Комнатка

– За Дверью его крик раздался. И чавканье. Кого-то большого и сильного. Поэтому не зли Ратто и других примаров. Молчи, работай и делай все, что тебе скажут, – вздохнула она. – Через пару месяцев привыкнешь. И к тяжелой работе, и к отношению.

– В Ко-комнатке же должны бы-быть д-двацать… – Юба перебила меня и замахала руками.

– Должны. На следующий день, как Ратто вышвырнул Шептуна, в Сундуке появился новенький.

– Нецес?

– Ага, – кивнула она и, нахмурившись, указала на Сундук. Я же, увлеченный разговором, не увидел, что мы давно уже стоим возле большого металлического ящика. Девочка, заметив, что я просто стою на месте, поджала губы. – Открывай. Нам на кухню еще идти.

– Хорошо, – я вцепился в тяжелую крышку и, поднатужившись, с трудом ее поднял. А потом открыл рот от удивления, увидев на дне Сундука аккуратно сложенную одежду – темно-серая майка, куртка и штаны. Рядом виднелись тапочки, как у остальных обитателей Комнатки, и два завязанных веревкой мешка. Помимо них в уголке лежал орех, на котором кто-то искуссно вырезал мое имя.

– Бери одежду, обувь и пошли.

– А ме-ме…

– Мешки оставь. Там припасы. Их примары забирают. И орех тоже оставь. Нику… – девочка замолчала, когда позади нас раздались шаги, а потом послышался знакомый визгливый голос Унаги.

– Чего вы тут возитесь? – с вызовом спросила она. Юба, вцепившись мне в руку, опустила голову, как бы намекая, что я должен сделать то же самое.

– Одежду забирали, – тихо ответила девочка, но я видел краем глаза, как она сжала зубы и еле сдерживается, чтобы не нагрубить тощей примаре.

– Забрали? – спросила та и, дождавшись кивков, вспылила. – Ну так валите отсюда! Или вам работу найти? Бегом!

– Пошли, – шепнула мне Юба и, схватив за руку, потащила за собой. Унаги же, довольно мурлыкая, принялась разбирать мешки. Я мог лишь гадать об их содержимом, но понимал одно. Увидеть, что внутри, мне не дано из-за статуса.

Переодевшись, я посмотрелся в зеркало рядом со своим футоном и повернулся к Юбе. Девочка, сидя на краешке своей бывшей кровати, задумчиво смотрела на Дверь. Я догадывался, какие мысли сейчас гуляют в её голове, поэтому, пользуясь возможностью, решил не отвлекать Юбу, а вместо этого внимательно её рассмотрел. Жители Комнатки не любили, когда на них пялятся. Я замечал недовольные взгляды, если задерживал свой на ком-то слишком долго.

Юбу нельзя было назвать красивой. Она была обычной девчонкой. Худое, чуть вытянутое лицо, небольшие темные глаза, длинный нос и узкие губы. Светлые волосы она стягивала в высокий хвост. Но меня заинтересовало другое.

Юба была довольно плотной, а руки – крепкие и длинные, запросто могли принадлежать мальчишке. Был у девочки один недостаток, как и у каждого жителя Комнатки. Почти у каждого. Одна нога у нее была короче другой, из-за чего Юба хромала и не могла похвастаться быстротой. Я считал, что лучше хромать, чем заикаться. Хуже заикания могла быть только немота, на мой взгляд.

– Лучше избавься от этой привычки, – от тихого голоса я вздрогнул и в который раз смущенно покраснел. Девочка, внимательно на меня посмотрев, лишь вздохнула. – Тут не любят, когда кто-то пялится. Особенно примары. На нецесов нам смотреть можно, а вот с примарами будь осторожен. Тебе идет темно-серый.

– Спасибо, – кивнул я, застегивая легкую куртку до горла. Губы Юбы тронула легкая улыбка и она поднялась с кровати.

– Пошли, я покажу тебе кухню. Остальные ребята сейчас на работах. Поэтому познакомишься с ними после полуночи, когда я… Когда уйду, в общем. Но на кухне наверняка кто-то из наших работает, – сказала она и, махнув мне рукой, позвала за собой.

*****

Кухня была огромной. Не успел я этому удивиться, как Кнопка, заметив кого-то в клубах пара, махнула тому рукой и, кивнув мне, уверенно пошла вперед. Я же растерянно двинулся следом, не забывая вертеть головой.

От обилия вкусных запахов закружилась голова, а желудок заурчал. Не удивительно, учитывая, что моей единственной едой за весь день так и остался один пирожок, выданный мне Нику. Но кухне было плевать на голодных. Здесь, в пламени и жаре готовилась еда для всех жителей Комнатки.

В центре расположилась большая плита, на которой стояли три кастрюли. Сидящий возле плиты мальчик в сиреневом на миг оторвал взгляд от книги, что он читал, взял половник и тщательно перемешал кипящее в кастрюлях. Заметив мой взгляд, он нахмурился и поджал губы, однако ничего не сказал.

В углу стоял разделочный стол, за которым трудились двое – мальчик и девочка. Оба в сиреневых костюмах. Нецесы. Проходя мимо, я увидел, что они занимаются нарезкой бутербродов. Девочка методично орудовала ножом нарезая колбасу и сыр, а мальчик так же методично укладывал все на толстые ломти хлеба. Совершенно не задумываясь, я протянул руку к стоящей с краю тарелки и попытался взять один бутерброд. Однако Юба, побледнев, врезала мне по ладони кулаком и что-то недовольно прошипела. Я не услышал, что именно, потому что ее голос заглушило бурчание желудка.

– Совсем двинулся?! – повторила она, зашипев мне на ухо. – Это для примаров! Запомни, новенький. Без разрешения ничего не трогать! Каким бы голодным ты ни был. Понял?

– Да. П-прости, – виновато хмыкнул я, кляня свою безрассудность.

– Новенький? – Юба замерла, услышав голос девочки, которая нарезала колбасу и сыр. Повернувшись, она неловко улыбнулась и кивнула.

– Он не знает порядков, Режа. Прости нас, – буркнула Юба, но девочка неожиданно улыбнулась в ответ и вздохнула.

– Да чего извинять-то. Он, небось, как с Сундука вылез, так ничего и не ел, – ответила она и повернулась ко мне. – Есть хочешь, новенький?

– Немного, – тихо сказал я, а потом удивленно приоткрыл рот, когда Режа, кивнув, взяла с тарелки бутерброд и протянула мне. Мальчик, молча наблюдавший за этим, неодобрительно покачал головой, но молчание так и не нарушил. – Держи. Лопай, пока хлеб горячий.

– Спа-асибо.

– Не за что, – хмыкнула девочка и, усмехнувшись, повернулась к своему напарнику. – Помню, когда я вылезла из Сундука, то готова была быка сожрать.

– Никто и не сомневался, – отозвался мальчик и, скосив на меня глаза, добавил. – Ешь быстрее, пока никто не видит. Нас по головке не погладят, если выяснится, что мы нихилам еду примаров даем.

– Спасибо, Режа, – Юба, жадно глядя на мой бутерброд, снова схватила меня за руку и потащила в сторону, изредка ворча себе под нос, что новенькие совсем ополоумели.

Отойдя в сторону, под укрытие больших столов, я остановился и, подумав, разломил бутерброд на две половинки, одну из которых протянул своей сопровождающей. Та недоверчиво на меня посмотрела, шумно сглотнула слюну и, схватив предложенное, резко вгрызлась в хлеб, роняя крошки на пол.

– Как фе фкуфно! – блаженно промычала она, усердно работая челюстями. Я тоже постарался поскорее расправиться со своим куском, однако Юба оказалась быстрее. Когда я осилил половинку, она уже облизывала пальцы от крошек и колбасного жира.

– Очень, – кивнул я. Девочка дождалась, когда я доем, и, кивнув, повела меня дальше.

– Режа – старший нецес, – пояснила она, пока мы пробирались между столов, шкафов и огромных кастрюль, стоящих на полу. – Среди нецесов есть нормальные, не думай, что все такие, как Унаги. Их мало, но они есть. Режа часто нас подкармливает, а если не будешь тормозить, может и сладким угостить, хоть это и запрещено.

– По-почему? – спросил я, догадываясь, каким будет ответ.

– Ратто считает, что нихилы от сладкого лениться начинают. Да и не так уж его много в кладовой. Сладкое, обычно, на праздники дают или… когда кто-то покидает Комнатку. Вроде, как подсластить уход. Привет.

Приветствие относилось к двум девочкам и двум мальчикам, которые сидели в уголке перед большой кучей картошки и орудовали длинными ножами, изредка переговариваясь. Порой, кто-то из них откладывал нож в сторону, поднимался с пола и шел к металлическому чану с крохотным краником, рядом с которым на тонкой цепочке висела начищенная до блеска кружка.

Увидев меня и Юбу, четверка улыбнулась и указала на два низеньких табурета рядом с кучей овощей. Юба, кивнув, уселась на один из них и жестом показала мне сделать то же самое, а когда я примостился на краешке табурета, грустно вздохнула.

– Знакомьтесь. Это Молчун, – представила она меня новым прозвищем. – Он новенький. Теперь будет с вами.

– Добро пожаловать в Комнатку, – поприветствовал меня от лица всех худой мальчик с длинным, вытянутым лицом. Его подбородок странно выступал вперед и немного загибался, а лоб был слишком выпуклым и скошенным. Голос мальчишки показался мне знакомым, как и сопение другого мальчика – толстого коротышки с большими влажными глазами. Он постоянно шмыгал носом и дышал через рот.

– Вы с-стояли н-надо мной, ко-огда я спал, – с трудом выталкивая слова из горла, сказал я. Худой лишь невесело усмехнулся и повернулся к толстому коротышке.

– Говорил же, что он нас узнает, – улыбнулся он и, отложив нож в сторону, вытер руки и протянул правую ладонь мне. – Меня зовут Месяц…

– А э-это Го-го-год? – спросил я, кивнув в сторону удивленного коротышки. Секунду до всех доходил смысл сказанного, а потом вся четверка зашлась в диком хохоте, остановил который лишь грозный окрик кого-то из нецесов.

– С юмором у тебя в порядке. Я – Месяц. Старший среди нихилов, но работаю, как и все, – снова улыбнулся Месяц и повернулся в сторону толстого. – Это Пухляш. У него с носом что-то, поэтому он так шумно дышит ртом. На будущее совет, новенький. Ешь быстрее, а то Пухляш не дремлет.

– Очень смешно, братка, – буркнул коротышка и протянул мне руку. Я крепко её пожал. Ладонь была влажной и мягкой, как намокший хлеб. – Он шутит.

– Я по-понял.

– Ты странно разговариваешь, – осторожно заметила одна из девочек. С длинной фиолетовой челкой и бритыми висками. Левый глаз у нее казался затянутым серой пленкой, а второй, к моему удивлению, оказался такого же цвета, как и её волосы.

– Заикаешься? – участливо спросил Месяц и, когда я кивнул, пожал плечами. – У каждого свои недостатки. Мы не судим чужие и не даем судить свои.

– Ясно, – ответил я и повернулся к двум девочкам. – А вас ка-ак зо-зовут?

– Фиалка, – ответила «фиолетовая челка». – А это Аши.

– Угу, – кивнула вторая, с круглым лицом, глазами-пуговками и перекошенным ртом, после чего вжала голову в плечи, когда на кухне раздался визгливый голос Унаги.

– Почему еще не готово?! Пир начнется через два часа, а у вас только бутерброды нарезаны! – вопила она. Четверка тут же притихла и принялась быстро чистить картошку. Месяц, заметив, что я сижу без дела, поджал губы, вытащил из-за пояса еще один нож и сунул его мне. Как раз вовремя, потому что голос примары раздался за моей спиной. – А, тебе уже дали работу, новенький? Хорошо, хорошо. Комнатка ленивых не любит. И Ратто не любит. Кто ленится, тот хлебушек на ужин не получает. Хи-хи. Работайте, нихилы!

– Они работают… – тихо, но с плохо скрываемой неприязнью ответила ей Юба и зажмурилась, когда Унаги ядовито зашипела.

– У меня есть глаза, хромоножка. То, что ты Изгой, не дает тебе права говорить с примарами. Ратто будет доложено о твоем поведении. А сейчас… сходи и вылей помои. И новенького возьми. Ему полезно будет, – с издевкой бросила тощая и наклонилась над Юбой. – Еще что-то сказать хочешь?

– Нет, – мотнула та головой и, схватив меня за руку, потащила в другой угол, оставив четверку нихилов молча и сосредоточенно чистить картошку под присмотром злобной примары.

*****

– Теперь понял, почему нельзя с ними говорить? – тихо спросила Юба, пока мы молча шли к огромному баку в углу кухни. – Наказывают за все, Молчун. За косой взгляд. За пререкания. За невыполнение приказа. За нарушение правил.

– «И где здесь справедливость»? – подумал я, но, краснея от смущения, задал другой вопрос. – Ка-аким бу-будет на-аказание?

– Это решит Ратто, – ответила она. Я чувствовал, что Юба ругает себя последними словами за несдержанность, поэтому решил промолчать.

Когда мы дошли до бака, на боку которого кто-то вывел черной краской неровное «Помои», девочка взялась за одну ручку, а я за другую. Затем, приподняв бак, мы направились к узкому коридору, находящемуся в двух шагах от нас.

Бак был чертовски тяжелым и у меня с непривычки заболели руки, затем плечи, а потом и спина. Юба не обращала на тяжесть никакого внимания, лишь на лбу у нее выступили крохотные капельки пота. Однако тяжесть отошла на второй план, когда я понял, что коридор ведет к большому люку, стянутому двумя ржавыми цепями, скрепленными замком.

– Сюда мы выбрасываем мусор и отходы, – пояснила Юба, заметив на моем лице удивление. – Сначала отпираешь замок ключом, потом снимаешь цепи, открываешь люк и выливаешь содержимого бака вниз. Главное правило, новенький – всегда закрывай люк на обе цепи и не забывай про замок.

– Почему? – нахмурился я, услышав в голосе девочки страх.

– Сейчас узнаешь, – невесело усмехнулась та и, присев на корточки, принялась возиться с замком. Затем она отодвинула ногой в сторону цепи, которые глухо лязгнули по бетонному полу, и кивнула мне. Мы приподняли вдвоем крышку люка и меня обдало такой вонью, что к горлу подступила тошнота, а глаза заслезились.

– Ужас, – пробормотал я, зажимая нос пальцами. Юба улыбнулась и пожала плечами. На нее вонь, видимо, не действовала и девочка, вцепившись в ручку бака, ждала, когда я помогу ей его опрокинуть. Пара секунд возни и зловонная жижа с кусками перебродивших отходов с противным шлепаньем ухнула вниз. На миг мне показалось, что внизу кто-то обрадованно заурчал, а Юба, изменившись в лице, вцепилась побелевшими от напряжения пальцами в крышку люка и с трудом вернула её на место. Затем, отчаянно шипя, вдела цепи в толстые кольца и закрыла замок, после чего прислонилась к стене, пытаясь восстановить дыхание.

– Всегда. Закрывай. Люк, – процедила она и замолчала, когда снизу, из-под люка раздалось отчетливо слышимое, пусть и слегка глухое чавканье. От этого жуткого звука у меня волосы встали дыбом, а к горлу снова подкатила тошнота, когда я понял, что чавканье становится громче, словно нечто медленно ползет по широкой трубе, собирая со склизких стенок остатки того, что не упало вниз. Звякнула цепь, и крышка люка пошевелилась, будто чавкающий пытался выбраться. Последовал еще один удар, более настойчивый, а потом что-то шумное и большое плюхнулось вниз, осознав бесполезность собственных попыток.

– Ч-что э-это? – прошептал я, с ужасом смотря на Юбу. Девочка покопалась в пыльной коробке, стоящей за люком и, вытащив оттуда пыльную бутылку, откупорила её и сделала большой глоток. Она протянула бутылку и мне. Я же, взяв ее в руки, принюхался и в который раз подивился. В бутылке был чистый виски.

– Один глоток, – сказала Юба. Я послушался и, глотнув, зашелся в кашле. На миг показалось, что в бутылке не алкоголь, а настоящий жидкий огонь. Но теплая волна, ухнув вниз, так же резко вернулась и ударила в голову, наполнив тело теплом и легким хмелем.

– С-спасибо, – поблагодарил я девочку и, вернув бутылку, посмотрел, как та прячет её обратно в пыльную коробку. – А п-примары…

– Примары сюда не ходят. Воняет слишком, – перебила меня Юба. Её глаза ярко заблестели в полутьме коридора. – А мы, выливая помои, можем тут немного отдохнуть. Не наглей, главное. Один глоток за один заход. Другие нихилы тоже не прочь согреться. И не выноси отсюда бутылку. Если Ратто узнает, что мы его виски украли, то всю спальню за Дверь отправят.

– Что это было? – я запнулся было, когда слова вылетели из рта легко и без принуждения, но списав все на алкоголь, уставился на люк.

– Мы зовем его Обжорой, – нахмурилась девочка. – Пожиратель помоев. Я не знаю, как он выглядит. Никто не знает. Разве что только Ратто. Задолго до нас пара нихилов забыла запереть люк, и Обжора вылез…

Я молчал, догадываясь о том, что случилось.

– Не знаю, как его удалось загнать обратно, но на следующий день Сундук дал пять новеньких. Пенсне пытался спросить Телевизор, но тот проигнорировал его вопросы. Есть вещи, о которых лучше не знать.

– А виски? Откуда он у вас? – я смутился еще сильнее, когда Юба задумчиво на меня посмотрела, словно гадая, не придуриваюсь ли я со своим заиканием. Однако она пожала плечами, вздохнула и поднялась с пола.

– Иногда случаются удобные моменты, чтобы заглянуть в спальню примаров, – усмехнулась она и с грустью добавила. – Ребята расскажут тебе что к чему. Дай им время привыкнуть к тебе. Время – хорошая штука и смягчаются даже самые подозрительные. Ладно, пойдем. Тебе нужно помочь Месяцу и остальным дочистить картошку на ужин. А я… я пойду собираться. У меня не так много времени осталось.

Юба, проводив меня на кухню, попрощалась с остальными нихилами и, кивнув Реже, вышла через дверь. В моей голове все еще шумел виски, нихилы тоже чувствовали исходящий от меня аромат, поэтому не могли сдержать улыбок. Однако ножи в их руках не переставали работать, аккуратно срезая кожуру с подпорченной местами картошки.

Месяц усмехнулся, заметив, как я скривился, когда одна из картофелин, чавкнув, растеклась в моей ладони. Он, покопавшись в горке, вытащил оттуда большую картофелину и протянул её мне. К счастью, эта оказалась нормальной. Подпорченной, как и остальные, но нормальной.

– Сейчас дочистим эту горку и Нику принесет хорошую картошку, – пояснил Пухляш, с шумом втягивая воздух через рот.

– Хорошую?

– Ага, братка. Эту мы для нас и нецесов чистим, – шепотом ответил он. – А хорошая для примаров. Сегодня пир, поэтому покушают они много. Лучок пятерых с собой в сад забрал, чтобы свежей накопать.

– Потише, – буркнул Месяц, вытягивая тощую шею и смотря на стол, за которым работала Режа и другой нецес. – У Нику слух, что у летучей мыши.

– Так её тут нет, – беспечно махнул рукой Пухляш и снова мне улыбнулся. – Эх, братка Молчун… Сегодня примары жареную картоху будут есть. Нику редко разрешает картоху жарить. Говорит, мол, сытости от жареной меньше. Но сегодня им можно.

– Юбу изго-оняют? – спросил я, понимая, что это и есть правильный ответ. Пухляш коротко кивнул.

– Ага. После изгнания будет пир. Может нам и конфет дадут.

– Мечтай, Пухляш, – фыркнула Фиалка, насмешливо блеснув здоровым глазом.

– И буду мечтать. Ишь чего… лишать человека мечтаний, – усмехнулся тот и моментально умолк, когда послышались шаги и к нам подошла задумчивая Нику, держа в руке полупустой мешок.

– Дочистили? – дружелюбно спросила она.

– Почти, – ответил за всех Месяц, не поднимая на девочку глаза. Та хмыкнула и бросила рядом с его ногой мешок.

– Потом эту почистите. И кожуру срезайте аккуратно. Ратто по шее даст, если узнает, что срезали слишком много, – Нику вытащила из мешка пару идеально круглых, крепких картофелин и подкинула их в руке. – Картошка отличная. Сами гляньте.

– А о-очистки мо-можно себе за-забрать? – пересилив смущение, спросил я. Нику нахмурилась, но потом махнула рукой.

– Ага. На кой они тебе-то? Впрочем, берите. Ток смотри! Увижу, что срезаете слишком много, накажу! Понятно?

– Да, – буркнул я. Нику, постояв еще немного, ушла к нецесам, проверять, как идет готовка. Месяц, дождавшись, когда она уйдет, вздохнул и покачал головой, смотря на меня.

– С примарами говорить можно лишь в одном случае, Молчун, – тихо произнес он. – Когда тебя спрашивают. Повезло, что это Нику была. Она часто на правила рукой машет. Её кухня больше заботит, чем то, кто и как с ней говорит. Остальные не такие добрые. И на кой тебе очистки-то?

– По-помыть и… по-пожарить. Посоли, по-поперчи и в-вкуснее жа-ареной ка-артошки будет, – Фиалка улыбнулась краешком губ, когда я выдавливал из себя слишком длинное предложение. А вот Месяц наоборот, задумался, после чего, улыбнувшись, похлопал меня по плечу.

– Это ты хорошо придумал. И правда, картоха примаров же идеальная. Чистая, без черноты и гнили. Я попрошу Режу дать нам сковородку и плиту. Тут и поедим.

– Ох, братка… скорей бы, – мечтательно облизнулся Пухляш, заставив Фиалку и молчаливую Аши рассмеяться. Однако тут же раздался недовольный голос одного из нецесов, который следил за кастрюлями неподалеку.

– Хватит ржать и работайте, пока Унаги не вернулась, – рявкнул он и веселье моментально улетучилось. Вздохнув, я вытащил из мешка чистый кругляш и, положив под ноги чистую кастрюлю, принялся аккуратно чистить картошку. Ровные колечки очисток с тихим шорохом падали на дно.

Когда вся картошка была почищена, я и Пухляш, держа с двух сторон большую кастрюлю, оттащили её к Реже. Девочка, придирчиво осмотрев несколько чищенных картофелин, хмыкнула и кивнула в сторону другого стола, за которым стояли двое рослых ребят и, негромко переговариваясь, точили ножи.

Месяц, подойдя к Реже, тихонько шепнул ей что-то на ухо, заставив девочку сначала удивиться, а потом рассмеяться. Однако результатом разговора было то, что она выделила нам сковородку, полкружки масла, небольшой мешочек соли с перцем и плиту на одну газовую конфорку, стоящую в углу недалеко от того места, где мы чистили картошку.

– Умеешь жарить? – поинтересовался у меня Месяц, с жадностью смотря на кучку вымытых очисток. Я кивнул машинально и не успел удивиться, как в голове словно сам собой возник пошаговый план жарки картошки. Сначала я раскалил чугунную сковороду на огне, потом влил туда масла и, высыпав картофельные очистки, прикрыл лицо ладонью. Раскаленное масло фыркало и плевалось, но очень скоро над плитой поплыл вкусный запах жареной картошки.

– Ох, братка… – скулил вертящийся рядом Пухляш. – Пахнет-то как! Как настоящая картоха!

– Это и есть настоящая картошка, дурачок, – улыбнулась Фиалка, вытаскивая из нижнего ящика стола большую чистую тарелку, в центре которой кто-то намалевал неровным почерком «Них». Девочка шумно сглотнула слюну и улыбнулась уже мне. – Пахнет и правда здорово.

– С-спасибо, – я зарделся от смущения, но быстро мотнув головой, прогнал румянец со своих щек. Затем, подцепив ножом очистки, подул на них и быстро сунул лакомство в рот, чтобы проверить на готовность. И чуть не захлебнулся слюной. Да, очистки немного горчили, но вкусом почти не отличались от жареной картошки. Кивнув, я взял из рук Аши тарелку и осторожно вывалил очистки в неё. – П-приятного а-аппетита.

Тарелка очисток опустела почти моментально. Месяц, на правах старшего, поделил жареные очистки на пять ровных кучек и, умяв свою порцию, откинулся спиной к стене. На его некрасивом лице витала довольная улыбка.

Я съел половину своей порции, а остатки разделил между двумя удивленными девочками. Те лишь хмыкнули, но от добавки отказываться не стали. Пухляш было поскулил, что не наелся, однако после ленивого окрика Месяца, намекнувшего толстяку, что очисток в меню вообще не было, замолчал. Но я робко улыбался, смотря на новых друзей, которые сыто и довольно переговаривались, а в центре, как ядро нашей дружбы стояла пустая тарелка с корявой надписью «Них» и лишь желтые масляные разводы говорили о том, что на ней лежало каких-то пять минут назад.

– Так, так… – от шипения Унаги, раздавшегося за спиной, Пухляш подскочил чуть ли не на метр, лягнув ногой тарелку, которая отлетела к стене и чудом не разбилась. – А это перебор, нихилы!

– М-мы… – попытался было я объясниться, но Месяц, вцепившись мне в руку, резко мотнул головой. Сам он был бледнее вареного яйца, однако держался с достоинством.

– Я не задавала вопрос, заика, – ядовито усмехнулась Унаги, возвышаясь над нами, как палач. – Я сказала, что это перебор. Жарить картошку? Несмотря на запрет Ратто и Нику? Вы совсем ополоумели, уроды?

– Уни, они картофельные очистки жарили, – объяснила прибежавшая на шум Режа. Унаги скосила крохотные и налитые кровью глазки на нее и злобно улыбнулась. – Нику разрешила взять нихилам очистки, а я дала сковородку и соль. Они не жарили картошку. Вся картошка сейчас жарится для вас вон там, – она махнула рукой в сторону своего стола.

– Очистки? – брезгливо переспросила Унаги, смотря на спокойную, как удав, Режу. – Картофельные очистки они жрали?

– Ага, – кивнула та. На лице примары снова мелькнуло отвращение, будто мы не очистки ели, а крыс, причем сырых.

– Нихилы. Ничего удивительного. Даже помои жрать будут, если припрет, – буркнула она и, хмыкнув, пихнула Режу в бок. – Ладно, Ратто будет доложено. На всякий случай. Пошли, покажешь, как там наш ужин.

– Ох, братка… Боюсь, что нам влетит, – покачал головой Пухляш, когда Унаги и Режа ушли в другой конец кухни. Он вздохнул, но не сдержал улыбки. – Но как же вкусно-то было…

– Не думаю, что влетит, – мрачно буркнул Месяц. – Скорее Ратто запретит очистки примарской картошки жарить.

– Но по-почему? – удивленно спросил я. – Они же вы-выки…

– Да, выкидывают. Но кто знает примаров. Если он в хорошем настроении будут, то нас лишь поругают. А если в плохом, то запросто запретит, да еще и накажет.