Остров Чаек
Хатин встала на камни и ополоснула ноги морской водой, отряхнулась. Вернувшись, она увидела взмыленного и изможденного Прокса: тот шел по тропинке и подгонял упирающуюся птицу-слона. Жалость смыло приливом паники.
Теперь уже ничто не остановит проверку.
* * *Когда Скейн вошел в пещеру и сел напротив Арилоу, она не подняла головы. Окруженный собственным жутким флером тишины, он ждал и не спешил заговаривать или начинать проверку.
Хатин, не отрываясь, глядела на свои руки, и, не желая демонстрировать то, как предательски они дрожат, положила их себе на колени. Быстро покопавшись в поклаже на птице, она отыскала три бутыли и три ларчика, но склянок для испытания нюха не было. Наверняка лежали в карманах у Прокса, и прямо сейчас он их где-то закапывает. Оставалось надеяться, что мальчишка, посланный шпионить за ним, не подведет.
Занавеска снова отдернулась и вошел Прокс, успевший наскоро причесаться. Соглядатая Хатин видно не было. Сколько она ни спешила утром, сколько ни готовилась, а первое испытание так и останется без прикрытия.
Внезапно кто-то заскреб палкой о занавеску. Ни Скейн, ни Прокс внимания не обратили, но Хатин поднялась и неверным шагом прошла к выходу из пещеры.
Снаружи ее ждал мальчик. У Хатин от облегчения стиснуло горло. Она спустилась по веревочной лестнице и отвела мальчишку подальше от устья пещеры.
– У входа в Хвост Скорпиона, – только и сказал он. Так вот где, значит, Прокс зарыл три склянки с запахами.
На предосторожности времени не оставалось. Хатин прижалась губами к уху мальчишки и зашептала:
– Ты выкопал их. Рассмотрел? Под каким камнем какая из них зарыта?
– Времени не было, – пробормотал он, пожав плечами.
Хатин вновь окатило волной паники. Она прижала ладони ко рту, но потом, глядя на мальчишку глазами полными ужаса, улыбнулась сквозь пальцы. Насколько она знала, блуждающее зрение Скейна могло уличить их, так что выглядеть эта беседа должна была лишь как бесплодные попытки мальчика добиться расположения девочки.
– …раскидай их! – с улыбкой сказала Хатин ему на ухо, немного подумав. – Вернись! И раскидай все камни! Как будто ракушки ищешь! Быстро!
Двигаясь все также неуверенно и дрожа всем телом, Хатин вернулась в пещеру, ожидая застать Скейна в тишине, сидящим вполоборота и искоса поглядывающим на нее. Однако он разговаривал с Арилоу и едва ли заметил возвращение Хатин.
– Итак, госпожа Арилоу, где вы сейчас?
Хатин украдкой наклонилась к сестре и поиграла пальцами у нее на ладони. Говорить она не могла до тех пор, пока не притворится, что переводит для нее.
– Арилоу, прошу, – зашептала она сестре на ухо, – скажи что-нибудь, пожалуйста…
Словно услышав ее, старшая девочка слегка нахмурилась, и из ее уст пролился мягкий поток расплавленных слов.
– Я здесь. – Хатин говорила уверенным холодным тоном на языке знати, как обычно, когда переводила Арилоу. – Надеюсь, вы простите меня, что я не надеваю тело. Для меня это утомительно, и я предпочитаю оставаться начеку.
– Понимаю, – сказал Скейн и улыбнулся, не столько губами, сколько интонацией голоса. – Вы готовы?
Нет, подумала Хатин. Нет-нет-нет…
– Да, – сказала она.
– На первом этапе мы проверим вашу способность перемещать обоняние. Мы выпустим свои разумы и отправим их за занавеску… – Голос Скейна сделался спокойным и монотонным. Он точно на ходу выпустил свой разум, однако продолжал сидеть прямо, не шелохнувшись. – Перенеситесь к склону скалы. Двигайтесь, пока не наткнетесь на огромную фигурную трещину в нем. Теперь отыщите крупную плиту синего камня… – Скейн умолк. Его взгляд метнулся из стороны в сторону раз, другой. Брови дрогнули. – Прокс, – уже другим тоном обратился он, – там мальчишка, роется в камнях. Будь добр, пойди и попроси его прекратить.
– Я отыскала серо-голубой камень, – Хатин подпустила немного сомнения в голос Арилоу, – но он стоит на ребре, и я не уверена, что он – тот самый…
– Госпожа Арилоу, погрузите свои чувства в песок, под камень – найдите там склянку…
– Я ощущаю лишь песок и камни… – Арилоу повела головой, будто и правда искала что-то. – Постойте… похоже, в нескольких шагах зарыт сосуд, но… он не один…
– Проникните в каждый по очереди. Скажите, что чувствуете, какие запахи.
Хатин облегченно и неглубоко вздохнула. Стараниями ее сообщника Скейн теперь и не ждет, что она определит, под каким камнем какой сосуд зарыт – лишь чем пахнет содержимое. А благодаря носильщикам из Жемчужницы, она уже знает ответ.
Хатин неспешно и по очереди описала запахи. Рыбу она позволила себе угадать легко. Прежде, чем назвать корицу, немного помедлила. Называя третий запах, заставила себя порассуждать о духа́х, весенних запахах и лишь под конец назвала понуриглавку.
– Очень хорошо, – похвалил Скейн; судя по голосу, искренне. – Вернитесь в пещеру, пожалуйста.
Далее, как и ожидалось, Скейн достал три ларчика для проверки «ощупывания». Хатин запомнила зернистый рисунок каждого из них и без труда сказала, в котором лежит раковина, в каком клочок меха, а где – мышиный череп.
Когда достали закупоренные бутылки для проверки вкуса, Хатин побледнела. Запоминая, в какой бутылке была налита сладкая водица, она сделала на пробке крохотную пометку ногтем, но где же она? Должно быть, канавка затянулась, когда мягкая пробка вернула себе первоначальную форму. Что же теперь делать?
Она уже готова была закрыть глаза и выбрать наугад, но тут заметила, что в одной из бутылок плавает крохотная мушка. Скорей всего та влетела, когда Хатин откупорила бутыли и пробовала содержимое на вкус. Она с трудом удержалась от того, чтобы ткнуть в бутылку пальцем и выкрикнуть: «Эта!» – но вовремя опомнилась и, лишь когда замычала Арилоу, нерешительно назвала нужную бутылку.
– Верно. – Как и догадалась Хатин, мушка залетела в бутылку на сладкий запах.
Скейн попросил Арилоу отпустить разум вместе вверх, к горной тропе, и сам отправил свой туда же. Хатин неторопливо описала окрестности, которые знала с рождения, а потом, перед входом в природный известняковый лабиринт, намеренно запнулась.
– Странно, – сказала она, – кажется, к…
– Прокс! – резко воскликнул Скейн. Прокс, который только сунулся обратно в пещеру, вопросительно взглянул на хозяина. – Твоя отметка пропала.
Хатин уже собиралась сказать: кажется, к каменному шипу привязана белая лента. Ведь это она следила за Проксом и видела, как он привязывает ее. Сразу после Хатин поспешила по горной тропке назад в деревню, чтобы опередить помощника инспектора. Ей не терпелось описать ленту, из страха, что Скейн внезапно попросит описать еще что-нибудь: форму облаков или окрас птицы. Хатин чуть было не выпалила заготовленные слова, отчаянно стремясь закончить проверку… и этим едва не выдала себя.
– Так что вы говорили? – спросил Скейн.
– Кажется, к… крепчает ветер, – запинаясь, проговорила Хатин. – Он сильный… опасный…
Ей казалось, что она застыла на краю пропасти, подняв одну ногу над бездной, в которую уже осыпается мелкое каменное крошево.
– Неудивительно, что он сорвал отметку. – Скейн поерзал, осторожно пощелкивая затекшими суставами. – Вы устали, и вам наверняка захочется обсудить надвигающуюся бурю с соседями. Встретимся позже, днем.
Инспекторы покинули пещеру. Хатин казалось, будто ее разум онемел от усталости. Под ногами все еще ощущалась пустота бездны, и она понятия не имела, как сделать следующий шаг.
Глава 5. Унесенные течением
Когда инспекторы покинули пещеру, Хатин ощутила, будто рот у нее полон песка. Три этапа проверки остались позади. Этого хватит, чтобы не провалить экзамен с треском… правда, оставалось еще испытание слуха, а потом инспектор наверняка захочет повторно проверить зрение. Если она провалит задание, он может что-то заподозрить. Возможно, Прокс припомнит, что на целую четверть часа упустил поклажу из виду. Даже если они согласятся устроить Арилоу экзамен заново, справится ли Хатин? Нет, надо пройти все пять этапов, иного пути нет.
Сельчане на пляже готовились к предстоящей буре: вытаскивали каноэ на берег, привязывали хижины и переносили из них все ценное в пещеры. Небо приобрело цвет синей стали, однако оттенок его углубился и сделался грязнее. Во взгляде каждого встречного, обращенного к Хатин, читался немой вопрос. Искусанные губы девочки выдавали слабую улыбку, которая отражалась на лицах вопрошающих. «Все идет хорошо, но не так хорошо, как хотелось бы».
Скейн сидел на краю Обманного Лабиринта, лицом к морю, взгляд его блуждал вдоль пляжа. Хотя, скорее всего, ни моря, ни пляжа он не видел.
– Он сказал, что проверит, не оставил ли ему сообщение один друг. – Хатин обернулась на знакомый голос. Шаркающей походкой к ней приближался Ларш. Похоже, и она привыкла не замечать его. Хатин улыбнулась, глядя, как часто моргает ее собрат по несчастью, и ощутила теплое чувство.
– А второй инспектор? – спросила она. До нее вдруг дошло, что в это время Прокс наверняка привязывает для Арилоу другую отметку в каком-нибудь другом месте.
– Он там, с сестрой твоей спорит, – указал в сторону Ларш. При дневном свете он выглядел еще старше.
Эйвен стояла, уперев руки в бока, а Прокс весь побагровел от расстройства и недоумения. Между ними лежала на песке лодка, и Прокс схватился за чал. Рядом, скрестив руки на груди, стояла мама Говри и кусала полную нижнюю губу.
Чем они заняты? Должно быть, задерживают Прокса, чтобы Хатин успела претворить в жизнь новый план. План, которого у нее не было.
* * *Минхард Прокс даже не заметил, как к нему, мягко ступая, подошла плосколицая девочка с искусанными губами. Он и без того потел под взглядами двух женщин.
– Верну я вашу лодку. – Оказавшись в меньшинстве, он перешел с просторечи на язык знати. Надеялся, что благородное звучание этого языка, возвысит его в их глазах. – Мне нужно лишь выйти на ней в море, для проверки. Вы понимаете? Я буду говорить для вашей госпожи Скиталицы, и меня никто не должен слышать.
Пока он говорил, обе женщины кивали и улыбались, но стоило Проксу закончить объяснения, как они разразились потоком возражений на просторечи:
– …буря-подъем, милорд, течение лодка риф-неси…
– …риф-зуб пронзи борт лодка…
– Вы это видите? – Он свирепо потряс зажатой в кулаке веревкой, и в лица женщинам полетели брызги воды. – Это чал. Я привяжу его конец к камню. К тому вон камню. Лодка никуда не денется, все будет замечательно. – Он понимал, что грубит, но раздражение и предшествующая буре душная жара давили так сильно, что на извинения просто не было сил.
Молодая женщина начала объяснять ему, что море будет шуметь слишком громко и его никто не расслышит…
– В том-то и дело! – не выдержал Прокс. – Так никто с берега не расслышит моих слов, вы понимаете? Никто не сможет мошенничать на проверке. – Последнюю фразу он произнес резко. В душе у него вновь вскипели едкие пузырьки подозрения.
Рассказать Скейну о том, что поклажа какое-то время находилась без присмотра, Прокс не решился. Он убедил себя, что это неважно, что местные не рискнут сунуться в кишащие забвенчиками земли или что они вообще не сумеют поймать эпиорниса. Однако сейчас, когда ему живо стали препятствовать мать и старшая сестра Арилоу, он снова чувствовал, будто угодил в игру, где соперников слишком много.
– Нет, благодарю! – Тонкие пальчики попытались перехватить у него веревку. Прокс отстранился и нагнулся, чтобы завязать узел, и услышал, как два – нет, три – голоса слились в единый серебристый ручеек. Он ощутил дуновение ветерка, когда женщины ушли.
Тогда он вплотную занялся веревкой, остервенело завязывая конец узлом. Как только он закончил, ему на руку легла нежная детская ладошка. Рядом стояла девочка и протягивала ему крупную орнаментированную ракушку, гребешки которой переливались бирюзой.
«Интересно, они хоть на минуту забывают о торговле?»
– Нет, благодарю. – сказал Прокс твердо, но не грубо и остался собой доволен.
Опустив раковину, девочка подождала немного, а потом нагнулась к каноэ и поместила раковину в клин на корме.
– Стой! Ты что это?.. Нет-нет, мне не нужна ракушка!
Девочка выпрямилась и неуверенно взглянула на него, а он только сейчас заметил, какая она худенькая. Она едва слышно шевелила губами, с придыханием говоря на просторечи. Прокс неожиданно для себя вообразил, как ее оттесняет назад толпа других девочек, продающих ракушки, с куда более звонкими и сильными голосами.
– Ну хорошо, хорошо, – со вздохом произнес он, исполнившись вдруг жалости и смирения. Достал из кошеля монету и протянул ее девочке. – Этого хватит?
Девочка покачала головой. Указала на солнце. Что? Что она говорила? Жарко? Затем указала на бухту среди скал. На раковину. Да что она делает?
– О… забудь. Вот, держи. – Прокс протянул ей две монеты. К его удивлению и досаде, девочка отпрянула и снова замотала головой. Прокс осознал, что он глупец, позволивший втянуть себя в этот нелепый торг. – Пожалуйста, забери ее! Просто забери!
Он сел в каноэ и, схватив раковину, попытался грубо сунуть ее в руки девочке, но на ладони вдруг выплеснулась холодная вода.
Прокс уставился на девочку, испытывая страшные угрызения совести. Она вовсе не пыталась ему ничего продать, тогда как остальные заманивали, словно медведя, в ловушку торга. Девочка просто принесла ему воды, чтобы он мог продержаться в море на солнцепеке.
У нее были большие карие глаза, а на лбу – три небольшие складки. «То, что они улыбаются, не значит, что они счастливы». Он будто бы даже узнал девчонку… Лишь увидев на ее передних зубах накладки из кварца, Прокс понял: это переводчица леди Арилоу. Еще мгновение назад ее лицо казалось совершенно непримечательным пятнышком, хотя он столько раз видел его. Как же так вышло? Как эта девочка вдруг стала невидимой для него?
– Спасибо. – Он принял назад раковину. – Вот… возьми все-таки.
Он снова протянул монетку и почувствовал необъяснимую тоску, когда девочка покачала головой.
* * *Было видно, как расстроился Прокс, но принять от него монету Хатин не могла. Она все-таки пришла, чтобы отвлечь его.
Обернувшись, она увидела, как чуть дальше по берегу одна из старушек о чем-то по-свойски болтает со Скейном. Старушка сидела, вопросительно склонив голову к плечу и потирала тощие лодыжки почерневшими на солнце руками. Взгляд Скитальца по-прежнему блуждал по сторонам, но время от времени ей удавалось привлечь его внимание к себе.
А где-то, прямо сейчас, Эйвен карабкалась по камням, нащупывая сильными загорелыми ступнями опору среди трещин и впадинок. Потом она плавно, чтобы не поднять брызг, опустится под воду и, извиваясь, поплывет…
«Я проиграла, я проиграла». Хатин так и не придумала, как схитрить на пятом этапе, и вот Эйвен приходилось бороться со штормовым течением. Пока Прокс завязывал конец веревки узлом, она призналась сестре с матерью, что так ничего и не придумала. Эйвен моментально уловила беспомощность и страдания Хатин; взгляд ее агатовых глаз тут же похолодел и как бы соскользнул с нее, словно сестренка неким образом вдруг перестала существовать. Когда же Эйвен, сощурившись, посмотрела на море, Хатин тут же сообразила, какой отчаянный план пришел в голову старшей сестре.
Силуэт Прокса на фоне сверкающей водной глади напоминал огромное препятствие, которое Эйвен надо было преодолеть незамеченной. Потом она обратила внимание на красные полосы от солнца на шее Прокса, увидела, как мучительно он надувает щеки, борясь с веревкой. А ведь он мог застрять в море на час, под палящим солнцем, пока Эйвен плыла к нужному месту, а остальные в деревне тянули время… и вот Хатин, повинуясь внезапному порыву, побежала принести ему раковину с водой.
Нет, она никак не могла принять монету.
Впрочем, когда Прокс отвернулся и потащил каноэ к воде, Хатин вспомнила об Эйвен. О, если бы Хатин была Скиталицей и могла последовать за ней! Воображение Хатин рисовало в голове Эйвен, которую сильное предштормовое течение мотает в вихрях потревоженного песка. Золотые песчинки поблескивают в преломленных лучах солнца. В ушах Хатин стоит шум волн: цепляясь за камни, они рвутся, как шелк, и словно разбиваются о ее череп. Мир вокруг будет скакать и вращаться, камни – вздыматься и опадать в безумной пляске, риф – вздыбливаться и пытаться вспороть Эйвен живот своими шишковатыми пальцами…
Прокс уже направлял лодку в сторону бухты. В синем небе, словно осадок в бутылке, собирались, наводя сумрак, тучи. «Повелитель Облаков облачился в траурные цвета, – подумала Хатин, и ощутила укол суеверного страха, когда заметила в их тени черный силуэт вулкана. Повелитель всегда помнил о вещах в обратном порядке: оплакивал смерть и катастрофу до того, как они случались, не после. – Эйвен, где же ты?»
Глядя на водные просторы, Хатин намеренно чуть расфокусировала взгляд. Пристально смотреть на то, как перекатываются и разбиваются волны, толку не было. Трюк заключался в том, чтобы не видеть ничего и видеть все одновременно, пока не начнешь замечать и биться, и расплескиваться в одном ритме с водами.
Не пятка ли мелькнула там, над водой? Эйвен, должно быть, у самой поверхности, плывет не к лодке, а к веревке, пытаясь поймать течение послабее – то, что ближе к берегу. Вон! У самой веревки над поверхностью показалась смуглая, растопыренная, как звезда. Рванулась вперед и…
– Юная госпожа! – Этот голос она узнала. Обернувшись, Хатин увидела рядом Скейна. – Будьте так добры, приведите ко мне вашу госпожу сестру. Нам надо как можно скорее продолжить, чтобы успеть до бури.
Хатин не посмела обернуться и посмотреть еще раз на море, однако почувствовала, как пляж внезапно охватило напряжение, словно все хитроплеты на берегу неслышно втянули воздух сквозь сжатые зубы. Что они видели?
– Юная госпожа?
– Д-да… Я сейчас. – Хатин отвернулась и, сухо сглотнув, украдкой глянула в сторону бухты. Нет, за веревку никто не держался. Эйвен промахнулась. У нее не выйдет подтянуться, подслушать, что шепчет Прокс, и сообщить об этом Хатин.
Всюду на берегу стояли, играя желваками, хитроплеты. Параллельно течению беззаботно бежали несколько сельчан, а исчезнув в Обманном Лабиринте, они побежали только быстрее. Хатин ясно прочла знаки. Эйвен не просто не ухватилась за веревку – ее унесло течением. Сельчане проберутся через Лабиринт к кромке воды и станут смотреть, где она попробует вырваться наружу.
Хотя ноги ее не слушались, Хатин заставляла себя идти к пещере. Когда она карабкалась по веревочной лестнице, тело ее наполнилось теплом, в котором она не сразу распознала гнев. Почему Арилоу не та, кем должна быть? Почему вся деревня должна страдать из-за этого тщательно скрываемого вранья? Все это делалось ради Арилоу, ради спасения лжи, окружавшей ее, точно нимб. Внезапно Хатин ощутила, что просто не сумеет отдернуть полог и увидеть, как невозмутимая Арилоу сидит на мягчайшей циновке, погруженная в себя, и водит языком по губам в поисках меда…
Хатин снова сухо сглотнула и отдернула полог. На циновке никого не было, как и в смежных пещерах. Арилоу дома не оказалось.
Она не бродила бесцельно по пляжу, не сидела под солнышком на своем камне в форме сердца. «О нет, прости, мне так жаль, Арилоу, так жаль…» Внезапно со стороны камней у кромки моря донесся резкий крик, который чуть не потонул в стальной россыпи воплей чаек. Хатин бросилась на голос, с ужасом воображая, как там, на камнях, выброшенная волной, лежит в крови Эйвен или Арилоу.
Протиснувшись в неровную трещину, Хатин застала странную игру в перетягивание живого каната. У воды стояла Арилоу. За одну руку ее держала Уиш. Ее лицо, лишенное улыбки, внушало ужас. За другую – Лоан; пригнувшись, он будто готовился прыгнуть на мать. Арилоу словно не замечала, как вихрится у нее под ногами вода, и что позади – скользкий склон, ведущий на глубину.
– Несчастный случай спасет нас! – яростно прошептала Уиш. – Если она поскользнется на камнях, то необходимость проходить проверку отпадет сама собой.
– Отпусти ее, – необычно низким голосом и очень тихо проговорил Лоан. – И возвращайся на пляж. – Тон его был угрожающе спокойным. Уиш отпустила Арилоу и удивленно воззрилась на собственные руки. Она побрела прочь, словно не замечая, как на лицо ей упал конец тюрбана.
– О произошедшем – никому ни слова! – прошептал Лоан. Он обернулся к Хатин, и та поразилась, прочитав на его лице мольбу. – В деревне больше никому не следует знать, что задумала моя мать. Зачем остальной семье… нам страдать? – Говорил он так горячо, что Хатин вздрогнула. – Я нашел ее, остановил, так пусть мне это зачтется…
– Я не… – Хатин отводила взгляд то в небо, то на воду, лишь бы не смотреть в его лицо, не замечать его страха. Хатин хотелось видеть прежнего Лоана – сдержанного, задиристого. – Не соображаю ничего. Я… мне надо отвести Арилоу на пляж.
Уводя сестру, Хатин не пришлось оглядываться на Лоана.
Что было бы, если бы он чуть-чуть опоздал… Перед глазами предстало окровавленное тело, лежащее на отмели, лицом вниз: размокшие перья в напомаженных волосах… Хатин крепко сжала длинную золотистую руку Арилоу обеими руками. Та тихонько засопела, и Хатин искоса глянула на сестру. Уголки рта у Арилоу безвольно опустились вниз: неужели она почувствовала угрозу?.. Или же просто дулась, протестуя, что ее увели куда-то незнакомые руки.
Хатин отыскала на берегу инспектора Скейна; казалось, штормовой ветер, треплющий косичку и полы камзола, ему нипочем.
– Госпожа Арилоу, – сразу же, без вступления, начал он, – нам надо побыстрее завершить проверку. Уверен, вам не терпится вернуться в жилище до того, как хлынет дождь, а господину Проксу надо вернуться на берег, пока не разыгралась буря.
Глаза Хатин щипало от летевших навстречу песчинок, но она, как всегда, переживала больше не за себя, а за сестру, которая моргать не умела.
– Надо укрыться от ветра, – голосом Арилоу заявила Хатин.
– Не возражаю.
Каменные персты внутри Обманного Лабиринта создавали заслон, будто настоящие пальцы, окружающие перевернутую кверху ладонь. Отполированные каменные выступы послужили сиденьями, и Хатин бережно усадила на один из них Арилоу. Скейн опустился на соседний.
Хатин взяла Арилоу за руку и нежно ее погладила. Ей сейчас оставалось надеяться лишь на чудо.
– Ну что же, госпожа Арилоу…
Арилоу подняла взгляд. С ее губ слетел слабый, похожий на птичью трель звук, а руки плавно задвигались, будто гладили что-то мягкое. Глаза распахнулись и посветлели. Неужели она видит?.. И правда, казалось, будто Арилоу задержала взор на каком-то предмете, сосредоточенно нахмурив брови. Что же значит этот ее блуждающий в звездах взгляд?
«Прошу, Арилоу, пожалуйста…»
Арилоу разлепила дрожащие губы. Хатин наклонилась, чтобы прислушаться… но услышала только обычный поток расплавленных звуков.
– Трудно расслышать сквозь шум волн, – спокойно ответила Хатин на языке знати, чувствуя, как сердце уходит в пятки. Планов у нее больше не было, придумать она ничего не могла. Оставалось тянуть время и молиться. – А у вашего друга странный акцент…
Минут десять она продолжала в том же духе, а лед у нее под ногами становился все тоньше. Наконец Скейн достал карманные часы.
– Мы близимся к завершению. Госпожа Арилоу, я покину вас на некоторое время, мне нужно проверить, не пришло ли письмо, но к моему возвращению у вас должен быть готов ответ.
Хатин дождалась, пока инспектор встанет, но лишь когда он сел обратно, догадалась, что Скейн покинул Лабиринт своим разумом. Конечно же, он раньше отсылал зрение – проверить, нет ли письма, и, вероятно, оно еще не пришло. Неужели послание настолько важное, раз инспектор сбегает вот так, прямо во время проверки? Впрочем, не все ли равно? У Хатин появилось время.
Выждав минуту, – инспектор так и сидел неподвижно – Хатин поднялась на ноги. Надо было убедиться, что Эйвен нашли. Неведение убивало. В то же время Хатин втайне, невзирая на угрызения совести, надеялась, что Эйвен, быстрая, как барракуда, сумела-таки побороть течение и подобраться к лодке Прокса. Если ее отыскать, появится надежда успешно закончить проверку.
Хатин вытянула одну из кожаных тесемок на запястье сестры и привязала ее к ближайшему каменному столбику, чтобы Арилоу никуда не ушла. Затем выскользнула из Лабиринта.
У кромки моря она застала нескольких сельчан, отправленных на поиски. Уже по их лицам она догадалась, что об Эйвен нет никаких известий.
– Мы будем продолжать поиски, – заверили Хатин. – А пока… возвращайся и делай все, что в твоих силах.
Затененные камни под ногами и руками Хатин отдавали неприветливым холодом, когда она подумала, что Эйвен погибла по ее вине.
Хатин представила, как холодеет взгляд мамы Говри, вообразила, как стоит перед всей деревней, охваченная горечью поражения… Почувствовала, как смысл ее существования утекает, подобно дождевой воде, в темный желоб.