– Два года, значит… – Иван приободрился.
Немного.
– Всего два года, – согласился князь. – Или целых два года… тут уж как посмотреть.
Глава 4.
О печальных последствиях необдуманных поступков и сложностях с выбором купальника
«Да, моя мама была абсолютно уверена, что я маюсь дурью. Но также она совершенно точно знала, что никто лучше меня этого не делает!»
Из благодарственной речи одного лауреата премии имени Зигмунда Фрейда в области нейропсихологии
– Ты о чем вообще думал?! – маменькин голос, и в обычное-то время громкий, ныне заполнил весь особняк, от подвалов, в которых вызревали сыры и отдыхали вина, до самого флюгера. Причем от голоса этого флюгер, еще прапрадедом Волотовых деланный и им же зачарованный, вздрогнул и замер, чего не случалось в последние лет триста.
Береслав поспешно смел со стола крошки и, вскочивши, вытянулся перед маменькой.
Оно, конечно, зря.
Бесполезно.
Бывает же, что в семействе почтенном и старом, традициями известном, урождается… этакое вот. И оттого Береника Волотова на младшенького глядя, обычно давила тяжкий вздох да печалилась. В годы ранние вся-то родня по линии Волотовых наперебой убеждала, что ничего-то страшного, возьмет еще кровь свое, вырастет еще дитятко.
Вытянется.
А оно никак.
И ныне вот, на матушку глядючи, Береслав голову задирал.
– К-когда? – уточнил он робко.
– Что «когда»?
– Когда я думал?
– Вот и мне тоже интересно, когда же ж ты думал? – маменькин палец уперся в лоб. – И чуется, что никогда!
– Я…
Береслав отчаянно пытался вспомнить, что же этакого он в последние дни утворил.
Напился?
Так… это да, это давече случилось, но в тот раз, когда сдачу диплома отмечали, он вроде и не сильно злоупотребил. Да и матушка в отъезде была, дальние шахты проверяя. Донес кто? Но с чего бы… вроде ж не буйствовал, посуду не бил и даже матушкиного кота, тварь злопакосную, за хвост ни разу не дернул.
Тогда…
Может, Нютка позвонила? Обрадовала новостью неожиданной о скором прибавлении…
По спине поползла струйка пота. А если и вправду? Она намекала про семью там, детишек… Береслав, конечно, артефактом пользовался, ибо желания заводить семью и тем паче детишек не имел, но кто их, женщин, знает.
Коварные!
Могла ли…
– Мама, я не специально! – выдавил он и глаза закатил, изображая ужас и раскаяние, но, видать, не убедил, если матушка отвесила затрещину.
Да такого в жизни не случалось…
Ну, Нютка, дай только…
– Мама?! – Береславу было не столько больно, все же силу матушка всегда умела рассчитывать, сколько обидно. – Да что случилось?!
– Что? Случилось, да… случилось… – матушка скрестила руки на груди. – То случилось, что сына Господь крепко мозгами обделил…
– Виноват, – на всякий случай Береслав снова изобразил раскаяние. – Но чувство вины будет куда более искренним, когда я узнаю, что именно я сотворил.
Матушка вздохнула.
Вытащила телефон, тыцнула пальцем, тихо проворчав что-то под нос, скривилась, а после сунула этот телефон Береславу.
– Твое? – поинтересовалась она строгим голосом. – Творчество?
Хуже всего, что творчество и вправду было Береславово.
– А… это… ну…
– Твое, спрашиваю? – голос маменькин стал ласков-преласков.
– Ну… как бы… да, – Береслав отвел взгляд.
Врать маменьке он не мог. Не то, чтобы из моральных принципов, скорее уж потому, что Береника Волотова сына своего знала распрекрасно, а потому любое вранье его видела, чуяла и категорически не одобряла. Причем неодобрение это выражала весьма деятельно. Если в годы детские страдали уши – Береслав в тайне подозревал, что нынешняя его лопоухость именно от того и происходит, – то в годы ранней юности, согласно семейной традиции, основной удар взяла на себя задница. И следовало сказать, что общение с розгами, пусть и нечастое, весьма способствовало прояснению сознания. Хотя, наверное, расходилась с принципами гуманности и педагогики в принципе.
Но какая педагогика, когда традиции есть?
– И вот спрашиваю, о чем ты, иродище, думал, когда писал это?
– Ну… – Береслав потер ладонью лоб, честно пытаясь воскресить воспоминания. – Я… тогда… не очень… помнишь, я денег просил… немного… а ты сказала, что если мне мало, то надо пойти и заработать.
Матушка убрала телефон.
– А тут мне предложили… пару групп вести… в сетях… модерация, контент…
– Контент… – повторила маменька эхом.
И привычно заныла задница.
Нет… после того, как ему двенадцать исполнилось, розги из жизни исчезли, сменившись иными способами воздействия. Но что-то подсказывало, что убрали их не так и далеко. И с маменьки станется…
