Нападать на меня с непотребствами никто не спешил, и я расслабилась. Под мерный стук колес мои веки вновь налились тяжестью, я завалилась набок и в полудреме провела оставшийся путь. Между столицей и Глэйворком было тринадцать остановок, и ни на одной из них мой сосед не вышел, чем очень меня заинтересовал.
Теперь я на него косилась с некоторой настороженностью. Слышала ведь, что в Глэйворке обычные люди не живут. Интересно, кто этот мужчина: оборотень или вампир? Впрочем, он ведь сел в поезд в Мельероне – солнечном приморском городе, который вампирам вряд ли по душе.
Утренний Глэйворк утопал в сыром тумане. Я выпорхнула из вагона, отошла в сторону, чтобы не мешать другим гостям провинции, и без удивления обнаружила, что на этой станции вышли всего двое: я и мой сосед. Хмурый брюнет на меня даже не взглянул, прошествовал мимо и скрылся в сумраке.
Я поежилась от ветра и крепче перехватила ручку чемодана. Зря все-таки обкорнала подол платья – голые ноги на сыром воздухе мгновенно посинели. Туфельки на высоких каблуках были моей страстью, но сейчас я прокляла их.
Вымерший вокзал, – а если точнее, то маленькая будка, в которой дремал скучающий кассир, – остался за спиной. Я шагала по мощеной дороге вглубь поселения, постоянно озираясь по сторонам, но из-за тумана ничего не видела дальше, чем на расстоянии вытянутой руки. На листочке с адресом была нарисована четкая схема, как найти дом, и я надеялась, что иду правильно.
От вокзала до центра по прямой, потом повернуть налево и пройти мимо таверны, школы и мэрии. Жители самой оживленной части Глэйворка ранним утром беспробудно дрыхли, и только я, замерзшая и пожалевшая о своем решении переехать в провинцию, стуком каблучков по брусчатке нарушала царящий здесь покой.
ГЛАВА 3
Над аккуратными домиками возвышался темный лес. Легенды о нем ходили самые разные, но от каждой из них по коже пробегали испуганные мурашки.
Каким же было мое разочарование, когда я обнаружила свой подарок на его опушке! Взгляд метался от величественных сосен и кедров к дому, и только внешний вид последнего заставил меня остаться на месте, а не рвануть назад к станции.
Двухэтажный бревенчатый особняк с террасой и двумя балконами казался сошедшим с красочных флаеров строительных компаний. На таких еще яркими буквами написаны слоганы вроде: “Дом мечты для дружной семьи!”. Моя дружная семья состояла из одного человека, и такой громадный особняк мне был не нужен. Но я помнила, что это гостевой дом, который пользуется спросом, по словам моего мужа, а потому решительно шагнула за ворота во двор.
Запущенный сад требовал не одного дня работы, а через плети сухого вьюна пришлось пробираться босиком. Каблуки то и дело застревали в земле, путались в сорняках, и я едва могла удержать равновесие. Треугольный камень нашелся сразу – им оказался самый обычный булыжник, валяющийся справа от лестницы, а вовсе никакое не произведение искусства, как я думала поначалу, не видя его.
Тяжелый ключ заскрипел в замочной скважине, и входная дверь приглашающе отворилась. Я неуверенно замерла на пороге. Повертела ключ в руках, оглянулась через плечо – соседи наверняка в такую рань еще спали и не могли видеть меня, а значит, никто не примчится знакомиться ни свет ни заря. Если в Глэйворке вообще положено знакомиться с новыми соседями. Но, надо сказать, свежий грибной пирог или корзинка кексов в качестве подарка на новоселье мне бы не помешали. За последние сутки во рту маковой росинки не было, а в доме явно не найду ни куска хлеба. Разве что черствого или сгнившего.
Впрочем, голод отступил на второй план, когда я оказалась в гостиной. Дом рассматривала с открытым от восхищения ртом и радовалась, как дитя новой игрушке. Сами боги послали мне Рэймонда, не иначе!
Просторные комнаты были обставлены добротной мебелью, на широких окнах висели плотные шторы, на полу лежали толстые ковры. Спален на втором этаже обнаружилось целых восемь! Внизу были столовая и кухня, гостиная с камином, кладовые помещения. Внутренней отделкой строители пренебрегли, но голые бревна вовсе не портили вид, наоборот, придавали дому уют.
Ощущение одиночества и скуки накрыло почти сразу. Всю мою жизнь рядом со мной кто-то был: сначала гувернантки, потом отец, мачеха. Одна я оставалась только ночами в своих покоях, и уж точно никогда не жила самостоятельно. Как и кому платить за воду и свет? Что делать, если прорвет трубу? Я совершенно не готова к жизни в одиночку!
Пока привыкала к мысли, что этот дом теперь мой, хоть мозг и отказывался воспринимать действительность, сизый рассвет прогнал туман, но солнце не появилось, и небо оставалось серым. Мне слышались звуки жизни: крики петухов, лай собак, голоса. Соседи просыпались и принимались за работу, и, наверное, мне стоило дать Глэйворку знать о себе, но выходить за порог совершенно не хотелось.
Все, что я знала об этой провинции, было рассказано мне старым другом отца, который прожил здесь ни много ни мало двадцать лет. Его рассказы всегда начинались и заканчивались различными пугающими фактами, в которые, к слову, никто не верил, кроме меня. Да и я-то верила в силу возраста – мне тогда было лет десять, если не меньше.
Но как бы сильно я ни оттягивала момент выхода в городок, он неумолимо приближался. Ничего съестного в кухонных шкафах не нашлось, если не считать пачки соли и плесневелой отсыревшей муки в мешке.
Я переоделась в приличную для этих мест одежду: обтягивающие легинсы и вязаный свитер с высоким воротом. Вообще-то, такие наряды леди было запрещено иметь в гардеробе, но вчерашним утром я собиралась впопыхах и могла “случайно” прихватить что-то с полок Бетрикс. Мачеха по какой-то причине не считала, что ей нельзя носить подобную одежду, хотя тоже заимела титул, выйдя замуж за моего отца.
Мягкие тапочки тоже попали в мой чемодан совершенно случайно. Не на шпильках же мне ходить, в самом-то деле? Бетрикс и не заметит пропажи, а даже если и заметит, совесть меня мучить не станет. Денег, которые отец оставил и мне тоже, я так и не видела, так что несколько предметов одежды и обуви – малая плата за мою нищету по вине мачехи.
При свете дня Глэйворк оказался на удивление симпатичным городком. Небольшие однотипные дома ровными рядами тянулись вдоль хвойного леса до самого горизонта, но большинство жилищ пустовало, судя по заколоченным досками окнам.
Мимо меня, гремя колесами, промчался паровой кэб, один из тех, что несколько лет назад изобрел выдающийся ученый – профессор Ёль. Тогда человечество осознало, что благодаря ему лошади больше не будут загрязнять городские улочки отходами жизнедеятельности, и на радостях провозгласило профессора Ёля главой юго-западного побережья, сместив с трона действующего тогда короля. Так, монархия закончила свое существование вместе с лошадиными повозками, а женщинам разрешили носить брюки.
Как все это взаимосвязано, я так и не поняла, но в своем пятилетнем возрасте осознала всю печаль нововведений: моя семья вдруг разорилась, утратив власть на землях, ранее ей принадлежавших.
В общем, паровой кэб удостоился моего гневного взгляда. Из-за таких вот новомодных изобретений я теперь вынуждена жить черт знает где!
Внимания местного населения я не удостоилась, что не могло не радовать. Соседки были заняты хозяйственными делами: вывешивали во дворах на веревки стираное белье, гоняли путающуюся под ногами малышню, время от времени обменивались друг с другом ничего не значащими фразами.
Продуктовый магазинчик нашелся недалеко – сразу за поворотом на соседнюю улицу, где заканчивалась брусчатка и начиналась грунтовка, а дома были меньше размером и более ветхими. Воздух здесь казался плотнее и даже пах по-другому, на что я обратила внимание, едва шумная улица осталась позади. Вроде вот только мир был наполнен звуками, но стоило пройти несколько метров в сторону, как все стихло.
Я потопталась на месте, а спустя минуту раздумий вернулась на свою улицу. Мертвая тишина тут же сменилась ребячьим хохотом и басовитыми голосами. Нахмурившись, обернулась к магазинчику. Сделала несколько осторожных шагов в его сторону и меня вновь накрыла тишина. Волосы на голове зашевелились от легкого ужаса.
Голод, в конце концов, пересилил, и я, решив, что мистика мне мерещится из-за усталости и недосыпа, зашагала к магазину.
Простенькие деревенские постройки здесь располагались на почтительном расстоянии друг от друга. Хозяев видно не было, каких-либо домашних животных или скота – тоже. Во дворах не висело сохнущее белье, сорняки повсюду росли, как им хочется, будто их никто никогда не убирал. Эта улица казалась нежилой и портила атмосферу всего Глэйворка.
Но именно здесь был продуктовый магазин, с прилавков которого на меня смотрело (глюки от усталости – они такие) множество вкусностей: копченое мясо, сыры, сладости, крупа и макаронные изделия. Тушенка, консервы, выпечка. С голоду не умру, уже хорошо. Всегда считала себя гурманом, но, когда в кошельке всего несколько фунтов и других денег не предвидится, перестаешь кривить нос.
Я уже собиралась было позвать торговца, но он объявился сам.
– Ой, – воскликнула я от неожиданности. – Мы ведь с вами в одном купе ехали!
Мужчина вскинул густые брови, без интереса осмотрел меня с головы до ног. Молча. Здороваться ему вера не позволяет? Мысленно хлопнула себя по губам: может, он вообще немой?
– Простите, – смущенно улыбнулась я. – Мне нужны продукты, не подумайте, что я вас преследую…
– Что именно нужно? – отозвался продавец, кивнув на полки.
Я быстро ткнула пальцем в некоторые пакеты, коробки, и мужчина ловко сложил все в бумажный пакет с ручками. Расплатившись, выскочила из дома, и воздух вновь стал казаться густым и тяжелым. Что-то давило на меня, что-то невидимое, но осязаемое, отчего хотелось спешно покинуть не только эту улицу, но и Глэйворк.
Домой бежала со всех ног. После быстрого перекуса принялась за уборку, предварительно распахнув настежь все окна и двери. Свежий воздух тут же наполнил замершие во времени помещения и прогнал затхлость.
На мытье полов ушло много времени, еще больше – на стирку. Не помня себя от усталости, рухнула в постель и проспала всю ночь.
Два дня спустя, еще на рассвете, когда через Глэйворк шел поезд из столицы, меня разбудил стук в дверь.
Мой муж, чье имя я уже почти забыла, а внешность вовсе не запомнила, был явно зол. В сером влажном тумане он стоял перед крыльцом и гневно сверлил меня взглядом.
– Мне стоило подарить вам жилье поближе к столице, – буркнул он, перепрыгивая через ступеньки. Вошел в дом, сбросил пальто на спинку стула.
– Я бы, конечно, не отказалась от жилья в окрестностях столицы, но с чего вдруг вы об этом задумались? – неуверенно спросила я, запирая дверь на засов.
– Чай есть?
– Прошу на кухню.
Расположившись за круглым столом у окна, через которое беспрепятственно можно было разглядеть высоченные кедры, Рэймонд уже не казался закипающим чайником. Глаза его потеплели, бледные от холода щеки порозовели.
– Не знаю, могу ли я что-то спрашивать, – начала я, – но все же уточню: вы приехали забрать у меня подарок?
– Да брось, – поморщился он. – И давай на “ты”? Женаты, как никак.
– Так что вас… тебя привело в… мой дом?
– Дядя. Его не устроило свидетельство о браке, решил, что я купил эту “бумажку”. Хочет лично с тобой познакомиться. Я пытался убедить его, что в ближайший месяц ты не готова к гостям, и он вроде успокоился, но стал спрашивать, почему медовый месяц мы празднуем раздельно.
– Потому что ты занят работой? – предположила я.
