Притчи. Стихи. Рассказы. 1-15
Мы бы не описывали этот факт, если бы наш друг до этого уже не встречался с этой продавщицей и та при встречах как-то странно и даже как-то ненавистно реагировала на нашего друга. Читатель по логике и, исходя из знаний законов литературного жанра, должен предположить, что продавщица есть та самая "обиженная" девочка из школы, – но нет же, наш друг понятия не имел кто это такая и не понимал её отношения к себе. Он ни раз встречался с ней в этом большом магазине, когда она то шла куда-то по своим делам, то раскладывала товар, то ещё что-нибудь, и почти всегда замечал её недовольный и, скажем больше, боящийся взгляд на себе. Он даже решил однажды всерьёз, будучи между прочим добродушным человеком, а следовательно совестливым: "Уж неужели я так страшно выгляжу? Неужели такое злое у меня лицо и осанка?" Он задавал себе эти вопросы всерьёз, чему предтечей стала очередная встреча, когда девица, повстречавшись с ним как бы даже "съёжилась", сжалась, как беспомощная жертва перед мучителем, когда как-то раз он шёл ей навстречу и вокруг не было ни души.
Все эти встречи, что мы сейчас описали за две минуты, происходили годами, ни одним и не двумя. Парень даже уже плюнул на это и усиленно при новых встречах надевал маску равнодушия, но и это всё равно не помогало.
3
Однажды он зашёл в тот магазин в плохом настроении. Он стоял в очереди, собираясь с силами, что бы сделать дружелюбный вид, общаясь с продавцом. Это у него никак не получалось почему-то. Впереди него оставался уже один покупатель, за прилавком была та самая "боящаяся" девушка, она показывала клиенту довольно длинную ножовку по древесине. И вот, вертя и распаковывая её от небольшого куска картона, составляющего упаковку, она случайно заехала ей по лицу нашему другу. Раздался даже шлепок, получилась как бы пощёчина этой полоской металла. Парню повезло, что зубья его совсем даже не коснулись. Но девушка так испугалась! Она так испугалась, будто бы произошёл не просто конфуз, а настоящее преступление, как если бы она угодила по его лицу острой частью этого инструмента.
Парень попытался улыбнуться, дескать ничего страшного, но настроение его было совсем неподдающееся лицемерию и он только выдавил почти злобную ухмылку в ответ на её охи и ахи и извинения. Перед ним явилась совсем иная женщина, она как-то раскрылась, когда почувствовала себя виноватой. Парень нашёл её в тот день даже очень симпатичной в плане красоты, хотя до этого считал её внешность довольно средней и простой. Он купил всё что хотел, вымолвил наконец на её бесконечные мольбы о прощении, что ничего страшного и ушёл восвояси.
4
Тут бы и закончить рассказик, если бы он не продолжился окончанием. В следующее, именно в следующее посещение, он вновь увидел её и на этот раз она, немо, но так смело взглянула ему прямо в глаза, совсем с иными какими-то мыслями. Он эту перемену отметил и, не придав ей никакого значения, преобрёл вновь нужное ему в этом "продажном учреждении" и ушёл. Но вот от следующей встречи поменялась вся его жизнь. Она опять поймала его, – не как раньше, когда она была "жертвой", – а теперь как бы наоборот, охотясь за ним натуральным способом. Она шла по своим делам, как вдруг остановилась и уставилась прямо ему в глаза, не взирая ни на какие приличия. Наконец он сам отвернулся, затем повернулся и она по прежнему зачем-то смотрела на него; ему стало стыдно за неё и он ушёл к другому стелажу, якобы что-то там ища. Она наконец отправилась куда-то, но вскоре вновь настигла его. Он уже отвлёкся действительно на нужный ему товар, с ним возле стелажа находились другие покупатели, так что было довольно тесно. И тут, везя корзину с предметами, появляется вновь она, дабы или якобы восполнить раскупленные. Было так тесно, что он вплотную прижался к стелажу, дабы пропустить её, но она всё равно, проезжая вплотную задела его.
И всё на том, больше она ему не надоедала. А придя домой и сняв куртку с себя, он почувствовал себя полным кретином, потому что обнаружил у себя на спине на куртке, сняв её, что какой-то моральный урод приклеил ему туда интернет адрес. Он подумал: "Чёртовы рекламщики, уже не знают как изощриться!" И выкинул проклятую бумажку в урну.
Уже вечером, когда он лёг спать и, вспоминая прошедший день, в нём загорелась идея проверить-таки адрес на той бумажке. Что он и исполнил, достав её из урны и набрав в интернете. И да, читатель угадал, это был адрес той самой продавщицы. И да, автор ввёл его в заблуждение, потому что эта продавщица была той самой "обиженой" из школы. Только то правда, что наш друг не узнал её вовсе, что было и не мудрено, ведь порой люди меняются до неузнаваемости совершенной внешне, а к тому же девушки, которые и красятся, и красятся…
Вскоре они поженились, но тот неловкий случай так и остался непроговорённым в слух за всё их супружество.
ПСР-2
Продавец пластмассовых алмазов.
Хороша ли ложь или плоха, если в неё уже поверили? И даже когда обманутый раскусил всю фальшь, ему всё равно как-то иногда нравится вспоминать ту эйфорию, пока он был в неведении.
Так произошло с одним мальчиком четырёх (!) лет. Его "одногруппник" хвастался перед всеми детьми каким-то оранжевым камнем и всем говорил, что это самый истинный и натуральный алмаз и стоит он "пять миллионов долларов", – очевидно он почерпнул эту цифру денежных единиц в каком-нибудь американском фильме, во время просмотра оного его родителями, и считал её "самой большой в Мире". "Клиент" его понимал, что сумма большая и что таковой он не имеет, а поэтому с горечью сожалел и завидовал обладателю пластмассового камушка.
И вот какая история произошла с этим мальчиком уже в наши дни, когда он вырос. Он сидел дома, родители были на работе, к ним в квартиру раздался звонок. Не смотря на увещевания матери "никому не открывать", он всё же проявил появлявшуюся в себе взрослость и отпер, даже не спросив "кто?". На пороге стоял здоровый юноша лет двадцати с небольшим, в руке у него был картонный планшет, на котором был закреплён листок с надписью названия всем в округе известного продовольственного магазина. Он уже хотел произнести "здравствуйте", но лицо его застыл в неприятной гримасе, и он туго съимпровизировал вопрос: "Взрослые дома есть?". Мальчик отрицательно помотал головой и парень отправился на следующий этаж.
Мальчик прошёл обратно в квартиру и прилёг на диванчик. В квартире было тихо и он невольно услышал зазвонивший дверной замок выше этажом. Он понял, что этот молодой человек наведался теперь к соседям, расположенным выше. Не то что бы он желал подслушать, а дело в том, что в квартире выше жила пара стариков, муж с женой – дед с бабкой. По этой причине, по причине их обоюдно плохого слуха, они всегда говорили громко, и навестившй их юноша, тоже понимая это, разговаривал чуть не крича. Мальчик не надо было прислушиваться, их разговор был слышен почти без искажения.
– Здравствуйте! Я представитель магазина ****! У нас проводится акция! Мы обходим (абсолютно бесплатно!) пожилых жителей нашего района, с целью предложить по заниженной цене вот эти инновационные приборы по замерению загазованности в квартире. (Дальше он видимо достал из сумки, которая была при нём, волшебный прибор.) Видите ли, у Вас ведь вот на кухне и в ванной предусмотрена вентиляция. А теперь скажите, а воздух разве поступает не с улицы, по которой ездят машины то и дело? Вот, то-то же. И поэтому, в зависимости от того, какое количество проехало машин недалеко от вашего дома, и держится уровень газов от их выхлопных труб в вашей обители.
Здесь мы пока опустим объяснения и попросим читателя дослушать реплики из верхней "обители". Скажем только, что старики поверили проходимцу, пришедшему под видом сотрудника из магазина, в который все ходили и которому доверяли.
– Всего пятнадцать тысячь. – пробасил каким-то слегка помрачневшим и притихшим голосом пройдоха. – Вы может думаете, что это дорого, а я вам отвечу, что во-первых эти приборы стоят в самом магазине (которых на самом деле там никогда не продавалось и вообще электроникой в этом магазине не торговали) что эти приборы стоят в самом магазине двадцать пять тысяч рублей и только по акции мы разносим почтенного возраста нашим постоянным покупателям, из уважения, ну и просто любви к своему делу…
Дальше следовало недолгое затишье, лжепродавец вставлял ещё маленькие реплики, очевидно старики разглядывали прибор.
– Вы не подумайте, я не какой-то прихандыга с улицы. – откровенно вдруг произнёс продавец. – Я из магазина по акции.
Он так волновался потому что в это время один из стариков отсчитывал ему пятнадцать требуемых тыщ за чудо-прибор. Когда тыщи были отсчитаны, наглец не успокоился и продолжил:
– Слушайте, вы мне очень понравились. Осталось всего три штуки, но вам я готов уступить одну. Этот прибор составит комплект вот этому, вами только что приобретённому. Это очиститель воздуха от этих самых машинных газов, для измерения которых вы и приоборели первый аппарат.
Опять наступила пауза в разговоре и вдруг послышался голос бабушки:
– У Вас три всего штуки осталось? – громко почти проорала она. – А то, Юр, – обратилась она к мужу, – может нам два взять? Один на кухню, второй в спальню.
Тут вмешался продавец:
– Извините, но второй не могу вам продать. Мне ещё семь квартир нужно обойти; и так на всех не хватит. Всего семь тысяч. Берёте?
Наступила пауза, видимо пожилая женщина вместо ответа снова отсчетала деньги.
Дня через три мальчик услышал родительский разговор, мать рассказывала свежие сплетни, как "какие-то проходимцы продали бабе Нюре электронный барометр и увлажнитель воздуха за тридцать две тысячи".
При слове "проходимцы" мальчик вспомнил, что и действительно тот "продавец" ходил по квартирам не один, обойдя очевидно всех до последнего этажа, после спускались двое наглых грубых голосов, общаясь между собой: "Ну что ты там, сколько…" Дальше мальчик не расслышал, голоса спустились ниже, торопясь на выход, наверно с приподнятым духом.
Кто знает, а вдруг это вырос и возмужал продавец пластмассовых алмазов? А вдруг он от своей "взрослой жизни" так возмужал, что принял нашего семнадцатилетнего мальчика за школьника, а сам же, будучи того же возраста, выглядел на пять лет старше…
Гоголевский призрак.
Есть такой тип людей – критики. Это не профессия, а именно тип натуры определённого слоя человечества. Нужно ли рассказать чем именно они отличаются от всех других? Самое главное их отличие это наверно слепость, они до того увлекаются замечаниями чужих недостатков, что как-то старятся и умирают, совершенно палец об палец не ударив, с тем что бы придумать или сделать хоть что-то своё. А особенно они ещё любят потчевать на чужих лаврах, – этим особенно отличаются футбольные болельщики и разные корреспонденты политологи.
Жила-была одна семья, мама, папа, дочка, сын. У мамы была тоже мама и жила она отдельно в своей квартире. Это была совсем пожилая старушка, дед её уж несколько лет как помер, а дочь навещала её раз в неделю. Внуки же вовсе почти не ходили к ней, отделываясь незамысловатыми причинами, учёбой и проч. Впрочем когда-то они её любили и навещали гораздо чаще, но с тех пор, как бабушка всё сильнее начала болеть, она им в силу неприязни физической стала нравится меньше прежнего… В квартире у неё появился зловонный запах, а сама бабушка ослабела настолько, что почти сама себе уже не готовила кушанье, а ела чуть не всю неделю один и тот же суп, который варила её дочь, приходя в выходной, и предусмотрительно готовила его целую бадью…
Когда же бабушка дожилась и до того, что с трудом могла ходить в туалет, то заботливая дочь сдала её в специальное отделение больницы для умирающих стариков, – ведь самой ей, по её словам, ухаживать за мамой было некогда.
Совестливый мальчик, её сын, иногда скучал и плохо ещё понимал, что бабушка скоро умрёт, и сердце его порой страдало, что он так предал её, совсем не став навещать. Но всё же чувство отвращения было сильнее мук совести. И так она и умерла даже и вовсе ни с кем не попрощавшись, в одиночестве, в пустой палате, окружённая вместо родных, чужими, дёшево окрашенными стенами.
Как-то раз мальчику дней через несколько после похорон (на которых он разумеется был, "отдав дань памяти") ему приснился такой реалистичный сон, что сложно ему было поверить, что это было не наяву. Он видит себя у бабушки в квартире, бабушка очевидно ещё не очень больна и может сама передвигаться. Он кажется только что навестил её и собирается поцеловать на прощание свою "бабулю". Он стоит в прихожей, бабушка выходит к нему, лицо у неё почему-то злобное и даже вовсе не своё, но как обычно тянется тоже к его щеке для того, чтобы чмокнуть. И всё бы ничего, да только он вдруг чувствует такую сильную боль, потому что она вместо поцелуя, вонзает ему – и не в щёку, а в голову – откуда-то взявшиеся у неё клыки. Он начинает панически кричать, – и действительно это должно было быть страшно, потому что сила её была действительной и не сравнимой с его.
Наконец он очнулся, тут же поняв за что его укусила его бабушка и что это не просто случайный сон, а именно доказывающий то, что она, хоть была и слаба, но всё понимала, да только не говорила это своей дочке и не обвиняла ни её, ни его через неё, ни сестру, которая так же о ней не думала.
*
И вот с этим вот мальчиком, который сейчас уже вырос и которого я знаю с детства, и который сам в детстве рассказывал мне этот свой сон, – с этим мальчиком мы как-то раз, впрочем давно, разговорились на тему литературной критики. Я, прочитав гениальный рассказ Н.В. Гоголя "Шинель", так был им восторжен, что не мог сдержать восхищения в беседе с ним. Он же прочитал его ещё задолго до того, наверно ещё в школе, и моего восторга не разделял не только из-за того, что было это давно, а просто он ему как-то не понравился.
– Ты что! – говорю я ему – Такой язык! Такой юмор! Да и глубоко как герой главный описан "Акакий Акакич-то".
– Да-нет – говорит, – Это-то и мне, помню, тоже понравилось. Да только смутило меня привидение в конце. Ну это же детский сад, ну такую галиматью от такого мастодонта, каким его считают, стыдно видеть. То ли дело у Достоевского…
И он начал мне расхваливать Фёдора Михайловича, как де у него и призраки и много чего другого фантастичного, но всё это вписано в реальность и какой де по сравнению с ним Гоголь мистик и фантазёр.
"Что ж, легко возвышать лучших и всех с ними сопоставлять" – подумал я, но не тогда. "Умная мыслЯ приходит опосля" – тоже подумал я, когда нечаянно сопоставил тот его сон с бабушкой и его критику "фантастичных призраков".
Белым воротничкам писателям.
"Союз" меня забраковал,
Мол "твой рассказ совсем уж мал",
"Напишешь коль роман какой,
Тогда, хоть ты и молодой,
Пройдёшь жюри и будешь свой."
А я им мысленно шучу:
"Писать роман я не хочу.
В моих рассказах только суть,
Как в старых картах пункт и путь.
А навигатор не по мне,
Забавней ведь его вдвойне
Ступать ногою по земле…
Мараль сей "притчи" такова:
Коль очи видят суть едва,
То покажи хоть Рай земной -
Слепой останется слепой.
*
Они мне говорят: "Балбес!
В твоих текстАх ошибок лес!"
А я им всё шучу в ответ:
"А разве в ваших их и нет?
Вы чистоплотны и белы,
Что бы на вас со стороны
Смотрели, открывая рты.
Но то мечта. И вижу я,
Как много запятых за-зря
Наставили, слог не блюдя.
*
Они ещё мне: "Примитив!
Кому такой нужен мотив?
Твои истории про грязь,
В них высоты нет, в них всё мразь…"
*
Вот это уже не смешно,
Вам на людей тех всё-равно.
Вот это уже смертный грех,
Когда народ в вас будит смех.
Вот это уже лицемер,
Что видит светлого пример
В цветочках, лодках, облоках,
А на народ отрЯхнут прах.
Нет уж, простите,
Грязь – есть вы.
И вы не живы, вы мертвы.
Вы фарисеи, вы гробы,
Что "так красивы и чисты."
Псих-больной.
Душа лечится подвигами,
А не лекарствами-наркотиками.
Поэтому довирил зря
Злой псих-больной, себя дуря,
Зазнайкам умникам врачам.
Замучил голос в голове,
Злой дьявол властвует в тебе,
Он злая совесть лжепророка,
Желает знать тебя жестоким.
А ты скучаешь по родне,
По маме с папой, по сестре,
Ты хочешь в детство, ко друзьям,
Но ты один, а в ушах гам.
И вот решаешь ты звонить,
Себя избавить чтоб, лишить…
Но ты бежишь и знаешь сам,
Что голос будет врать и там.
А там врачи, как палачи,
Твоё здоровье мучали.
И стал ты вовсе полоум,
Хотя и мог бы жить как врун…
Неудачники.
Вопрос, который не имеет ответа: «общее образование» – это хорошо или плохо? То есть вопрос не про образование, а про то, что оно «общее». Хорошо ли то, что дети и молодые люди из разных сословий и разных понятий, взятых от родителей и близких людей семьи, соединяются в одну так сказать кашу? С одной стороны конечно хорошо и сторона эта кажется значительно больше другой, нехорошей стороны. Хорошо – для душ самодостаточных; хоть в ребёнке и юнце самодостаточной души на сто процентов быть не может, но те, у кого она, эта самодостаточность, близится хотя бы процентам к пятидесяти, – для них хорошо, ибо есть хоть какой-то поручень, за который можно держаться, как в автобусе и смотреть на незнакомые виды в окно, то есть на незнакомых детей и на их непонятные взгляды на жизнь. Но есть и другая часть детей, не то что бы нехорошая, а если продолжить метафору с автобусом, то порой таких детей, да и даже взрослых людей, в иной раз так соблазнит чья-то свобода, что их так и тянет выпрыгнуть в окно, бросив «весь свой тесный автобус, – свой скучный глупый автобус, похожий на клетку. Когда вот где жизнь-то! А не в этом моём замызганном автобусе.» – думает иной завистливый малый.
Зависть это конечно порок, но в их случае он скорее кажется стремлением к развитию. Сложно сказать, из этих ли детей вырастают либералы. В этом рассказе мы попытаемся ответить и на это.
1
И тут же приходит ещё один вопрос, как бы бонусом: для чего мы, русские, заменяем наши русские простые понятные всем нам слова иностранными?
Дело происходило в училище, которое у нас официально называлось Педагогический колледж, – дескать ну америка и америка, только неразвитая, – а так да, надо верить, что америка…
Так вот, история произошла в училище, где обучали на педагогов, – о чём можно было догадаться и по названию… И история эта происходила в одной из групп, в которой учился и я, – вот только это был не я, автор, а другой мальчик, но его я буду изображать от первого лица.
Зовут меня Денис Окрин – ударение на букву «и». Когда я поступил в училище, то почти сразу, да и не «почти», а сразу среди учеников стала сколачиваться компания «элиты»; это было заметно даже на вступительных экзаменах, как самые «элитные» искали себе подобных, ну то есть эгоистов. Я это заметил среди парней и не знаю, было ли то же самое среди девушек, – то есть так же с первых дней, – но в итоге и у них образовалась «элитная кучка», которая свысока смотрела на всех остальных.
Про себя я не могу сказать объективно, в какой «кучке» оказался я, но уж точно не в элитной. Помимо элитной кучки была кучка «не рыба – не мясо», то есть и не элитные и не замухрышки. И вот приходится признаться, что я всё-таки был и не в этой…
С моим ростом – метр шестьдесят семь – сложно было претендовать на какой бы то ни было успех, ну по крайней мере, который можно взять силой, а не харизмой. Но и харизмы у меня не было, хотя я был и не сказать что бы скромен. Вобщем я как-будто был во сне; ещё мне кажется, что так должно быть чувствуют себя дети, которых переводят в другую школу и они видят как бы то же, что и в родной, но всё в ней чужое и какое-то не такое. Плюсом к моему ощущению бредового сна было и то, что я не очень хорошо успевал в плане науки, поэтому на меня двойным грузом давили вопросы, как нравственные, так и теоретические…
Компашка «замухрыжек» сложилась сама собой, когда все «элитные вакансии» были заняты основательно и в элиту никого больше не принимали. Но нашей компании всё-таки сторонились и те, кто не оставлял надежд всё-таки добиться уважения эгоистов и примкнуть к ним в итоге, – поэтому они нас как бы тоже брезговали, хотя и не так явно, как элитные. Конечно, в конце обучения мы все более или мене сдружились, но сколько стыда было за эти несколько лет, глупостей и низостей, проживаемых в душах и вырывавшемся наружу – сосчитать невозможно.
2
Не знаю, случайно ли так совпало – ну конечно случайно, – что я сел за одну парту в самом начале с башкиром, худощавым пареньком, чуть только выше меня ростом, и тоже относящийся к «отбросам» общества нашей группы. Так вот, мы просидели и всё дальнейшее обучение почти всегда вместе и он мне сделался настоящим другом. Я знал всё, как он смотрит на Мир, я познакомился даже с его семьёй, ни раз бывав у него в гостях, я знал его секреты, которые не знал никто; в ответ я конечно тоже доверял ему как самому себе и делился с ним своим.
Но у меня не было ничего такого особенного, да и у него впрочем тоже, если смотреть сейчас на эти «секреты» взрослым умом. Но один секрет всё-таки у него был, – секрет сердечный, – он был влюблён натуральным способом в нашу одногруппницу. Её звали Гульнара, это была действительно редкой красоты девушка не то что по башкирским меркам, а и по европейским. Я впрочем не разбираюсь в башкирской красоте, знаю только что часто они бывают такие круглолицые, «луноликие», но встречал среди них и довольно милых собой, да и душой и женщин и девочек, но вот что бы прям красавиц, – наверно это была чуть ли не единственная мне повстречавшаяся. В скобках иронично замечу, хотя читатель наверно мне не поверит, что и русских девушек красавиц я встречал от силы двух… Гульнара была высокого роста, худенькая, с острыми сосредоточенно-умными глазами, всегда спокойными, щёки её были немножко впавшие, от чего выступали косточки над ними, лоб у неё был тоже красиво высок, а волосы светлые до плеч – она кажется красила. Голос у неё был серьёзный, хоть и тихий и спокойный, но с женским баском. Она была нам ровесница, но выглядела будто она не ученица, а учительница. Это наблюдалось не только во внешности, но и в серьёзности поведения. Даже доходило до смешного, когда она, видя как все веселятся на перемене, тоже порой подшучивала, но у неё как бы не получалось это сделать по-нашему, по-детски. Будто бы она сама страдала от своей взрослости. Читатель может подумал, что она как и почти все мы, заискивала у нас. Но нет же, она пыталась шутить и это выглядело мило, только чувствовалось, что она как бы переросла этот период и грустит, что не может вернуться обратно, «вернуться в детство».
Не знаю что от чего вытекло: то ли взрослость её от того, что она в свои годки уже жила с мужчиной старше неё лет на пять-десять, то ли наоборот. Но факт этот всем был у нас известен. Впрочем среди девочек она была не одинока в этом, да и среди парней кстати тоже.
Друг мой любил её какой-то странной любовью, он сам мне признавался:
– В первые летние каникулы я почти разлюбил её. Но стоило начаться второму курсу, как всё что я чувствовал в первый год, ещё только сильнее в сто раз стало меня будоражить.
Во второе лето он усиленно пытался подзаработать, что бы накопить на машину и уж на машине-то у него может быть появились хоть какие-то надежды или даже шансы на то, что бы завоевать свою мучительницу. Заработать у него не получилось не то что на машину, а даже и на мотоцикл. В итоге он плюнул и решил под конец лета купить себе неплохой велосипед и хоть на нём покататься оставшийся кусочек летнего отдыха. Разумеется он не планировал им соблазнить Гульнару, ведь велосипед был без багажника, и в фантастическом случае, если бы ей понравился велосипед, то её бы даже не куда было посадить, не говоря уж о том, что она наверно и весом его, моего друга, побольше, так что он и не удержал бы равновесие…
Это конечно всё шутки, а вот ему было не до шуток. Ко второму лету он как-то поменялся нравственно; я думал он опять попытается добыть себе машину, но он и работать никуда не стал устраиваться. Как я узнал потом, его просто не взяли на ту работу, на которую он пытался устроиться, а другой после не нашёл. А была и другая ещё причина: я так понял, что он буквально стал ненавидеть её. И скорее он ненавидел даже больше себя, что так привязался к ней, но себя же невозможно ненавидеть в постоянном режиме, поэтому он всю ненависть к себе отправлял тоже в её адрес в довесок к действительной ненависти в её адрес. Он называл её, харкаясь от злобы, «шлюхой», хотя она ему не то что не изменяла, а наверно и не в курсе была, что он её любит. Они впрочем не так редко, как можно подумать, общались и шутили, но это впрочем было всегда в общей компании и почти никогда лично. То есть он так был очарован её красотой, что сквозь неё не видел человека и все простые её чисто человеческие взгляды и слова пропускал невольно сквозь эту волшебную призму женского обаяния.