В самом конце она испытала огромное облегчение – увидела, как бьется его крохотное сердечко, увидела маленькие сжатые кулачки, его плавные, словно замедленные, движения. После изучения сонограммы врач объявил, что здоровье мальчика в полном порядке.
Однако ее состояние врачей, судя по всему, не интересовало.
В палату вернулся доктор Блейк. За ним вошла Петра с подносом; на нем лежал большой шприц с длинной, дюймов в пять, иглой. Аманде уже проводили амниоцентез[12] восемнадцать недель тому назад, и она знала, чего ждать.
Петра смазала ей живот антисептиком, затем включила ультразвуковой аппарат и протянула шприц доктору Блейку. Не сводя глаз с монитора, тот погрузил иглу в живот. Боль была незначительная, сравнимая со спазмами во время менструации.
Аманда отвернулась от монитора, когда кончик иглы приблизился к спящему ребенку. Наблюдать за этим она была не в силах. Одно неверное движение – и повреждение может оказаться смертоносным.
Однако все прошло хорошо.
Часть околоплодных вод умело откачали из-под оболочки вокруг ее малыша, иглу вытащили. И Аманда, старавшаяся не дышать, смогла наконец вдохнуть полной грудью. Глаза застилали слезы.
– Надо проверить на наличие лихорадки, – сказал доктор Петре. – Ну, и проследить за тем, нет ли вагинального кровотечения.
Петра кивнула.
Доктор Блейк обернулся к Аманде.
– Нет причин лить слезы. По крайней мере, пока. Результаты генетических тестов мы получим только завтра утром.
Первая процедура амниоцентеза была чистой формальностью – тогда плод Аманды проверяли на наличие различных хромосомных отклонений типа синдрома Дауна, а также генетических нарушений вроде фибрознокистозной дегенерации[13]. Но она знала, что врачи ищут не только это, но и нечто другое – и тогда, и сейчас.
Информация, заставившая ее столь поспешно покинуть Штаты, предупреждала о том, что ребенок ее отличается неким генетическим отклонением, о котором другим остается лишь мечтать. Аманда не слишком разбиралась в этих вопросах, однако сообразила: надо бежать прежде, чем за ее ребенком придут.
Блейк меж тем продолжил:
– Если генетика стабильна, ваш младенец будет жить. И станет первым таким младенцем на земле. Если нет… что ж, не будем же мы раньше времени поднимать панику, верно?.. – И отечески похлопал ее по руке.
Даже если результаты будут стабильны, Аманда знала об ужасных последствиях, поджидавших ее ребенка. А если нет – эта команда, скорее всего, вызовет преждевременные роды. И ее малыш погибнет.
Она повернулась лицом к стене, не зная, какой из результатов предпочтительней. На что надеяться утром?.. Нащупала рукой живот, и из глаз потекли слезы. Но в одном Аманда была точно уверена. Она будет бороться за своего малыша до последнего. Сама умрет, но защитит свое дитя.
Не позволю им причинить тебе вред.
Через полотняную стену палатки просвечивало пламя костра, на этом оранжевом фоне выделялась тень красного креста, который она видела ранее. До чего же причудливая, необычная, ни на что не похожая резьба украшала его, изгибалась, вилась и сплеталась в сплошной неразрывный узор на стойке и перекладине. Лишь теперь – после амниоцентеза, после всех этих треволнений по поводу генетических аномалий – Аманда вдруг поняла, догадалась, что это за структура.
Это же спирали ДНК!
Генетический код.
Аманда вздрогнула, сама себе не веря. А потом вся так и похолодела. Она никогда не видела этот крест прежде, но слышала, как перешептывались об этом символе, о связанной с ним тайне, уходящей в глубину веков, поясняющей, с кого начался ее род. О тайне, которую хранят только в своем сердце.
Она всегда считала это мифом, страшилкой для детей. Но теперь отрицать ужасающую правду не было никакого смысла. То был код, зашифрованная записка с предупреждением, заставившим ее в страхе отправиться в безрассудное путешествие на Сейшелы.
«Линия крови».
Они нашли меня.
Глава 10
2 июля, 10 часов 12 минут по восточноафриканскому времени
В воздухе над Сомали
Грей поправил большие неудобные наушники, борясь с ревом, который производила винтокрылая машина. А потом посмотрел в окно, туда, куда указывал капитан Олден.
– Вон там, смотрите! – крикнул британец, офицер СРП.
Вертолет низко летел над опаленными солнцем полями, красными обломками горных пород; изредка попадались островки низкорослых деревьев. Целые стада антилоп разбегались в разные стороны, напуганные гулом вертолетного двигателя. В отдалении в утреннее небо вонзался горный хребет, ломая линию горизонта, превращая ее в неровную зигзагообразную полосу. Но до гор этих медицинскому транспортному вертолету было не долететь.
На пересечении двух каменистых дорог раскинулся огромный лагерь из палаток и хижин – именно на него и указывал Олден. На крышах многих палаток красовались красные кресты. А вокруг были припаркованы машины – обычные легковые, грузовики и джипы наблюдателей от ООН; они рассыпались по полям среди пасущихся там верблюдов.
Это был лагерь по оказанию медицинской и гуманитарной помощи и поддержки местному населению, организованный ЮНИСЕФ и управляемый французской организацией под названием «Mйdecins Sans Frontiиres», в Штатах ее называли «Врачи без границ». Он раскинулся под прикрытием двух холмов, на полпути между горами и океаном, и служил перевалочным пунктом для тех, кто жил в самом сердце континента и на побережье.
В задней части кабины вертолета послышался стон, и Грей обернулся. Там на полу лежал прикованный к носилкам майор Патель – видимо, действие морфина ослабевало после часового перелета из аэропорта Босасо в эту глубинку. Местные французские врачи наверняка приведут его сломанную берцовую кость в надлежащий вид, а затем отправят долечиваться в Европу.
Но прилетели они сюда не только за этим. Состояние Пателя было лишь прикрытием, предлогом для путешествия.
Олден придвинулся к Грею поближе, но говорил через микрофон.
– Есть у меня тут свой человек, ждет нашего прибытия. И если в лагере хотя бы словом упоминалось о том, что через него провозили похищенную женщину, он непременно все выяснит.
Грей кивнул и покосился на Такера и Сейхан. Ковальски сидел впереди, рядом с майором Батлером, который управлял вертолетом.
В целом план был неплох. Лагерь раскинулся вблизи гор Кал-Маду. На сотни миль кругом – практически безлюдная местность, а на пересечении двух этих главных дорог Сомали любой мог найти себе приют, будь то торговец, путешественник или просто бродяга. Люди приходили сюда за медицинской помощью; одни оставались, другие отправлялись дальше. Именно поэтому лагерь стал важным, стратегическим источником информации. Так что неудивительно, что СРП внедрил сюда своего человека.
И если действовать осторожно, то команда Грея имела все шансы узнать о местонахождении Аманды или же, по крайней мере, сузить круг поисков. Пейнтер же из округа Колумбия координировал спутниковое сканирование окрестных гор. Так что глаза у них были не только на земле, но и на небе, а потому они надеялись еще до наступления темноты определить местонахождение Аманды.
У окон вертолета завихрился песок, поднятый винтами при приземлении. Последний, выворачивающий душу наизнанку толчок – и вот они уже на земле.
Олден распахнул двери кабины. Внутрь ворвались жар и песок, рев моторов стал стихать. Все вышли из вертолета. Новоприбывших встречала команда из четырех медицинских работников – они тут же бросились выгружать из машины майора Пателя, осторожно спустили носилки и понесли их к поджидавшему джипу. Раненого товарища сопровождал майор Батлер; именно он должен был проследить за тем, чтобы Пателю было обеспечено должное лечение, а заодно распространить слух о том, что их группа состоит из сотрудников, оказывающих гуманитарную помощь.
Такер похлопал своего пса по спине, говоря ему тем самым, что долгое и шумное путешествие закончилось.
Ковальски хмуро оглядел унылый пейзаж.
– Всего раз… хотя бы один разок… можно было приземлиться на пляже, где разгуливают девочки в бикини, где подают напитки в скорлупе кокосов?
Сейхан, не обратив внимания на эти его слова, подошла к Грею и встала рядом.
– Что дальше?
– Сюда! – позвал Олден.
Он указал рукой на скопление хижин с крышами из пальмовых листьев и зашагал по песку в сопровождении последнего члена британской команды от СРП, майора Белы Джейн.
Они пересекли парковку, где пылились насквозь проржавевшие грузовики, скелетообразные джипы без крыш и разбитые мотоциклы. Все это хозяйство находилось под охраной старого автомобиля «Даймлер Феррет Скаут», выкрашенного в белый цвет, с синей эмблемой ООН. Машина эта походила на мини-танк – кабина бронированная, наверху укреплен бельгийский пулемет «L7». Привалившись спиной к кузову этого грозного сооружения, стоял солдат-миротворец ОНН; он окинул их подозрительным взглядом, когда они проходили мимо.
Олден заметил удивление Грея.
– Такие лагеря, как этот, необходимо охранять. На них часто устраивают налеты банды из местных, приходят за таблетками, даже за водой. Этот регион просто преследуют засухи, люди голодают и умирают. Многие перебираются поближе к океану или же, напротив, уходят в горы.
Они дошли до хижин и увидели врача-француза; тот сидел на корточках перед целой толпой выстроившихся в шеренгу сомалийских детишек. Медсестра приготовила шприц и протянула его доктору; тот вонзил иглу в костлявую ручку мальчика, который был первым в очереди.
Грей читал, что гражданская война на юге этой страны заставила сотни тысяч мирных жителей с детьми сняться с насиженных мест, покинуть свои дома; мало того, война вызвала эпидемии холеры, дизентерии и гепатита. Однако программа вакцинации против кори и полиомиелита, наряду с применением простых противоглистных препаратов и витаминов, помогла спасти множество молодых жизней.
– Вот тот самый человек, о котором я вам говорил, – сказал Олден, указывая на доктора. – Он осведомлен обо всем, что происходит в лагере и вокруг, ничего не пропускает мимо ушей. Он великий человек, верный друг и помощник.
Грей рассматривал доктора-француза, мужчину средних лет в очках с толстыми линзами и обгоревшими на солнце ушами и носом. Казалось, подумал он, такой человек не должен был бы замечать, что творится вокруг. Чутье его не подвело.
– Бааши! – крикнул Олден и, махнув рукой, шагнул к группе у хижины.
Его осведомитель, темнокожий мальчик, болезненно поморщился: как раз в этот момент игла вошла в руку. Затем поблагодарил доктора по-французски:
– Мерси. – Опустил рукав рубашки и обернулся. – А, мистер Тревор. Вы прибыли!
– Так это он ваш информатор? – растерянно и неодобрительно пробормотал Ковальски. – Сколько ему? Лет четырнадцать?
– Вообще-то тринадцать, – тихо заметила майор Джейн и посмотрела на своего командира; во взгляде ее светилось восхищение. – Капитан Олден спас этого мальчика от группы мусульманских повстанцев неподалеку от Могадишо. Он стал сыном полка. В ту пору ему было всего одиннадцать, накачан амфетамином, озлоблен, по всему телу шрамы – его прижигали окурками сигарет.
Сердце у Грея сжалось при виде того, как лицо мальчишки расплылось в широчайшей улыбке, а затем он бросился к капитану Олдену, опустившемуся на одно колено, и крепко-крепко обнял его. Проявленная им искренняя радость как-то совсем не сочеталась с ужасами, которые только что описывала майор Джейн.
Олден обнял своего юного друга за худенькие плечи и повел к своей группе.
– Вот, Бааши, хочу познакомить тебя с этими людьми.
Мальчик улыбнулся, оглядел незнакомцев; от внимания Грея не укрылся страх, на миг промелькнувший в его глазах. Он еще крепче прижался к Олдену. Видимо, сказывалась пережитая им травма.
Тут к нему стала приближаться собака Такера – наверное, хотела добавить еще один новый запах к своей коллекции. Глаза у Бааши испуганно расширились. А затем он еле слышно пискнул:
– Ай!..
– Каин, ко мне! – скомандовал Такер, видя страх мальчика.
Пес послушно вернулся к хозяину.
– Лежать, – Такер сопроводил эту команду жестом, опустив раскрытую ладонь к земле. Затем встал на одно колено рядом с собакой и сказал Бааши: – Он тебя не обидит, не бойся. Честное слово. Он очень хороший и умный пес.
И протянул руку, призывая мальчика подойти поближе.
Но Бааши так и застыл рядом с Олденом.
– Оставь ребенка в покое, – вмешалась Сейхан. – Сам видишь, он боится собак.
Ковальски буркнул что-то в знак согласия, даже Джейн смотрела встревоженно. Но Такер проигнорировал все эти замечания и продолжал протягивать руку к Бааши.
Сейхан покосилась на Грея в надежде найти у него поддержку. Но тот отрицательно помотал головой, помня о незаурядных качествах Такера. Им немало довелось пережить вместе. И он знал о его сверхъестественной способности интерпретировать эмоциональное состояние других людей. Уэйн понимал не только животных.
Похоже, что и Олден, испытывающий особую привязанность к этому ребенку, разделял стремление Такера. И сказал:
– Все нормально, Бааши. Если хочешь…
Мальчик, слегка склонив голову набок, смотрел на пса еще секунду-другую, словно погрузился в давние воспоминания о раннем и давно потерянном детстве, о прикосновениях к чему-то пушистому и теплому. И вот наконец отошел от Олдена, дрожа всем телом и по-прежнему не сводя глаз с Каина.
– Он хорошая собака?
Такер кивнул.
Бааши медленно и осторожно приближался к ним, точно к краю бездонной пропасти.
Каин так и замер в настороженной позе, лишь кончик хвоста слегка подрагивал от возбуждения. Бааши протянул к собаке руку тыльной стороной ладони. Кончик носа у Каина задвигался, ноздри расширились – он принюхивался.
Бааши приблизился еще на дюйм – и этого оказалось достаточно. Длинный розовый язык принялся облизывать пальцы мальчика. Хвост, как маятник, качался из стороны в сторону.
– А ты ему понравился, – тихо сказал Такер.
Бааши снова заулыбался – сперва еле заметно, потом уже во весь рот, – придвинулся еще ближе и коснулся головы Каина. Теперь нос собаки усердно обнюхивал всю его руку.
Бааши захихикал и сказал что-то на сомалийском диалекте.
– Щекотно, – перевел Олден.
Через секунду мальчик уже сидел на земле, зарывшись руками в густую шерсть собаки и пытаясь увернуться от влажного розового языка. Грей удивленно наблюдал за этой сценой – он помнил вчерашнее яростное нападение Каина на коммандос – и одновременно пытался представить себе этого мальчика с винтовкой через плечо. Эти два таких разных существа – собака и мальчик – оба были воинами. И, возможно, Такер понимал, что их жесткость и стойкость должны как-то компенсироваться моментами веселья и игры, во время которых и вырабатывается доверие друг к другу.
Олден подошел к Грею.
– Бааши постепенно приходит в себя. Здесь, на базе, умеют работать с такими детьми. Пытаются вылечить его, избавить израненную душу ребенка от кошмаров прошлого, которые до сих пор преследуют его. – Он не сводил глаз с Бааши и собаки, потом посмотрел на Такера. – А с вами работает просто прекрасный человек.
И Грей был вынужден с ним согласиться.
Такер отошел в сторону, стоял и задумчиво смотрел на далекие горы. Еще в Босасо Грей убедился, как слаженно работают проводник и его собака; до сих пор он дивился тому, как пастушьему псу удалось распознать запах крови Сейхан среди миллиарда городских запахов и вывести их на след. А что, если, вдруг подумал Грей, отправить эту дружную парочку в горы; может, им удастся проследить, где находится Аманда, и уже затем сообщить своим по рации? Но на это может уйти много дней… А он чувствовал, что этого времени у дочери президента нет.
10 часов 34 минуты по восточноафриканскому времени
Горы Кал-Маду, Сомали
Аманда услышала за стенами палатки крики и поняла: что-то происходит. Потом заурчали, зашлись в кашле моторы тяжелых машин – все это сопровождалось выкрикиванием команд.
В палатку ворвался солдат-африканец, что-то сказал доктору Блейку, развернулся на каблуках и вышел. Блейк пересек палатку по диагонали и скрылся за ширмой, где, как догадывалась Аманда, стояла еще одна кровать. Там же мелькнула тень его медсестры. Они стояли за ширмой и о чем-то перешептывались.
Аманда силилась расслышать. Если бы можно было тихо подняться с кровати, незаметно подойти и подслушать, она бы непременно сделала это. Но в ее нынешнем состоянии незаметно не получится. Любопытство ее было продиктовано еще одной причиной. Там, за ширмой, на больничной койке отчетливо вырисовывались очертания человеческой фигуры.
Кто же там лежит? Раненый солдат? А может, заболел кто-то из сотрудников этого импровизированного госпиталя? Кто бы он ни был, этого человека привезли сюда и уложили за ширмой посреди ночи, когда она спала. И проснулась от какой-то возни – врачи и медсестра так и сновали, так и суетились вокруг нового пациента, занимаясь исключительно им.
Аманда поняла только одно: это женщина. В какой-то момент из-за ширмы послышался слабый вскрик, и голос был явно женский. Но с тех пор – ни единого звука. Очевидно, больную усыпили.
Но вот наконец Блейк возник снова и направился к Аманде с медицинской картой в руке; очевидно, прочел на ее лице беспокойство.
– Вы тут совершенно ни при чем, дорогая. – Взмахом руки он указал за пределы палатки. – Просто кто-то расспрашивал людей, пытался узнать о вашем местонахождении. Практически стучался в дверь.
Надежда загорелась в глазах Аманды, и ребенок, словно почувствовав это, начал сильно толкаться.
– Тс-с, – прошептала она, поглаживая себя по животу.
Аманда путешествовала по поддельным документам, а потому страшно боялась, что никто не узнает, что именно она была мишенью того ночного нападения на яхту у Сейшельских островов. Она избегала смотреть на большой красный крест с изображением генетических кодов, поскольку уже знала правду. Пиратское нападение и похищение было совершено не наугад. Оно было тщательно спланировано и исполнено.
И вот теперь… Значит, кто-то все же пытался спасти меня?
И тут ее словно обдали холодным душем.
– Но с ними разделались довольно быстро, – сказал Блейк; теперь он смотрел ей прямо в глаза. – Мы не допустим, чтобы нам помешали. Особенно когда у нас такие хорошие новости.
Аманда сразу все поняла, взглянув на карту у него в руке.
– Вы получили результаты анализов.
Блейк перелистал пару страниц и нашел нужное место.
– Вашего младенца проверили вдоль и поперек. Генетические показатели стабильны. Даже лучше, чем мы рассчитывали. – Он улыбнулся ей. – Вы, дорогая, произведете на свет настоящее чудо.
11 часов 42 минуты по восточноафриканскому времени
Лагерь ЮНИСЕФ, Сомали
Сейхан вошла следом за Греем в одну из хижин в дальнем конце госпитального блока. Ковальски и майор Джейн остались охранять хижину снаружи, чтобы никто не смог подслушать, о чем пойдет речь. Но, судя по тому, что спор у них самих получался жаркий, сделать это было совсем не трудно.
– Потому что умертвить быка – это убийство! – воскликнула Джейн. – Индусы верили, что Бог…
– Да если бы Бог не хотел, чтобы мы ели коров, он сделал бы их мясо не таким чертовски вкусным, особенно если поджарить его, да с соусом для барбекю!..
– Это не аргумент. Да ты бы и ботинок свой слопал, если его приправить этим соусом для барбекю. Достаточно взглянуть на твою задницу.
– А что не так с моей задницей?
– Видела я коров, у которых она куда как меньше.
Ковальски смачно сплюнул, потом сказал:
– А ну, прекрати смотреть на мою задницу!
Такер удивленно обернулся к двери.
– Дипломатия на высшем уровне, – пробормотал он. – Ваш друг вообразил, что умеет налаживать отношения.
Его пригласили принять участие в совещании в хижине – но вовсе не потому, что нуждались в его суждениях. Все дело было в тоненькой черной ручке ребенка, обнявшего собаку за шею. Бааши прикипел к Каину всей душой, и то, что прежде так пугало его, стало источником, где можно было черпать новые силы.
– Нет, еще раз говорю, – упрямо твердил мальчик. – Я не слышал, чтобы кто-то говорил о женщине в горах. Не здесь. Ни единого слова.
На грязном полу расстелили карту. Капитан Олден присел перед ней на корточки, рядом с мальчиком.
– Ладно, Бааши, – сказал он и вздохнул. – Прошу прощения, коммандер. За то, что пришлось пролететь столько миль, а результат нулевой. В этом лагере ничего не знают и не слышали.
Грей не сводил глаз с карты.
– Да, это была чистой воды авантюра, – заключил он.
Но Сейхан уловила в его голосе стальные нотки. Даже не глядя ему в глаза, она поняла: Грей не сдался. Он никогда не сдается. И это относилось не только к нему.
– Могу выйти в лагерь и поспрошать людей, – предложил Бааши. – Буду не только слушать, но и задавать вопросы.
– Нет, – сказала Сейхан и сама удивилась резкости, звучавшей в голосе.
Однако Грей поддержал ее:
– Сейхан права. Одно дело просто подслушивать и передавать, что слышал. Но если мальчик займется расспросами, это сразу насторожит врага. Помните, что произошло с Амуром Махди в Босасо?
– И дело не только в риске для Бааши, – добавила Сейхан. – Это грозит еще большими осложнениями.
Грей встревоженно покосился на нее, уловив слишком уж мрачные нотки в ее голосе. Она тряхнула головой, не желая продолжать и вдаваться в подробности. Мальчика уже использовали как солдата, ожесточили его душу. А что будет, если они превратят его в шпиона? Британцы из СРП и без того допустили ошибку, используя Бааши как своего информатора.
Сейхан смотрела на свои руки с тесно переплетенными пальцами. Уж она-то знала, как легко использовать чистую невинную душу в грязных целях, как в этой игре сильные охотятся на слабых, превращают детей в монстров, делают их солдатами или скаутами, а порой даже выстраивают в шеренгу и посылают на минные поля перед наступлением регулярных армейских частей.
Сейхан расплела пальцы. И дотронулась их кончиками до серебряного дракончика на шее. Неудивительно, что она принимает ситуацию с мальчиком так близко к сердцу. Сейхан тут же рассердилась на саму себя и устыдилась.
О своем детстве во Вьетнаме она помнила мало. Так, какие-то отрывочные картины, но ни на одной не было отца. А вспоминая мать, зажмуривалась от страха. До сих пор эта сцена стояла перед ее глазами: вот мужчины в военной форме вырывают ее из рук мамы, потом женщину хватают за волосы и волокут к двери; лицо ее окровавлено, а рот разверст в отчаянном душераздирающем крике. После этого детство Сейхан проходило в скитаниях по сиротским домам и приютам Юго-Восточной Азии. Большую часть времени она недоедала, иногда едва не умирала с голоду. И вот наконец, будучи чуть старше Бааши, оказалась на улицах и темных задворках большого города. Именно там подобрала и приютила ее «Гильдия». Весь следующий год Сейхан проводила в изнурительных тренировках, которые окончательно отняли у нее не только детство, но и доброту, совестливость, душевность, превратили ее в машину для убийства.
Я была этим мальчиком, – подумала она, – оскорбленным, измученным, попавшим в кровавую мясорубку.
Но Сейхан понимала, что между ними есть одна весьма существенная разница. Она видела, как Бааши играет с собакой и весь так и светится от счастья. В отличие от нее, он еще молод, гибок и восприимчив и вполне способен вновь стать нормальным человеческим существом.
Она опустила руку, перестала прикасаться к подвеске в виде дракончика, и память о матери – тихий ее шепот, нежный поцелуй в щеку – все это померкло, растворилось. А напоследок вспомнились слезы на глазах женщины, словно та заранее знала, что потеряет свое дитя.
И эти воспоминания позволили ей переключиться на предстоящее им задание.
– Она ведь тоже мать, – сказала Сейхан и увидела, как Грей резко вскинул голову. – Дочь президента…
Грей, щурясь, смотрел на нее, потом кивком дал знать, что понял. Нашел ее руку и крепко сжал в знак благодарности. Да так и не выпускал.
Она опустила глаза в надежде почувствовать нечто большее. Но в этот момент ею владело лишь чувство потери – детства, матери, даже Грея. Да и разве можно требовать от него многого, если сама она далеко не была уверена в собственных чувствах?
– Аманда резко выделяется не только потому, что белая, – пояснил всем Грей. – Она еще и беременна.
Олден кивнул.
– Да, в подобном положении редко становятся жертвой похитителей. И кто-то мог это заметить, наверняка.
– И, будем надеяться, заговорит об этом. – Грей обернулся к Бааши. – Что-нибудь слышал о белой беременной женщине, которую перевозили в горы? О женщине с большим животом?
И Грей показал рукой, какой примерно должен быть живот.