Чертыхнувшись, он сказал:
– Извини, я не хотел тебя пугать. Но я голоден и клыки проявились сами собой. Луна лишь немного исказила мое настоящее состояние, – у меня было ощущение, что это говорит мой прежний Эстош.
– Голоден? – растерянно, в полном смятении спросила я.
Он на меня странно взглянул, и отвернулся. Но в его взгляде я успела заметить внутреннюю борьбу: быть со мной мягким нежным Эстошем, или злым и циничным Лестером. Победило второе.
– Так ты не поняла, кем я являюсь? – почти безразлично удивился Лестер. – Элиза, ты же читаешь книги; наверняка, ты читала и про таких существ, как я… Кто бодрствует ночью, а спит днем, так как для него солнечный свет смертелен? Кто имеет такую пугающе красивую внешность? У кого, наконец, есть клыки? Ну и кто же я? Кто? – перешел он на крик.
– Кто?
Лестер вдруг утратил всю свою оживленность, свой запал, его глаза потускнели.
– Вампир, – устало ответил он. – Всего лишь вампир…Живущий ночью и питающийся кровью. Холодный. Бессмертный. Одинокий хищник, если так можно сказать… И у этого вампира есть лишь одно желание, – он с непередаваемой тоской во взгляде посмотрел на меня, – Элиза, я хочу, чтобы ты пошла со мной, стала моей вечной подругой, вечной любовью…
Он взял мою руку в свою. Действительно, холоден, как лед. Серые глаза на столь бледном лице казались очень живыми и выразительными. Сейчас они выжидательно смотрели на меня.
– Но, – мне не давала покоя одна мысль, и я осмелилась высказать ее вслух: – если это и есть твоя настоящая внешность, полностью соответствующая твоему состоянию, то позволь спросить – каким образом тебе удавалось выглядеть как человек? Как ты это объяснишь?
Если бы он солгал, если бы придумал какое-нибудь другое объяснение, то я пошла бы с ним по собственной воле. Ведь я его любила, а что может быть лучше, чем вечно находиться с любимым, пусть и став для этого вампиром? Но он не солгал. Может ему и в самом деле надоела ложь?
– О, это легко объяснимо. Просто, когда кровь жертвы смешивается с моей кровью, то моя кровь начинает бежать быстрее по венам, придавая мне естественный человеческий оттенок кожи, делая меня на несколько часов отличным от ходячего мертвеца, – терпеливо объяснил мне Лестер.
– Это означает, – медленно проговорила я, – что все это время, что мы принимаем тебя у себя в замке, ты каждую ночь кого-то убивал? На наши с тобой свидания ты также приходил после убийства? – сказав это, я покраснела, но он не заметил этого. Или не счел нужным заметить.
В нем опять стала закивать злость.
– А вы бы с Оноре позволили бы жить у вас, если я хоть раз предстал бы перед вами в таком виде? – и прочтя ответ в моих глазах продолжил: – вот именно. И стала бы ты столь нежно ко мне относиться, если бы знала, что я вампир? Ты бы даже не стала делать попытки узнать, что скрывается за этой, признаюсь, ужасающей внешностью. Мое поведение полностью оправданно, Элиза, и ты должна согласиться с этим.
Вампир был убежден в своей правоте, но я могла бы с ним поспорить. То, что он сделал, было лучше для него, но никак не для меня. И единственное чувство, которое я к нему питала сейчас, было лишь ненависть. Не было даже страха.
– Это ваше мнение, – пустым голосом произнесла я, – и оно полностью противоречит моему. Для вашего поступка нет никакого оправдания. Конечно, в ваших словах присутствует определенный смысл: если бы я знала, что вы являетесь вампиром, то между нами не было бы никакого общения. Но что я знаю сейчас? Что перед тем, как меня поцеловать, ты убивал невинного человека, дабы не испугать меня своим видом? Право, я польщена. Вряд ли еще найдется кто-то, кто будет так трепетно заботиться о моих чувствах… Но, Лестер, – я стала почти кричать от переполнявших меня чувств, – скольких людей ты убил за то время, что живешь в замке Лешуаль?! Сколько людей – пусть косвенно – но на моей и Оноре совести?! И ты мне предлагаешь стать такой же, как ты? Ты действительно думаешь, что я могу согласиться? Нет. Я любила Эстоша, а к вам, вампир, я ничего не чувствую. Вернее нет. Я тебя ненавижу. Ненавижу! Будь ты проклят!
Не выдержав, я дала ему пощёчину. На белой щеке сразу же выступил отпечаток моей ладони. Кроваво-красный. Он напомнил мне людей, которых убил Лестер за время своего пребывания в замке Лешуаль. Напомнил, что он вампир.
Лестер молча смотрел на меня. Он даже не вздрогнул, когда я его ударила. В серых глазах читалась мука, но мне это было безразлично. На меня навалилась усталость, такая, что я вдруг себя почувствовала семидесятилетней старухой. Будто все мои силы куда-то испарились, а осталась лишь пустая оболочка.
Мне нечего было сказать Лестеру, все было уже произнесено. Кинув прощальный взгляд на своего бывшего возлюбленного Эстоша, который уже не был им, я пошла к двери. Лестер не стал меня останавливать, может понял, что это бессмысленно. Не оборачиваясь, я вышла.
Это звучит странно, но я сразу поверила Лестеру. Поверила, что он является вампиром. В то время еще не было таких впечатляющих спецэффектов, и так сильно изменить внешность было бы очень трудно. Допустим, на лицо еще можно было бы наложить театральный грим, но как быть с глазами? Оказалось, что в книгах не все вымысел, что вампиры действительно существуют, и Лестер принадлежит к их числу.
Меня удивляло лишь то, что я раньше не догадалась об этом. Вспомнить хотя бы ту ночь, когда провалилась моя попытка проследить за ним. В тот момент, когда наши лошади поравнялись и он заговорил со мной, Лестер мало походил на человека. Тогда я была слишком напугана его поведением, а потом я мне не было нужды думать об этом. Я, собственно, и забыла о той ночи. А зря… Почему я не смогла собрать воедино всего лишь несколько фактов – странное поведение, неизвестная цель поездок, его неестественная внешность в ту памятную ночь? Может, все бы и не зашло так далеко? Моя влюбленность бы плавно превратилась бы в просто хорошее отношение к нему, и не было бы сейчас этой пустоты в душе…
Я не хочу быть вампиром, а на других условиях у нас не может быть никаких отношений с Лестером. Или он думал иначе? Да, я его люблю, но даже из-за этого чувства я не брошу Оноре и не стану убийцей, пусть и вечной. Тем более, что такое вечность? Я не знала и не хотела знать. Мне достаточно было моей обыкновенной смертной жизни. Иными словами: наш своеобразный роман с Эстошем закончился, у него жизнь вампира Лестера, у меня – обычного смертного человека…»
* * *
– Да, сейчас это звучит очень смешно, но в то время я действительно верила своим словам.
– Но, – вопросительно посмотрел на девушку Никита. Элиза правильно поняла взгляд юноши и ответила:
– Вампиром я все же стала, и сделал меня им, конечно, Лестер. Понимаешь, поведи я себя по-другому тогда в сторожке, может он бы и передумал. А так… Я же его оскорбила, унизила, хоть и сказала чистую правду. И еще: я его сильно задела. Простой смертный осмелился противоречить воле вампира! Поэтому, естественно, он захотел унизить в ответ меня. И сделать меня такой же, как он – вот наилучшее решение. Лестер верил, что если я перестану быть человеком, то во мне умрут все человеческие чувства и мысли. По-другому и не могло быть.
– Он оказался прав? – через некоторое время спросил Никита. Ему очень не понравилось начало этого рассказа Элизы. Девушка полюбила Эстоша, такого же человека, каким была и она. А потом, видимо, просто перенесла свои чувства на бессердечного убийцу. Та же внешность… Но здесь Никита оборвал сам себя: слишком уж много времени прошло с тех пор, как Элиза поняла кем же является ее возлюбленный. Поняла и… приняла? Но теперь между ней и Лестером нет различий: та же жизнь ночью, такая же неестественная внешность, и она также убивает, чтобы выжить. Но изменилась ли она в душе?
– Нет, как видишь, – с необъяснимой горечью и тоской в голосе ответила девушка-вампир. – Иначе меня здесь не было бы сейчас.
– Тебе не нравиться, что у тебя человеческая душа? – с грустью спросил юноша.
– Она слишком мешает моей жизни вампира, – пояснила Элиза. – Если человек становиться серийным убийцей, его называют чудовищем, или еще хуже. Я страшнее любого изверга – человека, так как убиваю каждую ночь. Согласись, трудно в этом случае остаться человеком, пусть даже лишь в душе. А не убивать я просто не могу. Это тоже самое, как смертному запретить дышать. Лестер называет это природой вампира.
Снова Лестер. Никита будто чувствовал незримое присутствие этого вампира.
Элиза же продолжила:
– Тогда я почему-то думала, что вижу его в последний раз. Я забыла о том, что граф Эстош де Фуа является гостем моего брата и, естественно, живет у нас.
Когда Элиза заговорила, Никита внимательно посмотрел на нее. И только сейчас он понял, что именно напрягало его во время их встреч. Лицо девушки было необычно. Элиза была красива, но… В чертах ее лица сквозила тайна. Была в нем какая-то закрытость, непроницаемость. Как на старых фотографиях. Просто это было лицо из другого времени…
* * *
«Мысль о том, что Лестера я видела, возможно, не в последний раз, пришла мне лишь утром, когда я спустилась вниз позавтракать. Но граф уехал. Оноре объяснил мне его отъезд тем, что в Париже начался новый сезон, а его другу неплохо было бы найти себе жену. Последнее было лишь предположением моего брата. Я же, знав правду об Эстоше-Лестере, подумала иначе. Лестер понял, что я никогда не соглашусь стать вампиром, и теперь надеяться найти себе спутницу в его вечной жизни на светских балах. Мысленно я пожелала ему удачи. Хоть это и причиняло мне боль.
Но у меня не было времени на меланхолию. Через полгода должна будет состояться моя свадьба, то есть в нашем замке потихоньку начались предпраздничные хлопоты. К сожалению, я тоже была в них задействована. Если допустим, позвать музыкантов, выбрать сорта вин и составить праздничное меню, мог и Оноре, то уж выбрать ткани и покрой для многочисленных нарядов, а также выдерживать нескончаемые примерки должна была я. Огромное количество платьев и костюмов было обусловлено тем, что сразу после заключения брака мы с будущем мужем поедем в Америку. В этой далекой стране мне и предстоит жить с Этьеном. И хоть до этого события оставалось достаточно много времени, но уже и сейчас в замке чувствовалась легкая грусть от предстоящего расставания. Мне было больно думать, что придется уехать от любимых мне мест, а главное – от моего брата Оноре. Я не представляла себе жизни без него. И пока еще у меня была такая возможность, я отгоняла все мысли о скором отъезде как можно дальше от себя.
Таким образом прошло четыре месяца.
Каждый день я вспоминала Лестера. Мне было неприятно думать, что он так быстро нашел мне замену и забыл меня. Но в то же время я понимала, что так лучше было для нас обоих. И не важно, что я до сих пор не могу его вычеркнуть из своей памяти… Наша любовь с самого начала была обречена. Не может быть никаких чувств между вампиром и человеком. Разумом я это ясно понимала, а вот сердце… Я его продолжала любить, хоть и осознавала, что это предательство по отношению к самой себе. Даже если бы он на самом деле был Эстошем де Фуа, у наших отношений все равно не было бы никакого будущего. Я была помолвлена, и с этим ничего нельзя было поделать. Поэтому я испытывала к Лестеру и чувство близкое к ненависти. Зачем он приехал к Оноре? Ведь, если бы мы не познакомились, то и не было бы всего этого, и я сейчас не страдала. Вышла замуж за Этьена и – уверена – была бы счастлива… А так… Я понимала, что Лестера больше никогда не увижу, но он все равно будет стоять между мной и моим будущем мужем. Лестер умеет сеять семена зла, и ему необязательно при этом присутствовать…
Кроме общения с Оноре, у меня было еще одно приятное времяпровождение – верховая езда. Я брала резвую лошадь и бешенным галопом гоняла ее по полям. Мне нравились шум ветра в ушах, скорость, от которой замирало сердце и, главное, ощущение свободы. Лишь в минуты, когда я рисковала сломать себе шею, я была по-настоящему свободна: и от мыслей о предстоящем браке, и последующим за ним отъездом, и от воспоминаний о Лестере; это было для меня попыткой убежать от себя самой. И лишь опасная езда на лошади на какое-то время дарила мне это ощущение. А может я сознательно подвергала свою жизнь опасности? Ведь только с наступлением смерти человек обретает полную свободу…
* * *
Ровно за два месяца до свадебной церемонии я проснулась ночью в полной уверенности, что в комнате кто-то есть. Я не успела испугаться, так как сразу поняла, кто мог так бесцеремонно заявиться ко мне в спальню.
– О, сам граф де Фуа! Или же нет? Вампир Лестер! Вы не находите, месье, что место и время для вашего визита выбраны неудачно? Хотя откуда вам знать правила приличия? Вампиры, мне кажется, прекрасно обходятся и без них. – Я не считала нужным скрывать от него мои чувства: презрение, отвращение и злость. Он же не думал, что его появление способно меня осчастливить? Хотя…
– Красавица проснулась, и пребывает сейчас в ярости, – тихо рассмеявшись, констатировал Лестер. И уже задумчиво продолжил: – Интересно, какие сны могут быть у такого чудесного создания? Наверное, прекрасные, как и она сама. – Он сел на мою кровать и костяшками своей аристократической руки провел по моей щеке. Я оцепенела. В нем был какой-том магнетизм, который очаровывал, завораживал. И какой он до этого тщательно скрывал, ведь тот в определенной мере выдавал его вампирскую сущность.
Я качнула головой, пытаясь освободиться от этого наваждения. Охрипшим голосом спросила:
– Что тебе нужно?
– Неужели забыла? – он, кажется, был удивлен. – По-моему, в прошлую нашу встречу об этом у нас и был разговор.
Лестер испытывающее посмотрел на меня. Его слова означают, что он не смог найти себе другую спутницу?
– Ах да, мы об этом беседовали… Месье вампир, если вы потрудитесь вспомнить ту ночь, то вам будет ясно, что продолжение той занимательной беседы быть не может. И у вас не было необходимости радовать нас своим неожиданным появлением, – раздраженно ответила я.
