Не смотря ни на что

В первый раз в первый класс

В 2008 году я пошел в школу. Мне тогда было ровно семь лет, как и всем первоклассникам. Как я уже говорил, отправился я не в обычную школу, а в школу для детей со слабым зрением, а также для полностью незрячих детей. Но учились у нас не только незрячие и слабовидящие, но и дети с самыми разными заболеваниями.

Хорошо помню 1 сентября. Стояла настоящая питерская осень: холод пробирал до костей! Мы с моими родителями у памятника К. К. Гроту (именно там обычно и проходит линейка ко дню знаний) тряслись от холода. На линейке произносил речь наш директор, Мухин Алексей Викторович, пели старшеклассники… Словом, это была такая же линейка, как во всех школах. Потом нас повели в наш класс.

Такие разные одноклассники…

Не успел я еще прийти в школу, а у меня уже был лучший друг, который и до сих пор остается моим лучшим другом – Дима Б. С ним познакомились еще в подготовительной группе детского сада и за последний год сдружились. Я сидел на последней парте, а Дима передо мной.

Первую нашу учительницу звали Анна Владимировна.

Мы начали представляться. Представилась сначала Анна Владимировна, потом начали представляться мы. Все шло, в принципе, хорошо, пока очередь не дошла до одного мальчика, сидящего на предпоследней парте у окна. Он был единственным незрячим среди нас. Когда его спросили, как его зовут, он начал смеяться, по сути, без причины, и сквозь смех выдавил: «Кирилл В. Ч.». Когда его спросили, почему он смеется, он отвечал, что он просто веселый! Для первого класса это было еще более или менее допустимо, но дальше…

Итак, Кирилл все время смеялся, но была и другая крайность: училась у нас еще одна девочка, которая ну никак не хотела называть свое имя. С трудом Анне Владимировне удалось выяснить через родителей, что зовут ее Света Б.

Нас было человек двенадцать, но к концу начальной школы осталось восемь. Кто-то ушел на надомное обучение по разным причинам (надомное обучение – это когда ты числишься в классе, но на уроки не ходишь со всеми, а приезжаешь в школу и занимаешься один на один с учителем по индивидуальной программе). Кто-то (обычно, так оно и бывало) уходил на надомное из-за плохой учёбы или малой способности к социализации. Но был у нас еще один пацан, который, наоборот, ушел на надомное из-за того, что был слишком умным. Он за год осваивал программу двух лет!

В общем, начали мы учиться. О том, чему и как нас учили, я расскажу чуть позже, а пока хотелось бы остановиться на том, что мы делали на переменах. Если не считать Свету, в классе у нас было всего две девочки: Арина И. и Лиза. Б. Они были и остаются лучшими подругами и постоянно проводили время вместе. Плохо помню уж, чем они занимались, но наверняка это были детские девчачьи игрушки типа кукол, школы, доктора и т. п.

Вообще мы в классе сами разделились по двое, по трое. Помню двух одноклассников: Максим М. и Никита Д. Они, в основном, как бешеные, носились по коридорам и играли в «Наруто».

Кирилл на переменах сидел в коридоре, все время отчего-то смеялся, раскачивался взад-вперед, подергивал руками и т. п. Он вообще был немного психически ослаблен.

Был еще один у нас парень: Витя А. В первом классе он все время «катал нас на метро»: бегал по коридору, изображал едущий в метро поезд и говорил: «Осторожно, двери закрываются! Следующая станция…».

А я? Мы с Димой были еще теми отбитыми! Только познакомившись с новыми одноклассниками, мы думали, почему у них такие имена, например: Арина – потому что она орет, Максим – потому что он делает максимум, и т. п. Но самая жуть была в наших… как бы это назвать-то… в общем, мы просто несли ахинею из набора отдельных фраз. Даже стыдно и смешно вспоминать, что это было. С одной стороны, – бред собачий, но, в то же время, вспоминаешь и покатываешься со смеху! И эти фразы мы из перемены в перемену долдонили!

После уроков (как правило, в первом классе у нас было не больше четырех-пяти уроков) мы ходили обедать, а дальше – кто шел домой, кто в музыкальную школу (в нашей школе была музыкальная школа, о которой мы поговорим чуть позже), кто еще на какой-нибудь кружок. Я ходил в музыкальную школу, а потом меня забирали домой.

Почему наша школа называется интернатом? Потому что дети могли в ней жить.

Дело в том, что эта школа была, в общем-то, одна на весь регион, если не считать школы №2, в которой учились только слабовидящие, поэтому сюда приезжали дети со всей Ленобласти, и кому-то было неудобно и далеко ездить домой, а родители не могли часто забирать. Поэтому те, кто был в такой ситуации, жили там: завтракали, еще раз завтракали, обедали, полдничали, ужинали и ложились спать. Кроме того, здесь учились и жили дети-сироты. При школе находился и находится до сих пор детский дом.

Музыка, которая всегда с нами

В первом классе у нас были обычные звонки, но со второго класса они стали музыкальными!

На подъем и на каждый урок играла своя музыка. За пять минут до первого урока звенел первый звонок (Хачатурян, «Танец с саблями), второй звонок звучал уже на первый урок- в девять утра (Чайковский, «Танец маленьких лебедей»). И на каждый урок играла своя музыка: Моцарт «Турецкий марш», отрывок из оперы Бизе «Кармен», что-то из Свиридова и Вивальди и т. п.

Для нас это было очень важно. Ведь мы, испытывающие проблемы с ориентацией, благодаря музыкальным звонкам, всегда знали, какой именно урок начинается.

Кроме того, мы, зачастую имеющие особую способность к музыке, с малых лет жили в окружении музыкальной классики.

Питание

Уроки у нас проходили по сорок минут, а не по сорок пять, как в обычной школе. Первый завтрак был только для тех, кто ночует, а второй – для всех. Для начальной школы завтрак начинался после второго урока, для старшей – после третьего.

У нас в школе есть такое понятие, как «ставить на питание». Что оно значит? Утром к первому уроку приходила воспитательница, спрашивала, сколько человек в классе, кто отсутствует, сколько остается на ужин и на завтрак следующего дня. Это было нужно для того, чтобы знать, на скольких человек заказывать еду. Да, у нас еду не готовили, а привозили уже готовую, а повара просто разогревали. До сих пор помню, как я в классе, наверное, седьмом, может в шестом, съел три тарелки пюре с мясом, или с рыбой. Вообще мне часто оставляли добавку, потому что некоторые ребята просто не приходили на обед, хотя их ставили на питание, и их порция оставалась. Приходилось ее есть мне. Раз как-то я говорю, доедая уже вторую порцию пюре: «А это чья?». «Твоя», – смеясь, ответил мне Дима. И мне пришлось есть еще одну. Поэтому я в начальной и средней школе был кругленьким, отъедался на добавках, как мог. После обеда можно было остаться в классе и делать уроки.

Были воспитатели, которые помогали с уроками. Кто-то был просто как второй учитель.

В целом, в младшей школе, конечно, были свои радости, обычные детские дела и игры, но одноклассников (да и самого себя) я воспринимал как ребят странных, психически неполноценных, живущих в собственном мирке, совсем не похожем на большой мир здоровых детей.

Учились мы в школе двенадцать лет, а о том, почему и как, я расскажу в следующей главе.

Как нас учили писать и читать

В школьной параллели было 4 класса: А, Б, В и Г.

В А учились, в основном, незрячие и очень слабовидящие люди, те, кто писал шрифтом брайля4.

В остальных классах учились те, кто видит лучше и может писать обычным шрифтом.

В классе же Г учились те дети, которые имели некоторые отклонения и нарушения в умственном развитии.

Ученикам класса А, а часто – и другим – не обойтись без прибора для письма по брайлю. Теперь о том, что такое брайль.

С чего бы начать? В общем, существует специальный прибор, он так и называется прибором, никак иначе, в котором несколько клеток (сам по себе прибор железный). Клетки располагаются как по горизонтали, так и по вертикали. Обычно строчек восемнадцать, а на каждой строчке 24 клетки, но есть и исключения.

Сам прибор имеет крышку с клетками и линию изгиба, на которую ставится тетрадный лист. Тетради были тоже специальные, со специальной бумагой. На обложке этой тетради крупными буквами писалось, что это тетрадь для письма по брайлю для слепых детей. Так вот, тетрадный лист кладется линией изгиба на линию изгиба прибора так, чтобы обе линии совпали, и зажимается сверху и снизу в двух штифтиках. Далее закрывается крышка, и уже на самом приборе с двух сторон сверху и с двух сторон снизу зажимаются штифтики, чтобы лист не съехал с прибора. Затем берется маленький грифель (приборчик с седлышком для пальца и иголочкой). Палец ставится на седлышко, а иголочка прокалывает в клетках прибора точки, из которых и складываются буквы, из букв – слова и так далее).

В каждой клетке шесть точек – три справа, и три слева. Дальше схема выглядит еще интереснее. Когда мы закончили писать, открываем крышку прибора и вынимаем лист. Пишется все справа налево, а при вытаскивании листа буквы как бы зеркально переворачиваются и читаются слева направо. При этом буквы и их написание не меняется.

И вот нас в первом классе учили сначала писать шеститочия, чтобы рука привыкла к брайлю и к тому, что в каждой клетке грифель нужно ставить на определенную позицию. Еще раньше учили заправлять лист в прибор (я очень долго не мог понять технологию этого всего, и потом пол-лета после первого класса на даче с мамой и бабушкой учился это делать, и только ко второму классу – научился). Далее нас учили писать буквы. Сначала мы учились их читать, затем писали их в так называемой «колодке шеститочия». Это такая кубообразная штука, в которую ставится грифель и тоже можно писать буквы, но она раза в три меньше и уже обычного прибора. Постепенно мы учились читать небольшие тексты с теми буквами, которые уже знали, и писать их.

Таков краткий экскурс в написание букв по брайлю. Буква а – первая точка. Буква б – первая и вторая, визуально похожа на небольшой столбик. Буква л – первая вторая и третья (столбик побольше). Буква в – вторая четвертая пятая и шестая. Это уже посложнее, потому что вторая и пятая точки – точки средние, и попасть на них грифелем сложнее, чем на остальные, потому что первая, третья, четвертая и шестая точки – точки угла клетки (это, кстати, буква щ).

Но самое интересное и полезное заключается в том, что на обратной стороне тетради была подсказка для зрячих, для родителей, например: как пишется та или иная буква или знак препинания. И родители могли дома проверять грамотность ребенка и то, как он пишет. Проверяли и меня. Но, честно говоря, со средними точками у меня были большие проблемы. Я не мог поставить руку с грифелем так, чтобы проколоть вторую или пятую точку, и она не съехала бы куда-то в угол.

Кстати, этим же страдал и мой друг Дима. После обеда мы с ним сидели в классе и делали уроки. Юлия Андреевна, наш воспитатель, все время вызывала нас к учительскому столу, чтобы проверить, как мы пишем. И каждый раз нам говорила: «Никаких вам рекреаций, будете сидеть и писать, пока не научитесь». Рекреацией мы называли коридор, где мы все играли и бесились. Соответственно, если нам не разрешали выйти в рекреацию, значит, сиди и делай уроки до посинения. Жестко, но зато справедливо.

Как нас учили считать

Как и всех, в первом классе нас учили считать просто сначала от одного до десяти, на палочках, потом элементарные действия: 1+2, 5—1 и т. п. но интересно выглядит схема написания цифр по брайлю. Точек-то всего шесть, а знаков много. Тут тебе и буквы, и цифры, причем, буквы как русские, так и латинские (английские), а еще ноты. Как все вместить в одну шестиклеточную систему?

Чтобы из буквы сделать цифру, нужно к ней приписать так называемый цифровой знак. Это своего рода сигнал, что перед нами цифра, а не буква. Так, например, буква а и цифра 1 пишется одинаково, но если поставить перед буквой а цифровой знак, то мы понимаем, что это цифра 1, а не буква а. С цифрой 2 и буквой б такая же ситуация.

Но как же писать двузначные числа и числа с большим количеством знаков? Перед десятком ставится цифровой знак, а перед последующей цифрой уже нет. То есть, если мы хотим написать число 10, то мы перед единицей должны поставить цифровой знак, а перед нулем уже не надо. Знаки плюс и минус тоже совпадали со знаками препинания в русском языке. Плюс – это восклицательный знак, минус – дефис, умножить – апостроф или кавычка, разделить – точка. Так примерно это и выглядело.

Когда же мы перешли в пятый класс, у нас появились дроби. Всем известно, что в дробях пишется вверху числитель, а внизу – знаменатель. По брайлю была примерно такая же схема. В одной клетке писался цифровой знак, в другой числитель дроби, а в третьей – знаменатель, причем, знаменатель писался со сдвигом на точку вниз. Так, например, если надо было написать дробь одна вторая, это писалось так: цифровой знак, цифра один, и двойка, «спущенная» на точку ниже (обычная цифра два писалась первой и второй точками, а «спущенная» – второй и третьей).

Так же работало и с остальными дробями, но не с десятичными. Чтобы написать десятичную дробь по брайлю, нужно было написать целое число с цифровым знаком, поставить запятую и без пробела (после запятой никогда не ставился пробел, даже в русском языке) написать десятую или сотую долю уже без цифрового знака. Еще интереснее писались дробные выражения, где в числителе и знаменателе стояли разные действия и латинские буквы типа a -b, или 2a. В этом случае писалась дробная черта, которая пишется так же, как буква ю. и это выглядело так: перед числителем ставился значок открытия дроби (вторая и третья точки), писался сам числитель, далее после пробела писалась буква ю (дробная черта) и шел знаменатель и дробь закрывалась (точки пятая и шестая).

Как мы писали степени? Чтобы написать число в какой-то степени, нужно было поставить после числа сначала третью и четвертую точку, а затем степень, в которую возводим, при этом число спускалось на точку ниже, как в дробях.

А если, например, надо было написать выражение 2a, а буква a так же, как буква а русская, пишется как цифра один? Легко же перепутать и написать число 21. Тогда как быть? В этом случае ставился признак малой или большой латинской буквы. Если нам надо было написать выражение 2a, то перед буквой, чтобы не спутать ее с цифрой, мы должны были поставить шестую точку, если это малая буква, или четвертую и шестую, если большая.

Вообще цифры от одного до нуля пишутся по брайлю так же, как латинские буквы с aпо j. И чтобы избежать путаницы, ставили признаки латинских букв. Начиная с буквы kи до последнего сходств в брайле с цифрами нет, поэтому здесь шестую точку можно было не ставить.

Если же в степени было целое выражение, то степень нужно было «закрыть», чтобы отделить выражение, стоящее в степени, от остальных чисел. Закрывалась степень русской буквой ш.

Интеграл писался максимально заумно. Я даже сейчас не все вспомню, помню только, что он писался как буква ы. Наши ребята его называли «ынтегралом» исключительно поэтому.

Как нас учили геометрии

На каждый предмет у нас было по две-три тетради: рабочая, тоже бывало, что не одна, для контрольных работ и справочник (по некоторым предметам).

Справочник нужен был для записи теории: всяких правил, например, и т. п. Такой справочник был у нас по алгебре и геометрии. Также по алгебре у нас были две рабочие тетради, чтобы одну сдать на проверку домашнего задания, а другую оставить для работы в классе. В конце учебника по геометрии, после всех ответов у нас шли рисунки. Их мы могли использовать для решения задач. «Как же выглядели рисунки по брайлю?», – спросите вы. Я вам отвечу: их рисуют в приборе «Школьник» на обычной брайлевской бумаге, используя брайлевскую линейку. О том, как выглядит прибор «Школьник», мы поговорим позже.

Брайлевская линейка выглядит так же, как и обычная, с той только разницей, что на ней деления подписаны по брайлю с двух сторон. Нужно класть линейку на тетрадный лист, вставленный в прибор «Школьник», и соединять точки в фигуру. Сложно, но реально. И мы строили такие рисунки, и смотрели их в учебнике, пользовались при решении задач.

Если кому-то что-то в рисунке не было понятно, учитель подходил к каждому и показывал буквально руками ученика. Были и есть еще брайлевские треугольники. Они были нужны для того, чтобы нарисовать по брайлю треугольник. Можно было для простоты обколоть по контуру имеющуюся модель и получить готовый треугольник. Были и есть также брайлевские транспортиры для измерения градусов у углов на рисунке. В общем, все было как у всех, только с особыми условиями.

О наших учебниках

Если обычный школьник мог взять учебник по любому предмету на год или полгода, то мы так делать не могли. Учебники шрифтом брайля печатаются в Москве в двадцать седьмой типографии для слепых. В одну брайлевскую книгу не влезет все содержимое зрячего учебника (да, кстати, брайлевские учебники перепечатывают со зрячих), и поэтому мы должны были периодически менять старые книги на новые, когда видели, что в учебнике нет того, что есть у учителя. В начальной школе за этим следила учительница, а дальше за этим должны были следить только мы. Но мы иногда разгильдяйничали и не отслеживали это, а потом на уроке: «Ай-ай-ай, как же так! У нас книга кончилась! Надо пойти поменять». Это, порой, очень сильно злило преподавателей.

На перемене. И снова о Вите А.

В начале книги я уже говорил о нашем однокласснике Вите А. Помните, как он в первом классе играл в метро? Но это увлечение у него относительно скоро прошло. Ко второму классу он начал слушать кассетные магнитофоны со старыми советскими записями, преимущественно рок-музыкантов, таких как группа «Динамик», «Карнавал», «Альфа» и другие. Он был в принципе воспитан по советской манере, и кассетные магнитофоны у них в семье были всегда в тренде. И вот он мало того, что слушал, так еще и во весь голос пел песни, которые слушал. Яркий пример – песня «Мячик» группы «Динамик» и Владимира Кузьмина.

«Может быть, все было бы иначе,

Может быть, все было бы иначе,

Если б я тебя уговорил.

Жизнь меня бросает, словно мячик,

Жизнь меня бросает, словно мячик,

И я качусь, пока хватает сил».

Эту и другие песни Витя все время пел на переменах до самого выпуска из школы, чем вызывал негодование у одноклассников, и недоумение у учителей.

Кроме того, он был неглупым (учился в целом неплохо), но крайне нервным. По любому поводу мог завестись, начать рвать бумажки и раскидывать их по всему классу, лопать пакетики из-под печенья, например. Дима даже ему кличку подобрал: «лопатель пакетиков». А как-то на уроке, но это уже в более старших классах, он подписал листок с контрольной работой не своим именем и фамилией, а датой работы «10 апреля», чем и заслужил следующую кличку: «десятое апреля». Вообще с ним можно было найти контакт, но из-за того, что он был немного странным и воспитан не на современный лад, ему приходилось не сладко. Далеко не все хотели с ним дружить и общаться, а многие даже издевались из-за этого.

У нас с ним никогда не было серьезных конфликтов, я вообще относился к нему всегда нормально.

Что я делал вне школы

Теперь о том, чем же я занимался, когда не учился.

Как я уже писал раньше, я ходил в музыкальную школу, которая находилась при нашей школе, и о которой в дальнейшем пойдет отдельное повествование.

Мой дом находился довольно далеко от школы. Соответственно, сам я ездить туда не мог, поэтому моему папе приходилось каждый божий день вставать в семь утра, готовить мне завтрак и вести меня в школу через весь город, по всем пробкам. У нас были самые разные маршруты.

Одним из ярких воспоминаний от поездок в школу стало прослушивание радио «Юмор ФМ» и шоу «Наша Раша». Иногда, правда, когда это было очень нужно, мы ездили в школу на метро, но это в особых случаях.

Что же я делал дома? В основном, если не делал уроки, то слушал магнитофон с различными дисками. Диски были самыми разными, от детских песен до познавательных аудиокниг. Еще я наблюдал, как мой младший брат играет в компьютер (у нас с ним была совместная комната). Приходилось вечно договариваться, что в такое-то время я слушаю магнитофон, и он мне не мешает своим компьютером, а в другое время я ему уступаю, и он может поиграть в компьютер.

В третьем классе я с папой ходил в бассейн. В бассейн нас водили еще в школе, но я плавать не умел, а там особо не учили. Поэтому папа взялся меня учить сам. Купил абонемент в спортивной школе, находящейся неподалеку от нас, и мы с ним по воскресеньям ходили туда и учились плавать с доской и без. До сих пор помню: каждое воскресенье в 19.30 выходим из дома, в 19.45 запуск в раздевалку, в восемь вечера проход в воду и сама тренировка, в 20.45 заканчиваем, едем домой, наспех пьешь томатный сок и спать, потому что в понедельник на учебу. Классные были времена! Устаешь, бывало, как черт, но оно того стоило! Эти тренировки были лучше всяких групповых, потому что ты занимаешься один на один, и тебе в любой момент подскажут и подправят, если ты что-то не так делаешь. А особенно ценно, когда это делает твой собственный отец!

В итоге, за четыре месяца еженедельных тренировок я научился плавать и держаться на воде, и следующим летом, когда мы поехали с родителями на Кипр, уже мог плавать без нарукавников. Еще я ходил на академическую греблю.