Джонатан сделал вид, что прислушался, а Марго вдруг почувствовала, как похолодела спина. В том, что она услышала, не было чего-то странного или жуткого – ничего такого, что прямо сейчас звучало из радиофора, но что-то все же испугало ее. Она не могла точно объяснить, что именно, не могла подобрать нужные слова.
– Я ничего не слышу. – Джонатан по-своему прочитал страх Марго и попытался успокоить ее: – Не бойся, милая, «Таинственное убийство» – выдуманная история. Это все не по-настоящему.
Посчитав, что потрудился на славу, он вновь уткнулся в газету.
Марго попыталась сосредоточиться на вязании, но ее сердце больше было не на месте…
С первого взгляда в гостиной дома № 24 на Каштановой улице ничего не изменилось. Спицы, как и до того, звенели, странички газеты порой шуршали, переворачиваемые, а Мистер Убийца под тягучий монолог рассказчика брел по коридору, с каждым шагом все приближаясь к двери спальни своей следующей жертвы.
Что именно произошло с несчастным дворецким, история умалчивала. Говорилось лишь: «Верный слуга увидел, как странная тень в двух шагах от него приобретает форму высокого человека в плаще и цилиндре. Его глаза расширились от ужаса, рот раскрылся в немом крике и…» После чего трансляция потонула в шуме помех, а когда вещание восстановилось, было уже: «Прошептав: “Тик-так, тик-так”, Мистер Убийца развернулся и направился к комнате слуг, где, как он знал, спала кухарка, жена дворецкого…»
Скрипнула вымышленная дверь комнаты вымышленных слуг, едва слышные шаги и шорох одежд выдали то, что Мистер Убийца приблизился к кровати, на которой негромко сопела кухарка. Мистер Убийца уже во второй раз прошептал: «Тик-так, тик-так…» – и женщина проснулась. Увидев черную фигуру у кровати, она закричала…
И тут, среди воплей, профессионально и очень реалистично записанных актрисой-«жертвой», Марго различила топот по потолку. Топот вовсе не в радиоспектакле, а над ее собственной головой.
Марго снова устремила взгляд в потолок. Судя по всему, хмурилась она так сильно, что Джонатан почувствовал это. Опустив газету, он посмотрел на жену.
– Ну уж это ты слышал? – спросила Марго.
– Он просто играет. У него же день рождения. Не будь как…
– Даже не думай договаривать! – прервала его Марго. Было очевидно, что Джонатан собирался сказать: «Не будь как Джеральдин», прекрасно зная, как сильно она раздражается, когда кто-то сравнивает ее с сестрой.
Джонатан пожал плечами и снова скрылся за газетой.
«И вовсе я не как Джеральдин!» – подумала Марго и вернулась к вязанию; ее движения стали резкими, нервными, она пропустила одну петлю и сделала парочку лишних, но даже не заметила этого. Как не заметила и того, что Мистер Убийца, покинув комнату слуг, пошагал вверх по лестнице, преодолел второй этаж и поднялся на третий, после чего вошел на чердак с большими часами, где его уже ждал тот, за кем он явился на самом деле, хозяин дома…
Марго теперь волновало лишь то, что происходило наверху, – игнорируя радиофор, она напряженно прислушивалась и в какой-то момент услышала. В детской как будто захлопнули крышку сундука. После чего раздался отчетливый лязг.
«Так, с меня достаточно!»
Отложив вязание, она поднялась с кресла и сказала:
– Он завтра будет как лунатик. Если его не уложить, он может проиграть так до самого утра.
– Как знаешь, – ответил Джонатан и добавил с многозначительной улыбкой: – Но то, что в детстве из своих родителей меньше я любил именно маму, должно тебе о чем-то сказать.
Марго, нахмурившись, направилась к лестнице. Она не была строгой женщиной – скорее, она была в меру строгой женщиной, а в сравнении с Джеральдин так и вовсе была очень даже доброй и мягкой. Джеральдин считала, что Марго и Джонатан слишком балуют Калеба и однажды из него непременно должен вырасти бродяга или, что хуже, какой-нибудь актер, а быть может, и вовсе продавец рыбы (рыбу и все с ней связанное она просто ненавидела). Марго не сильно полагалась на мнение сестры, поскольку Джеральдин была из тех матерей, которые за малейшую провинность сажают детей в чулан, бьют их по пальцам или по спине и используют едва ли не в качестве домашних слуг. И сегодня она уж точно не думала отправлять сына спать, лишив его возможности поиграть со своими новыми игрушками, но что-то внутри будто бы подталкивало ее, твердило не замолкая: «Тебе стоит пойти. Прямо сейчас… Иди…»
И вот она поднимается по лестнице, а ощущение тревоги крепнет в ней с каждой пройденной ступенькой.
– Когда будешь возвращаться, заведи, пожалуйста, варитель! – воскликнул Джонатан. – Что может быть лучше к убийству, чем горячий желудевый чай!
Марго не ответила.
Из детской доносился топот. Там кто-то ходил, меряя комнату тяжелыми шагами. А еще она услышала голос. Голос этот, как ей показалось, не принадлежал ее сыну.
– Джонатан! – шепотом позвала Марго, но тот ее не слышал. Радиоспектакль подходил к своей кульминации: крики, гром, «тик-так, тик-так…» и револьверные выстрелы заполонили гостиную…
Марго заглянула в чулан на лестничной площадке и взяла там метлу. Она не совсем понимала, что будет с ней делать, – сметет Калеба с ковра, как мышонка? Или пригрозит, что выметет все игрушки из детской, если он не станет слушаться?
Что-то ей подсказывало: «Метла тебе не за этим… Ты ее схватила только потому, что под рукой не нашлось ничего получше…»
Что именно это «получше» и для чего оно могло бы понадобиться, она боялась даже подумать.
Поднявшись на второй этаж и подойдя к двери детской, Марго прислушалась. Из комнаты раздавалось сиплое старческое бормотание, а еще тоненький писк, имитирующий женский голос, как будто Калеб и в самом деле всего лишь играл со своими игрушками: раздав им роли, озвучивал реплики на разный манер. Голоса о чем-то спорили, а потом внезапно смолкли. Повисла тишина.
Марго положила руку на дверную ручку, и тут из детской прозвучало ехидное и самодовольное:
– Конец первого действия! Как тебе представление, мой маленький зритель? Нравится?
«Это не Калеб, – испуганно подумала Марго. – Он бы не смог изобразить настолько мерзкий голосок. Там кто-то есть… кто-то в комнате с моим сыном…»
Она бросила взгляд в сторону лестницы – позвать Джонатана? И тут же покачала головой: а что, если она себе все это надумала? Вдруг это просто ее страхи?
Крепче сжав метлу, Марго повернула дверную ручку и вошла в комнату.
Свет в детской не горел, и все равно Марго разобрала, что в ней стоит такой бардак, словно здесь прогулялась армия мелких проказливых гремлинов.
Игрушки Калеба валялись по всей комнате. У порога под ногами у Марго лежал медвежонок Броуди. На самом деле Броуди было трудно опознать – голова его отсутствовала, а из дырки наружу лез белесый пух. Кто-то жестоко расправился с несчастным Броуди. Когда-то Калеб обожал этого медвежонка, был с ним неразлучен…
Марго подняла взгляд на сына.
– Калеб, – пытаясь унять дрожь в голосе, сказала она, – что ты делаешь?
Калеб даже не повернул головы. Никак не отреагировал, словно не услышал ее слов. Он сидел на ковре к ней спиной и передвигал туда-сюда перед собой – Марго пригляделась – игрушечный паровозик. На Калебе была его пижама, а еще он напялил на голову старую двууголку отца Джонатана, которую Марго давно порывалась выбросить, – шляпу сильно погрызла моль, и от нее пахло гремлинской отравой.
Марго оглядела комнату. Бросила взгляд на остывший камин, на затянутое шторой окно. Никого, кроме играющего на ковре сына, она не увидела. Тем не менее чувство тревоги никуда не делось, и его подкрепила мрачная мысль: «Почему он не оборачивается?»
– Калеб Мортон, – строго сказала Марго. – Хватит игр на сегодня. Пора спать.
Мальчик мелко затрясся и захихикал.
– Прячь игрушки. – Марго добавила в голос чуть больше строгости: – Пора отправляться спать, дружок. И даже не думай со мной спорить. Вряд ли туманный шквал скоро закончится – у тебя будет целый день для игр. Я позволю тебе немного поиграть даже перед завтраком.
– Зачем тебе метла, мамочка? – тихо спросил Калеб, не поворачивая головы. – Ты решила поубирать немного?
То, как он это сказал, заставило ее оцепенеть. Голос сына звучал так, будто его записали на граммофонную пластинку. В нем проскальзывали вкрадчивые, словно пробирающиеся под кожу нотки. Прежде Калеб с ней никогда так не говорил.
– Мне просто показалось, что ты здесь не один, – ответила Марго. – Решила, что кто-то залез в дом. Я услышала… странные звуки, шум…
– Я здесь один. Никого больше нет. Только я и мои игрушки. Мы ставим пьесу.
Вкрадчивость исчезла из голоса Калеба. Он снова говорил как всегда: слегка шепелявил, и только.
Марго прищурилась – она едва могла разобрать сына в темноте комнаты, и это притом, что стояла от него всего в нескольких шагах. Ей захотелось подойти, взять его за руку, но что-то ее останавливало.
– Почему ты вообще сидишь в темноте?
