Егор Олин
Макет моего дома
1. Первый полет
Маленькая мастерская началась с бумажного самолетика.
Мы с папой возвращались домой в деревню Сычи с небольшого летнего путешествия. Старенький Рено завернул на заправку. Отсюда до дома оставалось пару часов и километры пролетали незаметно, если в руках у меня были стаканчик чая и теплый сэндвич.
– А ты купишь мне сэндвич? – спросила я, наклонившись вперед и обняв сиденье.
– Конечно, – улыбнулся папа. – Пойдем, выберешь, какой тебе понравится.
Я выбежала из машины. Папа опускал пистолет в бензобак и щурился на солнце, от которого не спасал даже козырек кепки. Солнце висело низко, поглаживая длинными лучами макушки деревьев. Лес вокруг казался золотисто-зеленым.
– Надеюсь, сегодня смена у Димы, – сказал папа и похлопал меня по плечу, отвлекая от разглядывания желтого летнего пейзажа.
– Я тоже.
Папа проверил карманы брюк, а потом побежал в машину.
– Кошелек забыл, – крикнул он мне, захлопнул дверцу и помахал серым бумажником.
Сегодня удача была на нашей стороне. У кассы стоял Дима.
Дима очень добрый и вежливый, да и корка у сэндвичей у него никогда не подгорает. Виталик на заправке новенький, а ведет себя так, будто уже тут начальник – даже глаз от телефона не поднимет, когда кто-то с ним разговаривает. Если у кассы нас встречает Виталик, мы с папой представляем, как разочарованно едем в машине без сэндвичей. Это все лучше, чем хрустеть горелым хлебом.
– Привет, Коля! – Дима пожал руку папе. – Привет, Алиса.
Пока они говорили, я разглядывала сэндвичи на листке меню с проступившими бензиновыми пятнами. Дима с папой дружили и обычно долго что-то обсуждали, поэтому времени на принятие решения у меня было предостаточно. Иногда они вместе ездят на рыбалку. Как-то раз папа помогал Диме строить баню, и мы несколько дней гостили у него на даче.
Разглядывать пейзаж за окном куда приятнее с сэндвичем в руке. В детских воспоминаниях хорошо сохранился запах – смесь бензина, теплого сэндвича и аромата черного кофе, который пил папа. Наверное, из таких мимолетных радостей и складывается счастливое детство. Не могу сказать, что в нем не было печалей, но со всей своей наивностью и иронией, оно было счастливым.
– Готова завтра в школу? – спросил папа.
– Немного грустно, что лето кончилось.
Папа допил кофе и выезжал с заправки на дорогу. Он вел машину очень плавно, и я могла есть сэндвич прямо в пути.
– Ты, наверное, соскучилась по друзьям, – подбодрил он меня.
– Да, но по маме еще больше…
Я знала, что папа не любит об этом говорить, но не смогла сдержаться. В детстве ты не осторожен со своими мыслями – сразу говоришь то, что думаешь.
– Я тоже скучаю по ней, Алиса, но ничего не могу поделать, – папа попытался улыбнуться.
Раньше я не до конца понимала, почему он становился таким грустным, стоило только упомянуть маму в разговоре. Сейчас мне кажется, что все дело в бессилии. Когда я прошу его что-то купить, он может это купить. Папа может все, кроме одного… Я хочу увидеть маму, он тоже хочет, но это невозможно. Папа сидел с ней рядом в больничной палате и говорил: все будет хорошо. Зная, что не будет. Чувство бессилия подтачивало его. Он видел солнце за окном, которое не перестанет светить, даже когда умрет мама.
– Она сейчас в лучшем мире, – говорил он и смотрел на безоблачное небо и солнце, расплывающееся по нему теплым желтком.
– Мама видит нас? Видит, какой вкусный сэндвич ты мне купил?
– Конечно…
Папа, проехав указатель, свернул в сторону деревни. Дорога здесь была неровная, и я подскакивала на каждой яме.
В небе пролетел самолет, оставляя за собой белый пушистый след.
– Если бы мы построили самый мощный самолет, мы бы долетели до мамы? – спросила я, не отрывая взгляда от завораживающей полосы на небе.
– Думаю, да. Так что дело за малым, – папа снова улыбался и крутил руль из стороны в сторону, стараясь объезжать крупные ямы. – А чтобы не терять время, начнем учиться уже сейчас.
Он остановил машину, взял одну салфетку из пачки, которую нам вместе с сэндвичем вручили на заправке, и парой ловких движений превратил ее в маленький самолет.
– Теперь твоя очередь. Повторяй за мной, – папа взял еще две салфетки и одну передал мне.
Я как раз доела свой сэндвич и была готова конструировать.
– Так… загибаешь здесь… расправляешь пальцами…
Мой первый салфетный самолет получился не очень ровным. Он косил на правое крыло.
– Кажется, полетит, – папа дал высокую оценку моему искусству конструирования.
Он первым произвел запуск. Ветер подхватил папин самолет и после нескольких виражей бросил в сухую траву у дороги. Мой самолетик резко взмыл в небо, а потом также стремительно полетел вниз и уткнулся бумажным носом в землю.
Такое незначительное событие как полет первого бумажного самолетика, вдруг стало для меня значительным. В этой легкой модельке, разрезавшей крыльями воздух и на миг поднявшейся в небо, я видела символ исполнения мечты. Конечно, раньше я смотрела на все наивно-детским взглядом, но именно это укрепило во мне веру в то, что папа всегда поддержит и поможет достичь недостижимого.
В школе я всем рассказала про бумажные самолетики. Оказалось, что их умеет делать не только папа. Многие из друзей похвастались таким же искусством превращения листа бумаги в воздушного аса.
В прошлом году у меня не сложились дела с математикой. Данное себе обещание заниматься летом, я благополучно не выполнила. Решение проблемы нашлось само собой. Аккуратно вырвав тетрадный листок, я произвела с ним под партой все необходимые махинации. Как только Наталья Михайловна дописала на доске последний пример и повернулась к нам, я пустила самолетик в полет. Все начали смеяться, а Наталья Михайловна смотрела на меня сердито, иногда переводя взгляд на круживший перед ней самолет. Так мои ожидания столкнулись с суровой реальностью, где талант мастерить и запускать бумажный самолетик во время урока не предмет восхищения, а нарушение дисциплины.
2. Макет моего дома
Я оборудовала мастерскую в арендованном здании. В нашей тесной квартире не нашлось места ни для хранения инструментов и материалов, ни уж тем более для готовых макетов.
Мастерская встречает меня покосившейся вывеской «Здесь живет искусство». Надпись выгравировал папа, еще когда я была в пятом классе, и мы только начинали наше совместное хобби по строительству бумажных самолетов. В моей маленькой обители моделирования один этаж, заставленный пятью столами. На трех из них ютятся готовые макеты, еще один предназначен для хранения материалов, а последний я использую для работы.
Готовые макеты домов аккуратно стоят на столах, придвинутых к стене. Среди них здания из красного и белого кирпича, многоэтажные дома, постройки, в окнах которых уже мерцает свет, и даже дачные домики с миниатюрным садом. Некоторые клиенты просят обустроить комнаты. Заглядывая в окошко с хмурым свечением, можно приметить крошечный диван или холодильник размером с мизинчик.
У меня нет машины, а ездить на автобусах или трамваях не люблю, поэтому купила себе велосипед. Крутя педали, я развожу макеты клиентам. Если смотреть по сторонам, то увидишь, как в Перми целые улицы, кварталы с современной инфраструктурой перемежаются районами, где стоят худые деревянные домики, словно специально завезенные сюда из наших Сычей.
Я сама мастерю все макеты. Пара моих университетских подружек как-то раз вызвались помочь, но сдались, разнервничавшись после первого промаха. Иногда в мастерскую заглядывают клиенты. Мы обсуждаем с ними план работы и результат, которого они ждут. Самым необычным опытом было моделирование коровника с загонами для скота. Клиент настоял на том, чтобы я отразила все атрибуты коровьего быта, в том числе брошенные охапки сена и отходы жизнедеятельности.
Большинство покупает макеты домов просто в коллекцию. Для других – это разовое развлечение, вроде покупки лего или машинки на пульте управления. Реже макеты берут в практических целях, например, чтобы на их основе построить реальный дом.
В мастерской есть скромное треснувшее зеркало. Временами я смотрю в него и не верю в отражение. В какой момент моя ветреность, вспыльчивость и детская улыбка стали ответственностью, уверенностью и упорством? Ощущение того, что на меня смотрит та самая маленькая девочка еще не ушло, но оно уже призрачно, едва осязаемо. Я предпочитаю кроссовки каблукам, а джинсы коротким юбкам. Теперь я не противлюсь носить очки, отбросив всякое стеснение. Точку в моей взрослой свободе ставят распущенные кудрявые волосы и скромная татуировка самолетика на плече.
− Зачем тебе эта татуировка? − говорил мне папа по телефону. − Для кожи это вредно.
Я обижалась на него, говорила, что очень хочу ее сделать и жаловалась, что он до сих пор не дает мне самой принимать решения.
Сейчас в мастерской я бываю редко, все больше времени провожу с папой. После инсульта ему стало хуже, и теперь он как никогда нуждается в моей помощи. Если ухожу поработать, папа остается с сиделкой. Он этого не любит и часто ворчит.
− Нина Кирилловна, конечно, женщина хорошая, − говорит он. – Но не хочу я перед ней вот в таком состоянии показываться, вроде как беспомощный какой-то.
− Нужно потерпеть, пап, переждать… мы пока не можем по-другому.
− Я так перестану себя уважать.
В Пермь я переехала сразу, как поступила в университет. Полгода назад я уговорила и папу переехать ко мне, потому что он не справлялся с хозяйством, а я не могла ему помочь из-за учебы. Я сильно переживала, потому что он далеко и меня может не быть рядом, если что-нибудь случится. Папе был нужен постоянный уход, и он согласился. Помню, уже в дороге он говорил, что передумал.
Окончив в университете курс журналистики, я поняла, что это не мое. Обидно, но в жизни часто приходится тратить время на то, чтобы понять, что движешься не в том направлении.
− Журналистика будет хорошей альтернативой, если домики перестанут радовать клиентов, − утешал меня папа.
− Я занимаюсь этим не только ради клиентов, ты же знаешь…
− Знаю, но жить на неоплачиваемое хобби стало нынче тяжеловато, − он улыбнулся и немного приподнялся в кровати.
− Давай помогу с подушкой, − сказала я и подошла к нему, чтобы подержать голову и поправить подушку.
− Да, спасибо… Вернуть бы наш дом в деревне, уехать из города.
− Одна я там не справлюсь. С квартирой меньше забот и в городе есть работа. Как только поправишься, мы обязательно уедем отсюда. А ты выздоровеешь, я обещаю.
− Когда-то я также говорил твоей маме.
Папа отвернулся к стене. Он часто так делает, когда обижается, но обижается не со зла. Его расстраивает бессилие, наше с ним бессилие. Мы просто вынуждены плыть по течению. Прекрасно понимая это, я стараюсь улыбаться, чтобы сохранить хоть какое-то равновесие, и хочу, чтобы папа тоже улыбался.
− Пап… а у меня для тебя подарок, − я тихонько похлопала его по плечу. – Я не могу вернуть тебе твой дом, но может тебя порадует его маленькая копия, − я принесла из мастерской макет нашего дома в деревне, над которым трудилась последний месяц.
В доме, как и в нашей квартире, две комнаты. Все внутри обустроено в точности также. Я даже постаралась поклеить обои в нежных зеленых тонах. Каждая комнатка − это отдельный мир в кукольном кубике. Чтобы обустроить такой мир нужно много терпения и аккуратность. Для меня такое хобби, которое постепенно превратилось в работу, служит успокоением. Неторопливые, размеренные действия отключают тебя от реальности, погружая на несколько часов в другую вселенную.
− И вправду, он в точности, как наш, − он засиял от радости. − Даже огород, грядки на том же месте! А это что? Что-то похожее на голубую ванночку…
− Это наш летний надувной бассейн. Тут даже есть качели, которые ты мне повесил на веранде, − я указывала папе на маленькую дощечку и две тоненькие веревочки.
− Поставь его на комод, − он потянулся ко мне и обнял. − Да, да, вот так, прямо напротив меня, чтобы я мог видеть наш дом, даже прикованным к этой кровати.
Я поставила макет на комод. Не знаю, принесет ли ему эта маленькая копия столько радости, сколько принесла мне, когда я моделировала в ней каждый сантиметр, выверяла каждый штрих. Все в доме напоминало мне о детстве, предметы в нем имели свою историю и, уже выстраивая фундамент, я снова погрузилась в атмосферу беззаботности, пропитанной духом подростковых приключений.
3. Здесь живет искусство
В старшей школе дела с математикой стали лучше. Отчасти это заслуга Джека – местного дворового пса.
Все в деревне его знают. Мальчишки говорят, что раньше Джек беспорядочно бродил по деревне, ложился спать то тут, то там, а сейчас выбирает постоянный район обитания в зависимости от времени года. Летом его чаще всего видят на футбольном поле, поросшем высоким сорняком. Рядом со стадионом течет река. Неудивительно, что в самое жаркое время года место дислокации Джека близко к воде. Холодные зимние дни он проводит на «трубах» – местечко, где скопилось много теплых канализационных люков, натыканных в земле. Весну Джек встречает ближе к вокзальной площади. В это время все съезжаются на дачи и, конечно, не могут не обратить внимания на Джека, который, виляя хвостом, выпрашивает провиант, оставшийся после поездки на электричке.
Когда в начале учебного года я пошла в старшую школу, я узнала, где этот взъерошенный и хромающий на одну ногу пес, обитает осенью. Приютился Джек где-то неподалеку от булочной «Минутка», мимо которой я каждый день прохожу по своему маршруту в школу. Ребята обычно заглядывают в кафе на перемене, чтобы купить пару вкусных булочек. Видимо, и Джек вдохновенно ждет каждую перемену для перекуса свежей выпечкой.
Теплым осенним днем состоялось наше знакомство с Джеком. Я шла в школу, груженая учебниками и мыслями о предстоящей встрече с новыми одноклассниками, учителями.
− Может, он хотел поздороваться и пытался протянуть тебе лапу? − оправдывал Джека папа, когда я рассказала ему, как пес, обнюхав портфель, начал прыгать на меня.
Конечно, заветное «Фу!» не помогало, и я была вынуждена просто терпеть повисшую на мне собаку. Я делала вид, что ничего не происходит, и Джек утрачивал ко мне интерес. Еще какое-то время он плелся за мной по дороге, а потом отставал.
Джек встречал меня и «пытался протянуть лапу» каждый день. Иногда папа подвозил меня до школы, но из-за работы он не мог так делать всегда.
Утрата моего доверия к будильникам связана с опозданием на урок математики, который стоял первым в расписании. Оказалось, что виной всему не поломка этого злосчастного часового механизма, а мое желание поспать. Так я утратила доверие к самой себе. На самом деле, опоздание помогло решить проблему постоянных встреч с Джеком.
Та же дорога, тот же маршрут. Из-за деревьев выбегает тот же лохматый пес.
− Фу! Брысь, Джек! – слышу я голос Татьяны Витальевны, размахивающей на моего обидчика сумкой, полной наших школьных тетрадок.
Джек извинительно заскулил и отбежал в сторону.
Татьяна Витальевна – наш новый школьный учитель математики. Ее пунктуальность, по ее же словам, отмечена точкой начала координат.
Теперь постоянные опоздания на уроки не лучшим образом сказывались на моей репутации примерной ученицы. Меня это не сильно расстраивало, потому что примерной ученицей я никогда и не была, а еще такая репутация не важнее сохранности моих нервов при каждодневной встрече с Джеком. К тому же, когда в расписании я видела первым уроком урок математики, я приходила вовремя (по меркам времени Татьяны Витальевны).
Если выходишь из дома за десять минут до начала первого урока, встречаешь Татьяну Витальевну и не бегаешь от Джека. Наверное, в ее опозданиях виновато то скромное расстояние, которое нужно каждый день проходить от дома до школы. Чем ближе к школе ты живешь, тем увереннее себя чувствуешь, зная, что можно выходить на работу за пару минут до урока. Как оказалось, такая уверенность может сыграть с тобой злую шутку.
− Здравствуй, Алиса! Часто он на тебя так кидается? – Татьяна Витальевна немного приобняла меня, как бы защищая от поглядывающего на нас Джека.
− Здравствуйте, спасибо большое! Уже две недели как боюсь здесь ходить из-за него, и ведь никак не обойти…
− Ну, пойдем со мной, хоть сегодня провожу тебя, − улыбнулась она. − Может, ты завтрак с собой в портфеле носишь, булочки какие-нибудь? Этот ведь все учует…
− Нет-нет, я тоже сразу об этом подумала, но я завтракаю в школе, из дома ничего не беру. Весь портфель перерыла, думая, что завалялись крошки или еще что, но ничего не нашла.
− Да уж, с этими бездомными собаками надо что-то делать. Он вроде и мирный, никого не кусает, а детей все равно пугает, − Татьяна Витальевна оглянулась и увидела, как Джек лег в траву рядом с дорогой.
Впервые я дошла до школы, ощущая себя в полной безопасности. Моя новая учительница математики не упустила возможности спросить меня, сделала ли я уроки, понимаю ли то, что она объясняет. Постепенно я подстроилась под ее график и выходила ровно во столько, чтобы встретить Татьяну Витальевну там, где раньше из-за деревьев ко мне спешил Джек. Она выбегала из подъезда на каблуках, держа в руках свою сумочку, и бойко шла защищать меня. Хотя Татьяна Витальевна и была небольшого роста, но Джек ее боялся, сразу отбегал в сторону. Видимо, была в ней какая-то особенная сила духа. А может, он, как и я, боялся математики.
Из школы домой меня часто провожал Аркаша. Обычно в это послеобеденное время мы видели Джека, лежащим на траве с раскинутыми в сторону лапами. Сытый, отдыхающий пес вызывал в нас только умиление и никакого страха.
Оценки по математике в моем дневнике стабильно были на уровне четверок и пятерок. Оказалось, дело было вовсе не в том, что я подружилась с Татьяной Витальевной на наших прогулках до школы, а в том, что я наконец-то выполнила данное себе обещание позаниматься математикой летом.
Папа не был доволен разрешением проблемы. Его не особенно радовали мои постоянные опоздания в школу, хотя они и были связаны с опозданиями моей учительницы. Со временем Татьяна Витальевна поняла, что я выхожу ровно во столько, чтобы по пути встретить ее. Мы с ней договорились, что я буду выходить из дома раньше, а она не будет опаздывать. С тех пор я оказывалась в школе за пятнадцать минут до начала урока.
Папа все равно всерьез решил заняться проблемой бездомного Джека.
− Алиса, Татьяна Витальевна не всегда будет рядом. Она не сможет тебе помочь, когда ты идешь из школы домой.
Я уговаривала папу не жаловаться на Джека, потому что думала, что с бездомными псами плохо поступают.
− Когда я иду из школы, он уже спит и никого не трогает, − настаивала я на своем.
Папа обратился в администрацию, составил длинную жалобу, в которой просил разобраться с ситуацией. Его в деревне уважали и прислушивались. Даже, когда он ходил в своем строительном костюме с не отстиравшимися пятнами краски и цемента.
Джек словно почуял что-то неладное и «залег на дно». Он не появлялся несколько дней ни в одном из своих любимых районов. Идя в школу, я тоже его не встречала.
− Возможно, они его уже выловили, − говорила Татьяна Витальевна, все смотря на то место, где Джек обычно лежал в траве у дороги.
− А я надеюсь, что нет, − протестовала я. – Я теперь Джека не боюсь, даже скучно без него как-то.
Я действительно начала верить, что эти люди с администрации, поймали его.
− Папа, зачем ты сделал это? Они же забрали его, забрали! − расплакалась я, когда пришла из школы. – Они сделают ему плохо, он никого не обижал.
Папа вывел меня во двор дома и показал Джека, который лежал на спине, раскинув лапы, под лучами солнца на теплой земле. Одна лапка у него была перевязана.
− Мне тоже стало его жалко, Алиса, но я и не хотел, чтобы он пугал детей, идущих в школу. Конечно, его бы забрали, − папа поставил перед Джеком чашку с водой. – Я попросил оставить его нам. Ты ведь не против?
− Я только за, − от радости я подбежала к Джеку и погладила его.
− Я свозил его к ветеринару, врач осмотрел ему лапу и сделал что-то вроде небольшого гипса, − он тоже погладил Джека, который после визита к ветеринару совсем перестал быть лохматым. – Скоро лапка заживет, и он сможет бегать как раньше.
Джек податливо подставлял голову под мои поглаживания. Его глаза выражали благодарность, были такими добрыми и ласковыми, что я даже забыла про все те неприятности, которые он мне доставил.
Место, выделенное Джеку, огорожено забором. Папа подумал, что из Джека получится отличный сторожевой пес, но его ожидания не оправдались: он узнавал всех в деревне, поэтому не лаял, когда кто-то приходил в гости. Мои новые одноклассники навещали Джека, хотя поначалу и были не довольны его переездом, потому что понимали, что больше не смогут подкармливать его булочками.
− У каждого должен быть свой дом. Хуже всего жить без крыши над головой, − сказал папа и хоть и не сразу, но все с ним согласились.
Вечерами мы выводили Джека на прогулку. Тоска по вольной жизни угасала, когда папа приносил ему в чашке завтрак, обед и ужин. Каждую прогулку Джек ждал с нетерпением, вел себя на ней крайне подобающе, шел спокойно и лишь изредка гавкал на соседских кошек.
Папа очень добр к животным. Наверное, этим можно объяснить и его поступок по отношению к Джеку. Предложенный им вариант решения трудной задачи оказался благородным и самым лучшим. Задача эта заключалась в том, чтобы оградить меня от опасности и при этом не дать пострадать Джеку. Папу часто одолевало тяжелое чувство вины за смерть мамы. Он думал, что мог бы ей помочь, но не помог. Эта мысль стала для него душевным грузом. Вероятно, что и по этой причине он совершал добрые поступки. Может быть, стремясь избавиться от гнетущего ощущения, он и создал наше маленькое производство бумажных самолетов.
Прошло три года с тех пор, как я запустила свой первый бумажный самолетик. Постепенно я совершенствовала мастерство моделирования.
− Если мы действительно хотим чему-то научиться, надо постоянно прилагать усилия, − мотивировал меня папа.
В пятом классе, придя в гости, на день рождения к другу, я вручила ему модель самолета, которую мы с папой склеили вместе… Моделька была простая, без внутреннего наполнения, обычный бумажный каркас, но уже все-таки это была не такая элементарная детская конструкция, которую можно соорудить за несколько сгибаний листа бумаги.
− Представляешь, сколько детей лишены возможности получить подарок? Может быть, они очень бедны или одиноки… Они будут счастливы, когда получат такую крутую модель самолета.
В Сычах наша с папой мастерская была прямо в доме. Вечером мы взяли с собой Джека и прогулялись до магазина канцтоваров, где купили все самое необходимое – картон, бумагу, клей, краски.
Папа у меня строитель, чертежи будущего самолета всегда лучше выходили у него. Я обычно занималась вырезанием нужных деталей и их склеиванием.
− В нашей мастерской должна быть вывеска. Хмм… что-то, связанное с творчеством, − сказал папа, отмеряя линейкой крыло самолета.
− Самолетостроители, − предложила я.
− Если наша «компания» разрастется, и мы будем делать не только самолеты, то придется менять название.
Так и появилась идея о вывеске «Здесь живет искусство».
Джек живет на уличном «дворе» нашего дома, но у нас есть и «двор» прямо в доме. Там нет комнат, стоит только верстак, куда папа складывает свои строительные инструменты. Рядом с верстаком мы оборудовали небольшой кабинет, и у входа папа выгравировал надпись «Здесь живет искусство» на деревянной дощечке.
Вечерами после прогулок с Джеком мы с папой увлеченно строили наши бумажные самолеты. Иногда после школы я показывала друзьям, как у нас обстоят дела с новой моделью.
− А можно я склею эти детали для крыла, − все не унималась Марина. – Ну пожалуйста, пожалуйста!
− Хорошо, только аккуратно… Давай я тебе помогу.
Саша стоял и всматривался в модель ТУ-34.
− Такой же ты мне подарила на день рождения! – сказал он.
− Да, твой подарок мы клеили вместе с папой, а этот я уже сама сделала, как только научилась.
Когда у нас накопилось примерно десять готовых самолетов, папа договорился и отвез их в детский дом. Постепенно о наших маленьких благотворительных акциях под лозунгом «Здесь живет искусство» узнала вся деревня.
4. Неприятности
В Перми скромные тихие улочки сменяются оживленными кварталами, и ты сам вправе выбирать, что больше тебе по душе. Наша с папой квартира зависла на третьем этаже пятиэтажного дома. Дом прячется в окружении точно таких же панельных зданий. Живя в этом районе города, чувствуешь себя пассажиром, который грустными глазами наблюдает одну и ту же остановку, каждый день выезжая с нее на работу.