Ты родишь мне от бывшей

– Даже если ваша с Валентином клиника пойдет по миру и закроется, когда я ее ославлю?

Судя по виду Марии, она такой вариант даже не рассматривала. Подавшись ко мне, Клинская с жаром заговорила:

– Я была отрицательно настроена с самого начала! Но Валя пошел против моего слова. Назар помог достать крутое оборудование. Ты же знаешь, в нынешних условиях это почти невозможно. Вот все и было сделано так, как хотел Лукинский. Я думаю, что он просто желал получить напоминание о своей любимой. И вот придумал такой извращенный метод. Но я прошу тебя, Еся… Не разрушай то, что является всей моей жизнью! С тобой поступили очень подло, но знаешь скольким женщинам помогли в «Медивэдж»?

Конечно, Мария думала только о себе. А я – планировала сосредоточиться исключительно на своей особе. И больше ноги моей не будет в этой чертовой клинике!

– Я благодарна тебе за то, что ты открыла мне глаза на все, что творится с моей беременностью, Мария, – проговорила я, поднимаясь из-за столика. – Но дальше действовать я буду исключительно так, как необходимо мне.

Я уже собралась уйти, когда Клинская схватила меня за руку.

– По документам комар носа не подточит, Еся! Оба эмбриона ваши! А в случае, если начнутся разборки, Валентин скажет, что просто перепутан биоматериал… Подумай, нужно ли тебе становиться матерью под фанфары новостных каналов, которые ухватятся за возможность прополоскать грязное белье известных в бизнесе людей?

Выдернув пальцы из захвата, я поправила сумочку на плече и просто ушла. Вступать в полемику с той, кто несколько месяцев держал в секрете обстоятельства, которые можно было вовремя исправить, я не собиралась. А ответ планировала спросить с главного человека, который и окунул меня в океан лжи и грязи.

С Назара Лукинского.

Приехала в офис мужа как снег на голову. От секретаря узнала, что Назар проводит совещание, и даже на мгновение мелькнула мысль, какого именно рода переговоры он мог устроить. Так и представляла себе Яну Горюнову, которую Лукинский разложил на рабочем столе. Ведь он получал где-то свою порцию секса, не так ли? Мужчина, которому нет и сорока, просто не может вдруг в одночасье превратиться в монаха.

Однако, выяснилось, что он действительно был на самом обычном совещании.

– Я сообщила ему, что вы приехали, Есения, – с улыбкой сказала секретарша. – Назар Михайлович сейчас прервется и придет. Воды? Чая? Может быть, есть какие-то особые пожелания?

Я помотала головой, присаживаясь в кресло. Особые пожелания были у меня только одни – чтобы все это закончилось и мне сказали, будто история с подсадкой эмбриона от Яны Горюновой – первоапрельская шутка.

– Еся… Что-то случилось? Что-то с детьми? Идем в мой кабинет.

Назар появился рядом неожиданно, несмотря на то, что я ждала мужа. Но, видимо, так глубоко погрузилась в свои размышления, что перестала замечать происходящее. А мысли мои пронизывали бесконечные вопросы: как повести разговор с мужем? Я хотела лишь одного – вывалить ему на голову все, что узнала благодаря Мэри, и потом схватить и трясти, пока не услышу хоть какое-то вразумительное объяснение.

Отвечать я не стала. Просто поднялась и прошла в кабинет мужа. Он проследовал за мной, озадаченный и хмурый. Значит, Клинская не стала звонить ему и сообщать, что все мне рассказала.

– Еся, не молчи! Ты бы наверняка не стала приходить, если бы не было важной причины. Что случилось? – чуть ли не взмолился Назар.

Я повернулась к нему и решила тут же начать беседу, не устраивая танцев с бубнами:

– Я все знаю, Лукинский. Один из детей, которых я ношу, биологически не мой. Кого именно должна я родить тебе и твоей любовнице? Сына? Дочь?

Мой голос сорвался. Назар побледнел почти до синевы. Его глаза округлились, а зрачки расширились. Схватившись за узел галстука, он дернул его в сторону и прохрипел одно-единственное слово, прозвучавшее так, словно было приговором:

– Откуда?

Все мои силы разом иссякли. Желание подлететь к мужу и лупить его так, чтобы он хоть на миг прочувствовал сотую долю того, что испытывала я сама, растворилось. От меня осталась лишь оболочка, совершенно пустая и бездушная. Такое жуткое предательство, от которого волосы вставали дыбом, пережить было невозможно.

– Кто из детей не мой? – выдавила я из себя, безуспешно хватая ртом воздух.

Напрасно старалась втянуть в себя хоть порцию кислорода – в легких образовался смертельный вакуум.

– Еся… они оба твои. Слышишь? Оба твои! – вскричал Лукинский, не заботясь о том, чтобы нас не услышали.

Он бросился ко мне, но я выставила перед собой руки и заорала, что есть мочи:

– Не смей!

Назар приостановился в полуметре. Его глаза вращались, а на лице было такое выражение, будто ему только что сообщили самые страшные известия на свете.

– Есения, они оба твои… Кто тебе все это наговорил? А? Кто?

Рвано выдохнув, я подошла к первому попавшемуся стулу, на который и рухнула. Ослабевшие ноги меня не держали.

– Почему ты это сотворил со мной? Зачем? Для чего ты вообще пошел на то, чтобы я выносила ребенка? Нашего с тобой, я имею в виду. Ты ведь просто мог нанять суррогатную мать для вас с Яной!

Я не сдержалась и эти слова сорвались с губ криком, что доносился, казалось, из самой преисподней. Пусть все кругом слышат… Пусть знают, какое непростительное преступление совершил Назар Лукинский!

– Есения, послушай… Я хочу знать, откуда ты все это взяла! – с нажимом проговорил муж.

Он уже взял себя в руки – бледная синева сошла с его лица, Назар смотрел на меня пристально и въедливо. Я тоже мысленно приказала себе собраться, а когда почувствовала толчок в животе, будто бы кто-то из детей делился со мной силенками, вскинула подбородок.

– Мне рассказала Мария Клинская. Врать она не станет – ей просто незачем. Даже напротив, в интересах Мэри было все сохранить в тайне, но совесть ей, в отличие от твоей, не позволила.

Переведя дыхание и получая мрачное удовлетворение от того, что Лукинский снова посерел, я продолжила допрос:

– Кто из детей не мой? Я в курсе, что в лаборатории это знают! Ты тоже наверняка обладаешь этой информацией. Как ты вообще на это пошел? А твоя Яночка? Она справилась с раком и просто ждет, когда ей выносит ребенка твоя дура-жена? Кого вы планируете у меня забрать после родов? Сына? Дочь? Может, обоих?

Я стала переходить на истерику, которая меня охватила и выкручивала изнутри все суставы. Каждая жилка была напряжена до предела. Словно в тумане, я наблюдала за тем, как Назар делает в мою сторону неуверенный шаг, затем другой. Потом опускается передо мною прямо на пол и смотрит в мои глаза с немой мольбой во взгляде. А когда начинает говорить, я не верю ни единому чертову слову!

– Ты все не так поняла… – забормотал он, впиваясь в мои ноги пальцами.

Я стала машинально скидывать его ладони, но все было безуспешно. А Лукинский продолжал говорить жуткую ложь:

– Я должен был тебе все сказать сразу, Еся… Да, мы взяли другой материал, но лишь потому, что из наших эмбрионов лишь один был более-менее жизнеспособен. Я упросил Клинских подсадить второго ребенка. Да, он биологически мой и Яны… Но она ничего не знает об этом… Мы с ней не виделись несколько лет, Еся…

Верила ли я ему? Отнюдь. Теперь все задержки на работе, все слова, которые мне говорил Назар о том, как он очертя голову окунулся в дела, чтобы всем нас обеспечить, носили совершенно определенный оттенок. Оттенок его измены.

Все же оторвав руки Лукинского от своей одежды, я встала и заходила по кабинету. Назар так и остался сидеть на полу и это выглядело бы даже смешно, если бы не чувство ужаса, которое я испытывала.

– Хорошо. Допустим, вы с Яной не виделись и она ни о чем не знает… Как ты планировал интегрировать второго ребенка в нашу семью? Представим, что я не пошла на узи и ничего не узнала, а в назначенный срок родила бы мальчика и девочку… один из которых был бы на меня совершенно не похож. Ты думаешь, что я дура и не стала бы ни о чем догадываться?

Я сложила руки на животе и взирала на Лукинского так, что мне казалось, будто еще немного и испепелю собственного мужа.

– Яна светленькая. Я и ты – нет. Вероятность, что наш с нею ребенок будет блондином – минимальна.

– Кто это? Кто из двух детей не мой?

– Я не скажу!

Он легко поднялся на ноги и стал на глазах превращаться в того, кто готов отвоевывать свои позиции до конца.

– Ты станешь относиться к одному из детей не так, как должна это делать настоящая мать, – проговорил он, вынося меня на новую волну эмоций, которая была размером с десятиэтажный дом. – Пойми, Есения… Неважно, чей и кто из детей по биологическим меркам. Ты их настоящая мама! И сына, и дочери!

Я прикусила нижнюю губу. Мы подходили к тому, на что я особенно хотела получить ответ. Что будет после родов?

– То есть, через три месяца я рожу и мы просто станем воспитывать этих детей так, будто они оба наши? – уточнила я.

Даже примерять на себя эту роль не хотела. Конечно же, стоит только малышам появиться на свет, я выясню, кто из них Янин, если, конечно, не удастся сделать это раньше. Но сейчас, когда об этом зашла речь, я желала лишь понять, на что рассчитывал и продолжает рассчитывать Назар.

– Да. И уверен – когда ты родишь и приложишь их к груди, забудешь обо всем.

Очень мило! Посмотрела бы я на Лукинского, если бы он вынашивал ребенка, который биологически принадлежал мне и одному из моих бывших мужчин! Хотя, я была честна с мужем – его любила так, как никого до сих пор. И не было в моей жизни человека, ради которого я бы пошла на настолько жуткий подлог.

– То есть, твоя Горюнова останется в неведении, что у нее родился ребенок? – спросила я.

Лукинский покачал головой.

– Да. После того, как узнала, что у нее рак, она сильно переменилась. Сначала сохранила яйцеклетки, потом решила, что рассчитывать на материнство не стоит. И даже если ребенка выносит другая, она не станет брать на себя настолько большую ответственность. Вот и отдала яйцеклетки клинике, чтобы их использовали как донорский материал.

Он подошел ко мне ближе, обхватил за плечи и заставил посмотреть на себя. Я только и могла, что бороться с туманом, который заполнил сознание, от чего оно стало уплывать.

– Яна морально готова к тому, что ее дети будут бегать по этой земле, – усмехнулся Назар. – Так что не забивай себе этим голову.

Не забивай голову. Он так и сказал! Хорошо хоть не попросил меня не париться по тем поводам, которые совершенно никакого значения не имели. Но как у Лукинского вообще язык поворачивался убеждать меня в нормальности происходящего?

– Первое – я хочу знать, мальчик наш с тобой или девочка, – начала я, и муж тут же насупился. – Второе…

– Что это поменяет? – перебил он меня. – Ты пойдешь и попросишь убрать сына или дочь, когда выяснишь это? Невозможно на таком сроке избавиться ни от одного плода, Есения!

Чертов Назар, как же он меня бесил своим отношением, как будто я была инкубатором на ножках! Но взывать к его моральным качествам смысла я не видела. Они попросту отсутствовали у мужа.

– Я хочу знать это хотя бы для того, чтобы принять решение. И попросить во время родов унести и не показывать мне того ребенка, который мне не принадлежит!

Говорила это, а у самой в горле ком стоял. Даже представлять подобного не хотелось. Что куда-то унесут малыша, которого я девять месяцев носила под сердцем, а я и знать не буду, где он и что с ним…

– Это бред, Еся! – отрезал Лукинский. – И теперь хрен ты у меня узнаешь это до кесарева! И во время родов я буду рядом и не позволю тебе отречься ни от одного ребенка! Они оба твои. ТВОИ! Как ты этого не понимаешь?

Все было бесполезно. Я прикрыла глаза, когда перед ними замелькали разноцветные пятна. Передо мной стоял бездушный монстр, который заигрался в господа бога.

– Запомни, Лукинский… Только я решаю отныне, что делать с моим телом и детьми, которые живут во мне! Если захочу, чтобы тебя не было рядом во время родов – ты на пушечный выстрел к операционной не подойдешь! А я захочу – раз ты угрожаешь мне такими вещами!

Глаза Назара недобро сверкнули. Он заложил руки в карманы брюк, отошел и, устроившись за столом, проговорил холодно и спокойно:

– Я буду присутствовать при родах, Есения. А если ты попробуешь сделать то, что пойдет вразрез моим планам, как бы тебе не пришлось вообще остаться без детей. А сейчас поезжай домой. Ты меня утомила.

Домой я вернулась в полном прозрении относительно того, что именно из себя представляет Назар. Он играл в судьбы, выбирал, кто родится и у кого. Он готов был забрать у меня даже моего ребенка, если откажусь подчиняться его правилам. Значит, выход был лишь один – сделать все так, чтобы пострадать в будущем как можно меньше. А в то, что обойдется без страданий, мне верилось мало.

Первым делом, оставшись в одиночестве, я просмотрела все социальные сети Лукинского. Только на одном фото, на которое я раньше не обращала внимания, отыскала Яну. Да и то она там не была в центре снимка и осталась, скорее всего, после того, как Назар прошерстил и убрал все напоминания о прошлом, только потому, что Горюнова не привлекла его внимания. Но я же помнила, что когда мы только познакомились с Лукинским, у него имелись фотографии бывшей невесты. Для меня это вообще было совершенно нормальным – когда два человека подходили к какой-либо вехе в жизни с определенным багажом. Изжившими себя отношениями, воспоминаниями в виде снимков. Без подобного еще ни у кого не обходилось, вот и Яна, которая мелькала в альбомах Назара, являлась для меня абсолютно обыденной частью жизни Лукинского.

Но, как оказалось, он убрал ее отовсюду – только в какой период сделал это, я не знала. Да наверно это было не так и важно. Главным являлся тот факт, что за меня все решили и рассказали, что будет происходить, если я нарушу чужие планы.

Сунув руку в карман перед тем, как снять жакет, я отыскала то, о чем уже успела забыть. Визитку того мужчины, который расспрашивал меня о здоровье, когда я потеряла сознание. Когда вытащила, изучила ее подробнее. Заведующий отделением хирургии Платонов Артур Константинович. Кандидат медицинских наук. Далее – его номер телефона.

Внезапно мне пришла в голову мысль, в которой было столько фатализма, что ему могли позавидовать даже очень верящие в судьбу люди. Все произошло неслучайно. Наша встреча состоялась не просто так, особенно если учесть, в какой момент моей жизни она случилась.

Занеся номер Артура в телефон, я порвала визитку на клочки и выбросила в мусорку. А в записной книжке обозвала его просто – заведующий клиники «Эйр». Теперь если Назар пороется в моем мобильнике, он вряд ли предъявит мне претензии по поводу того, что я звонила хирургу.

Номер Платонова я набрала после некоторых размышлений. Думала в основном о том, что будет, если встречусь с Артуром, а это станет достоянием для Лукинского. И решила – плевать. Он ведь должен понимать, что наблюдаться и дальше в клинике «Медивэдж» я не стану.

Когда же услышала от Платонова, что он очень переживал из-за того, что не остался и не настоял на том, чтобы меня отвезли на осмотр, я заверила его, что со мной все в порядке, после чего попросила о встрече.

А через час ехала с водителем в небольшое кафе, где мы договорились увидеться с Артуром. Сегодня был поистине день открытий и рандеву.

Вываливать на голову Платонова всю неприглядную правду было, пожалуй, не особо хорошей идеей. Но я не смогла удержаться. Как только мы присели за столик, я взяла и поведала этому человеку, который появился в моей жизни столь нежданно и внезапно, обо всем, что успело меня потрясти за считанные секунды. Он слушал, не перебивая, лишь только хмурился все сильнее по мере рассказа.

– Вообще-то это уголовно наказуемое дело, – выдал он свой вердикт, когда я замолчала.

Артур потер подбородок, вытащил свой телефон и какое-то время что-то в нем искал. Потом поднял на меня взгляд.

– У «Медивэдж» очень хорошая репутация. Очень странно, что они на такое пошли.

Я пожала плечами, заметно успокаиваясь. Сам факт того, что меня кто-то выслушал и не стал заверять в нормальности происходящего, заметно исправил мое моральное состояние. Да и мысли о ребенке, который принадлежал Яне и Назару, уже не приносили такого деструктива. Банально, знаю, но ведь малыш ни в чем не был виноват. И за него тоже приняли решение, когда он родится и кто станет его мамой.