физическим телом. В то время как различные материалы диффундируют в газообразном агрегатном состоянии, различные жидкости часто остаются наложенными друг на друга в горизонтальных слоях, которые организованы в соответствии с их удельным весом. Жидкости и газы также отделены друг от друга, будь то гравитационная сила земли на уровне земли, когезионная сила жидкости при образовании капель или ее адгезионная сила в смачивающем слое на поверхности твердых тел. Наиболее четкое разграничение существует между твердыми телами и соседними твердыми, жидкими или газообразными средами. В то время как жидкие и твердые тела в большей или меньшей степени испаряются, если этому не препятствует давление пара окружающего газа, а твердые тела в большей или меньшей степени растворяются в жидком окружении, перенос атомов через границу между соседними твердыми телами не происходит.

Отсюда видно, что даже твердые тела в пределах мира не могут ограничить себя изнутри, даже если это кажется так, потому что потери при испарении или растворении исчезающе малы. Запах металлов, например, свидетельствует об испарении, которое не может быть обнаружено на весах. Взаимное ограничение сил внутри системы, которую мы называем материальным телом, недостаточно для обеспечения существования системы, если только к этому ограничению не добавляются силы, лежащие вне тела и принадлежащие к среде, которая его ограничивает. Но тот факт, что сил внутри тела недостаточно для установления абсолютно устойчивого равновесия, объясняется тем, что силы притяжения внутри системы недостаточны для принудительного преодоления возмущений, вызванных молекулярным движением тепла в системе.

(209) Если бы тело было охлаждено до абсолютного нуля тепла, оно стало бы не только твердым телом, но и телом, не способным к испарению. С другой стороны, если бы система была достаточно велика, действующие в ней силы притяжения были бы достаточны для поддержания стабильности равновесия, несмотря на присутствие тепла. В случае Вселенной в целом верно и то, и другое; тепло уменьшается по ее краям до нуля, а величина действующих в ней сил притяжения превышает таковую в любой подсистеме внутри нее. Поэтому разумно предположить, что Вселенная, хотя и не является твердым телом в целом, сохраняет равновесие благодаря силам внутри системы и их взаимному сдерживанию.

Вопрос о том, ограничивает ли определенная система сил саму себя или ограничивается только силами вне ее, или ограничивается частично внутренними, а частично внешними силами, не может быть решен априори общепринятым способом, но зависит от более детальной природы сил внутри системы. В любом случае неверно утверждать, что ограничение может происходить только извне, через силы окружающей среды, поскольку мир в целом, безусловно, ограничен только внутренними силами, а в случае твердых тел внутри мира ограничение изнутри является, безусловно, главным и лишь случайно и в незначительной степени дополняется и поддерживается ограничением извне. Иными словами, в объективно реальном мире одно динамически ограничено в основном самим собой и лишь случайно – другим; пространственное ограничение твердых тел по существу является самоограничением, а не ограничением со стороны окружающей среды, тогда как в случае газообразных тел дело обстоит наоборот. (Gr. II. 21.) То, что ограничение одного другим играет в материальных телах роль, хотя бы и вспомогательную, можно объяснить только тем, что пространственное ограничение тел вытекает из динамического ограничения и что последнее является более или менее общим во вселенной. Эта причина сотрудничества другого в ограничении одного, действительная в объективно-реальной сфере, не действует, однако, в субъективно-идеальной сфере, потому что части содержания сознания не имеют динамических отношений друг к другу и поэтому (210) не могут динамически ограничивать друг друга и тем самым пространственно ограничивать друг друга.

Содержание сознания в каждый момент находится в том же положении, в каком находилось содержание бытия в начале мирового процесса, когда еще не было времени для динамических отношений между атомами. Как тогда каждому атому было отведено его место (т. е. конкретный эксцентриситет его фокуса) без динамического участия других атомов просто идеальным положением из метафизической сферы, так и в каждый момент каждому ощущению отведено все его содержание, включая локальные признаки, а значит, и его возможное место в пространственном распространении ощущений без всякого динамического отношения соседних ощущений друг к другу просто динамическими воздействиями объективно-реальной сферы на ощущения. Как локальное определение каждого атома основано на метафизически трансцендентном позиционировании содержания первого мира, так и локальное определение каждого элемента зрительной мозаики, передаваемой нервным примитивным волокном, основано на эпистемологически трансцендентном позиционировании.

Если я испытываю ощущение желтого цвета в данной точке зрительного поля, то это ощущение, как и место его интеграции, ранее определенное его локальным знаком, абсолютно не зависит от того, являются ли соседние ощущения также желтыми, белыми или черными, ярче или темнее, насыщеннее или тусклее по цвету. Каждая точка в поле зрения определяется сама собой, а не своими соседями. Кажущееся отклонение, заключающееся в увеличении контраста соседних дополнительных цветов, можно объяснить отчасти иррадиацией из-за недостаточной изоляции примитивных нервных волокон друг от друга, отчасти непроизвольными и незаметными небольшими вращениями глаз, отчасти дополнительным сравнительным отражением. Однако каждая поверхность в зрительном поле состоит из таких внутренне определенных ощущений, что и поверхность в целом, и ощущения, образующие ее края, не получают определения извне. Таким образом, из двух соприкасающихся поверхностей в поле зрения каждая отграничивает себя, так же как отграничивают себя краевые ощущения на границе каждой из них. Только если поверхности поля зрения рассматриваются как тела и трансцендентно соотносятся с физическими вещами сами по себе, только тогда можно подчинить идею о том, что ограничение возникает отчасти из-за взаимного динамического ограничения двух тел. Если, однако, избегать смешения двух сфер, то следует считать, что именно по этой причине в субъективно-идеальной сфере каждое восприятие определяется само по себе таким-то и таким-то образом, поскольку в объективно-реальной сфере каждое тело определяется таким-то и таким-то образом по каким бы то ни было незаметным причинам.

Аналогом пространственной границы в содержании сознания является понятийная граница. Указание на специфическое различие очерчивает границы объема вида в рамках родового понятия, т. е. является его «определением». Специфическое отличие, однако, получено путем подчеркивания определенных позитивных детерминаций, в которых согласны все особи данного вида; таким образом, оно само по себе является позитивной детерминацией, которая ничего не теряет от того, что ее тщетно ищут у особей других видов. В случае видовых понятий детерминированность одного не зависит от детерминированности другого, но присуща одному и положительно установлена в нем, так же как детерминированность другого не зависит от детерминированности одного. Только когда рефлексивная мысль посредством дискриминационного размышления устанавливает различие между специфической детерминацией одного и другого вида, она впоследствии приходит к заключению, что индивид, проявляющий детерминацию одного вида, не проявляет детерминацию другого по этой самой причине. Таким образом, только в рефлексивном суждении субъективной мысли различие между видами, отличающими один от другого, превращается из позитивной детерминации в себе в негативную детерминацию по отношению к другим. Само по себе всякое определение есть положение; только в рефлексии оно получает отрицание как субъективное дополнение, которое, однако, опять-таки не произвольно, а для точки зрения сознательного суждения является логически необходимой экспликацией имплицитного отношения.

Не – это эксплицированное отношение различия безотносительно к позитивной определенности того, что утверждается как иное. Не может принимать столько различных значений, сколько существует типов различий. Не выражает прежде всего числовое различие; например, (212) свидетель клянется, что обвиняемый не тот преступник, которого он видел совершающим преступление, или судьи делают такой вывод на основании того, что нельзя доказать, что обвиняемый находился на месте преступления в момент совершения преступления. Это не говорит о том, кто является преступником1 , только о том, что это должен был быть кто-то другой, а не обвиняемый; но для оправдания достаточно того, что это был не он. Синий цвет не является красным, потому что он отличается от него. Каждая вещь какого-либо вида, имеющая специфические отличия от других видов, не принадлежит к тому виду, из которого эти отличия исключают ее по определению. Это утверждение столь же справедливо, если отдельная вещь, отличающаяся от видового понятия, принадлежит к любому другому виду того же рода, как если бы она принадлежала к крайнему или диаметрально противоположному виду, или к одному из двух противоположных видов рода, или как если бы она принадлежала к совершенно другому роду. Но чем больше наблюдаемое различие, тем больше вероятность того, что никакая ошибка наблюдения не привела нас к неверному отрицательному суждению. С другой стороны, чем меньше разница, тем больше вероятность того, что вероятная ошибка наблюдения окажется больше, чем размер наблюдаемой разницы. В этом отношении отрицание оказывается более сильным в случае большого различия и логической противоположности, чем в случае малого различия и отсутствия логической противоположности, поскольку оно может происходить более уверенно. Степени отрицания (вряд ли, вероятно, нет, нет, совсем нет, совсем нет) – это только степени определенности отрицательного суждения, а не степени в понятии «не». Не приобретает совершенно иной смысл, когда оно является мысленным выражением реального контраста. Отрицающее суждение, основанное на различии и логическом контрасте, лишь предохраняет от ошибки, в которую можно впасть, если сделать то же самое суждение с опущенным «не». Таким образом, отрицание в суждении – это лишь деятельность дискурсивного мышления, призванная исправить или предотвратить любую ошибочную мыслительную деятельность. Отрицание же, отражающее реальную оппозицию, динамический конфликт и его результат – взаимную отмену намеченного действия в сознании, – это не просто (213) защита от ошибочного мышления, а образный представитель реального столкновения и паралича действия. (Gr. II. 23.)

Первый вид отрицания есть абстрактная (то есть абстрагирующаяся от положительной определенности) экспликация имплицитного отношения (различия); второй вид отрицания, напротив, есть мысленное воспроизведение эксплицитного, динамического или телистического отношения, хотя и абстрагирующегося от другого содержания динамической позиции и ограничивающегося ее конфликтом и взаимной отменой. Строго говоря, поэтому только первый вид отрицания полностью относится к категориям рефлексивного! Второй, напротив, связан с категорией спекулятивной мысли, динамическим отношением, – и преобразует ее лишь в той мере, в какой абстрагируется от всякого позитивного содержания и позитивного результата и размышляет только о том аспекте столкновения и компромисса, который является его аннулированием. Оба значения отрицания объединяет то, что они принадлежат только абстрактному, дискурсивному, сознательному мышлению, т. е. субъективно-идеальной сфере. Основой бытия отрицания является различие и динамическая оппозиция, ни одна из которых как таковая не имеет в себе «не», но является позитивной во всем. (Gr. IV. 125.)

Ограничение или ограничение также может быть понято как отмена, пусть даже частичная или неполная. Например, из двух противоположных, но по-разному сильных проявлений силы более слабое может быть полностью аннулировано, а более сильное – лишь частично. Но также возможно, что два одинаково сильных, но лишь частично противоположных выражения силы могут быть аннулированы только противоположными компонентами, в то время как гармоничные компоненты складываются вместе (параллелограмм сил). Аналогично, во всех более сложных и специфических проявлениях силы ограничение может быть разложено на частичное аннулирование и частичное усиление, даже если проявления силы часто значительно меняются при таких компромиссах. То, что является отменой в ограничении, выражается в зеркале сознательной мысли как отрицание; каждое выражение силы отрицает или поминает другое, равное по силе, которое ему противостоит. Мысль тем самым проецирует свое абстрактное дискурсивное понятие отрицания на динамическое противоречие (214), чтобы приблизить его к себе и сделать более понятным через ассимиляцию. (Gr. IV. 85.) Благодаря такому проективному применению к динамическим отношениям само отрицание приобретает динамический характер, который непроизвольно сохраняется за ним даже после того, как оно уходит в свою реальную область дискурсивной сознательной мысли. Это может даже создать видимость, будто чисто логическое отрицание в сознательном мышлении само обладает динамической силой, будто логические противоположности сталкиваются, спорят и борются друг с другом, чтобы уничтожить друг друга. Но логические противоположности мирно дремлют бок о бок без малейшего конфликта, и только там они вступают в конфликт и столкновение, где становятся содержанием волевых тенденций, которые хотят помочь урнам реализоваться, сталкиваясь друг с другом. Если эти воли принадлежат разным индивидам, то результатом становится теоретический спор доктрин и борьба партий с противоположными целями и программами. Если же эти воли принадлежат одному человеку, то это порождает внутренний конфликт, который может поглотить человека, если ему не удастся найти равновесие путем компромисса или синтетических решений.

Простое логическое отрицание не содержит противоречия, поскольку оно лишь аннулирует ошибку. Динамическое противоречие также не содержит противоречия, поскольку существуют различные частичные функции, которые представляют противоположные содержания и приходят к своим относительным правам в ограничении. Противоречие существует только там, где положительное суждение, которое объявляется ошибочным своим отрицанием, продолжает существовать, несмотря на это логическое упразднение, и в свою очередь объявляет ошибочным отрицательное суждение. Конфликт и разлад взглядов, мнений и целей внутри одного и того же индивида всегда разрешается, с физиологической точки зрения, в конфликт между различными индивидами низшего порядка, которые охватываются индивидуальностью высшего порядка. С психологической точки зрения, однако, этот конфликт внутри одного и того же сознания предстает как конфликт между истиной и ошибкой, или как столкновение между относительными истинами, которые в то же время являются относительными ошибками. Противоречие возникает только потому, что то, что ошибочно в относительной истине, принимается также за истину, а то, что истинно в относительной ошибке, принимается также за ошибку, причем и то, и другое одинаково ошибочно. Таким образом, противоречие всегда возникает только из ошибки и исчезает с осознанием этой ошибки; но его не следует путать ни с логическим отрицанием как таковым, которое является лишь одной из сторон противоречия, ни с реальным (динамическим или теологическим) противоречием, как это происходит, например, в гегелевской диалектике. Небытие по-прежнему имеет особое значение; отрицание бытия концептуализирует его. Копула не подпадает под понятие бытия, а представляет собой особое употребление вспомогательного временного слова sein; поэтому отрицательные предложения, в которых копула поставлена отрицательно, не подходят для получения примеров небытия. Небытие может иметь столько же значений, сколько и бытие, которое оно отрицает. Бытие может означать, например, бытие, охватываемое по содержанию формой сознания, или способ существования вещи самой по себе, независимой от сознания, способной воздействовать на чувственность, или, наконец, вечное неизменное существование платоновского ovucog 'ov; отрицая за грамматическим субъектом субъективно идеальное бытие, или объективно реальное бытие, или метафизическое бытие, мы устанавливаем столько же значений небытия.

Как каждый грамматический субъект, которому приписывается бытие, может быть описан как бытие, так и каждый субъект, которому отрицается бытие, может быть описан как небытие в одном из трех значений. Сущее также называется чем-то, а не-сущее – не-чем или ничем. Соответственно, ничто имеет столько же значений, сколько нечто и бытие; но каждое из этих ничто является лишь относительным ничто по отношению к значению отрицаемого в нем бытия и, следовательно, вполне может быть относительным нечто по отношению к другим значениям не отрицаемого в нем бытия. Так, например, вещь сама по себе есть ничто по отношению к субъективно-идеальному бытию, а все субъективно-идеальные миры видимости, со всем их великолепием и красотой, есть ничто по отношению к объективно-реальному бытию. Все феноменальное бытие, организованное в бытие и сознание, опять-таки, как преходящая видимость, есть ничто по отношению к вечному метафизическому бытию; но последнее, как простое бытие, есть опять-таки ничто по отношению к (216) экзистенциальному бытию видимости. Относительное бытие видимости и активного бытия, как простое нахождение в отношениях, есть ничто по отношению к абсолютному бытию покоящегося существа; но оно, в свою очередь, есть ничто по отношению к относительному бытию, в котором это существо впервые вступает в свои права. Небытие во всех отношениях, или абсолютное небытие, достигается только тогда, когда человек уверен, что он исчерпал все возможные значения бытия без остатка и в равной степени отрицает нечто по отношению ко всем ним.

Как только понятие ничто получено, оно может занять в предложении любую позицию, которую занимает существительное; например, ничто ^субъект более ничтожно, чем метафизика; неявляющееся существо есть ничто (предикат); философия достигает ничто (объект); ничто становится ничем (предикат) и ничто становится ничем; они ничем не отличаются (обстоятельство). Однако выделять в предложении субъективное, предикативное, объективное и наречное ничто в соответствии с этим употреблением не имеет смысла. – Ничто и нечто образуют привативную оппозицию. Там, где бытие чего-то имеет степени, градация различных вещей может быть представлена как различная смесь чего-то и ничего, или может быть получена в реальности путем такой смеси, например, серый цвет художника путем смешивания белого цвета, который отражает весь свет, и черного цвета, который не отражает ничего из света. Но там, где бытие чего-либо не имеет постепенной градации, из смешения частных противоположностей не может возникнуть ничего среднего". (Gr. I. 174.)

с) Категории сравнения в метафизической сфере

В метафизической сфере одинаковость и различие, а также единство и противоположность предстают как имплицитный комплекс отношений во внутренней множественности идеи. Как одинаковость и различие, так и единодушие и противоположность идеального содержания реализуются волей, поскольку идея реализуется как единая тотальность; но и то, и другое реализуется как то, чем они логически являются, то есть первое – как имплицитные, а второе – как эксплицитные отношения. Пока вещи рассматриваются как существенно отдельные, столь же непонятно, как они могут находиться в явных, (217) как и в неявных отношениях друг к другу; но как только содержание бытия вещей мыслится как логические моменты единой идеи, возникает не только возможность явных, но и неявных отношений, в силу интуитивно-логического характера идеи. Но если само бытие есть не что иное, как тезисно или динамически реализованное содержание идеи, то все явные и неявные моменты соответствующей актуальной идеи также должны быть втянуты в действительность без выбора и без промедления, таким образом, также равенство и различие, созвучие и конфликт. (Gr. IV. 41.)

Обе пары категорий снова связаны друг с другом. Если первая кульминирует в тождестве и логическом противоречии, а вторая может быть также названа сонастройкой и реальным динамическим противоречием, если, кроме того, логическое и реальное противоречие часто смешиваются и еще чаще путаются, то неудивительно, что другие члены противоречия, тождество и сонастройка, также часто смешиваются и путаются. Теперь часто смешивают равенство и сонастройку, но не тождество и сонастройку, поскольку сонастройка предполагает численное различие, которое просто аннулируется тождеством. Но поскольку тождество в более узком и более широком смысле, одинаковость и единодушие, как уже отмечалось выше, достаточно часто смешиваются и путаются, неудивительно, что так же обстоит дело с тождеством и аттюнингом.

Можно понимать одинаковость и различие продуктов как результаты сонастройки и конфликта; но можно также понимать сонастройку и конфликт как результаты одинаковости и различия частичных функций, которые вступают в явные отношения друг с другом. Оба варианта верны, но оба односторонни. Равенство и различие можно понимать и как исходную точку, из которой аттитюд и конфликт развернулись в начале мирового процесса и разворачиваются заново в каждый момент; тогда последние – это всего лишь первые, приведенные в движение. Но можно также понимать одинаковость и разнообразие существования в каждый момент как уравнивание настроенности и конфликта; тогда первые – это вторые, пришедшие в покой. Но и то, и другое – абстрактные способы рассмотрения (218) дискурсивного мышления; интуитивно-логическая идея предполагает и то, и другое. Мир – это логическое взаимопроникновение и одновременное единство имплицитных и эксплицитных противоположностей, и так же, как совокупность этих отношений логически определена в каждый момент, так и то, какие из них имплицитны, а какие эксплицитны в каждый момент. Имплицитные отношения равенства и различия так же действительны для движения, скорости, ускорения и изменения ускорения, как и эксплицитные отношения сонастройки и противоположности продолжают существовать в качестве динамических тенденций в покое установившегося равновесия.

Можно сказать, что, с одной стороны, равенство и различие превращаются в единодушие и противоречие там, где ускорение и изменение ускорения одного и того же движения определяются логически (по закону) численно различными частными функциями, а с другой стороны, единодушие и противоречие превращаются в простое равенство и различие там, где изменение ускорения и ускорение становятся равными нулю. Но поскольку все в мире находится в постоянном колебании и все динамически связано со всем остальным, то нигде не существует движения, ускорение которого было бы постоянным и равным нулю, так же как нигде не существует покоя (т. е. нулевого движения). Различаются лишь степень движения, ускорение и динамическое влияние различных частичных функций, и это лишь абстрактный взгляд на вещи, если отбросить движение в определенных отношениях (например, движение нашей планетарной системы в системе Млечного Пути или молекулярные колебания покоящегося тела в целом) или положительное и отрицательное ускорение всех движений, или динамическое влияние очень удаленных мировых тел, чтобы облегчить их понимание путем упрощения отношений.

Точно так же абстрактным является взгляд на вещи, если мы обращаем внимание только на равенство и различие количества вещей, их размера или формы и пренебрегаем теми силами, которые, хотя и зависят от них, но не зависят только от них. Или если мы рассматриваем только равенство и различие величины силы без учета спецификации силы в сложных группах сил, поскольку сопряжение и противодействие вещей зависит не только от динамических эквивалентов, но и от специфических преобразований, в которые силы вступили в своем составе. Если бы сознательное мышление смогло выйти за пределы всех этих необходимых ему абстракций и прийти к полной реконструкции конкретного содержания мира, то оно достигло бы и дискурсивного понимания логической связи имплицитных и эксплицитных противоположностей, даже если бы ему не удалось мыслить первые одновременно со вторыми, а лишь имплицитно, как это делает абсолютное мышление.

Остается рассмотреть, какое значение эти категории имеют в самой сущности. Субстанция: отлична от своих атрибутов, ибо это лишь ее вечные, неизменные случайности, а субстанция и случайность образуют логическую оппозицию. Субстанция имеет свое существование в себе, но свою сущность только в атрибутах; они, в свою очередь, имеют свою сущность в себе, но свое существование только в субстанции. Противоречие между субстанцией и ее атрибутами, с другой стороны, никогда не может существовать; их единство не имеет реального противоречия и, когда оно движется, то движется в ненарушенной гармонии. Атрибуты выводят существование субстанции наружу и переходят в существование мира; но они не могли бы этого сделать, если бы сами не были укоренены в субстанции и если бы субстанция не существовала в равной степени как для них, так и для их продукта. Точно так же сущность, или единство субстанции и ее атрибутов, находится в логической оппозиции к видимости, или миру как единству объективно-реальной и субъективно-идеальной сфер, но не в противоречии. Атрибуты имеют так же мало сил, чтобы обратиться против сущности, как и мир видимости, чтобы обратиться против сущности и прийти с ней в столкновение. Если индивид с высокоразвитым сознанием в аберрации и грехе отворачивается от своей судьбы и восстает против сущности, это относится к относительному нелогическому, которое имеет свое телеологически оправданное место внутри логического, но также находит свое внутримировое преодоление; мир в целом не способен на такую аберрацию и восстание против сущности. (Gr. IV. 75.) Атрибуты в сравнении друг с другом одинаковы в том, что они оба атрибуты, т. е. находятся в одинаковом отношении несводимости к субстанции, что они оба имеют свою сущность в себе, свое существование в субстанции, что они оба находятся в неразрывном единстве друг с другом, как в субстанциальном, так и в функциональном единстве. С другой стороны, они существенно отличаются друг от друга; каждое из них, согласно своей сущности, есть то, чем другое не является, и не есть то, чем другое является. Одно логично и потому способно развивать интуитивную идеальность на основе своей оппозиции, другое нелогично и потому также не способно к созерцанию. Один бессилен и безволен, лишен интенсивности и поэтому также неспособен принять подавленную извне интенсивность воли обратно внутрь и преобразовать ее в интенсивность ощущения; другой – динамико-теистический принцип интенсивности и поэтому также способен интернализировать интенсивность в удовольствие и неудовольствие. Первый абсолютно бессознателен, даже если он бессознательно вносит самый лучший и самый большой вклад в построение содержания сознания; другой также бессознателен в своей непосредственности как сила или воление, но благодаря своей способности к аффектам удовольствия и неудовольствия он в то же время является принципом становления сознания и поставщиком самого грубого строительного материала для построения содержания сознания.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
(всего 10 форматов)