Нерукотворный

Аелия злился на то, что так слаб. Что в самом деле позволил кому-то лишить себя бессмертия. Лишить себя его силы. Ведь будь она прежней, Доротея никогда не смогла бы так просто влезть в его голову и подчинить себе. С бессмертными это сделать невозможно, если они сами того не пожелают, потому что преодолеть их энергетику попросту нельзя. Это всё равно что бить камень тростинкой и надеяться, что он вот-вот расколется.

А если бы её больной разум приказал сделать что-то иное? Что-то опасное. Если бы Аелия вышел из своих покоев и навредил кому-нибудь?

В ту самую секунду он внимательно посмотрел на себя снова, стараясь успокоиться. Солнце подумал: больше никогда я не позволю кому-то лишить меня воли. И он наконец осознал, как нуждается сейчас в помощи кого-то, кто в разы сильнее. Кто сможет помочь ему вернуть… себя.

Умывшись снова, юноша выдохнул. И вернулся в постель, успокаивая себя тем, что завтра будет новый день, и тогда эти чувства отступят.

Поток Страсти стихал с каждой секундой. Аелия смог уснуть снова.

Открывать глаза утром было трудно. Ситуацию усложняло отсутствие солнца. Биоритмы Аелии сходили с ума, от чего тот почти не высыпался и чувствовал себя уставшим, будто и вовсе не спал. Быть может, виной тому совсем не биоритмы, а ночной визит Доротеи, но о ней юноша старался вообще не думать.

С трудом подняв веки, он тяжело вздохнул, прикинув, сколько дорог ему предстоит пройти, не отвлекаясь на такую ерунду, как отдых, а потом встал, лениво потянувшись. Немного болела голова. Ощутив боль и дискомфорт в разворошённом влиянием коварной бессмертной мозгу, Солнце поморщился, зажмурившись. Пару мгновений он позволил себе посидеть на месте, пока тело привыкало к вертикальному положению, после чего встал и подошёл к зеркалу. В ту же секунду в дверь тихо постучали.

– Господин, вы проснулись?

– Да.

– Позволите войти и приготовить вам ванную?

Аелия впустил прислугу – ей оказалась Ева – и вновь вернулся в постель, решив, что может отдохнуть ещё немного, пока служанка суетилась в ванной комнате. Укутавшись в одеяло, юноша будто спрятался от целого мира, не желая никуда выходить и ни с кем разговаривать. Это противное состояние наверняка было следствием наглого вмешательства Доротеи в хрупкое и с некоторых пор смертное сознание Аелии. Он в этом почти не сомневался и злился только больше. Хотя даже на простую злость сил катастрофически не хватало.

Пока Ева таскала нагретую на очаге воду и переливала её в деревянную бадью, юноша успел снова задремать. И проснулся от лёгкого, едва уловимого прикосновения.

Распахнув глаза, он увидел перед собой обеспокоенное лицо Евы. Девушка наклонилась над ним, внимательно рассматривая. Она тихо спросила:

– Господин, вам нездоровится?

Аелия отрицательно покачал головой:

– Вовсе нет.

Он соврал. Собственная слабость ужасно раздражала, и раз уж служанка заметила в нём болезненную перемену, значит, дела его были действительно плохи.

Аелия ещё раз посмотрел на миловидную служанку:

– Твоё лицо, милая Ева, очень мне знакомо.

Та отпрянула, удивлённо глядя на Солнце.

– Я умерла восемь лет назад. Вряд ли вы могли знать меня, господин.

– Несомненно, ведь мне отроду всего год.

– А моё имя… вы откуда знаете?

Аелия задумался, выглядывая из-под своего кокона-одеяла.

– Быть может, слышал, как к тебе обращаются. А, может…

А, может, это имя случайным образом всплыло в голове, как само собой разумеющееся, ведь неспроста лицо этой усопшей души кажется таким знакомым. Она стояла, неловко перебирая дрожащими пальцами чистый фартук, будто решаясь на что-то. Глаза метались из угла в угол, а губы были поджаты и походили больше на белую полосу.

– Г-господин… – пролепетала она вдруг.

– М? – сквозь сон, одолевающий сознание, отозвался Аелия.

– Я была служанкой погибшей солнцеликой госпожи. Служила только ей. И когда она умерла, я прожила недолго, ведь в Ферассе творились ужасные вещи – холод, голод, умбры. Меня убило одно из этих чудовищ. И я решила, что последую за своей госпожой. Поэтому явилась сюда, в Мацерию, чтобы и дальше служить ей.

– Ты знала, что Всеотец забрал её в Обитель Ночи?

– Так говорили люди, – она пожала плечами. – Говорили, будто…

Ева понизила голос.

– Будто Всеотец убил её и унёс с собой во мрак. И потому я посчитала, что душа её может быть здесь. Понимаете, господин, я любила нашу Минцзэ, как мать, как божество. А у меня никого больше и не было. Потому и последовала за ней. Так или иначе, душа моя не была спокойна. Мне нужно было очиститься перед тем, как воссоединиться с природой, с нашим миром.

– Почему ты говоришь мне это? – спросил Аелия.

Она пристально посмотрела на Солнце, а потом ответила:

– Я всё смотрю на вас и вижу её. Вы так сильно похожи, господин. Простите мне мой болтливый язык. Я просто… ощущаю от вас её энергетику. Не ту, что дарована каждому бессмертному, а самую приземлённую: у вас взгляд такой же и сердце доброе.

– И какой же у меня взгляд?

– Светлый. Чистый. Как весеннее утро. Так и хочется под вашим взглядом быть. Будто под солнцем.

Её голос дрогнул. Глаза сделались мокрыми. Ева поспешила утереть выступившие слёзы фартуком и отвернулась.

– Простите, господин!

– Почему плачешь?

Она завертела головой, либо не желая, либо боясь отвечать. Второй вариант казался Аелии более вероятным, ведь Баиюл довольно строг и жесток с ней, чем, несомненно, смог запугать хрупкую несчастную душу.

– Мне не дозволено такое говорить! Простите, простите, простите!

Сердце юноши сжалось от жалости к ней. В мёртвых глазах и без того читалось отчаяние и скорбь, а теперь ещё и горькие слёзы, рекой стекающие по иссиня-бледным щекам.

– Ну же, ответь. Что заставило тебя плакать?

Не оборачиваясь, она всхлипнула. Плечи дрожали. Ева выглядела, как маленькая беззащитная девочка.

– Я плачу, потому что ваше появление означает одно – Минцзэ уже не вернётся.

От этих слов Аелии стало дурно. Он вдруг ощутил вину. Так глупо и наивно! Но ему казалось, будто именно из-за него любимая всеми госпожа не воскреснет. Будто она была убита им. Его рождением на свет. Вероятно, так считал и Баиюл, от чего душа лишь сильнее проваливалась куда-то в небытие. Неужели богу, с головой отдавшемуся всепоглощающей скорби, суждено вечность смотреть на труп возлюбленной?

Или когда-нибудь он всё же сможет отпустить и решится наконец отдать её душу вселенной?

– Ваша ванна готова, господин, – будто вспомнив, зачем вообще приходила, проговорила Ева.

Аелия ничего ей не ответил. Ему не хотелось больше говорить. Он всё же поднялся с кровати и, снимая на ходу рубаху, поплёлся в ванну, где остался один.

К тому моменту, когда утренние водные процедуры закончились, Евы в покоях уже не было. Солнце не сомневался, что она выскочила из них сразу же, как только он закрылся в ванной. Аелия и сам так поступил бы на её месте, чтобы уйти наконец от тяжёлого разговора и поскорее отвлечься от тягостных мыслей.

Одевшись и причесавшись, юноша спустился вниз, в тронный зал, где и ожидал увидеть Всеотца и Бьерна. Перед ними, склонив голову, стоял пожилой мужчина, нервно теребя в руках шапку. Рядом с ним стояла душа, очевидно, более высокого статуса.

«Подьячий.» – промелькнула в голове догадка.

Мужчина, облачённый в парчовые одежды, стоял с гордо поднятой головой, держа в руках перо и бумагу, испещрённую записями. Он молчал, глядя то на старика, то на бога, но стоило Аелии приблизиться, мужчина тут же преклонил колено перед ним.

Он сказал:

– Солнцеликий господин, позвольте поприветствовать вас.

Услышав, как к Аелии обратился подьячий, Баиюл вздрогнул. Мышцы на лице дёрнулись.

Старик, стоящий рядом, последовал примеру и тоже поспешил склонить голову, опустившись на колени. И как только Солнце поприветствовал их в ответ, оба встали. Внешность подьячего показалась Аелии весьма необычной: его лицо напоминало змеиную морду. Глаза с прищуром смотрели на всё вокруг, не упуская ни единой детали. А тонкие сжатые губы, казалось, скрывали во рту длинный язык. И говорил мужчина тихо, словно шипел.

– Повтори всё, что сказал нам, – приказал Баиюл.

Старик скромно взглянул на Аелию. В мёртвом блёклом взгляде читалась усталость.

– Мой господин, – заговорила душа, – я явился лишь для того, чтобы сообщить тайну, о которой при жизни было не дозволено говорить никому. Смолоду я преданно служил Господину Азариасу и беспрекословно выполнял все приказы, что он отдавал.

Старик смолк на мгновение, собираясь с мыслями, а потом мрачно продолжил:

– Даже те, которые подразумевали очень плохие вещи. Один такой пришлось выполнять около восьми лет назад. После него мне захотелось подать в отставку. Мы перевозили молодую девчонку в тюрьму, что находится у подножия гор в Умбровом Лесу.

Аелия вспомнил вчерашний рассказ Климин и воскликнул:

– Мирайн поместили в тюрьму для смертников?!

Старик осёкся, испугавшись, будто сболтнул лишнего, и в поисках поддержки заозирался по сторонам. Баиюл был спокоен, он кивнул, чтобы тот продолжал.

– Да, господин. В тюрьму для смертников – в «Удушье Спящих Гор».

– За что её отправили туда?

– Нам не говорили подробности. Было известно совсем мало. Будто она причастна к пропаже сына Господина Вечности и Госпожи Мудрости. Её держали там, мучали в попытках выбить признание и хоть какую-то информацию о том, где дитя находится, но пленница так ничего не и сказала.

– Мучали, говоришь?

Старик кивнул, крепче сжимая в испещрённых морщинами руках валяную шапку:

– Господин являлся почти каждый день и с утра до ночи пытал девушку. Сам. Никому не было дозволено смотреть на то, что он с ней делал. Но вопила девица так, что кровь стыла в жилах. Точно измывался над ней, как над животным каким.

– Это происходило до начала Вечного Сумрака?

– Да, господин. Всего за несколько дней до того, как солнце погасло.

– И чем же мы разгневали вселенную, если она обрушила на наши головы столько бед в один год? – задался вопросом Бьерн. – Великие и поистине ужасающие лишения: сначала исчезновение бессмертного дитя, а следом гибель Минцзэ.

– Сомневаюсь, что вселенная желала этого. Лишения произошли по вине преступников, которые рано или поздно понесут своё наказание, – ответил Баиюл.

– Тебе известно что-нибудь ещё? – продолжал расспрашивать старика Аелия.

– Нет, больше ничего.

– Тогда не стоит больше терять время. Нам пора в путь.

– Господин? – робко обратился старик. – Если вы собираетесь отправиться в Умбров Лес, то должны знать, какие опасности там поджидают. Говорю как человек, который собственными глазами видел весь этот кошмар. Понимаете, смертники, помещённые в «Удушье Спящих Гор», не всегда умирают от духа умбры. Они…

– Это нам известно, – перебил его Бьерн. – Спасибо вам за информацию и предостережение. Вы – уважаемый воин, прошедший долгий путь от рождения до глубокой старости, и здесь вашей душе будет спокойно. Об этом мы позаботимся.

Старик, непривыкший к тому, что ему выказывает уважение кто-то, подобный Бьерну, в изумлении заморгал глазами и закивал, после чего низко поклонился.

– Благодарю вас, добрый господин.

Баиюл обратился к подьячему:

– Велиус, проследи, чтобы эта душа нашла здесь покой. Найди ему кров и работу, если того пожелает.

Мужчина поклонился:

– Я распоряжусь, господин.

Подьячий увёл бывалого воина. Аелия пребывал в раздумьях.

Он спросил:

– Бьерн, о чём старик хотел предупредить? Что вам ещё известно об Умбровом Лесе?

– Расскажу по пути. Нам ведь будет нужно занять друг друга интересной болтовнёй. – Бьерн весело улыбнулся, потянувшись.

– Ты расскажешь? Ты пойдёшь со мной и Всеотцом?

– Нет, я поведу тебя. Баиюл останется здесь.

– Но я считал, что…

Бьерн пожал плечами:

– Мы решили, что так будет лучше. А ты что же, не рад видеть в лице своего спутника меня?

– Вовсе нет! Я очень рад! Просто это весьма неожиданно.

На самом деле Аелия выдохнул. Он уже размышлял о том, каким путь окажется тяжёлым, учитывая вздорный характер бога. Солнце в действительности обрадовался этой новости, ощутив настоящее облегчение.

– Тогда мы можем отправляться? – спросил он.

Баиюл вдруг крикнул, от чего Аелия подпрыгнул:

– Доротея! Пора в дорогу.

Его низкий голос оттолкнулся от стен тронного зала, а потом будто бы ударил Аелию по голове. Солнце даже зажмурился на мгновение, боясь, что потолок вот-вот обрушится от натиска столь громкого звука.

Из тёмного угла, куда не попадал свет многочисленных свечей, выплыла изящная фигура. Лёгкой поступью она медленно ступала по мраморному холодному полу босыми ногами. Длинные волосы по обыкновению спадали с тонких плеч, прикрывая обнажённое тело. Аелия поспешил отвести от неё глаза. Не из простого человеческого приличия, а из страха столкнуться с Доротеей взглядом.

Баиюл же наоборот – смотрел на девушку очень внимательно, и на лице его с каждой секундой всё больше проявлялся гнев. Казалось, вот-вот оба его века нервно задёргаются.

Доротея смотрела на бога всеми пятью глазами, невинно улыбаясь и, очевидно, дожидаясь его реакции. Какой бы она ни была, ей ужасно хотелось хоть напоследок обратить на себя внимание Всеотца.

– Ты в каком виде явилась? – процедил Баиюл сквозь зубы, стараясь сдерживать порывы закипающей ярости из последних сил. – Сейчас же вернись в свои покои и оденься!

Он стоял прямо над ней. По сравнению с низкой Доротеей бог был просто горой. И бессмертная совсем не боялась, а совершенно точно упивалась его давлением на неё.

– Я не люблю одежду, папуля! – возразила она, вдруг нахмурив брови и надув губы.

– Я оттаскаю тебя за волосы, если ещё хоть раз попробуешь мне перечить. Бессовестная! – с каждым сказанным словом тон бога повышался. – Несносная, невыносимая соплячка! Немедленно делай, что велено!

Доротея, получив то, чего так сильно хотела, вновь заулыбалась, обнажив ряды острых клыков, а потом вдруг послушно развернулась и вновь нырнула во тьму. Через пару мгновений она вернулась уже одетая, приведя себя в порядок. Чёрный атласный кафтан и шаровары, заправленные в кожаные сапоги с золотой набойкой на каблучке в самом деле поменяли облик бессмертной. Теперь она выглядела пристойно.

Доротея подошла к богу и крепко обняла его, сказав:

– Сапожки мне прямо в пору пришлись, папочка! Спасибо, они мне очень нравятся!

Баиюл не ответил на объятия, всё ещё разозлённый, но, несмотря на это, всё же взглянул на непослушную бессмертную, и было в этом взгляде то, чего Аелия никак не ожидал увидеть – нежность. Едва уловимая, мимолётная, но она точно была.

Вслух же он уже сдержанно произнёс:

– Прочь, Доротея.

Она кивнула и отпрянула.

Баиюл взглянул на Бьерна:

– Будьте предельно осторожны и чуть что возвращайтесь сюда. Здесь ни одна беда вас не настигнет.

– Я доведу Аелию прямо до его законного трона и верну Ферассу былое величие. Ты и глазом моргнуть не успеешь, братец.