Финансист

1

Моя задница сидела в углу шикарного кожаного дивана в квартире Джейсона, но разум мой весь был в доме напротив, через парковку, в пустой квартире. В той, которую я раньше называла домом. Той, где жила со своим парнем, рок-звездой Гансом, пока не поймала его в постели со своей лучшей подругой, которую я вышвырнула за дверь, а потом ушла оттуда, забрав с собой все, что не было приколочено.

Ну, может, и часть того, что было приколочено, тоже.

Прошло шесть недель после этого адского разрыва, и, хотя я все еще не была готова снова посетить место, где развернулась одна из худших сцен в моей жизни, мой друг и бывший сосед Джейсон устраивал вечеринку по поводу Суперкубка, а мне дико надо было выпить.

Джейсон жил в новейшем, самом высоком и самом крутом доме в квартале Мидтаун Вилледж. В его квартире все было отделано стеклом и сталью. В моей же были пластиковые шкафы и невероятное нашествие муравьев. В те месяцы, когда я мерила шагами линолеум на полу, размышляя, куда же, на хрен, запропастился мой парень, квартира Джейсона стала для меня домом вдали от дома. А его друзья – моими друзьями. А на его мягком диване из итальянской кожи – всегда занятом парнями, пьющими пиво, мужиками, пьющими виски с содовой, и еще одним парнем, пьющим витаминный напиток, – было гораздо удобнее горевать, чем в моей пустой квартире.

Джейсон плюхнулся рядом со мной на диван и обхватил меня за плечи. От него пахло дизайнерским лосьоном после бритья, а отглаженные брюки почти не помялись, когда он закинул ногу на ногу.

– Я по тебе скучал, детка.

Джейсон был старше меня всего на три года, но уже зарабатывал в год шестизначную цифру в своей компьютерной фирме, да еще время от времени подторговывал наркотиками, «чтобы собрать денег на стартап». Я же была нищей студенткой, которая все еще ходила в майках-алкоголичках и бойцовских ботинках, как будто 90-е не кончились три года назад. Я работала на полставки в «Мэйсис» и даже не могла позволить себе нормальную прическу. Пока я все эти последние недели старалась не заработать нервный срыв, моя когда-то шикарная платиновая короткая стрижка отросла и теперь напоминала собой нечто вроде лохматого двухцветного гриба.

– Да знаю. Я тоже соскучилась. Спасибо, что пригласил.

– Спасибо, что пришла. Я думал, мы сможем залучить тебя только каким-то чертовым чудом.

Я хихикнула.

– Нельзя говорить чертовым и чудом в одной фразе. Это не имеет смысла.

– Сама ты не имеешь никакого смысла, – ухмыльнулся Джейсон, качая головой. – О-о-о-ох… бр-р-р-р… – Он залпом допил свой стакан. Я закатила глаза.

– Пойду налью еще. Тебе принести?

– Не, я в порядке, – улыбнулась я, отхлебывая свой Красный, Синий, Черный или какой там «Джонни Уокер» из стакана, который вручил мне Джейсон.

Я приготовилась целый вечер пялиться в телевизор, притворяясь, что понимаю, что за херня там происходит, и отбиваться от домогательств его наглых подвыпивших дружков, когда мой взгляд упал на что-то, происходящее возле двери.

Нет, не на что-то.

На кого-то.

Время замерло.

Взревели невидимые турбины.

Новый гость Джейсона вошел, танцуя с грацией греческого бога.

Или падшего ангела, если учесть его одежду.

Загадочный гость Джейсона был высоким, стройным и с ног до головы в черном.

Скинув черное пальто, он небрежно повесил его на стул у входа. Под пальто на нем была черная рубашка с закатанными рукавами, открывающими накачанные бицепсы и предплечья. Рубашка была заправлена в идеально сидящие брюки, мягко стекающие с бедер. Проходя через гостиную, он распустил узел стильного узкого черного галстука. Над шеей у него была линия челюсти, сделавшая бы честь Капитану Америка, высокие скулы и коротко стриженные светло-каштановые волосы, слегка торчащие спереди.

Он выглядел как плохой парень с хорошей работой и великолепным телом, и я совершенно точно была в таком заинтересована.

Так что я отменила вечер страданий, проглотила слюну и выработала план. Когда он пойдет обратно, я или рухну к его ногам, симулируя обморок, или притворюсь, что подавилась, чтобы он сделал мне искусственное дыхание. Но в любом случае я была решительно настроена на то, что все это должно кончиться тем, что он спасет мне жизнь и это свяжет нас прочной, неразрывной нитью.

Я уже собиралась ринуться на выполнение своих планов, как услышала где-то в кухне крик Аллена, одного из местных завсегдатаев: «Кен!»

Я обернулась.

«Кен?»

Кена тут не было. Я бы знала. Кен был моим приятелем – вечно пьющим витаминный напиток, вечно в спортивном костюме, вечно отпускающим ехидные замечания, вполне милым, если вам по вкусу резкие шуточки – мне лично не по вкусу. Но он не был…

И тут Аллен с его стрижкой под горшок и очками на лбу появился в гостиной и кинулся к новому гостю Джейсона с распростертыми объятиями. «Привет, братан!» У меня отпала челюсть.

В последнюю секунду, сделав нырок, этот парень ловко избежал попытки Аллена обхватить его, в результате чего его плотный четырехглазый приятель едва не снес стеклянный кофейный столик.

«Черт меня побери. Это Кен. Он здесь».

И он дико крут.

Это как Супермен, который дурил всех вокруг, притворяясь тихоньким репортером. Я не могла поверить, что Кену удалось убедить меня, что он совсем не мой тип, всего лишь надев спортивные штаны и пару кроссовок. Я что, правда такая дура? Он был умным, красивым и забавным – в таком сухом, саркастичном ключе, – а я полностью списала его со счетов, как какого-то прилизанного придурка.

Внезапно я растерялась, не зная, что делать и как себя вести. Кен был моим приятелем, так что я должна была хотя бы сказать: «Как дела?», – но я просто не могла. Я так и сидела, прячась на ровном месте, в ожидании каких-то проявлений Кен-ства.

Я уже видела, как он с ловкостью ниндзя выдрался из объятий Аллена.

«Да, это Кен».

Как пошел и взял витаминный напиток из холодильника.

«Супер-Кен».

И как улыбнулся, наконец заметив меня из-за кухонной стойки.

«О-о-о-о-очень Кен».

Этот сукин сын, словно сошедший со страниц GQ, в черной рубашке, черном галстуке, с шикарной стрижкой и бирюзовыми глазами улыбался… мне. Кажется, я наклонилась вперед и замерла, вздыхая с сердечками в глазах, прежде чем опомнилась и поняла, что должна улыбнуться в ответ… ну или сделать еще что-то.

На диване не было места для него, так что я, подчиняясь инстинкту, встала. Я собиралась подойти к нему и сказать: «Привет». Это же нормально, да? Мы же друзья.

Я сделала три шага в его сторону, но в последний момент струхнула и, резко свернув направо, вышла покурить на балкон. В январе. Даже куртку свою не захватила.

Как полная идиотка.

Снаружи все было совсем по-другому. Готовясь к вечеринке, Джейсон натянул на балконе несколько рядов белых праздничных гирлянд и установил динамики от своего стерео. Внутри было шумно, ярко, тепло и бардачно, а тут, снаружи, темно, холодно, тихо и мелодично. Заканчивалась какая-то тягучая лиричная песня, я села на мягкий балконный диванчик, закурила и стала изо всех сил наслаждаться моментом, медленно умирая от переохлаждения.

Но момента надолго не хватило. Услышав первые три секунды очередной песни, я была готова кинуться с этого балкона. Как будто мало было того, что я сидела тут, замерзая насмерть и глядя через парковку на квартиру напротив, где вся моя прошлая жизнь обернулась дерьмом, вселенная решила, что, раз уж я тут, будет страшно забавно заставить меня послушать «Падающую звезду» «Фантомной конечности» – песню, которую Ганс написал для меня, когда мы с ним только начинали встречаться. Это был их первый и единственный сингл на радио. Вскоре после нашего расставания «Фантомная конечность» вылетела из студийных записей, потому что их первый альбом продавался плохо, но местные станции все равно не переставали крутить «Падающую звезду» с упорством, достойным лучшего применения. Со времени нашего расставания мне удавалось полностью избегать этой песни, но она наконец меня настигла.

Идти мне было некуда, и, вздохнув, я покорилась судьбе.

Но, слушая эти слова – действительно слушая их, я поняла, что и в самом деле слушаю эту песню как будто в первый раз. Она не вызывала во мне тоски. Я даже начала хихикать. А потом рассмеялась. А потом зажала руками рот, чтобы заткнуться и дослушать все до конца.

«Падающая звезда» вовсе не была эпической сагой о предопределенной судьбе и истинной любви, как я почему-то думала. Это была песня про девушку, которая была достойна большего, чем ее возлюбленный. Он пытался удержать ее, но в конце концов она вырвалась и засияла, как сверхновая звезда, став тем, чем всегда должна была быть, и бросив его в пыли.

– Тебе что, нравится эта песня?

Я подскочила, все еще зажимая руками рот, и увидела, как Кен закрывает за собой балконную дверь. На нем было пальто, а в руках он держал мою куртку.

Я расплылась в улыбке. Даже не знаю, кому я обрадовалась больше – Кену или куртке.

Вручая мне мою блестящую бордовую летную куртку, Кен сказал:

– Тебе не кажется, что это уж как-то больно сопливо?

Закутываясь в куртку, как в одеяло, я хрипло рассмеялась.

– Да сопливо до жопы!

Я подвинулась, освобождая Кену место на диванчике, но он, как всегда, отошел в дальний конец балкона.

Всегда на расстоянии.

– А какая у тебя любимая группа? – спросила я, затягиваясь сигаретой, словно не рисковала отморозить себе кончики пальцев.

– Sublime, – без малейшего промедления ответил Кен.

– Sublime? Да ладно, – хрюкнула я.

– А что не так с Sublime?

«Черт. Так он всерьез?»

– Нет-нет, ничего, – сдала я назад. – Отличная группа.

– Так в чем дело-то? – Кен поднял бровь и оперся на балконные перила, явно наслаждаясь видом моих корчей.

А мне нравилось смотреть, как он смотрит на мои корчи.

– Хм, ну, фактически они поют только про то, как чуваки под сорок пьют и курят траву.

– И еще про детскую проституцию, – добил меня Кен.

– Ну да, – хихикнула я. – Как я могла об этом забыть? Это же в «Не том пути».

– Это практически величайшая песня на свете.

– Эй, – сказала я, снова отвлекаясь на его внешний вид. – Мне нравится, как ты одет. Чего это ты такой нарядный?

«Господи, надеюсь, это звучит не так по-идиотски, как кажется».

– Да пришлось зайти на работу. Обычно по воскресеньям я выходной, но куча идиотов сегодня отпросилась из-за Суперкубка, так что мне пришлось туда пойти.

– Вот они, трудности быть начальством, да?

Кен был управляющим в кинотеатре, но отказывался пускать меня бесплатно, потому что я однажды назвала его козлом.

– Ага, особенно если все твои работники чертовы подростки, – ухмыльнулся Кен. – Ничего личного.

– Да подумаешь! – фыркнула я, швыряя в него диванной подушкой. – Я-то уже сколько месяцев не подросток.

Прицелилась я кошмарно, но Кен изловчился и поймал подушку прежде, чем она улетела через перила. Движение было совершенно естественным; казалось, он мог бы сделать это во сне. Улыбнувшись, он сделал вид, что собирается стукнуть меня подушкой, но когда я заверещала и закрыла голову локтями, осторожно сунул ее мне на колени.

Вот козел.

Опустив руки, я поглядела Кену в глаза, пытаясь изобразить выражение «Да иди ты», но один из углов моего рта отказывался сотрудничать. Вместо того чтобы опуститься, он упорно поднимался.

– С такими навыками тебе надо податься в Цирк дю Солей, – сказала я, закатывая глаза и делая вид, что меня совершенно не впечатляют его рефлексы бывшего футболиста. – И тогда тебе больше не придется иметь дела с подростками.

– Ага, только с уродами, которые даже по-английски не говорят, – отрезал Кен.

– Что? Да эти люди великие артисты!

Кен поглядел на меня с минуту со странной полуулыбкой.

– А ты сама там была?

– Что? В Цирке дю Солей? – Я чувствовала, что мой голос практически срывается на визг. – Господи, да это же типа моя самая любимая штука. Всякий раз, как я ухожу оттуда, я чувствую себя такой… ну не знаю… тупой, что ли? Типа, страшно некреативной. Они там такое делают, такое выдумывают, это просто… ах! Ты что, не был?

Кен смотрел на мои восторги, забавляясь, а потом помотал головой.

Я просто ахнула. Громко ахнула.

– Господи, Кен! Тебе понравится! Ты любишь искусство, музыку и Европу – ну, в смысле ты их не любишь, потому что ты ничего не любишь, но… – Кен ухмыльнулся на мою подколку. Это была хоть и шутка, но правдивая. Этот засранец ни к чему не относился всерьез, кроме как к тому, чтобы избегать любых развлечений. – А это – все это вместе, только лучше! И они приезжают каждой весной! Ты должен сходить!

– Ну, может, я и проверю. – Лицо Кена ясно выражало, что он не собирается ничего проверять.

– Боже ты мой, – зарычала я, и в моем голосе послышался гуляющий по моей кровеносной системе «Джонни Уокер». Я махнула в сторону Кена тлеющим огоньком своей сигареты. – Ты не пойдешь, потому что это стоит денег!

Кен рассмеялся, вот прямо по-настоящему, и мне захотелось воздеть этот звук над собой, как трофей.

– Я и забыл, что общаюсь с будущим психологом, – хохотнул Кен.

– Слушай, приятель, ты пойдешь туда, даже если мне самой придется заплатить за твой билет.

– Ладно.

– Ладно?

«Погодите. Что?»

Мы с Кеном погрузились в неловкое молчание, и тут зазвучала песня «Широко раскрыв объятья».

– Господи. Кстати, о сопливых рок-звездах. – Вскочив, я вышвырнула окурок на парковку под нами. – Пошли, – сказала я, хватая Кена за лацкан пальто и таща за собой в квартиру. Это было самое большое приближение к прикосновению, которое, по-моему, он мог мне позволить. – Я не могу больше слушать это дерьмо.

Кен охотно последовал за мной. Я сделала себе заметку на память.

«Не любит обниматься. Но не возражает, чтобы его таскали, как собаку на поводке. Интересно».

Увидев, как мы входим, Джейсон кинулся к нам, как будто что-то случилось.

– Кен! Кен! – Он замер перед нами, пыхтя и сопя. – Братан, как твоя фамилия?

Это был довольно странный вопрос – вот так, ни с того ни с сего, но как только Джейсон это сказал, я поняла, что мне тоже страшно важно узнать ответ. Время словно замерло, пьянка затихла вдали, весь шум вокруг нас заглох, а все клеточки моего тела напряглись и прислушались. Я слушала так, словно Кен должен был сообщить нам выигрышный номер лотереи. Как будто ему удалось создать рецепт пива без калорий. Как будто то, что сейчас сойдет с его губ, как ужасно и непроизносимо это бы ни прозвучало, в один прекрасный день станет и моей фамилией.

– Истон, – сказал он.

«Истон, – подумала я. – Мне нравится».

2

– Ну, и как оно, снова побывать у Джейсона? – Джульет, моя лучшая подруга еще со средней школы, сидела рядом со мной в парикмахерской. Половина ее головы выглядела так, будто она сунула палец в розетку, но другая уже была заплетена в гладкие длинные тонкие черные косички. Джульет буквально устроила стильный прорыв ради того, чтобы затащить меня в этот салон, но теперь, когда я была тут, никто не знал, что можно сделать с моей косматой метелкой.

– Как насчет суперкороткой стрижки? Мы можем просто состричь все это, – предложил стройный элегантный парень, проводя рукой со звенящими на запястье браслетами.

Я поглядела на бедолагу в зеркало и вздохнула.

– Я только что выросла из такой стрижки. Мне бы хотелось что-то другое.

Он поскучнел.

Поднеся руку ко рту, Джульет прошептала на весь салон:

– Она только что рассталась с парнем.

– Ни слова больше, – подмигнул парикмахер. – Стрижка мести. Мне нравится эта идея.

Я обернулась к Джульет, вспомнив ее вопрос.

– Ну да, это было очень странно. Увидеть вот так свою бывшую квартиру… Но потом пришел Кен, и…

– Понял! Как насчет Гвинет Пэлтроу в «Двери закрываются»? – спросил мастер, приподнимая обеими руками волосы у меня на затылке. – Мы можем убрать вот тут, – показал он. – И выпустить такую длинную прядь с одной стороны.

– Такая стрижка у меня тоже была, – пожала я плечами. – Я думала на сей раз оставить побольше длины.

Андрэ – я не помнила его имени, но он выглядел, как Андрэ, – сморщился в ответ.

– Тебе надо покраситься потемнее, – предложила парикмахер Джульет. У нее самой была запутанная копна дредов, выкрашенная в темно-красно-лиловый цвет.

– О, мне нравится ваш цвет!

– Господи, точно! – воскликнул Андрэ. – Бордовый. Идеально подойдет к твоей коже. Мне видится такое гладкое, четкое бордовое каре. Как у тайного агента.

– Не думаю, что ее волосы будут лежать гладко, – заметила Джульет.

– О, милочка, они будут лежать так, как я скажу.

Я повертела головой, перевела взгляд с одного парикмахера на другого и пожала плечами.

– Ладно.

Андрэ отошел развести краску, а Джульет, ухмыляясь, ткнула меня в бок.

– Что? – огрызнулась я.

– Ты назвала его Кеном.

– И? Его так зовут.

– Ты всегда называла его Пижамой.

– Ну, это было раньше, когда он все время ходил в пижаме.

– Балда, это был спортивный костюм, – фыркнула Джульет.

Если Джейсон был для меня как будто братом, то Джульет – злобной старшей сестрой.

Я сложила руки на груди.

– Неважно. У меня тоже есть штаны на резинке. Я покупаю такие в отделе пижам в «Таргете», потому что это долбаные пижамы.

Джульет и ее мастер захихикали.

– Ну, так если он больше не Пижама, что же он носит теперь?

Фыркнув, я уставилась в зеркало перед собой, пытаясь послать своему парикмахеру телепатический призыв поспешить с этой своей краской.

– Ну, не знаю… Не пижаму. Типа… галстук.

Выражение на лице Джульет с веселого сменилось на озадаченное.

– Галстук? С каких это пор тебе нравятся парни в галстуках? Тебе всегда нравились те, которые выглядят так, будто они грабят парней в галстуках. Под дулом пистолета.

Я против воли рассмеялась.

– Я в курсе. Но ты просто его не видела. Это был не просто костюм с галстуком. Это было… не знаю… круто.

– Господи.

– Ну что?

– Он может стать твоей местью!

– Нет. Кен? Он же совсем не мой тип. Он не пьет, не курит, у него ни тату, ничего. Его, небось, ни разу не арестовывали.

Мастер Джульет хихикнула.

– Детка, тебе точно нужен другой тип.

Джульет поглядела на нее.

– Что ей нужно, так это месть. Всем известно, нет лучше способа пережить мужика, чем завести нового.

– И новую стри-и-и-ижку! – Появился Андрэ с миской, полной бордовой жижи. Он резко отвернул мое кресло от Джульет, и наш разговор оборвался.

Пока он там колдовал, мои мысли вернулись к Кену. Надо было признать, что единственным моментом за прошлые шесть недель, когда я не перебирала в памяти все печальные детали нашего с Гансом разрыва, были те несколько минут, что я провела вчера с Кеном.

Но разве с ним можно всерьез встречаться? Ну, в смысле он же Пижама. У нас нет ничего общего. Да и кроме того, я его почти не знаю. Ну ладно, я знаю почти всех его друзей, и где он работает, и что мы с ним ходили в одну школу, и что он бросил футбольную команду, потому что ему не нравилось, что на него орал тренер. Еще я знала, что он путешествовал по Европе и был во всех музеях, куда хотела бы попасть я, и что он знает о Древнем Египте и истории больше, чем я, потому что он помогал мне готовиться к экзаменам. И я точно знала, что Кеннет Истон не пьет, не курит, не употребляет наркотики, не ест шоколад, не признает праздников, дней рождений, обнимашек, нормальных отношений и даже фразу «Спаси Бог», потому что он упрямый, унылый атеист.

Так почему я не могу перестать о нем думать?

Три часа спустя вся голова Джульет была в длинных тугих черных косичках; а у меня было гладкое, остроугольное бордовое каре; а все в этой парикмахерской теперь наверняка умрут от рака – столько всякой химии пришлось вылить на мою голову, чтобы избавиться от кудряшек.

Мы с Джульет обнялись на прощание на парковке и разошлись по машинам, я – в свой десятилетний черный «Мустанг», на котором когда-то, еще до того как смогла покупать себе сигареты, гоняла на треке за деньги, а Джульет – в старый минивэн, который ей отдала мама, когда она в шестнадцать лет забеременела от своего дружка-наркодилера.

Ах, добрые старые времена.

Теперь же мы с ней были двумя уставшими одинокими женщинами, тратящими все свое время только на то, чтобы прорваться сквозь учебу.

Но теперь у нас хотя бы были потрясные прически.

Мы с сияющими улыбками и сигаретами в руках одновременно выехали с парковки у парикмахерской. Джульет повернула на шоссе направо, в сторону маминого дома, где жила со своим четырехлетним сыном. Я свернула налево, направляясь в сторону опиумной курильни, которую называли домом мои предки-хиппи.

С каждой новой милей я чувствовала, как депрессия, с которой я боролась все время после разрыва с Гансом, поднимает голову и покусывает краешки моего сознания.

«Только поглядите на Биби, вся такая из себя, а ехать ей некуда», – дразнилась она.

Я включила радио.

«Одна только трата денег».

Я сменила станцию с поп-музыки на хард-рок.

«Ради кого ты стараешься, а?»

Я прибавила громкость.

«Ради родителей? Все равно сегодня вечером ты больше никого не увидишь».

Как раз когда я начала раздумывать, вывернуть ли мне рычажок громкости на полную мощность или же рулевое колесо вбок, вмешалась Вселенная.

– Цирк дю Солей объявил, что его фирменное желто-голубое Большое Шапито возвращается в Атланту этой весной с «Варекай», его последним представлением. Глубоко в лесу, у подножия вулкана, существует потрясающий мир – мир, где возможно все. Этот мир называется… «Варекай». Премьера «Варекай» состоится 6 марта, но продажа билетов начинается уже сейчас.

Прежде чем я успела придумать план или хотя бы задуматься, я выхватила из сумки телефон и прижала его к уху плечом.

– Что за…

– Джейсон! – заверещала я. – Мне надо, чтобы ты прямо сейчас позвонил Кену, дал ему мой телефон и сказал, что он ведет меня в Цирк дю Солей!

– Какая стри-и-и-ижка! – воскликнула мама, едва я успела войти в дом. Помахав мне из кухни, она подошла и потрепала мой новый бордовый боб. – Ой, он такой прекрасный, блестящий и прямой. Пообещай, что больше не будешь его сбривать.

Я рассмеялась.

– Ну, если смогу поддерживать его в таком состоянии, то да, обещаю.

Папа в гостиной играл на своем «фендерстрате» песню Джимми Хендрикса. Музыка прекратилась, и папа крикнул: «Отлично выглядишь, Скутер!» Наверно, он видел, как я подходила к дому.

– Ой, какие красивые, – сказала я, увидев на столе новую вазу с белыми лилиями. – Откуда они…