– А давайте!
Закатывая рукава, я вышел на площадку, переключаясь на новый трофейный Аспект. По пути из института я его всё же немного поизучал, пытаясь расшифровать простейшие энергетические конструкты, лежащие в его основе и похожие формой на древние шаманские руны. Делать это на ходу, конечно, было неудобно, но основу я, кажется, ухватил.
Как и большинство Аспектов, характерных для диких животных, этот был совсем простеньким. Это даже не Дар Зверя – тот представляет собой гораздо более сложную конструкцию с кучей индивидуальных особенностей и, по сути, сплавлен из нескольких Аспектов.
Этот, добытый с вепря – как раз составляющая часть вампирского Дара. Та, что обеспечивает их сверхчеловеческую силу и скорость. Правда, сам кабан им пользовался очень эпизодически, выплескивая накопленную эдру короткими вспышками. Поэтому и ускорения у него были такие рывковые, разовые.
Что ж, на примере Укрепления я уже знал, что даже простенький Аспект в умелых руках может превратиться в мощное оружие. К тому же, Дар Пересмешника даёт мне бесценное преимущество – я использую все эти магические способности не по наитию, а чётко видя и понимая, что к чему.
Путилин кивнул мне на стенд с тренировочными мечами, но я покачал головой и встал в стойку для рукопашной – вполоборота к противнику, одна нога вперед, руки подняты на уровне груди, ладонями вниз.
– Давайте попробуем так.
Он неодобрительно покачал головой, но всё же, перехватив оружие обеими руками, закружил вокруг меня.
– Уверен?
– Аркадий Францевич, ну я вас умоляю. На прошлых выходных я поймал заряд дроби в упор. Теперь вы думаете меня испугать деревяшкой? Давайте, не жалейте меня. Покажите, что умеете.
– Ну что ж, не обессудь…
Атаковал он стремительно, без раскачки. И, что самое неприятное в его стиле – так это то, что многие его удары получались очень неочевидными, коварными. Двигая одним лишь корпусом, я довольно легко уклонился от косых размашистых ударов в голову и плечи, подогнул ногу, избегая подсечки по голени, но потом закругленный конец деревяшки больно ужалил меня в живот справа – так, что дыхание перехватило. Я едва успел отпрыгнуть назад, разрывая дистанцию. Но тут же, после секундной заминки, поманил противника движением ладони.
И он охотно принял предложение.
Целый град ударов со всех сторон – в рваном темпе, с резкой сменой направлений. Я завертелся, пригибаясь, уворачиваясь и временами чертыхаясь, пропуская болезненный удар. Скорость реакции и самих движений у меня была заметно выше, чем у Путилина – сказывалась разница между обычным человеком и нефилимом. Но при этом Охотник с завидной регулярностью умудрялся достать меня – чисто на технике, с помощью обманных финтов и мгновенных, жалящих ударов под неожиданным углом. Он просто-напросто переигрывал меня раз за разом. Это больше походило на шахматную партию, чем на спарринг.
Новый Аспект при этом всё никак не хотел проявляться. Судя по структуре светящихся «рун», составляющих его, ему требовался для запуска некий триггер – условие, при котором эдра выплёскивалась бы из тонкого тела в реальный мир.
Разгадка пришла сама собой, когда я вдруг получил палкой прямо в нос – вскользь и не сильно, но от боли аж звезды из глаз брызнули. Волей-неволей адреналин и злость разлились по венам, и одновременно внутри будто что-то взорвалось. Воздух вокруг сгустился, звуки стали какими-то растянутыми и на полтона ниже. Зато само тело будто распирало изнутри от неожиданной лёгкости.
Следующий финт Путилина я успел-таки разглядеть. Обманный замах с прицелом в голову, и тут же – разворот кисти и резкий увод «острия» тренировочного меча вниз и вбок, чтобы поднырнуть под инстинктивно вскинутую для защиты руку и ужалить в рёбра. Я отчетливо разглядел плавное, будто в замедленном повторе, движение и успел развернуть корпус вправо, пропуская деревяшку мимо. Мало того – успел и отскочить чуть назад, попутно хлопая по мечу левой ладонью – как можно ближе к перекрестью гарды.
Длился этот буст скорости буквально несколько мгновений, и когда он закончился – все ощущения резко изменились, будто бы я на огромной скорости вынырнул из-под воды. Или наоборот.
Путилин, стиснув зубы, со стоном потирал кисть. Выбитый из его руки тренировочный меч отлетел далеко в сторону, застучав по дощатому полу.
– Всё в порядке, Аркадий Францевич? Дайте-ка я взгляну…
Я переключился на Аспект Исцеления, оценивая состояние Охотника. Вроде обошлось – если бы был серьёзный ушиб или повреждение связок, я бы это разглядел. Да и сам Путилин, отмахнувшись, покачал головой. Подошёл к обронённому мечу, валяющемуся на краю помоста и, не наклоняясь, подцепил его носком ноги за середину, подбросил в воздух. Поймав за рукоять, тут же эффектно крутанул им, с гудением рассекая воздух. Повернувшись, поманил меня свободной рукой. В глазах его мелькнул азарт и тщательно контролируемый гнев.
– Ещё! – требовательно скомандовал он, снова бросаясь в атаку.
– Ну, ещё так ещё… – пробормотал я.
Тренировались мы довольно долго, делая иногда перерывы и возобновляя спарринг с новыми силами. Время летело незаметно. На теле моём к концу этого сеанса наливались синевой десятка два гематом, особенно на руках – иногда увернуться не получалось, и приходилось отводить удар тренировочного меча прямо предплечьем. Путилину тоже досталось – порой я, не рассчитав скорость и силу, выбивал у него из рук оружие так, что пальцы потом немели на пару минут. Сами деревяшки тоже не выдерживали – собственно, остановились мы как раз потому, что Охотник переломал об меня все три деревянных меча.
Несмотря на полученный ущерб, оба мы были довольны, как слоны. Кто не занимался единоборствами – вряд ли поймёт этого удовлетворения от работы с достойным спарринг-партнёром. А Путилин, несмотря на уже не юный возраст и недавнее ранение, противником был очень опасным. Будь у него в руках настоящий клинок, мне бы не поздоровилось.
Впрочем, я бы в этом случае тоже дрался совсем по-другому. И, боюсь, тогда у статского советника не было бы ни единого шанса. И он это тоже понимал.
Изрядно уморившись, мы ополоснулись из висящего в углу рукомойника. Путилин выудил из кадки с водой пару тёмных бутылок «Пильзенского», которые предусмотрительно прихватил из дома. Мы присели с ним на краю помоста и, откупорив пиво, сделали по глотку и одновременно с наслаждением выдохнули.
– Как самочувствие? – поинтересовался я, заметив, как он, чуть морщась, растирает правый бицепс.
– Завтра будет понятнее, – усмехнулся он. – Я все эти дни берёг руку, старался не натрудить. Но Лилия Николаевна говорит, что связки уже в порядке, можно понемногу давать нагрузку…
Отхлебнув ещё пива и поставив бутылку на помост, он подошёл к перекладине и, легко запрыгнув на неё, подтянулся раз десять – плавно, сосредоточенно, будто прислушиваясь к своим ощущениям.
– А что по поводу Арамиса? Никаких новостей?
Спрыгнув, он вернулся к помосту и ответил, только сделав ещё один глоток из бутылки:
– Увы. Как сквозь землю провалился. И по поводу чернявой дамочки этой, которую ты описывал – тоже глухо. Хотя вроде бы оба приметные, должны были где-нибудь засветиться…
– Вы вроде бы планировали допросить выживших заговорщиков из «Молота»? Всё ещё не получается договориться с Охранкой?
– Как раз сегодня переговорил с двумя «молотовцами». Но толку нет. Про Арамиса они мало что знают. Говорят, появился в городе недавно, в середине лета. Якобы прибыл из Петербурга. Участвовал в нескольких последних собраниях ячейки, но в каких-то реальных делах замешан не был. Впрочем, реальных дел и не было. Местная ячейка беззубая, полностью под контролем Охранки. А вот как раз Арамис пытался мутить воду.
– А Бэлла?
– С той вообще какие-то странности. Никто про неё ничего не может сказать. Мне дали взглянуть на протоколы допросов остальных членов ячейки. Тоже полный голяк. Не знай я тебя, подумал бы, что эта дамочка тебе примерещилась.
– Если бы… – усмехнулся я. – Ну, а вообще, что думаете? Может, они сбежали из города?
Он вздохнул.
– В нынешней ситуации это было бы даже к лучшему. Но я бы на это не рассчитывал. Этот Арнаутов, похоже, рисковый и очень дерзкий тип. Грач перед смертью намекнул, что он задумал что-то очень масштабное. Возможно, покушение на самого Романова, когда тот прибудет в Томск. Хотя это, конечно, звучит бредово…
– Разве? Мне казалось, для революционеров смерть императора – это чуть ли не главная цель. Неужели не покушались на него раньше?
– Пробовали, конечно. По-моему, раз пять или шесть пытались взорвать. Давно, еще в семидесятых, когда всё это революционное движение только начинало набирать силу. И застрелить пробовали много раз. Один случай, помню, был громкий – специально для покушения какой-то умелец изготовил особую дальнобойную винтовку, стреляющую вот такенными стальными пулями…
Путилин максимально раздвинул большой и указательный пальцы.
– Ещё и синь-камнем откуда-то разжился, и часть пуль была полая, с кристаллами внутри.
– Я так понимаю, взяли его до того, как он успел опробовать оружие в деле?
– Почему же. Застиг императора на открытом пространстве, прямо посреди Сенатской площади. Сам на крышу Адмиралтейства как-то пробрался, так что, пока его обнаружили и скрутили, он успел в Романова всадить всю обойму, что у него была.
– И что же – не пробил?
Охотник усмехнулся и искоса взглянул на меня.
– Ты, Богдан, будто вчера родился. Почему, думаешь, его величество Александра Палыча кличут Неодолимым, Несокрушимым или прочими похожими прозвищами?
– Ну, я слышал, что с помощью своего Дара он покрывается каменным панцирем…
– Да даже без панциря плоть у него уже твёрже камня. Говорят, и весит он пудов двадцать. Под его рост и вес даже кареты и мобили специальные делают – с усиленными рессорами.
– Хотите сказать, он совершенно неуязвим? Так не бывает.
– Может, и так. Но в военных кампаниях он участвовал не раз, и его не раз накрывало шквальным артиллерийским огнём. И – как об стенку горох. В общем, если и есть у Романова уязвимые места – о них ничего не известно. Однако расслабляться рано. Потому что, судя по протоколам допросов, всё же какие-то намёки на большой план имеются. Охранка местная уже который день на ушах стоит. И, кстати, твой старый приятель Орлов тоже в Томске.
– Да, я уже в курсе. Видел его мельком на приёме у Вяземского. Какого чёрта он вообще припёрся?
– Не знаю, не знаю… – задумчиво покачал головой Путилин. – Но с губернатором он, судя по всему, договорился, и действует в одной команде с местным отделением Охранки. Возможно, и часть своих людей сюда подтянул.
– Следы заметает, – проворчал я. – Грач ведь работал на него. Возможно, и Арнаутов тоже.
Путилин тяжело вздохнул. Этот разговор я заводил с ним не впервые – за несколько дней до этого уже подробно рассказывал ему обо всех своих подозрениях насчёт связи Стаи с демидовской Охранкой. Точнее, конкретно с Феликсом Орловым.
– Это слишком серьёзные обвинения, Богдан. И у нас никаких доказательств.
– Есть свидетельство самого Грача. Да и их разговор с Барсеневым я частично подслушал. Похоже, тот тоже был в курсе…
Статский советник в ответ лишь невесело рассмеялся.
– Слова двух упырей. Мало того – мёртвых упырей. Тело одного из которых вообще исчезло без следа. Сам понимаешь – всё это к делу не пришьёшь. Единственный человек, помимо тебя, свидетельства которого мы сейчас можем официально оформить – это та девочка, дочка твоего камердинера. Но…
– Да всё я понимаю, – отмахнулся я. – И Раду в это дело точно не нужно впутывать. Я просто добраться хочу до этого Орлова. И выяснить, наконец, что к чему!
Кулаки мои невольно сжались, и это не ускользнуло от внимания Путилина. Он понимающе кивнул и положил мне руку на плечо.
– Прекрасно тебя понимаю. Пожалуй, как никто другой. И, чем смогу, помогу. Но не забывай, с кем имеешь дело. Орлов – потомственный нефилим из очень уважаемого рода. Он в клане самого Демидова, а с тем даже Романов вынужден считаться. Обычные людские законы против таких не действуют. Нужно сделать так, чтобы им занялся Императорский Трибунал. Но для этого понадобятся очень веские улики.
Тут уж настал мой черёд тяжело вздохнуть.
– Это будет нелегко, Аркадий Францевич…
– Ты прав. Пожалуй, единственный шанс прищучить Феликса – это взять Арнаутова. Живым. Чтобы он мог свидетельствовать на трибунале.
Я задумчиво кивнул, снова приложился к бутылке. И замер, прислушиваясь к звукам, донёсшимся снаружи.
Молотки на крыше давно стихли – пока мы с Путилиным тренировались, бригада закончила работу. Да и вообще на улице к этому времени уже давно стемнело. Заметно похолодало. Сейчас, когда я начал потихоньку остывать после тренировки, это уже чувствовалось – одет-то я был довольно легко, а чаш с жар-камнем не хватало, чтобы прогреть всё помещение.
Выскочив из гаража, первое, что я увидел – это мечущиеся из стороны в сторону лучи фонарей на дорожке, ведущей от задних дверей особняка к флигелю Демьяна. Потом разглядел в потёмках Варвару, Полиньяка, Раду. В руках последней вместо фонаря поблескивал воронёными стволами «Тигрёнок» – массивная короткая двустволка, подаренная отцом.
Сам Велесов, неожиданно выскочив из-за кустов, отряхнулся по-звериному и раздражённо рыкнул, отворачиваясь от яркого света. Глаза его в луче фонаря вспыхнули зелёным, как у огромного кота.
– Ну, чего всполошились-то? – проворчал он слегка невнятно из-за вылезших клыков. – Домой идите!
– Мне показалось, чужой проскочил кто-то… – возразила, оглядываясь, Рада. – И Варя вон что-то почуяла…
Варя озиралась насторожённо, и магическим зрением я видел, как ядро её ауры ворочается, вот-вот норовя развернуться. Девушка сдерживала его на самой грани, так, чтобы Дар не прорвался. Но глаза её полыхали звериным огнём не хуже, чем у Велесова, ноздри трепетали, чутко втягивая воздух, а пальцы неосознанно скрючивались, будто звериные лапы с когтями.
– В дом, говорю, идите! – повторил непререкаемым тоном Демьян. – Я разберусь.
Мы с ребятами переглянулись, и я успокаивающе кивнул им. Те нехотя потянулись обратно к зданию. Я же отправился за Демьяном, перехватив у него Дар – вампир возвращался к флигелю без фонаря, и в темноте немудрено было споткнуться. Путилин, следовавший за нами, из-за этого изрядно отставал.
Попутно я принюхивался, пытаясь понять, что произошло. Чужих запахов вокруг и правда было много, но их можно было объяснить тем, что в последние дни на территории усадьбы работали бригады ремонтников.
Впрочем… У самого флигеля, мне, кажется, удалось различить один особый след – поначалу едва заметный, но потом резко обративший на себя внимание щекочущим ноздри терпким нечеловеческим запахом. А приглядевшись магическим зрением, я различил и тонкий шлейф того, что я называл остаточной эдрой.
Здесь недавно, буквально только что, побывал нефилим. Судя по характеру следа – вампир.
– Кто это был? – спросил я, когда Демьян уже был у двери. – Кто-то из Стаи? Раньше они не осмеливались соваться прямо сюда.
– Да так… – неохотно буркнул тот. – Почтальона прислали.
Я подошёл ближе и разглядел на двери в избу небольшой листок бумаги, пришпиленный узким обоюдоострым ножом со знакомым гербом в виде волчьей головы. Демьян одним движением выдернул стилет, пробежался взглядом по едва различимым в лунном свете строчкам на записке. И помрачнел ещё больше.
– Ну, вот и дождались… – пробормотал он.
– Что там? – заглядывая ему через плечо, спросил я.
Почерк был крупный и разборчивый, и я успел прочитать короткий текст сам прежде, чем Велесов смял записку в кулаке.
«Послезавтра в полночь. Знаменский скит, 300 саженей к северу. Закончим то, что начали на Медвежьей горе».
Вместо подписи стояла лишь витиеватая буква «С» с точкой.
– Похоже на вызов, – сказал я.
– Он самый. Я-то думаю, что это волки так долго кружат вокруг меня, но не бросаются. Что ж, из Петрова града сюда путь неблизкий… Но, видно, старые обиды не забываются.
Велесов обернулся на нас с Путилиным через плечо, сверкнув зелёными звериными радужками.
– Сам Сумрак явился по мою душу.
Глава 3
– Сумароков в Томске?! – переспросил Путилин. – Сам глава Стаи?
– Это… Мои старые счёты, ваше благородие, – проворчал он. – Вас не касается.
– Ещё как касается! – жестко ответил Охотник. – Забыл, с кем говоришь?
Демьян недовольно рыкнул, искоса взглянув на меня. Во взгляде его так и читалось «Ну вот, а я предупреждал».
– Пойдёмте-ка в дом, господа, – продолжил Путилин. – Думаю, нам есть, что обсудить. Встретимся в моём кабинете.
Не дожидаясь ответа, он развернулся и зашагал к дому, почти неразличимый в темноте в своём темном кимоно.
– Ну, не сопи ты так, – усмехнулся я. – И так вижу, что недоволен. Но, раз уж мы сотрудничаем с Дружиной, держать эту историю в тайне не получится. Да может, и не надо?
– Ты не понимаешь, Богдан. Твоё решение я, скрепя сердце, принял. И даже готов помогать, если дело касается охоты на каких-нибудь лесных тварей. Но тут… Мало того, что придётся идти против своих. Так ещё и с Дружиной. Это сочтут предательством.
– Ну, тут уж пора определиться, кто для тебя свои, а кто чужие. Ты ведь давным-давно не в Стае. Так что не всё ли равно?
Он вздохнул, опустив косматую голову.
– А что, кстати, за манера-то такая – записки оставлять с местом встречи?
– Сумрак вызывает меня на бой один на один. Старый обычай. Всё по правилам – место выбрал подальше от людей…
– Что за Знаменский скит?
– Монастырь заброшенный, к югу от города. И время выбрал не просто так… – Велесов взглянул на небо. – Послезавтра как раз полнолуние.
– И ты действительно собираешься идти?
Демьян поглядел вслед ушедшему Путилину.
– Ладно, поговорим дома. Это всё надо крепко обдумать…
Четверть часа спустя мы собрались втроём в новом кабинете Путилина.
Комната была большая, но пустоватая – из всей мебели тут остался только письменный стол, несколько кресел и книжный шкаф, полностью занимающий одну из торцевых стен. На полу раньше лежал ковёр, но его отдали в чистку, и сейчас о нём напоминало лишь прямоугольное пятно на паркете.
Впрочем, с тех пор как я заглядывал сюда в прошлый раз, Путилин успел разместить здесь кое-какие личные вещи. Возле стола расположилась лаконичная стойка с двумя японскими мечами, на стене появилась карта города и окрестностей с какими-то пометками, а рядом с письменным прибором появилась изящная фарфоровая статуэтка восточной танцовщицы и громоздкий телефонный аппарат, довольно дорогой на вид – чёрный, отделанный бронзой и слоновой костью. Телефонную линию в усадьбу провели в первый же день, как Путилин переехал. Благо, тянуть было недалеко – ближайший от нас почтамт находился на другой стороне улицы.
Сам статский советник встретил нас при полном параде – в таком же строгом чёрном кителе японского покроя, в котором я увидел его впервые, на груди поблёскивала золотыми секирами бляха Священной Дружины. Когда мы вошли, он как раз медленными отточенными движениями приводил в порядок свои бакенбарды с помощью небольшой костяной гребенки. Баки были густые, с уже начавшей пробиваться сединой, но даже они не могли полностью скрыть мелких красноватых шрамов на щеках, переходящих на шею. Из-за этих шрамов волосы растут неровно и приходится отращивать их настолько длинными – чтобы проплешины не так бросались в глаза.
Эта его забота о внешнем виде меня немного забавляла. Учитывая род его занятий, шрамов на нём – хоть отбавляй, и это неудивительно. Но именно эти, на лице, он почему-то старается скрыть.
Отвернувшись от зеркала, Путилин убрал гребень в карман и, будто прочитав мои мысли, произнёс:
– Эти отметины у меня с детства. Всё никак не могу извести, хотя и к целителям обращался.
– С детства? И как вы их заполучили? Неужто при воровстве соседских яблок?
Он усмехнулся.
– Яминокису. С японского переводится романтично – «поцелуй ночи», или «поцелуй тьмы». Невзрачная на вид плавучая морская водоросль, что-то вроде обычных саргассов, но мутировавшая под влиянием Ока Зимы. Получившая морозостойкость, но заодно и ещё одну очень неприятную особенность. Поверхность сырых яминокису очень ядовита, на коже остаются незаживающие ожоги. И, что самое поганое – они болят и воспаляются под воздействием света. Даже много лет спустя. Поэтому приходится их прикрывать.
– Я сразу понял, что вас много связывает с Дальним востоком, – кивнул я. – Наверное, это редкость. Я слышал, Япония – очень закрытая страна.
– Да. Мой отец как раз был в составе дипломатической делегации, в шестидесятых годах отправленной на восток – так сказать, для установления контактов. Я вообще из династии дипломатов. Дед больше тридцати лет работал послом в Поднебесной. Все три его сына пошли по его стопам. Двое старших до сих пор в посольстве. Мой отец был младшим, и выбрал другое направление…
Путилин, спохватившись, жестом пригласил нас к письменному столу. Мы с Велесовым уселись в старые резные кресла с лакированными гнутыми спинками. Под весом старого вампира кресло жалобно скрипнуло, и он невольно подобрался, аккуратно устраивая лапищи на подлокотниках и будто прислушиваясь – не развалится ли мебель под ним в следующую минуту.
Сам Путилин занял место за столом и, водрузив локти на старое потёртое сукно, сцепил пальцы в замок. Взгляд его был внимателен и исполнен тревожного ожидания. Повисла долгая пауза, и чтобы хоть как-то разрядить обстановку, я спросил:
– А как вы вообще тогда оказались в Петербурге? Да ещё и в Священной дружине?
– О, это долгая история, достойная приключенческого романа. Увы, самому быть на месте главного героя не всегда весело. Дипломатическая миссия моего отца поначалу шла вполне успешно. Удалось основать полноценное русское посольство в Осаке, он перевёз туда и жену с детьми – мне тогда было лет шесть. Несколько лет мы прожили там. А потом…
Он опустил взгляд, брови его сдвинулись.
– Я за малостью лет не понимал, что конкретно тогда произошло, да и до сих выяснить это не представляется возможным. Был какой-то конфликт с местной знатью, обернувшийся трагедией и для моей семьи, и для всего посольства. Меня и младшего брата в последний момент удалось выслать из страны на каком-то утлом судёнышке. Но оно попало в шторм, потерпело крушение… Там-то я и получил эти шрамы. Меня подобрали рыбаки из какой-то захолустной деревушки на Кюсю, и я много лет потом скитался, прежде чем удалось добраться до родственников в Шанхае. Довелось побывать и юнгой на китобойном корабле, и пиратствовать на корабле одного мятежного ронина, и участвовать в экспедициях в восточные области Сайберии, к Амуру и к озеру Ханка…
– А когда вернулись в Китай, не захотели оставаться в русском посольстве? Дядья разве не предложили свою помощь?
– Оба дяди не очень-то поверили, что я сын Франца Путилина. К тому времени, когда я добрался до Шанхая, вся его семья давно считалась погибшей. Да мы и в целом не нашли общий язык. А работа дипломата, сам понимаешь, совершенно не в моём характере. Впрочем, от родственников мне ничего и не надо было, кроме помощи в получении документов, с которыми меня приняли бы в делегацию, отправляющуюся в Россию. Я всегда мечтал вернуться на родину. Хотя, строго говоря, родился-то я в Шанхае…
Снова повисла пауза. Путилин явно избегал основной темы разговора, для которой и позвал нас к себе. Да я и сам не торопился её поднимать, а уж Велесов – тем более.
– Вы, кстати, знали, что основа нефилимской знати в Японии – именно упыри? – неожиданно спросил он.
Я пожал плечами, Велесов лишь выжидательно прищурился.
– Да, эта информация не очень распространенная, да и вообще про Страну восходящего солнца мало что известно. А ещё меньше из этого – достоверные данные. Даже с Поднебесной империей они не поддерживают отношений. Однако я-то знаю, о чём говорю. Тамошних нефилимов называют ёкаями, и самый распространённый среди них Аспект – это именно Дар Зверя.
– Из-за того, что его можно передавать другим?
– Именно. В отличие от Российской империи, упыри там не вне закона. Наоборот, они на самом привилегированном положении. Собственно, сама императорская династия триста лет назад стала вампирской, а вслед за ней – и все основные аристократические кланы. А в дальнейшем Дар зверя стал чем-то вроде награды, даруемой самым верным самураям. В итоге большинство ёкаев – это именно вампиры.
– Занятно…
– Ну, я бы другое слово подобрал, – невесело усмехнулся Путилин. – Потому что я-то видел, во что это превратилось для обычных людей. Когда страной правят кровопийцы – в буквальном смысле – народ превращается для них в нечто вроде домашнего скота. И помимо обычных налогов они регулярно собирают особую, страшную подать… Я много всякого дерьма насмотрелся там, на островах.